Совсем иное

      Это поистине впечатляюще: быть принцессой богатой планеты; иметь под рукой звоночек, в который стоило только позвонить, и — вуаля! — прибегали слуги и исполняли любую прихоть; обладать такими размерами гардеробом, что… да закачаешься! Хоть отдельные покои выделяй под длинные юбки корсетов-кринолинов. Ах да. Под них же выделены целых двое покоев. Какая досада — забыть. Но ничего, слуги всё принесут, а гувернантки — напомнят. Не велика беда.       Зелень из окна всегда была почему-то на тон ярче, чем это виделось остальным. А солнце… Ой, а про солнце уж и говорить было нечего! Принцессе солнечной планеты, обладающей наследственным даром повелевать светилом, по определению не должно быть темно. Поэтому для неё и солнце было… ярче. Оно не ослепляло глаза и позволяло смотреть на свои лучи без вреда для здоровья. Ласковый солнечный свет наполнял собою её всю, пропитывая каждую клеточку. Казалось, она светилась изнутри. Словно внутри принцессы находилось её личное солнышко. И она светилась. Светилась, как редкие посланники Дракона в миры смертных или ангельские лица на фресках. Кожа её была тонка и бела, а волосы — вот! — концентрация всего света в её жизни!       Люди пели в её честь, король-отец устраивал пышные балы, а смелые рыцари соревновались на турнирах ради того, чтобы иметь честь подарить ей цветок и коснуться губами пропитанной солнцем кожи.       Всё это было прекрасным. Нереальным. Сказочным.       Всё было идеальным. Но — не тем, чего бы ей хотелось.       Переступив четырнадцатилетний порог, Стелла ощутила острую потребность в близком человеке. Она уже не была той маленькой наивной солнечной девочкой, которая свято верила, что мама появляется дома редко потому, что болеет и постоянно лечится на источниках. Она уже не видела той искренности поцелуев рыцарей, когда они касались её руки, о нет. Лишь оценивающие взгляды, скользящие по статной фигурке и острым грудкам. Интересно, а каково это: лишить наследную принцессу Солярии невинности? Не только сама мысль об этом будоражит, но и то, сколько денег предложит её король-отец за голову того, кто возымеет смелость совершить сие несомненно интереснейшее деяние. Да и слуги… Ох уж эти склизкие подлизы. Вечно пресмыкаются пред каждым господином, кланяясь верности лишь тому, кто заплатил им больше.       Всё это Стелла узнала во время своих немногочисленных побегов из дворца. Маскируясь под служку, она исходила столицу вдоль и поперёк и знала все её тайны, что бережно скрывал народ. А потому и была ужасно одинокой. Друзей у принцессы не было, королева-мать на курортах то с одним хахалем, то с другим, а король-отец по горло в делах государственной важности. Стелла была предоставлена самой себе, и страдала от отсутствия друга. Любого.       Когда приходили служанки, то принцесса могла поговорить хотя бы с ними. В основном болтала лишь она, конечно же, а горничные отмалчивались и натянуто улыбались. Потому что Стелла — принцесса, и они ей были обязаны улыбаться. А после того, как она узнала в городе, что слывёт «болтушкой и пустоголовой девицей, которую поскорей бы кто взял в жёны и увёз за тридевять земель»… Стелла и вправду стала вести себя ещё больше так, как о ней думали. Глупой, взбалмошной, красивой куклой, которой можно манипулировать. Хотя на самом деле манипулятором на Солярии была она. Любое дело отца незаметно проходило через её руки, и в итоге всё складывалось по желанию принцессы. Стелле нравилось видеть, как люди считали, что действуют по своей воле. Наивное дурачьё.       Но и это вскоре опостылело ей. Нужен был человек, которому бы она могла это всё рассказать, поделиться мнением или выслушать его идею, с кем могла заново пережить воспоминания, и… Жаль, что многое в памяти Стеллы начиналось с «золото» и оканчивалось им же.       Идея иметь близкого человека захлестнула её с головой. Стелла была вообще очень увлекающимся человеком: что бы не захотела выполнить или достичь — обязательно должна была дойти до конца. И всегда бросалась в омут с головой. Выходила — как получится: и сухой, и мокрой бывало, случалось. Но это утоляло хоть на мгновение её неугомонность, и Стелла была готова браться за следующее дело и зарываться в него. И так до победного конца. И по новой по кругу.       Из-за своей чрезмерной увлечённостью той или иной идеей Стелла не сразу просекла искренность намерений своего самого первого друга. Тот (или та, ныне уже не имеет значения) был ослеплён лишь выгодой их дружбы. Принцесса-то — богачка. Ага? И как только представилась возможность, он сбежал, поджав под хвост несколько десяточков драгоценных камней. От предательства кололо в груди, но Стелла не была рохлей. Поэтому и следующего друга, и последующего, и прочих, кто шли за ними, она пережила. Сердце принцессы ещё не очерствело от потока лжи, однако, она стала всё яростнее поглядывать на двери казны. Вот оно — причина грязи, разврата и порока! И если через отца уже действовать не получалось, оставалось одно: свалить отсюда, пока не поздно.       Ложь на родине опостылела Стелле, и она решилась попытать счастья в других местах. Алфея была среди первых пунктов, и поэтому вскоре принцесса стояла под сводами зала и восхищённо слушала речь директрисы о возможностях и преимуществах профессии (так думала сначала Стелла) феи. Она вновь загорелась: стать той, что сводит потерявшиеся разрозненные судьбы. И начнёт она, пожалуй, после выпуска с родителей. Воссоединит семью и, возможно, откроет глаза на пожар злобы в сердцах людей при виде чужого богатства.       Но из-за стремления сделать как лучше (и получить как всегда) и извечной неусидчивости Стеллу выгнали. Снова. Снова предательство полоснуло её плетью обиды, но она не унывала. Боролась с падкими на власть ведьмами, старалась отваживать от королевы-матери левых мужиков да оградить влияние огня золота на короля-отца.       А потом… она встретила Блум. И вновь попробовала стать феей. Вступила в клуб Винкс. Обрела верных друзей, тех самых, что искала на протяжении всей своей недолгой, но ужасно сложной жизни. Но не забыла, что золото — обжигает, и что лучше чувствовать пожар любви и ласки, чем алчные руки сверкающих купюр.