Arcanum

      В этом городе каждый камень рассказывает историю о могуществе и силе, о том, как когда-то давно с суши приходила опасность, а в море было найдено спасение. Город- корабль, город-убежище. Вечный и в том же время, меняющийся каждую секунду.       Среди венецианцев ходит анекдот, что если вдруг житель Светлейшей века так шестнадцатого, попадет в современность, то он никогда не заблудится. Найдет свой дом среди узких улочек и переходов. Может, только немного удивится новым шумным соседям.       Венеция словно сохраняет себя год за годом, принимает изменения лишь внутри, но никак не снаружи.       Тебе только и остается мечтать подсмотреть, что же там—за ставнями, но это почти всегда невозможно. Иногда, конечно, везет-- Хозяйка забудет закрыть окно и поделится потолочным великолепием.       Но совсем ненадолго.       Так, чтобы безвозвратно влюбиться в это безымянное сокровище и снова потерять.       По шумной улице от вокзала идет девушка в рыжими волосами. Гуляет. Даже в стороны ярких витрин не смотрит, хотя там притягательно переливается стекло.       Ей же совсем не интересно.       А вот Город оживает.       Люди спешат, выходят из дверей, оглядываются. Туристы любят селиться тут, ведь не нужно далеко нести чемоданы по ступенькам мостов. Да и блуждать с ними тоже по всем островам не очень удобно.       Зазывалы из ресторанов предлагают блюда на все случаи жизни. Девушка спешно проходит мимо них, даже не оглядываясь.       Хотя ее, в принципе, и не зовут. У работников кафе есть какая-то своя способность, понимать, кто перед ними: местный или турист. Девушку с рыжими волосами и черном пальто они почему-то определить до конца не могут. Моргают.       И забывают.       Она спешит против хода движения толпы, выбегает прямо на канал Канареджио и выдыхает. Поток людей исчезает, местные идут не спеша, выгуливают собак, толкают перед собой коляски. Жизнь маленькими ростками пробивается сквозь каменные мостовые.       С надеждой берет кофе на вынос в маленькой остерии. Паоло еще не до конца проснулся, стоит лохматый за стойкой, пробуждает кофемашину.       --Чао, --улыбается девушка, кидает монетки на деревянную столешницу.       Эспрессо горчит и возвращает какое-то неясное, потерянное где-то в другом месте, тепло. Назвать это чувство обычными словами сложно. Не тоска, не любовь, а скорее…сопричастность чему-то большему, чем ты сам.       Ветер путает рыжие волосы, пока она не доходит до края города. Если ты въезжаешь в Венецию на поезде, то сразу видишь именно этот район. И дом с круглой дырой на арке. Он всегда на месте. Словно это неизменный глаз Венеции, сквозь который она на тебя смотрит.       Церковь на окраине, как обычно, закрыта. Посетить ее можно лишь во время Биенале. Потрогать стены с древними фресками, теряющими цвет, заглянуть в провалившийся от поднимающейся воды пол.       Время и лагуна всегда берут свое, но город все также с ними борется и выживает.       Победить ему до конца никак не удается.       Венеция постоянно тонет. Каждый год на пару миллиметров. Может, превратится на исходе времени в новую Атлантиду.       Будто и не было ее вовсе.       Девушка с рыжими волосами почти бежит между домами, ветер подгоняет ее в спину, забрасывает порывом в арку с фонарем, шепчет что-то шумом волн. Впереди—ступеньки и вода. Лодки снуют туда-сюда по своему маршруту, но Смерть замирает. Словно она достигла своего края мира и вдруг успокоилась.       Хотя бы ненадолго.       Подходит к ступенькам, садится на верхние, спуская ноги почти к воде. Высокие сапоги принимают на себя соленые брызги, в легкие проникает запах водорослей и свежести. Слишком ветрено.       И слишком по-настоящему.       Сидит, слушает шум, впускает в себя все это бесконечное пространство, пытается на самом деле для себя понять, зачем так спешила, что хотела успеть заметить, а потом понимает.       Самолеты летят, поезда едут.       Лодки плывут.       Венеция приходит в движение, возрождается, оттаивает ото сна и морока       Опять живет.       Она сидит на краю ступенек и думает о том, что все так безумно взаимосвязано, что весь этот город словно существует в каком-то своем измерении, неспособный кого-то принять навсегда. Всего лишь на время открывает двери среди мостов и туманов. Играет с путниками в прятки.       Девушка с рыжими волосами смеется.       Колокола церкви Сент Джобе взрываются звоном. Их слышно так кристально хорошо, что можно даже замереть от неожиданности. Смерть вытягивает из кармана следующую карту, пытаясь для себя понять, в какую игру сейчас ввязались все жители этого города и она сама.       Предопределяет ли этот маленький ритуал все события или все давным-давно решено?       На карте золотой лев мчится сквозь заросли. На нем --девушка с темными волосами, держится за гриву, улыбается. Она смогла покорить себе хищника и перестать бояться. В ней столько силы, что даже звери отступают. Но это не разрушающая мощь, оставляющая после себя пепел, а нечто большее... несгибаемое, настоящее.       Венок из полевых цветов кажется живым на длинные волосах. И от этого еще более реальным. Будто бы нежность и упорство сплелись во что-то одно и привели к такому результату.       В городе, где война всегда возводилась в ранг искусства, умение побеждать ценилось не менее, чем способность творить.       --Куда же мы все ввязались,--шепчет девушка на ступеньках.—И кто по итогу победит?       Море волнуется, обиженно шипит, когда она встает со ступенек, прячет карту в карман и находит кусочек мела в углу. Сюда любят приходить любители граффити и влюбленные, оставляя свои инициалы на светлых стенах.       Смерть задумывается на секунду, а потом сосредоточенно выводит на последней ступеньке ровные буквы: Желаю тебе быть здесь.       Она знает, кому оставляет послание, поэтому, когда оборачивается, не может сдержать улыбки.       «Твоя любовь—это суицид»,-- читает знакомый почерк на противоположной стене и понимает, что игра началась слишком давно.       --Как же я ненавижу твое чувство юмора,-- говорит громко, не боясь, что ее услышат, а потом вздыхает.       Возвращается к остановке вапоретто «Три арки», садится на лавочку и ждет. Идти через весь город лень, хочется посмотреть на него с воды, оценить вид со всех сторон.       Когда 41 маршрут наконец приходит, садится позади на ветру, кутаясь в шарф. Брызги долетают до кормы и тают.       Вапоретто огибает город постепенно, забирает людей…Святой Альвизе, Мадонна дель Орто, Фондаменто Нове, любимый Госпиталь и Сан Микеле напротив, рыбий хвост—Святая Елена со своей стоянкой для яхт, Джардзини и, наконец, Арсенал.       Девушка с рыжими волосами выходит, стоит на причале, выглядывая из-за спешащих людей вдалеке высокие стены Арсенала. Сооружение военной памяти. Так и тянет к себе непобедимой мощью и былым величием.       Смерть садится на мраморную скамейку у края воды.       Ждет.       Вапоретто отплывает, погружая набережную на какое-то время в тишину. Рыжие стены и ворота словно горят в лучах солнца. Отсюда в свое время отплывали на войну созданные внутри корабли. Слова возникают в голове, произносятся холодными губами:       «Я слышал второе животное, говорящее иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.»       И хотя никто не пишет о том, какое животное может так говорить, девушка на набережной уверена, что это крылатый лев.       Тот самый, на входе Арсенала.       Потому что сила всегда порождает войну, за которой идет голод на вороном коне, несущий меру в руке.       А когда голод становится невыносимым, неизменно появляется она сама…       «И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.»       Девушка щурится, трогает бледный мрамор под собой, будто он живое существо, забирает тепло кончиками пальцев, а потом медленно открывает глаза…       Она идет...       И смотрит.       POV Аля.       Мне часто говорят, что я сильная и смелая, но я все еще не знаю, как в это можно поверить.       Ведь, что значит, быть таким?       Это делать только правильные вещи и ничего не бояться?       Или идти вперед, несмотря ни на что?       Я не знаю.       Иногда мне кажется, что никто не может этого знать.       Смелые –это те люди, которые спасают других рискуя собой?       Или всегда, как бы не было трудно,отстаивают свои убеждения?       Когда тебе семнадцать, ты не думаешь о том, что произойдет через пару лет, потому что хочешь слишком сильно жить здесь и сейчас.       Но со мной всегда было трудно.       Впервые я увидела мисс Этери, когда она привезла Дженни на конкурс пару лет назад. Там была и я. Смотрела вначале на сцену, где нам рассказывали историю о преодолении. А потом случайно столкнулась с самой преподавательницей возле кафе. Она задумчиво выбирала себе десерт.       Помню, как набиралась смелости попросить ее о совместном фото, помню, как она приобняла меня за плечи и как от ее волос пахло цитрусовыми.       В тот момент я уже знала, что хочу когда-нибудь оказаться в Венеции, чтобы учиться у нее, чтобы тоже рассказывать истории, от которых люди могут заплакать.       Когда Ка-Дарио отремонтировали, у меня не было ни грамма сомнений, что нужно переезжать, бросать все и ехать в этот город на воде, который всегда казался чужим.       Я пришла на прослушивание с надеждой, что меня хотя бы вспомнят. Но чуда не произошло. Среди всех остальных девочек, казалось, что во мне нет ничего особенного.       Дженни смотрит на меня пристальнее, чем на остальных. Она здесь будто бы даже хозяйка, словно и от ее мнения что-то зависит.       Но нравиться кому-то другому кроме мисс Этери мне не хочется.       Я становлюсь в начальную позу и танцую.       Кажется, что делаю при этом слишком много ошибок и почти не слышу музыку, поэтому когда тишина застывает в комнате, хочется сразу сбежать.       Мисс Этери смотрит на меня пристально и внимательно, еле заметно кивает. А потом…улыбается.       От этого мне становится тепло внутри.        И почти не страшно.       Я прекрасно осознаю в этот момент, что, если не попаду в эту группу, то лучше навсегда брошу танцы.       Потом я. конечно, спрошу, почему все-таки меня взяли, ведь были и другие, талантливые и сильные.       -- Отчаянье. В твоих глазах было отчаянное желание все изменить,-- говорит мне потом мисс Этери, когда я приезжаю в Венецию жить.—Люди с таким взглядом сделают все, чтобы идти за своей мечтой.       Этот город никогда не был мной желанным, но он постепенно открывается мне каждый день. Вначале я познаю его совсем рядом с Ка -Дарио. Гуляю по Дорсодуро, трогаю перила мостов, ищу кратчайший путь домой.       Когда продавцы маленьких магазинчиков узнают, где я живу, они начинают креститься. Жители Венеции слишком суеверны. Поэтому теперь я стараюсь молчать. Мне самой совсем не страшно, потому что Ка Дарио—теперь мой дом. А кто вообще боится дома?       Венеция поэтому открывается мне постепенно. Я не хочу узнавать ее, как турист, а желаю принимать всем сердцем, как тот, кто не может без нее жить.       Пока у меня получается слабо, но я стараюсь.       Также, как и танцевать всем сердцем.       Сегодня Даниэль хвалит меня больше, чем обычно. Наверное, у меня действительно получается лучше, потому что мисс Этери тоже улыбается. Будто я сделала что-то, что от меня так давно ждали.       --Ты все еще не выходишь за пределы Дорсодуро?—вдруг спрашивает она после занятий.       Я только и удивляюсь, что обо мне знают такие вещи, пожимаю плечами.       -- Мне не зачем.       Мисс Этери хмурится.       --Этот город открывается тем, кто его любит, а не боится,--тихо говорит она.—А ты не кажешься мне трусливой.       Я поджимаю губы.       -- К тому же я хочу поставить тебе программу, для которой нужна безграничная сила, Аля.       Когда мисс Этери произносит мое имя, я всегда замираю. Есть в ее тембре что-то чарующее и заставляющее замирать.       -- Это больше для Дженни,--почему-то говорю в ответ.       -- У нее свой образ,-- меня спокойно перебивают.—А вот тебе нужно раскрыть свой.—Она добавляет еще тише.—Позволь этому городу вывести тебя туда, куда он посчитает нужным, а потом расскажешь мне о своих открытиях.       Я киваю.       Это выглядит слишком заманчиво, чтобы быть правдой, но я принимаю правила игры. Венеция ведет меня мимо моста Академии в Сан Поло, по узким улицами до Сан Марко, а потом еще дальше. Я бегу от толпы по набережной, через мосты и каналы, пока не дохожу до Арсенала.       И вот там, наконец, останавливаюсь.       Каменные львы смотрят на меня укоризненно.       Это сооружение в свое время знали многие, особенно те, кто был связан с морским делом. За день работники Арсенала могли создать одно полностью боевой судно, но вот теперь работа там давно не кипит.       Словно величие ушло в забвение.       Мелкий дождь начинается, как всегда. внезапно. Я стою перед входом в морской музей и понимаю, что это будто бы такой насмешливый знак. Где еще искать ответы о том, что такое сила, кроме как здесь?       Вхожу в зал и сразу проваливаюсь в историю кораблестроения и самого города. Кругом лодки и пушки. А еще карты, глобусы и украшения кораблей. Мне кажется, что золоченые львы и крылатые существа повсюду. И среди этого запаха дерева и лака, кажется, что я чувствую, как Венеция начинает говорить со мной.       И Я понимаю ее еще больше.       Светлейшая республика,всегда защищавшая свои земли. Победившая врагов и покорившая море.       В зале, посвященном Бучинторо—праздничной лодке дожа, я сажусь на скамейку и рассматриваю макет. Именно на ней Дож уплывал в Лагуну для проведения обряда Обручения с морем, отдавая себя Светлейший навсегда.       Золото деталей ослепляет и покоряет. Львы, ангелы, резные детали—это больше похоже на произведение искусства, чем на орудие устрашения. На носу-статуя Венеции с мечом в руках. Величественная и прекрасная. Она сидит на крылатом льве и символизирует справедливость.       Во имя Светлейшей убивали и выживали. Она дарила вдохновение и забвение, а еще…надежду. На то, что ничто не случайно и во всем есть смысл.       Я выхожу из зала под слишком большим впечатлением, понимая, что познавать этот город мне предстоит еще долго.       Дождь закончился, солнце пробивается сквозь плотные тучи яркими лучами. Я подхожу ближе к набережной и вдыхаю морской воздух.       На мраморной лавочке у воды сидит девушка с рыжими волосами, которая от моих шагов вздрагивает и открывает глаза.       --Извините, я не хотела вас напугать.       Она смотрит на меня с неясной улыбкой.       -- Все хорошо, я просто задумалась.       Больше она не говорит ничего, но в свете закатного солнца, все больше становится похожа на золотую статую Венеции с носа Бучинторо. Не хватает лишь меча и весов.       Почему-то мне кажется, что справедливости в девушке, смотрящей на воду, более чем предостаточно.       Также, как и силы.       И в этот момент, вспоминая все то, что было увидено сегодня в залах морского музея Арсенала, я понимаю, что такое настоящая сила.       То, за чем меня послала подальше от привычного Дорсодуро, мисс Этери.       Потому что на самом деле быть сильным-- не значит разрушать то, что ты ненавидишь, это в первую очередь значит--защищать то, что ты любишь всем сердцем.