Осколки нежности

      С того злополучного вечера прошла неделя, Рейх так и не удосужился зайти, чем заставил Украину нервничать и бояться затишья перед бурей, но под второй день на его столике, кроме подноса с едой лежала небольшая книжечка. Открыв её, Украину удивило маленькое послание, которое выпало из нее. Развернув этот листок, он начал вчитываться в слова.       «Здравствуй пёсик, животинку нужно выгуливать, но увы, у меня пока что такой возможности нет. Очень скоро я вернусь и исполню твою просьбу увидеть брата, а может и братьев. Дождись меня.»       Красивый почерк говорил с явной насмешкой и издёвкой, но радовало одно — Рейха не будет, и Украина может вздохнуть спокойно. Он злобно порвал бумажку и сколько ещё таких порвёт, выкидывая в небольшую урну возле окна. Его раны перебинтовывали два раза в день, ухажывая как за старыми и не значительным и, так и за серьёзными кровоизлевающимися. Ему приносили завтрак, обед и ужин точно секунда в секунду, при этом никуда не выпуская. Как птица в клетке или... как запертая зверюшка, что помогало, ведь ванная была в соседней комнатушке. Единственное, что радовало голубоглазый взгляд — это книги, положенные на прикроватный столик. Когда из комнаты уходила абсолютно вся прислуга, и помещение погружалось в тишину, которую могли нарушить лишь шум покачивающихся деревьев за окном и пение небольших птиц. Паренёк садился на большой мраморный подоконник, открывал шёлковые странички и погружался в мир фантазий, которые иногда перетекали в глубокие мысли совсем не связанные с книгой. Каждодневные накручивания и искусанные губы... Он переживал... нет, даже не так. Он боялся.       Его братья, не только Белорусь, в заложниках у Рейха. Ночные слёзы и ужасающие кошмары с участием самых дорогих. Славянин не раз подскакивал на кровати в приступе животного страха, сейчас же сидение на подоконнике, прижимание ног к груди и обдумывание уже сотой идеи побега, продуманные чуть ли не до песчинок, но ломающиеся, как карточный домик из-за непостояности дней. Иногда мысли заходили абсолютно не в ту сторону, воспоминания про холодные глаза, которые своим серебром смотрели с ухмылкой, сильные руки, заставляющие подчиниться. В такие моменты где-то внутри, омега, которая раньше даже лениво голову не поднимала, сейчас игриво виляла хвостиком. Парень не раз заливался краской, откидывая такие мысли и ударяя себя по щекам, чтобы даже не думать о таком. В ужасе сам от себя хватал опять книгу, пытаясь отвлечься. Скучать ему не давали также письма, в каждом клачке бумаги индивидуальный текст, не одной строчки,которая повторялась бы. Иногда эти письма приобретали маленькие клички и всё с той же насмешило. Раны затягивались, и парень по утрам хотя бы не шипел от боли. Было спокойно тихо, только ночью его пронзал страх, кошмары не уходили, заменялись новыми, более ужасными, но как только Украина прижимал ткань ночной рубашки к носу и вдыхал тот сказочный аромат, всё утихало.       Да, приятных снов не было, но и кошмары пропадали. Всё стелила тьма и умиротворение, пару дождей, которые прошли за эту неделю дарили разнообразия в скучное, уже обыденном окне, дни наполнились спокойствием, может и не на долгий срок. Сегодня украинец уснул, быстро непринужденно окунаясь опять в тонкую нитку запаха... Кажется, он начал разбирать, что это. Это была ла... небольшой дискомфорт и тёплая ладонь на плече, которая нежно трясёт его, пытаясь разбудить. Открыв глаза, пареньку сразу на глаза попал свет, заставляя поморщиться и протереть глаза. Удивлённо обратив внимание на того, кто довольно рано его разбудил. — Р-рейх? — напряжённо и с искренним удивлением обнаружил парень. — Скучал по мне?.. как... твои раны? — начало его слов было ухмыляющимся жаргоном, но под конец фразы он стал более серьёзным. Голубоглазый удивился и отвёл взгляд, тихо прошептал, но так, чтобы было слышно. — Я в порядке... и не нуждаюсь в твоём беспокойстве. — Вставай... Я не люблю врать... так что пойдем, — взгляд Рейха был не обычный, как будто радостный, не таскующий, но его садизм на дне оповещал, что что-то не так.       Мужчина встал с кровати и вышел из комнаты, говоря, чтобы УССР паторапливался. Как только дверь закрылась, омега подскочил и начал мигом собираться. Он сразу догадался, куда его могут повести, ныряя в мысли и воспоминания детства, которые отдавали сладкой ностальгией. Выскочив из двери, паренёк чуть не врезался в крепкую спину Рейха, но вовремя отпрыгнул. Сам же Рейх сверлил его взглядом, искорки которого бегали по телу славянина. Он развернулся на пятках и приказал идти за ним. Было прохладно, в особняке Рейха было жутко холодно, так что даже кости примерзали. Он ускоренно следовал за нацистом, чтобы успеть, поскольку тот ходил быстро, постоянно бегая глазами по людям, которые были в особняке.       Они прошли длинную лестницу, которая, как и неделю назад, вела вниз под здание, но на этот раз мужчина повернул направо. Наконец, он остановился возле железной двери, около которой стояло двое военных. При виде своего начальника они стали ровно, но, переведя взгляд на Украину, ухмыльнулись, заставляя паренька вздрогнуть, но держать себя храбро. Дверь открылась с противным скрипом чуть ли не на весь особняк, впуская наших героев внутрь. Каблуками шнурованых берцев Рейх отстукивал ритм сбитого дыхания Украины, который озирался по всем камерам в поисках родных и знакомых лиц. Рейх отворил одну из дверей, открывая славянину вид на измучанные тела своих братьев. Сердце сделало кульбит и задрожало, всё тело и сознание пронзило болью. Он даже не стал спрашивать, просто вбегая в камеру, падая на колени и прижимая изумлённых к себе. Он крепко обнимал Белоруссию, целуя заплаканые щёки Эстонии, и сам же рыдает навзрыд. Итощённые, побитые, заплаканые, но живые. Самое главное — живые. В этой камере было только двое братьев, но Украина всем сердцем желал, чтобы и со остальными всё было хорошо. Братья сжимали рубашку старшего, дрожа, цеплялись за него, как за последнюю надежду. За всем этим Рейх наблюдал с наглой улыбкой, для него это была некая забава. — Тебе нечего сказать братьям? Ты их, возможно, больше не увидишь. — Украина... — плача, шептал Эстония до последнего не замечая ни солдат, ни Рейха.       Он утыкался в плечо брата, вдыхая приятный аромат его тела: запаха молока и домашнего, только испечённого хлеба. Белоруссия так же утыкался в плечо, шепча сквозь слёзы что-то не разборчивое, но такое родное. Прервали это воссоедение родных сердцу Украины двое военных, они отдернула их, хватая за руки и забирая их от Украины. — Нет! Не троньте их! Рейх, прошу, не нужно! Я сделаю всё, только отпусти их и не трогай больше! — голос срывался, Украина плакал и молил. — Так вот, что может сломать такого сильного и не покорного... Одна бета и хрубкая омега... — Прошу, обеспечь им хоть немного нормальные условия, они не выдерживают, они очень истощены... Я прошу, всё, что угодно, только помоги! — Рейх не одобрительно фыркнул в ответ Украине и проигнорировал его слова, он лишь сказал своим солдатам. — Готовьте пыточную, у нас новый зритель... — парень вспыхнул, как огонь, поднялся на ноги и вцепился в его рубашку. Рейх сказал что-то на немецком языке фрицам, и они, холодно взглянув на парня, в ту же минуту увели братьев Украины. — Украина!..Чёрт, сукин сын, пусти меня! — Белорусь громко кричал и вырывался, Эстония так же вырывал из хватки запястья. Нацист холодно смотрел в голубые глаза, такие необычайно прекрасные, но... жалкие. — Куда?.. Куда их?.. Куда их забрали?!.. — он задрожал всем телом, как маленький котёнок, над которым нависала злая собака, голос так же дрожал, как и его владелец.       Эмоции переполняли голову, он был не стабилен, голова опустилась в грудь Рейха, пачкая слезами, но Рейх почему-то не отталкивал. Он мирно стоял, как будто опять задумался о чём-то. Украину схватили за запястья и прижали к холодной стене, вжимая и ставя колено между ног, не давая даже дёргаться. Он медленно, как змея опустился к дрожащему телу,к нежной шее, поднялся к уху и зашептал с ухмылкой то, чего ждал настолько долго. Его тягучий бас и хриплый голос шептал с нежностью, но явно поддельной. — Хочешь, чтобы твои братья жили?.. Ты готов заплатить всем? Отдай мне своё тело без сопротивления. Я хочу насладиться твоей чистотой... Позволь снять с себя корону непорочности. В случае отказа твои братья отплатят за тебя, — Украина тут же стал серьёзным, слёзы прекратились, тонкие брови свелись к переносице.       Рейх поднял голову, смотря точно в глаза, ухмыляясь и чувствуя свою победу над слабым, хрупким омегой, который был готов на всё ради своих братьев. — Только... освободи их и не трогай... не ты, не солдаты... я... — он отвёл взгляд, поджимая губы. — Я... согласен... — наглая улыбка расплылась на лице мужчины.