***
Тиканье часов… удар — секундная стрелка продвинулась, и опять следует удар кулака о лицо, кровь с плеском капает на пол, а громкий кашель раздаётся по всему помещению. Костяшки немца побагровели и даже слегка стёрлись в кровь от столь частого использования силы. Рейх одним резким движением руки повалил молодого человека на стул. Тот сильно стукнулся головой о стену, поэтому даже сначала не понял, что произошло. Два других военных подали острый нож и подкатили старую, скрипучую каталку, которую давно проела ржавчина. На этой причудливой конструкции лежало множество различных острых предметов, что поблёскивали в тусклом свете лампочки. Военный, который сидел на стуле отходил от сильных ударов хозяина поместья и с полуприкрытыми веками наблюдал за всем будто в трансе, а когда начал осознавать — сероглазый уже резал грубыми и резкими рывками его одежду. Делая не аккуратные движения, он совсем не щадил его кожный покров, оставляя острым лезвием царапины. Немец сразу предотвратил первую попытку сбежать, влепив парню сильную пощечину, отчего он откинул голову назад, из его уст слетел стон боли. Кроваво-красная краска покатилась с носа, окрашивая лоскутья одежды, которые остались на нём. Нацист закрепил руки и ноги парня к основанию стула ремнями, руки были прочно застёгнуты на подлокотниках, а ноги зафиксированы к ножкам, а так же его пояс, чтобы мужчина не вырывался и сильно не дёргался. Его каркас туго затянули, что в лёгких и без того тяжело дышащих, становилось адски больно. Напуганный с самого начала сидел в неудобной позе, а теперь и вовсе чуть ли не извивался, пытаясь уйти от больно режущего дерева. Серые глаза будто с ума сошедшего Рейха пробежались по заключённому, которого так умело приковали его люди. Подойдя к железной конструкции, он положил с характерным звоном нож и взял из коробки, находящуюся на алюминиевом столике, который стоял неподалеку от него, длинную, похожую на спицу вещь, и бросил взгляд на испуганного парня. В полутьме зловеще блеснули его глаза, ничего доброго это явно не предвещало. Подойдя к уже начинающими обливаться слезами парню, он присел на корточки, когтистыми руками пройдясь по ноге так, что после его ладони на ноге парня образовались три глубокие раны, кровь потекла новым потоком, а парень заверещал на всю темницу. Недовольно сморщившись от надоедливого крика и мольбы о помощи, Рейх приказал военным заткнуть ему рот. В ту же секунду в его рту оказались тряпки его бывшей рубашки. Рейх коснулся его обнаженной ноги спицой, кожа которой тут же покрылась мурашками от пробежащего холодка. Сильно надавив предметом, он вдавил спицу в раны от когтей, после чего просунул железо дальше, резким движением вводя ее полностью в ногу, тут же слыша, как парень, чуть ли не разрывая горло, заорал от боли сквозь ткань. Кровь хлестала, скапывая на пол и доползая водопадом прямо до ботинок нациста, окрашивая и их в цвет смерти. То же самое он проделал со второй спицой, но на этот раз немного покрутил ее вокруг своей оси, разрывая внутренние ткани. Когда он вставлял очередной инородный предмет в его тело, на его лице отразилась маниакальная улыбка, как будто весь этот процесс доставлял ему неимоверное удовольствие. Острые концы доставали чуть ли не до самых костей, а может и правда доставали… Вставляя третью спицу в другую ногу, он, кажется, наткнулся на что-то. Видимо, это была мышца, но его это не остановило, спица просто прошла дальше, разрывая её. Опять крик и опять слёзы. Одного из парней, которые стояли рядом, стошнило и тот, оперевшись о стены больше не смог на это смотреть, а жертве только оставалось, захлебываясь в слезах, сжимать края подколокотников руками до побеление костяшек и до крови закусывать ткань, не в силах больше кричать. Капли слёз падали на грудь, где поблёскивали капли крови от царапин лезвия ножа и проникали внутрь, чем доставляли ему еще большую боль. Немец поднялся с корточек, беря из коробки еще четыре спицы. Одной он проник в его плечо, заставляя еле живого парня встрепенуться, но от него не подавалось признаков жизни, осталось теперь только тяжёлое дыхание и пустой взгляд. Сероглазый безумец опять отошёл от мужчины, что только недавно перепуганно подбегал к Украине, оценивая взглядом проделанную работу, улыбка Рейха растянулась ещё шире. Измученный парень начал отключаться, поэтому нацист похлопал его по щекам, сказав, что отдыхать еще рано. Когтистый взял с алюминиевого столика ножницы с треугольными заточенными лезвиями. Окинув незаметного хмурым взглядом, его улыбка исчезла, на смену его безумному состоянию пришла предельная серьезность. Взяв его подбородок в руки, он вынул тряпьё изо рта, заглянув в его полуприкрытые глаза, холодным тоном выдает: — Открой рот. Но приказ не был исполнен. Парень нашел в себе силы поднять голову, а затем исподлобья взглянул на Рейха, плюнув в его лицо. Нацист сморщился от мерзости, вытерев слюну со своей щеки. Его кулак занёсся над головой глупого и отчаявшегося человека. Последовал удар такой силы, что на пол отлетел зуб. Совершенно не изменившись в лице, он все с тем же его выражением ударил его ещё раз, пачкая руку в крови. Взяв откинутую в сторону голову от сильного удара за подбородок, он злобно говорит: — Я сказал, открой рот. Он надавил пальцами ему на щеки, чтобы он наконец исполнил сказанное. Не захотев получить очередной удар, парень медленно открыл рот, с подозрением наблюдая за Рейхом. Тот, не медля ни секунды, схватил его за язык, взяв ножницы крепче. Человек с бесстрашным лицом смотрел в безумные озёра страны, ожидая чего угодно. Приподнеся ножницы к его рту, Рейх сделал один надрез на его языке, для начала останавливаясь и слушая, как тот вновь кричит от сильной боли и пытается барахтаться как в припадке. Эти звуки, как ни странно, ласкали его слух. Он ловко отрезал ему язык, словно это была какая-то бумага, отбрасывая на пол окрававленую плоть. Перед глазами уже бывшего служащего Рейха все поплыло, голова разрывалась от его же криков. Он больше не хотел чувствовать боли, в голове приносилось только одно «убей». Во рту стоял неприятный металлический вкус от стекшейся туда крови, тот просто начал захлёбывается в красной жидкости. Свесив голову вниз, на его живот начали капать его же слезы, но тут его голову поднимают вверх, заставляя сфокусировать мутный, почти мёртвый взгляд на немце. — Если ты хоть кому-нибудь расскажешь, что ты узнал… обо мне, о моей семье… Ты сам будешь молить о смерти. Это только цветочки в твоей крысиной жизни. Запомни, такие как ты особо любопытные долго не живут, но ты радуйся, у меня сейчас хорошое настроение, — шёпот прошёлся по его ушной раковине прежде, чем мужчина потерял сознание.***
Скрип старых дверей опять пронзают тишину, и улыбка сама собой отображается на лице. Безумие, застеляющее его разум, пропадает, будто и не было его, а взамен ему приходит что-то неведомое. Лицо Рейха изменилось, как только он сделал шаг в пределы комнатушки, а кошачьи глаза обвели спящую фигуру взглядом. Славянин будто замер в одном положении и не шелохнулся после ухода Рейха, только вздымающеяся грудная клетка говорила о том, что это не идеальная скульптура, вырисованная самыми талантливыми людьми мира, а живое создание которое соблазнило Рейха не только своей привлекательностью, но также безумным талантом к рисованию, о котором он слышал не раз. Чудесному голосу, отваге и уму этого создания поражались многие, но мало кто мог разглядеть среди стольких его выдающихся талантов обычного омегу: слабого и хрубкого. Стоило Рейху чуть-чуть надавить, подчинить, а после и приласкать нежностью, как Украина уже перестал вырываться. Он готов завершить дело до конца и завладеть им полностью. Дверь закрылась на щеколду, не позволяя больше никому войти в приделы этой комнаты. Нежное тело, что прижимало одеяло к груди и вдыхало запах альфы, который пропитал эту ткань, оголённые плечи и бёдра, что заставило Рейха усмехнуться. Куда пропала одежда молодого парня его не особо и волновало. Белоснежная новая рубашка Рейха сползает с его плеч и открывает вид на накачаный пресс, за его строгой одеждой и не скажешь, что он имеет огромную силу, чтобы сломать кому-то шею в считанные секунды, огромное количество шрамов, что украшало его тело. От начала плеча до низа живота пересекал самый большой, ужасающие последствия войны, что, посмотрев в зеркало, тяготили мысли, но и при этом давали повод мстить и сражаться дальше. Брюки так же пропадают с бёдер и ложатся рядом с рубашкой на быльце кровати. Перчатки на его руках, потянув ткань вверх, он плавно стянул их, откидывая на комод возле кровати, освобождая пальцы и ладони, которые так же украшала рубцовая кожа. Плавно забравшись на перину, вот так возвышаясь над омегой, он чувствовал, что ему подвластно всё, а, ложась рядом с ним и прижимая его к своей груди, в нём разливалось детское нежное чувство. Просто находясь рядом, будто по волшебству с глаз пропадала пелена, и его взгляд приобретал нежно-голубой оттенок стали, чуть ли не мурча. Губы прикоснулись ко лбу, нежно целуя и поглощая непрерывными глотками этот домашний его аромат. Руки прижимали Украину за талию, прикасаясь будто к стеклу, которое может разбиться в любой момент, а тихое дыхание и биение сердца славянина ловили уши немца, как будто наслаждаясь музыкой, написанной только для него. — Спи, а я защищу твои сноведения, — ласковый шёпот пробежался мелодией по ушам, но не для человека, который будет его слушать, а скорее подтверждая это для самого себя.***
Опять огонёк посреди безразглядного болотного мессива, и опять тонкая рука тянется за этим единственным лучиком надежды, в буквальном смысле этого слова. Разливающийся золотой огонёк пестрил и передавался, маня к себе, на этот раз свет поддался ему в руки, прячась в ладонях, и тут же словленный в тески из рук. Через несколько секунд всю тёмную воду пронзает свет с ладоней славянина, в котором был огонёк, сам парень зажмуривается ослеплённый резкой вспышкой, и замирает, вслушиваясь в своё бешено колотящееся сердце… Васильковое поле — это первое, что он увидел, открыв глаза, усыпанное голубым цветом, сочно-зелёная травка и яркое солнце. Опять то же место, опять детские глазоньки, полные звёзд, но на этот раз Украина перевёл свой взор на объект, за которым так пристально следил ребёнок. Секунда — и тот неподвижно замирает, в полных удивления глазах отразилась вторая детская фигура. Он… это был он… только совсем маленькая его версия. Славянин так и замер в полнейшем шоке, узумившись, переводил взгляд сначала на ребёнка с чёрно-красно-жёлтым флагом, а после на себя, стоявшего с опущенной головой и напуганно глядящего на зелёную траву под ногами. Детские руки обнимали свои плечи, мальчик дрожал в то время, как рядом стояли два взрослых, которых сам парень очень хорошо знал. Германская Империя и Российская Империя — две жестоких и кровавых республики громко что-то обсуждали, возможно, даже скорее кричали, активно жестикулируя руками. Рядом с ним самим стоял ещё один ребёнок, также знакомый Украине, от вида которого он даже немного улыбнулся. Постоянно нахмуренный старший братец Россия, который ни капельки не изменился с того времени, его рука легла и сжала плечо брата, а нахмуренный взор злобно смотрел на мужчину, величающимся Ри. Как только мальчик со звёздами в глазах увидел движение со стороны второго славянина, отстранённо погрузился в себя, в глазах пропали дивные искорки, и он сам изменился в лице. У парня прошлась дрожь по всему телу от непонятных Украине эмоций, но что больше его удивляло, так это взгляд этого паренька, который тут же нахмурился и так же поджался в небольшом огне ярости. Кто он? Почему так пристально смотрит? Почему боится подойти?.. Почему эти воспоминания ему не знакомы? Ответы на эти вопросы он так и не смог найти, так же неожиданно появившись, так и провалившись в давно природнившуюся тьму кошмара.