…В твоих глазах добром я, а не злом Останусь до последнего мгновенья. Во мне безумным связаны узлом Любовь к тебе и злое отраженье…*
***
Странный звук, доносящийся неизвестно откуда, стал, пожалуй, главной причиной пробуждения. Если сначала был слышен только гул и только в определенных частях мира, то потом, в состоянии сжатия, стены дома стали шумными. Звук, похожий на работающий где-то под землей дизельный генератор, омерзительно-раздражающий. Затем на арену выходят стальные барабаны, ритмичные удары которых сквозь сон можно приписать хлопающим крышкам люков. Открываю глаза под грохот растрескивания и вздымания слоев асфальта, усиливающий разрыв в сознании. Встаю с кровати, подхожу к окну, выходящему во двор. Взгляд цепляется за копошащегося в своих владениях дворника, который усиленно бьет топором по какой-то железной пластине, бряцанье и лязг разлетаются по всей округе, взывая к пробуждению окрестных жителей. К этому шуму примешан другой, но доносящийся из самой комнаты. Трезвон телефона. Он раздражает не меньше лязганья извне. На прикроватной тумбочке моргает сообщением белый айфон. В голове звон. Я будто лечу в колодец. Трель раздается все тише. Пока не пропадает совсем… «Мне все понравилось. Твой вкус божественен. Соль и цветки лилии. Хочу еще!» — пишет девушка по имени София «Космо». Выключенный телефон вновь летит под кровать, сознание возвращается к происходящему за окном, звуки опять такие же громкие и раздражающие.***
— Что это на тебя нашло вчера? — он входит в спальню с мокрыми волосами, завивающимися в ровные колечки, и полотенцем на бедрах. — Кусалась, цепочку порвала! Та-ань! — зовет он кого-то. Стою к нему спиной, абсолютно без одежды, никак не реагируя на его реплику. — Ай, ай!.. ничего, ничего. Молчание! Ты что, не в себе? Ей! — Все мы иногда бываем не в себе, — отзываюсь я. Резко оборачиваюсь, смотрю на говорящего с кем-то мужчину, странно выговаривающего букву «р». Теперь, при дневном свете, могу хорошо рассмотреть того, с кем мы развлекались прошлой ночью. Немолодой и некрасивый… Зачем я его снял? Или это он привел меня к себе? Я не узнаю этот дом. Взгляд направо, затем налево, приподнимаю брови, сверху вниз оценивающе разглядываю его. — Фу, какая важность сияет в глазах! — фырчит он. — Следующий раз предупреждай, если решишь изменить темп обычного стиля игры, я не хочу чувствовать себя как в ловушке! — морщится он, касаясь глубокой царапины у себя на шее, полученной накануне. — Мы все в своих ловушках. Застряли. И никто из нас не может выбраться. Мы карабкаемся, цепляемся… Но только за воздух, только друг за друга. И в результате стоим на месте, — подхожу к нему и толкаю на кровать, сажусь сверху, сжимая бедрами. Что-то в нем все-таки есть, может все из-за этого необычного произношения? Он должен умереть в моих руках! Я сделаю разрез на его животе, увижу как идет пар их его еще живых кишок, засуну руку глубоко в грудную клетку и вытащу сердце. Оно, бьющееся, вспорет грудную клетку, поочерёдно ломая ребра изнутри. Ток разойдется по его нервным окончаниям, касаясь сердечной мышцы, сжатой моими пальцами. — Что это у тебя, котечка, в голове всегда ералаш такой? — приподнимаясь, он пытается скинуть меня, но я держу крепко, сжимаю его плечи словно в железных капканах, прижав к кровати. — Признаюсь, что с недавних пор иногда я начинаю слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видывал и не слыхивал, — говорю я, облизывая его щеку, а пальцы уже скользят под полотенце, нащупывая его член. — Господи Боже мой, да видимо Страшный суд грядет! Отстань от меня! — он кривит лицо, отмахиваясь от моих настойчивых ласк, поднимается. — Ты же знаешь, что перед концертом мне это не нужно! Мало того, что я на этой Панк-Лирике буду как не пришей вода к… неизвестно чему, так ты еще тут со своими телячьими нежностями! Скажи лучше, где мой телефон?! Не видела? — он кидает на меня пустой взгляд, а я, всматриваясь в зеркало, лицезрею абсолютно голую женщину, сидящую на кровати. Она похожа на Булгаковскую Маргариту после бала Сатаны, ее темные, длинные волосы растрепаны и запутаны, а глаза смотрят с холодной звериной злобой. — Опять где-то проебал значит! — с досадой цедит он. — Жизнь — это цепь потерь, я уже потерял молодость, родственников, друзей, удовольствия, здоровье и, наконец, телефон! — с досадой срывает с бедер полотенце и, зашвырнув его в угол, начинает одеваться. — И наконец саму жизнь… — говорю тихо, неотрывно наблюдая за его действиями. — Что ты сказала? Ай, все равно, — он машет рукой. — Еще и к Вовке придется идти, что-то на завтра кумекать, чтобы не совсем опозориться на этом Панк шоу! — раздражается он и, не глядя на меня выходит из спальни. — Поздно буду, не жди! — слышен уже из коридора его голос, а затем грохот хлопнувшей входной двери.