The Non-coolest Love Story Ever

Tu m'appelles ville de lumière, Tu comptes sur mes réverbères. Mais c’est ton cœur qui est désert, Toutes mes rues te sont offertes, Car c’est la ou l’amour est.

Хотелось бы начать с сердечной благодарности нашим дорогим читателям, без терпеливой поддержки которых текст, скорее всего, остался бы запланированным изначально юмористическим очерком на пару страниц и не разросся бы в масштабную эпопею в почти три сотни тысяч слов. С одиннадцатого января по двадцать второе декабря сего года мы планомерно работали над ним, недосыпая, ухохатываясь, умиляясь и изрядно психуя, и в качестве этой благодарности хотели бы поделиться некоторыми забавностями закулисной кухни творческого процесса. Как уже было сказано ранее, Нонкулест Лавстори — не документалистика и не биография, а художественный вымысел, отчасти основанный на реальных событиях, реальных личностях и реальных эмоциях, связанных и не связанных между собой. Иными словами, у рассказа... Хотя, скорее, теперь уже повести — имеется три слоя. Первый — история тех самых придурков, благодаря которым идея обрела жизнь, они же парижские уебышек и профитроль, переродившиеся в Питерских оребушка и булку. Второй — декорация и оформление, весь иллюстративный материал, все формальности и проработанные детали... Скорее всего, при желании вы сможете отыскать в тексте огромное количество нестыковок и противоречий, но мы изо всех сил старались их минимизировать, помногу раз все перепроверяя, изучая и дорабатывая. Третий — полнейшая отсебятина, охватывающая большую часть эмоциональной сферы текста, так как если у прототипа Натана ввиду регулярности встреч можно было лично интересоваться нюансами, то «Даня» коряво изъясняется даже на родном «франсэ», не говоря уже об английском. Думаю, вам было бы интереснее всего послушать именно про первый слой. Мы решили перенести действо из романтично-декадентского Парижа в знакомый нам не менее атмосферный Петербург по причине достаточно незамысловатой: ни я, ни соавтор не владеем французским в достаточной мере, чтобы передать мироощущение коренных парижан и носителей языка. Питер же нам знаком и близок, несмотря на то, что один из нас не русский и не живет в РФ (мой низкий поклон), а второй из далекой Сибири (соавтор машет вам рукой). Задача перед нами стояла не из легких: интегрировать историю в российские реалии и гармонично вписать в нее ключевых персонажей, не изменяя их сути. Но гораздо сложнее оказалось сохранить атмосферу характерного... можно сказать, французско-еврейско-русского смеха сквозь слезы и светлой надежды, прорастающей сквозь ежедневные, незаметные извне маленькие трагедии. А еще сложнее — передать особенности Данечкиной прямой речи, от которой даже у новых арабских мигрантов сворачиваются в трубочку уши. Итак, оригинальные оребушки в лице очаровательного и весьма прибабахнутого на голову гомоарабчика и его абсолютного двинутой, быдловатой франко-еврейской пташки, которую мой соавтор нежно именует «анфан терриБЛЯ», в начале своего идиллического союза обитали в тесной комнатушке первого на Rue de Sèvres (километр пешком до Эйфелевой башни, которую нам заменил Невский), затем сняли студию поприличнее в стремноватом районе Сен-Дени (привет, Купчино), откуда Данин прототип и происходил изначально. Положа руку на сердце, я сейчас проявлю некоторый национальный шовинизм и рискну утверждать, что наши, русские оребушки получились глубже, трогательней и куда драматичнее. Однако самое чудесное в этой парочке, вернее, как раз в «Дане» — способность мгновенно переключаться от агрессивной ругани на умилительное сюсюканье со своим «заинькой» («лепан'») и «булонькой» («шукет», пирожное с заварным кремом, то есть профитрольчик), будучи для своей пассии уже более традиционными и многократно приведенными в тексте «мон шер» («мой дорогой»), «мон кер» («мое сердце»), «мон трезор» («драгоценность») и даже «мон сюкрет» (видимо, «сладкий»). Несмотря на корявость речи, манера изложения у Даниного прототипа структурированная и последовательная, в отличие от того же «шукет», периодически начинающего мечтательно хлопать подкрашенными ресничками и нести какую-то поэтическую ахинею, достойную юных модернистов. Ах, да! Самое милое: откуда же взялся окказионализм «оребушек»? «Данечка» у своего арабчика в телефоне был записан как «мойнегль», составленный из «мойно» («воробей») и «эгль» («орел»). Если вы когда-нибудь встречали охреневших парижских воробушков, пытавшихся отобрать у вас еду, вы его поймете! По моему поверхностному анализу, их скромная история любви от финального сюжета Нонкулест Лавстори занимает процентов, наверное, тридцать. В Израиль парни действительно эмигрировали, но годом позже, чем Даня с Имраном, и причину имели гораздо более серьезную, если вы помните серию парижских терактов четырехлетней давности, первый из которых как раз и произошел в Сен-Дени. Что именно побудит наших русских оребушков также лететь на юга, мы с соавтором еще не придумали. Немного об остальных. Линия Даниного друга Натана является вольным, хотя достаточно точным переложением истории моего друга и коллеги, разве что его Додик — особа женского пола, а вместо котов и Пипидастров он разводит тарантулов и может рассказывать о них часами. С прототипом Зои Вениаминовны соавтор работает в одном кабинете, а конфликт ее отпрыска с ней — это мой личный, успешно разрешенный конфликт, потому писать его было несложно. Игоречек — это собирательный образ из нескольких харизматичных персон в нашем окружении. Вася с Натой — реальная пара, живущая в Питере, как и их странноватые друзья Стасик и Беня. Риша — моя новая любовь, простите за нее, не получилось удержаться. XD Аня и Шура — мои хорошие подруги, презабавнейшие, веселые девицы. Рафик совершенно реален, но азербайджанец, а не араб, и обитает, увы, не в Питере... В общем, каждый из персонажей имеет свой прототип с каким-нибудь примечательным подсюжетом. Расскажу вам также и о втором слое «Лавстори», который появился не совсем случайным, но гораздо более похожим на случай, нежели на план, образом, ибо читатели имеют право знать мотив выбора внешности и повадок героев. Все наши актеры — реально существующие, связанные между собой медийные персоны, подарившие персонажам еще и имена (настоящие использовать мы сочли неделикатным). Все началось с Дани. Не с нашего оребушка, а с Дани Нива (он же Муки), израильского хип-хоп исполнителя, единственной связью которого с центральным персонажем истории была шокирующе идентичная физиономия. Положа руку на сердце, могу определенно утверждать, что Дани Нив похож на того самого Даню, как брат-близнец. Такая же тощая хрень с забитым рукавом, хищной мордой, синими глазами и движениями нервного гопника. На родине этот Даня прослыл политически ангажированным скандалистом-истеричкой, не лазающим в карман за словом, по происхождению оказался русскоязычным латвийцем, что и решило окончательно его судьбу в тексте. Встал как родной. Лучший друг этого Дани Нива, Иври Лидер... Вы уже догадываетесь, о ком пойдет речь, так? Итак, Иври Лидер, исполнитель в жанре электро-поп, открытый гей и Данин несостоявшийся кавалер, дал жизнь нашему волшебному единорогу Игоречку Левину, подарил ему манеру себя держать, образ мысли и стиль речи. У Иври-Игоречка когда-то давно, в начале двухтысячных, имелся очень странный лохматый клавишник... ...он же Идан Райхель, присутствующий в тексте как Имран и как Идан собственной персоной у Имрана в музыкальных вкусах. Райхель — человек мира, лютый энтузиаст жанра world music и самый выдающийся из израильских артистов, любовно сношающий все музыкальное и околомузыкальное. Именно его высказывание о своем аккордеоне как «The non-coolest instrument ever» дало название этой истории, а его очаровательная девичья физиономия — наружность нашей булке. У оригинального Джибриля с милым Джабкой из общего разве что относительно схожей формы сладенький бэбифейс, с которым тому не повезло родиться среди борзых исламистов, но формально Райхель закрывает все описательные требования: кукольный рот, огромные глазищи, щетки-ресницы, манерность дивы, девичьи бока и шухер на голове. Проблема тут лишь одна: Дани Нив и он — не то что бы злейшие враги, но... Но да. Они не пересекаются. Никогда. Никак. Ультралевый против ультраправого, израильтяне поймут. Оба, кстати, русского происхождения. Натан Гошен (угадайте, почему в первых главах парня звали «Братан Гошин», ага) является поп-иконой маленьких израильтянок, религиозным юношей, другом Иври и Дани, а также взаимно влюбленным в Амира Дадона, он же по тексту Додик Амиров. Вы не раз имели возможность лицезреть их нежности в нашем Инстаграме или приложениях к главам. Натан-музыкант лицом также очень похож на своего прототипа и моего коллегу, разве что старше и менее симпатичен. А Дадону просто не повезло ошиваться рядом. Я могу продолжать так довольно долго, но лучше просто оставлю в комментарии ссылки на творчество всех этих товарищей. Пришло время краткого резюме третьего слоя. Расскажу вам интересный момент о том, насколько текст оказался эффективным в качестве незапланированной арт-терапии. Да, у него была миротворческая цель еще в самом начале, так как с переносом действия в Питер у меня также имелось намерение примириться с этим городом, который стабильно меня на эмоциональном уровне отвергал — буквально при каждом визите. Этой цели удалось добиться на первых порах, но сей творческий акт обернулся процессом гораздо более глубоким и трудоемким в сфере, предвидеть подвижки в которой у меня никак не вышло бы заранее. Последняя глава раскрыла нам один критически важный нюанс Данечкиного внутреннего устройства, которое Имран классифицировал как пограничное расстройство личности. Загвоздка лишь в том, что мы оба с соавтором — люди довольно далекие от психологии и психотерапии и о существовании такого диагноза узнали ровно три недели назад, когда Даня как персонаж был уже полностью прописан. Узнали образом весьма любопытным: ваш покорный слуга на третьем в жизни сеансе психотерапии услышал о нем из уст своего терапевта. Интересность момента заключается в том, что Даня — образцовый пример «пограничника», будто взятый из учебника, со всеми предпосылками и вытекающими. Но удивительнее всего не это. Не так давно одна исследовательница вывела и клинически успешно протестировала метод лечения конкретно данного расстройства, называющийся, если мне не изменяет память, диалектико-поведенческая терапия. И знаете, что? Именно этим занимается в тексте Имран. Лечит Данькино расстройство. Даня по отношению к нему также интуитивно действует, как рекомендуется действовать тому, кто работает и сосуществует с таким набором прибабахов, как Имрановы неврозы. Одна из наших драгоценных читательниц поделилась трогательным наблюдением, что текст помог ей преодолеть тяжелое эмоциональное состояние. И сейчас, оборачиваясь назад на этот перелопаченный массив, я также могу сказать за себя лично — это и была терапия. Неосознанная, интуитивная. Текст-регенерация психики, а наша психика всегда стремится к восстановлению, даже таким косвенным путем. Для меня в нем есть два уровня: внешний, на котором двое обретают счастье и гармонию посредством взаимопонимания и взаимной поддержки; и внутренний, где двое являются частью одной и той же психики, которая лечит саму себя. Подводя итог этому непростому, наполненному событиями году, могу сказать, что прожит он был не зря. PS: из памяти вылетело обещание поделиться ближайшими планами: — массив-приквел к Лавстори «Of All The Love Stories» (ссылка в шапке этого фика), так как нами с соавтором было принято волевое решение осилить хаотично-поэтично-ахронологичный POV Имрана, потому как попытка вместить шесть лет в Данину манеру изложения превратилась бы в... Даже не знаю, с чем сравнить. С намерением турецкого телевидения экранизировать «Войну и мир». Хотя там и так на данный момент уже семьдесят тысяч слов одного только конспекта. Сразу оговорюсь! Текст существенно отличается по структуре, манере и наполнению, у него экспериментальная, хитро закрученная спиральная композиция и в нем... Скажем так... Булка раскрывается с некоторых не самых социально одобряемых сторон. Зато там взгляд со стороны на Даню... А также Додика... Юсупа... Исмаила... Артушку... Кого-то там только эта булка не покусала; — работа (почти завершена) над какориджем под названием «Пастух», который по мере вычитки публикуется на странице соавтора и куда перекочевали Даня в неизменном виде и Имран аж трижды в лице грустного мальчика Джабки, трепетной Рахили и бессовестного Джеффри... а еще там Игорек, Додик, Братан, Кира, Карина, Гиля... Грубо говоря, получилось АУ по Нонкулест Лавстори; — продолжение работы над викторианским фэнтези «Сосед-некромант», где наша горяченькая булочка играет сразу двух джиннов-братьев и птицу-гамаюна, Игорек упыря-владельца похоронного бюро, Даня вурдалака с ПТСР, который покусал Уасю, Натан зубастую русалку... горячо рекомендую всем любителям мистики, детективных историй и гармоничных любовных треугольников. С наступающим, драгоценные наши! Спасибо, что были с нами! <3 PS2: еще одно, драгоценные наши! Позвольте выразить восхищение вашим терпением ввиду обнаружившегося недавно факта, который поверг нас с соавтором в легонький шок. В стандартной печатной версии книги формата А5 только что прочитанный вами рассказ занимает 1116 страниц. Тысяча. Уалла.