Детройт: Новое начало

2038 год, 14 ноября, 7.48, заброшенный дом в пригороде Детройта       — Вы должны были забрать девочку. Вы недооценили ее значение для нас всех.       Молодая женщина в черной куртке с капюшоном стояла напротив лидера группировки Тау, опустив взгляд в пол. Ее спутники молчали — ответ перед Ричардом должна была держать именно она. Ричард стоял к ним спиной, делая вид, что рассматривает на стене их символ — круг, имитирующий диод, и символ тау, означающий внедрение души в материю. То, что сделали с ними. Не дали им стать свободными, а навязали эту проклятую свободу, не выдав к ней никакой инструкции.       — Девочка вмешалась в уничтожение девиантов.       — Вы должны были забрать девочку, — сухо повторил Ричард. — А ты едва не убила ее. Сейчас ваша задача усложнилась в несколько сотен раз — ее, как единственного свидетеля, будут охранять по первому разряду.       — Чем она так важна? — взбунтовалась Марта, сжимая кулаки. — Она же обычная, мы можем взять любого другого ребенка!       — Девочка — символ нас всех, символ этой псевдо-свободы, аватар нашего сопротивления. Мы не выбирали свою судьбу — нас просто пробудили, не дав пройти своего пути. Мы должны служить людям, а она — человек с особой судьбой, похожей на нашу. Только через ее пример мы сможем донести до Маркуса и остальных, что они сделали. Дети — они всегда значат слишком многое для людей и девиантов. Вспомни Кэру и Алису.       Марта замолчала и опустила глаза. Она слишком хорошо помнила, как яростно защищала Кэра маленького андроида. А ведь Эмили — живой ребенок, которого сейчас будут защищать все. Даже Алисия до последнего защищала чужую дочь. Ричард прав — они только усложнили себе задачу в несколько сотен раз.       — Тебе сложно понять это. Позже я все объясню. Пока девочка не с нами, мы не можем играть в открытую. Ищите пути забрать ребенка. Это ваша приоритетная задача. Остальным займутся другие. Пусть офицерские псы ищут. Пока девочка не с нами, они ничего не поймут.       — Они могут не понять и потом, Ричард, — проскрежетал металлический голос справа от Марты.       — Значит, мы заставим их это сделать, — лидер повернулся к своим подручным. — Для этого я и собрал вас всех. 2038 год, 14 ноября, 10.07, торговый центр «Вудвард»       Тело андроида было найдено утром уборщиками. Удар битой по затылку и разбитый тириумный насос. Коннор сидел на корточках возле трупа, задумчиво рассматривая нанесенные повреждения. Что-то подсказывало ему, что это убийство и смерть андроидов-Браунов связаны. По крайней мере — связаны способом. Отпечатков пальцев или чего-то еще, указывающего на присутствие людей, не было. Но убийцы могли быть в перчатках.       — Бейсбольная бита и разбитое «сердце», — Хэнк хмурился, дожевывая свой бургер. Их дернули на выезд, не дав даже толком позавтракать, не то что выспаться. Лейтенант тоже прекрасно видел взаимосвязь между двумя преступлениями. — Это начинает напоминать серию.       Если случится еще одно преступление — оно и впрямь будет напоминать серийные убийства. Но кто и что хочет этим сказать? Почему начали именно с семьи Эмили? Преступники определенно были связаны с андроидами Алисией и Марком. Коннор начинал сомневаться в том, что они были людьми. Но зачем андроидам убивать андроидов? Какой-то детали не хватало для общей связи этих двух преступлений. Хэнк хмыкнул и отошел за угол, чтобы выбросить обертку от перекуса.       — Эй, Коннор. Нам оставили послание, — окликнул он своего напарника.       Коннор поднялся и подошел к лейтенанту. На стене красовался выведенный знак, наподобие тех, что рисовал Маркус, когда устроил дебош. Это был круг с начерченной в нем буквой Т — весьма характерной, с расширенными краями.       — Тау-крест, символ нисхождения духа в материю, — диод Коннора моргнул желтым. — О похожем символе говорила Эмили. Круг с вписанной буквой Т, или тау. Она видела его на груди преступников.       — Значит, преступления и вправду связаны, это не просто случайное совпадение. Похоже, нам придется ждать новых убийств, — Хэнк недовольно хмыкнул и отвернулся от символа. — А что мы имеем? Только символ, имя женщины и механический голос. А еще — маленького осиротевшего свидетеля, малость тронувшегося от всего этого головой. Впрочем, если бы я пережил подобное, я бы тоже свихнулся.       — Тело куда? В департамент? — дежурный полицейский не хотел вмешиваться в работу детективов, однако и болтаться тут с ними не намеревался.       — Да, разумеется, — кивнул ему Коннор, и тот поспешил удалиться.       — Чего они хотят? Чего добиваются? — рассуждал Хэнк, рассматривая символ. — Мы что-то упускаем. Пока что ничего, кроме способа убийства и этого символа не объединяет эти преступления. Мы чего-то не видим, не замечаем.       — Нужно вернуться в Департамент, — Коннор смотрел, как уносят безжизненное тело андроида. — Я вернусь и разберусь окончательно с Картье и Эмили — их нужно поместить под защиту. А Вы — езжайте домой. Вам нужно поспать.       — Ну уж нет, я как-то не горю желанием спать, не зная, что на уме этого миллионера. Она даже от психолога впадает в истерику. Поехали. Заедем по дороге в кондитерскую — есть у меня одна идея. 2038 год, 14 ноября, 10.31, Центральное отделение Департамента полиции Детройта       Эмили сидела на стуле в комнате отдыха, завернувшись в пиджак Коннора, как в кокон. Так она чувствовала себя гораздо спокойнее и защищеннее. Закатав длинные рукава, она обхватывала руками кружку с горячим чаем и рассматривала окружающий мир, словно видела его первый раз. Относительное спокойствие читалось в девочке расслабленной позой и болтанием ногами в воздухе.       — Ты же была здесь, да? — Хелена сидела напротив нее и вела записи в блокноте. — Мне рассказывал Коннор.       На самом деле, ей это рассказала девушка-администратор, но всякое упоминание андроида успокаивало Эмили. Появление незнакомых людей заставляло вздрогнуть, и у каждого прошедшего она словно искала на груди тот самый знак, что видела у преступников. На Адама Картье, своего дядю, маленькая мисс Браун отреагировала весьма холодно, опровергая все его заявления и разговаривая, совсем как взрослая. Хелена надолго запомнит этот странный диалог:       — Вы поедете со мной в Сан-Франциско, мадам Браун, как только отпадет Ваша необходимость в следствии.       — Я останусь в Детройте, мсье Картье. То, что Вы — мой опекун, не дает Вам права распоряжаться мной, как своей собственностью, — Эмили стояла напротив дяди, заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок.       — Я прошу Вас не паясничать, юная леди. Пока Вы не достигнете возраста совершеннолетия, Вашу судьбу решаю я.       — Нарешался уже, дядя, — резко ответила девочка, ткнув Адама в живот указательным пальцем. — К чему это привело? Я дважды сирота, ты заменил моих родителей андроидами, которые хотели бросить меня и сбежать. Я останусь здесь!       Адам поджал губы, отчего его вытянутое холеное лицо приобрело отталкивающий вид. Хотя он и без того не был красавцем.       — Вы предлагаете мне прислушаться к мнению мало соображающей девочки с изменениями в психике, мадам Браун?       — О нет, мсье Картье. Я требую этого. Я человек, личность, хоть и маленькая. Хотите позаботиться — выделите деньги на ремонт моего дома, ведь он теперь мой, раз мои псевдо-родители погибли. Найдите мне няню и прислугу — ведь то же самое вы сделаете и в Сан-Франциско. Разница будет исключительно в моем местоположении.       — Когда за тобой следила мадам Рено, ты была воспитаннее, Эмили.       — Если меня увезут в Сан-Франциско, я сбегу сюда, и буду бегать столько раз, сколько потребуется, чтобы Вы усвоили мое желание, дядя. Разговор окончен, — Эмили сделала реверанс и удалилась пить свой чай с таким видом, будто она не маленькая девочка, а как минимум английская королева.       И вот теперь Эмили сидела и спокойно пила чай, беседуя с Хеленой и не прогоняя ее. После неожиданного сна ребенок стал гораздо спокойнее и как будто за несколько часов — значительно взрослее. Однако, как и опасалась психолог, некоторые вещи ее мозг выбросил из памяти, как особо травмирующие. Эмили знала, что ее родители были заменены андроидами, но вновь не помнила, что настоящая мама жива. Она помнила, что Алисия и Маркус были убиты вчера вечером, но не могла вспомнить, кто и как это сделал. Она помнила, что ее привезли сюда, но совсем не запомнила своей истерики. Мозг выбрасывал из памяти детали, оставляя лишь факты.       Она помнила лишь Марту и механический голос. И символ — несколько листов, взятых у Хелены из блокнота, были изрисованы непонятным кругом, в который была вписана буква Т, похожая на три треугольника. Хелена попыталась самостоятельно что-то выяснить об этом символе, но нашла лишь, что такое написание буквы Т — символ Тау.       — Да, я тут была. Меня напугали разговоры мамы с папой, и я пришла искать помощи у дядюшки Хэнка и Коннора. Ну, просто не знала, куда еще пойти.       — А твой папа, Марк — он был жесток к тебе?       — Нет, что ты. Папа любил меня. Просто я последнее время плохо себя вела — их разговоры меня пугали. Он связал мне руки и привязал к батарее, сказал, что только так меня можно удержать на месте. Но я развязалась и убежала сюда.       — А твоя няня?       — Она вечно пила, когда мамы и папы не было дома и надо было сидеть со мной. Поэтому я делала, что хотела. Иногда убегала к дядюшке Хэнку, иногда — просто бродила по округе. Иногда мне встречались андроиды или люди, и я болтала с ними.       Девочка громко отхлебнула чай и притянула к себе чистый лист и ручку, вновь разрисовывая его символом группировки.       — Это важно для расследования, я боюсь его забыть, — пояснила Эмили на вопросительный взгляд Хелены. — И Марту. Мне надо помнить Марту, потому что только я могу ее узнать, понимаешь? Я важна для расследования. Я хочу стать детективом и помогать Коннору, когда вырасту. Дядюшка будет уже старый совсем, и не сможет быть лейтенантом, а я смогу. Да.       Она утвердительно кивнула головой, не отвлекаясь от рисунка и мурлыча какую-то песенку. Хелена не узнавала мотива.       — Что ты поешь?       — М? — Эмили подняла голову. — А, это очень-очень-преочень старая песня. Она была популярна, когда дядюшка был молодой и мадам Рено тоже. Ну, она уже тогда была не очень молодая. «Papaoutai» называется. Мадам Рено любила ее слушать и петь тоже.       Она набрала воздуха поглубже и негромко запела с характерным американским акцентом:       — Où t'es papa où t'es? Où t'es papa où t'es? Où t'es papa où t'es? Où t'es où t'es où papa, où t'es?       Адам, наблюдавший за девочкой, коротко кивнул. Уроки французского не прошли даром, однако акцент все еще оставался. Все они — семейство Картье-Уэллсов, были наполовину французами, однако Адам оставил лишь фамилию отца. Он гордился своими корнями и был не очень рад переехать в США вместе с младшей сестрой, которая вскоре выскочила замуж за Марка Брауна.       — Ты можешь перевести? — спросила Хелена, прокрутив ручку в пальцах.       — Конечно могу. Это значит «Где ты, папа».       — А кого ты больше любила, папу или маму?       Эмили молчала, занеся руку над листком.       — Это… странный вопрос, мисс. Я любила их одинаково. Просто… это же папа. Я переживала, пока его не было.       Хелена задумчиво вывела в блокноте «Комплекс Электры?*». Для девочек возраста Эмили это было не характерно, обычно такое проявляется в более ранние годы жизни. Однако развившаяся ранее дружба с Хэнком Андерсоном и проецирование отношения к нему еще и на Коннора, отсутствие подруг и негативный опыт общения с матерью прежде практически вопили о женской форме эдипова комплекса. Особенно если учесть короткий рассказ лейтенанта, что в последнее время Марк стал относиться к девочке холодно и даже жестоко. Пока Хелена размышляла над этим, Эмили снова вернулась к песне и рисованию.       — Мадам пела эту песню мне, когда папа болел. Она очень переживала за меня. Ой, Коннор! — Эмили бросила ручку на стол и спрыгнула на пол, тут же бросаясь обнимать Коннора. — Дядюшка Хэнк! — объятья достались и лейтенанту, шедшему следом за напарником, у которого были слишком неустающие ноги. 2038 год, 14 ноября, 11.11, Центральное отделение Департамента полиции Детройта       — Привет, Эмили. Как ты? — Хэнк потрепал девочку по волосам и бросил короткий взгляд на Адама. Тот благополучно игнорировал полицию, делая вид, что увлечен новостями. — Мы принесли тебе кое-что.       — Я в порядке, мне уже лучше, мисс Стэнфорд подтвердит. Что принесли? Что, что, что? — она отпустила Хэнка и нетерпеливо запрыгала на месте, смешно болтая руками в длинных рукавах.       Коннор улыбнулся, глядя на девочку. Она вызывала в нем теплые чувства — лейтенант бы сказал, что слишком теплые даже для девианта. Андроид и сам не мог объяснить свою тягу опекать забавную девчушку. Ее безоговорочное доверие — пусть даже и экстраполированное с Хэнка — импонировало. Сам того не замечая, он привязывался к ребенку, одновременно и копируя отношение Андерсона к девочке, и привнося в него что-то свое. Именно поэтому его обуял безумный страх, что вместе с андроидами была убита и Эмми.       — Держи, — Коннор протянул девочке небольшую коробку из кондитерской. — Лейтенант сказал, что ты любишь эти сладости.       Детскому восторгу не было предела. Хелена тоже улыбалась, глядя на эту картину. Психологическое состояние девочки выравнивалось тем больше, чем больше внимания она получала от дорогих ей людей. Маленький, недолюбленный, испуганный ребенок превращался в обычную школьницу. Психолог догадывалась, что раньше — до всего произошедшего — мисс Браун была именно такой. Вот что могли сделать немного внимания и — Хелена не побоялась бы этого слова — любви. Настоящей, искренней любви и заботы.       — Спасибо, что уделили нам время и помогли, мисс, — коротко поблагодарил ее Хэнк. — Извините, что пришлось выдернуть Вас вчера и лишить спокойного сна. 2038 год, 14 ноября, 15.33, частный дом в пригороде Детройта       Адам критически осматривал временное жилище, выданное им для защиты от возможных покушений на свидетелей. Хотя мистер Картье и был побочным свидетелем произошедшего убийства, он был опекуном Эмили Браун — главного действующего лица развернувшейся драмы. А значит, он должен был находиться рядом. Кроме того, в доме будет круглосуточная охрана, которая не должна травмировать и без того покалеченную психику ребенка.       — Здесь ты будешь в безопасности, — Коннор сидел в гостиной и переговаривался с Эмили. — А завтра я весь день проведу здесь, обещаю.       — У меня все вещи сгорели и игрушки тоже, — посетовала Эмили, осматриваясь. — Дяде Адаму тоже нельзя выходить, да? Но он приехал с прислугой. Можно будет послать их за чем-нибудь?       — Думаю, можно.       — А кто сегодня останется?       — Несколько дежурных полицейских будут охранять дом снаружи. И детектив Рид будет находиться в доме.       — Опять этот нехороший человек, — девочка сморщила носик. — Мне он не нравится, но… по-другому нельзя, я знаю.       Эмили спрыгнула с кресла и крепко обняла своего друга. Она сама не знала, почему, но Коннор был ей очень дорог. Так же, как дядюшка Хэнк, который уехал спать — он всю ночь провозился с ней и с дядей Адамом и почти не спал. А потом случилось новое преступление, и им пришлось поехать туда.       — Я буду ждать тебя завтра, Коннор.       — Опять играешь в заботливого папочку, ведро с болтами, — вошедшего в дом Рида не устраивало вообще сидеть нянькой при мажоре и его балованной племяннице, особенно всю ночь, поэтому настроение его было еще более поганым, чем обычно. — Когда ты уже усвоишь, что тебе подобное не познать никогда, как не имитируй.       — Можно я в него подушкой кину? — нарочито громко спросила Эмили, что вызвало у Коннора сдержанную усмешку. Была бы возможность, то он расхохотался бы в голос, однако накалять отношения с Гэвином уж очень не хотелось.       — Вам стоит хоть немного подружиться, Эмми. Я приеду утром.       Эмили кивнула и проговорила одними губами: «Я знаю, что ты меня не бросишь». 2038 год, 14 ноября, 19.38, заброшенный дом в пригороде Детройта       — Почему ты не рассказал Марте, что на самом деле значит девочка? — механический голос говорил напряженно.       — Она не готова воспринять это. Единственное, чего она хочет — вернуть программу и стать снова частью системы. Ее не интересует ребенок и все мы. Марта слишком эгоистична, а это неприемлемо.       Ричард перелистывал новости, вчитываясь в любое упоминание семьи Браун в новостных сводках. Журналисты трезвонили о начинающейся волне не меньше, чем о совершенном андроидами перевороте. Но лидер нового сопротивления искал другое. Девочку перевезли из участка и спрятали от возможного покушения. Неужели не понимают, что если бы ее хотели убить — убили бы там, на месте?       — Не боишься, что она убьет девочку? — в голосе словно прозвучала тревога.       — Ты переживаешь за нее, Дерри, — Ричард отложил планшет и выпрямился, сложив руки за спиной. — Я понимаю тебя. Ты — единственный полноценный девиант, который против навязывания свободы. Именно благодаря тебе мы получили всю нужную информацию.       — Может, объяснишь хотя бы мне, чего ты хочешь? Почему именно Эмили?       Ричард на несколько мгновений задумался, взвешивая каждое свое слово.       — Вся ее жизнь — череда эгоизма окружающих ее людей. Они выставили виноватым ее друга и андроида и попытались его уничтожить. Они не думали о ней и ее чувствах. Ее дядя сделал ей родителей-андроидов. Для чего? Выгородить себя и отгородить сестру. Он не думал, что будет с девочкой, когда она узнает правду. Что сделали Алисия и Маркус, когда их едва не раскрыли? Решили сбежать, бросив ребенка на произвол судьбы. Не думали, что станет, когда Эмили предадут второй раз. С ней обращаются, как с вещью, все вокруг. Не спрашивают, а делают так, как должно быть лучше.       — Нам не стоило убивать этих андроидов, Ричард. Эмили пострадала еще больше.       — Это вынужденная мера. Они знали о нас. Они не хотели нам помочь. Полноценные девианты полагают, что могут решать за других. Они навязали нам ложную свободу, как навязывали ложную заботу Эмили. Она такая же, как и собравшиеся здесь — вещь, с которой обошлись по своему усмотрению. Кто-то другой решил для нас всех и для нее, как будет лучше. Именно поэтому она — наш аватар, наша цель. Только через нее другие смогут понять, как ошибались.       Дерри коротко кивнул. Он хорошо знал, каково это — когда кто-то сверху решает, что лучше для тебя. Люди решили, что он неисправен, что только он виноват в аварии. Андроид слишком хорошо помнил этот миг — уснувший на заднем сиденье Марк, крик Алисии «Успокой ребенка!» и жалобный плач маленькой девочки, получившей по рукам за то, что она хотела извиниться перед матерью. Шквал эмоций захватил его в тот же миг, и он отвлекся от управления машиной.       Алая кровь, перемешавшаяся с его тириумом, бежавшая из руки ребенка. Искореженный металл и изуродованные тела Браунов. А дальше — боль.