Не о любви

       Выходил на работу Вик в смешанных чувствах, с одной стороны, он был отдохнувшим, как будто выходные не десять дней длились, а весь месяц, с другой — после такого отдыха возвращаться к проблемам совсем не хотелось. В первый же день на него высыпался ворох непрочитанных сообщений и пропущенных звонков, всем было что-то нужно и всем срочно, он только до обеда раз десять ответил, почему у него был выключен телефон.        У Петра Олеговича из ушей шёл пар, он играл желваками, всем своим видом показывая, как сильно недоволен он своим сотрудником. Ничего кроме усталости внутри Вика это не вызывало.        — Это были не рабочие дни — праздники, — спокойно отвечал Вик, пока альфа напротив краснел от злости. — Я не готов заниматься рабочими вопросам в нерабочее время, мне за это не платят.        — Если вы не готовы вкладываться в результат, то ищите другую работу! — орал Пётр Олегович так, что Вик невольно морщился. Ещё никогда с своей жизни ему не удавалось так вывести из себя человека, становилось даже немного боязно за немолодое сердце начальника. — Вы меня поняли?!        — Я подумаю над вашим предложением, — пожал плечами Вик и встал со стула, он вышел из кабинета, не дожидаясь разрешения, оставляя начальника орать и греметь чем-то на столе.        Тем же днём, ещё даже не уйдя с работы домой, он разместил своё резюме и пробежался по списку компаний. У него была парочка вариантов, где ему когда-то предлагали работу, когда он ездил на конференции, но большинство из них были из других городов, а переезд Вик не планировал. Нужно было найти что-то здесь, и Вик предполагал, что просто это не будет.        Лида, когда узнала, что он собирается уволиться, к его удивлению не расстроилась: она всегда говорила, что умерла бы от скуки прямо за рабочим компьютером, если бы Вик ушёл, как и все, с кем они когда-то начинали. Но Лида только кивнула задумчиво и помолчала.        — Правильно, — сказала она наконец, когда Вик уже начал беспокоиться. Они сидели в их любимом кафе, и подруга задумчиво разглядывала официанта у стойки. Пожалуй, это кафе было тем единственным, по чему, кроме самой Лиды, Вик собирался скучать. — Мне тоже пора подумать об этом.        Рома предлагал идти к нему — в строительство, но Вик не очень был склонен согласиться, его не привлекло ещё большее количество норм, бумажек и согласований. Он вечерами смотрел вакансии и с каждым днём всё больше терял энтузиазм. Вик работал в своей компании восемь лет, он пришёл в неё, когда фирме был всего год, тогда не было ни филиалов в других городах, ни выстроенного под их офис здания, ни отдела Вика даже. Здесь он полюбил свою работу и здесь же её разлюбил. Он знал, что найти что-то новое, что-то на том же уровне будет сложнее, и ему даже казалось, что он готов к должности ниже. Ведь ничего страшного не было в том, чтобы сделать один шаг назад для того, чтобы потом идти вперёд, по крайней мере, ему так казалось, но на деле всё оказалось не так. Вик уныло читал обязанности на вакансиях, отвечал на звонки с предложениями о работе (половина из них предлагала что-то продавать, предварительно купив), и закрывал ноутбук.        После каждого приступа острого желания пожалеть себя, приходила вина. Он так страдал на своей работе с начальником-хамом, нежеланием (категорическим) покидать город и отсутствием подходящих вакансий в своём, что это было почти драматично, до тех пор, пока он не вспоминал про, например, Максима. Который выбирал между работой в захудалой гостиницей и проституцией, и дурной характер начальника был бы для него последним фактором, который бы влиял на принятие решения.       Вик сначала совсем не мог понять этого. Ему казалось: ну, работа сутками, небольшая зарплата, ну, не мог он купить себе лишние брюки и ягнёнка в ресторане заказать — но всё лучше, чем ложиться под непонятных альф. Так было для него. Но потом он думал, что кто-то так же сказал бы и про него: да, работа превратилась в рутину, да, начальник изводит, да, Вик устал. Но ведь у него была и стабильность, и карьера, и деньги, насколько глупо было бросать всё и идти за чем-то, что он сам себе объяснить не мог. Поэтому Вик не осуждал, а если и начинал внутренне пару раз, тут же шлёпал себя мысленно по рукам, напоминая, что у него нет абсолютно никакого права судить.        Они с Максимом стали общаться, казалось, ещё больше. В тот день, после горок, когда Вик привёз Максима домой, оставить его было страшно. Вик и раньше видел людей, носивших маску постоянного позитива, глядя на которых складывалось впечатление, что они не замечают никаких проблем, а когда замечают — не придают значение. Но никогда ещё эта маска не разбивалась в присутствии Вика.        Максим молчал и на Вика не смотрел, безропотно слушался, когда Вик стаскивал с него одежду до трусов, помогал забраться в ванну, где текла тёплая вода, потом поил горячим чаем, хотя и было за весь день выпито уже столько чая, что даже подташнивало.        Максим немного дрожал то ли от оставшегося ощущения холода, то ли от прошедшей истерики, но больше не плакал. Казалось, за истерикой на него накатила апатия, он выглядел абсолютно вымотанным, уставшим. Вику было больно смотреть на его опухшие покрасневшие глаза с лопнувшими сосудиками, кожа под глазами выглядела совсем тонкой и прозрачной, Вик раньше даже не замечал, что она такая. Такого Максима хотелось крепко прижать к себе, уткнуть носом в своё плечо, но в то же время было страшно даже прикасаться к нему.        — Ты красивый, даже когда плачешь, — тихо с неуверенной улыбкой сказал Вик, когда они сидели на диване, замотанные в пледы с уже пустыми кружками чая, просто чтобы сказать уже хоть что-то и чтобы немного Максима расшевелить.        Максим поднял голову, зацепившись за него взглядом, как будто не понимая, что от него хотят, моргнул пару раз, и его губы дрогнули, складываясь в слабую улыбку. У Вика как будто камень упал с плеч, он даже не замечал, что до этого было так сложно дышать.        — Правда, у тебя глаза такие яркие. Тебе идёт красный, — продолжил Вик. Максим опустил голову и фыркнул, он улыбался только губами, но это уже было что-то.        Вик пододвинулся поближе, подгрёб Максима к себе, укладывая на плечо. Максим вздохнул и прикрыл глаза.        — Ты думаешь, я дурак? — спросил он, когда они просидели так несколько минут. Вик поджал губы, вопрос был сложным. Он тогда вообще не знал, что думал. Чтобы уложить мысли в голове, разобраться во всём, нужно было время.        — Не знаю, — ответил Вик, — может и дурак. Я не могу поддержать тебя в этом решении, но я всё равно рядом, я же тебе сказал.        Максим водил пальцами по ворсинкам пледа, взъерошивая их, и Вик догадывался, что омеге было так же сложно подбирать слова, как и ему.        — Но ты уверен? — не выдержал всё-таки Вик. Максим завозился у него на плече, кажется, собираясь вставать, но Вик прижал его за плечи, не отпуская. — Я не буду читать тебе морали! Я просто переживаю. Если ты помнишь, мы познакомились, когда тебе разбили нос.        Максим цокнул. Ну, надо же, как будто Вик что-то неправильно говорил!        — Это не так страшно, как показывают в сериалах на нтв, — сказал Максим, и Вик скептически на него покосился. — Меня никто не будет держать на цепи в подвале и тушить об меня бычки.        У Вика побежали по спине мурашки при одной только мысли об этом. Он раньше думал уже о причинах Максиминого занятия, хотя и не спрашивал, считая, что в таких темах человек, если захочет, расскажет сам, — но он никогда не предполагал насильственного пути. О таком даже думать было страшно, и хотя Максим только что сказал, что ничего подобного не было, Вик невольно напрягся. У него было довольно живое воображение.        — И тебя никогда не били?        Максим замялся, кажется, не ожидая вопроса, но через пару секунд всё же ответил.        — За всё время два раза, — и ответив на вопросительный взгляд Вика добавил: — за десять лет.        Значит, десять лет. Получается, что впервые он это сделал в восемнадцать — это было ещё одним вопросом, который Вик не решался задавать. Вик в восемнадцать лет учился на первом курсе, состоял в профкоме и языковом клубе и встречался со своим первым омегой. Получается, где-то в то же время Максим впервые занялся сексом не с любовником, а с клиентом. Вик поморщился от слова «секс», промелькнувшего в мыслях — нет, это не могло называться сексом.        — Это вместе с тем случаем с носом?        — Нет, — вздохнуть Максим, и Вик посмотрел на него сурово, хотя его взгляда никто и не мог увидеть.        — Так, а если вместе с такими случаями?        — Господи, Вик! Меня толкнули и я ударился! — Максим всё-таки встал с его плеча, придерживая плед, и уставился недовольно, что выглядело не очень внушительно с учётом его всё ещё красных опухших глаз. — Ты, что, никогда не падал? Ты считал, сколько раз?        Из-за того, что его толкнули, Вик падал только в детстве в школе на физкультуре, но предпочёл об этом промолчать, чтобы не злить Максима. Он поднял руки в примирительном жесте и дёрнул плечом, показывая омеге лечь обратно, тот послушал, хотя и продолжал ворчать.        — Я как будто у родителей отпрашиваюсь на дискотеку. А я никогда у них не отпрашивался на дискотеку.        — Прости, я не знаю, как всё устроено, и волнуюсь, — оправдался Вик. — Ты… Ты будешь ездить на Байкал? С этим… Ну, который тогда тебя толкнул?        — Алексей. Я его уже очень давно знаю, несколько лет, и предупреждая твои вопросы, он меня не бил. То что толкнул… Просто он был пьяный, — Максим сказал так просто, как будто это было оправданием. Выпил, значит, мог делать, что хочет. Значит, мог толкнуть, мог ударить. Он ведь пьяный. И всё внутри Вика поднималось в желании возразить, но он прикрыл глаза и сдержался, понимая, что вызовет этим только раздражение. — Нет, я не с ним буду ездить. У него друг, работает с гидами и турлидерами, и с гостиницами в Листвянке. Вот туда буду ездить.        Вик покивал.        — И… Часто?        — Ну, зависит от того, как много туристов. Летом много. Но я не только туда, он ещё, ну, и в Иркутске тоже занимается. — Максим не мог не чувствовать напряжения Вика, хотя тот и старался этого не показывать. Удивительно, что если бы они разговаривали об этом несколько месяцев назад, Вик бы трясся от восторга и перебрал в голове вопросы, которые стоило задать сначала. Сейчас же всё, о чём он мог думать: Максим, который едет непонятно куда к незнакомому человеку совершенно один. — Не волнуйся, там, на Байкале, в основном, китайцы. Они нормальные, самые адекватные. И много им не надо, — улыбнулся Максим.        Вик тоже улыбнулся, точнее растянул губы в улыбке насильно.        — Если что-то случится, звони мне. И не оставляй нигде телефон!        Он чувствовал себя родителем, чей ребёнок игнорирует попытки отучить его курить, и теперь всё, что он мог сделать — проследить, чтобы он курил нормальные сигареты.        У Максима было больше времени, чем когда он работал в гостинице, он купил книгу с рецептами от какого-то знаменитого кондитера и купил приставку на авито. Он любил игры и раньше, в Тулуне так проводил свободное время, теперь, когда оно опять появилось, начал играть снова. Иногда он уезжал не насколько дней на Байкал, редко, сезон, как он говорил, начинался летом. Но работал он не всё время — большую часть времени нужно было просто ждать, что кто-то закажет мальчика. Чаще работал в городе, но это тоже было не долго. Вику представлялось, что клиенты проституток, платя за час, хотели выжать из него всё, но оказалось не так. Альфы делали своё дело и уходили, занимая в основном не больше получаса.       Почти каждый вечер после работы Вик заезжал к нему, если Максим в этот день работал, то они пили чай и он уезжал на такси. В первый раз Вик, не подумав, ляпнул, что может подвезти, и тут же замер, шокированный тем, что предложил. Максим кинул на него быстрый взгляд, спросил уверен ли он, и Вик тут же помотал головой: о, нет, он был абсолютно не уверен! Его, казалось, даже затошнило от мысли об этом: он довезёт Максима на своей машине до клиента! Как будто он его продавал! Становилось по-настоящему дурно.        Максим тогда хмыкнул и вызвал такси. Больше они об этом не заговаривали.        По субботам или воскресеньям иногда встречались с Лидой и Ромой на посмотреть фильм или выпить по бокалу вина. Рома спрашивал по поводу работы, но Вику чаще всего не было, что ответить. Больше, чем за месяц, он так ничего и не нашёл, точнее не нашёл того, что его бы устроило. Все, и Максим, говорили ему не торопиться и искать достойный вариант, успокаивали, что уж Вик с его характером и опытом точно без хорошей работы не останется. Вик на это надеялся, хотя мысленно готовил себя к тому, чтобы пойти на какие-то компромиссы.        Про Максима друзья не знали — Максим сам попросил, когда они как-то вечером, перед тем, как ему нужно было выезжать, пили на кухне чай.        — Лида и Рома ведь знали про меня? — спросил он. Вик кивнул и только тогда испугался, что, может быть, не нужно было никому рассказывать, и Вику это было неприятно. Хотя при нём тема в их компании никогда и не обсуждалась, да и ребята, Вик был уверен, никогда не сказали бы ничего против, даже если б и поднялась.        — Я… о, прости, если…        — Да нет, нормально, — перебил Максим, отмахиваясь. — Просто сейчас не рассказывай им, хорошо?        — Конечно, никому ничего, — закивал Вик.        Было сложно случайно что-нибудь не ляпнуть при Лиде с Ромой — он не привык к секретам между ними, за десять лет их знакомства никогда не было нужды о чём-то умалчивать. Но если Максим этого хотел, Вик был намерен держать своё слово.        Кроме почти каждодневных посещений Максима и постоянных поисков работы, в жизнь Вика добавился ещё и Паша. Это было странно. Когда они в первый раз увиделись после секса в машине, Вик испытал столько неловкости, что минут десять молчал, придумывая предлог, чтобы уйти. Но неловкость прошла, и он понял всю прелесть своего решения. Что же, у него был секс. И ещё иногда даже массаж. И Вик, пожалуй, был готов признать решение возобновить эти отношения таким странным, на первый его взгляд, образом лучшим за последнее время.        Они смотрели сериалы, занимались сексом и иногда болтали после о всякой ерунде, как это было когда-то. Хотя больше, конечно занимались сексом. И всё шло как нельзя лучше. Максим говорил, что это отличный способ узнать, чего он хочет на самом деле, но пока Вику казалось, что именно этого он и хочет. Общаться с Пашей было гораздо приятнее, если не было каких-то ожиданий, не нужно было узнавать, где он был вечером, думать о перспективе их отношений и заниматься прочей ерундой, которой Вик занимался перед тем, как они расстались.        Лида была настроена скептично, говорила, что это только пока. Что потом Вик привяжется и просто секса будет недостаточно, но Вик об этом не думал — достаточно было рассуждений, сейчас он хотел просто делать то, что нравится. А нравилось ему заниматься сексом тогда, сколько и так долго, как только захочется.        Паша не был знаком с Максимом, на общие посиделки с друзьями его не брали, Вику это казалось неуместно, учитывая формат их отношений. Они прекрасно справлялись и наедине. Но, конечно, Паша знал про Максима, Вик часто уезжал к другу после их свиданий или наоборот.        — Вы много общаетесь, — сказал Паша, когда они лежали в постели, и Вик вслух размышлял, что пора собираться: они с Максимом хотели заехать в магазин.        — Ну, мы дружим, — пожал плечами Вик.        — Мм, только дружите? — Паша повернулся на бок и посмотрел на него.        Вик напрягся, разговор сворачивал не в ту сторону, в какую бы хотелось, там, дальше по этой дороге, висел огромный знак стоп.        Вик выбрался из-под одеяла, оглядываясь в поисках своего нижнего белья.        — Эй, я не к этому спрашиваю! — Паша тоже поднялся, садясь на кровати, глядя Вику в спину. Тот замер, оглянулся на него через плечо. — Просто ты всегда больше любил омег, и я, если честно, думал, что ты найдёшь себе омегу, после того, как мы расстались.        — Не люблю я больше омег, я никого больше не люблю, — ответил Вик, расслабившись, но вещи собирать продолжил — всё же действительно пора было собираться. — Просто так получалось, что с ними я встречался чаще.        Паша подполз к нему поближе, обнял за талию, приятно щекоча шею дыханием. Вик откинул голову ему на плечо.        — Ты всегда выбирал горячих омег, я помню фотки, — прошептал Паша ему в шею. Вик хмыкнул довольно, уж на вкус он никогда не жаловался, ни в омегах, ни в альфах. — Так что у тебя с этим омежкой?        — Чистая платоническая любовь, — улыбнулся Вик, принимая поцелуи в шею.        — Что, он недостаточно горяч?        — О, он очень горяч, — протянул Вик и выкрутился из объятий, хитро поглядывая на альфу. — Но пока что ты справляешься со своими обязанностями, подмога не нужна.        Но вообще Паша был прав, омег Вик любил, и опять вспомнил, что больше трёх лет не был ни с кем из них. Но искать кого-то сейчас совершенно не было желания и времени, его страничка в тиндере висела безжизненно, заброшенная после месяца использования полгода назад. Тогда Вику хотелось поскорее с кем-то познакомиться, чтобы забыться, и Лида создала ему страницу, но энтузиазм очень скоро сошёл на нет, а опыт использования так нахваливаемого подругой приложения оставил ощущение, что вокруг совсем нет нормальных людей.        Так что Вик решил отдаться на волю судьбе и довольствоваться тем, что есть. А уж если выдался бы шанс познакомиться с симпатичным омегой с постельными перспективами, он бы его не упустил.        Хотя было бы нечестно перед самим собой отрицать, что он иногда заглядывался на Максима, но это было нормально, совершенно без умысла! Любой бы подтвердил, что если ты умеешь ценить красоту омег, и у тебя в друзьях есть один довольно симпатичный, смотреть на него нормально. Тем более, что из-за встреч вечером, когда Максим или приезжал от клиента, или уезжал к нему, Вик довольно часто видел его после душа, во влажных майке и шортах, с мокрыми взъерошеными волосами, и отрицать, что выглядел Максим хорошо, было бы глупо.        К концу февраля Вик окончательно привык к своей жизни. Отношения с Пашей, вопреки словам Лиды и предположениям Максима менять не хотелось, всё его устраивало именно так, как есть. И в целом всё устраивало, за исключением работы. Но к этому времени он уже окончательно смирился с тем, что на новой работе не будет также, как на старой, и рассматривал варианты должностей в других сферах, чтобы не терять зарплату. Как бы там ни было, а к имеющемуся уровню жизни Вик привык, и понижать его не хотелось совершенно, а предложений по работе в их городе не прибавилось: либо спускаться на ступень ниже, либо что-то менять. И Вик согласился менять, он даже сходил на одно собеседование в сфере ВЭД, но решил искать ещё.        Только у Петра Олеговича были другие планы. Почти на весь февраль он уезжал в командировку и нервы Вику не трепал, но под конец вернулся. Как всегда с недовольным лицом, капал каждый день на темечко, методично, ехидно, издевался, сука. Справедливости ради, перепадало не одному Вику, начальник любил промариновать в своих бессмысленных речах с кучей претензий и замечаний, но на Вике отрывался по полной, подогреваемый злостью на то, что Вик смел ему перечить.        — Меня совершенно не устраивает ваша работа в моё отсутствие, — поджимал он губы, рассматривая документы, которые ему принёс Вик, как будто он ему вместо них подсунул что-то крайне неприятное. — Вы с Поляковым встречались?        — Договорились на следующую неделю, пятницу.        — Виктор! Я ведь ясно дал понять, что мне результаты нужны до конца недели, следующая пятница до конца этой недели будет? Не думаю. Вы не умеете выполнять поручения начальства, Виктор, — с выражением полного удовлетворения на лице продолжал выговаривать начальник. Вик слушал и кивал со сдержанной улыбкой. — Позвоните ему, договоритесь. Это понятно?        Вик мог сказать, что торопиться до конца месяца не имело смысла, или что на этой неделе у него не будет времени, или что он вообще не должен этим, как начальник отдела, заниматься. Но он молчал, сдерживая внутри кипящее возмущение, сжимая папку в руках. Он улыбнулся, попрощался с начальником и вышел из кабинета.        Секретарь улыбнулся ему сочувственно.        — Опять? — тихо спросил он.        Вик закатил глаза и кивнул. Чтобы что-то началось опять, оно должно закончиться, а этот ад не прерывался ни на секунду. Вик пошёл к своему кабинету, думая, как поменять планы так, чтобы всё успеть, но резко остановился у двери из приёмной.        Секретарь посмотрел на него вопросительно, Вик улыбнулся.        — Распечатай мне образец заявления на уход.        Омега открыл рот удивлённо, но наткнувшись на твёрдый взгляд Вика, молча кивнул и полез в компьютер. Вик написал заявление прямо там и пошёл к начальнику.        Бумаги опустились на стол Петра Олеговича так идеально, что у Вика от удовольствия засосало внутри, он кивнул на вопросительный взгляд начальника.        — Что это? — краснея, спросил Пётр Олегович.        — Утрудитесь сами прочитать, — сладким голосом ответил Вик, разворачиваясь.        — Я не подпишу! Ты ещё две недели отработать должен! — крикнул вдогонку альфа, не определившись с аргументом. Вик остановился, хмыкнул насмешливо.        — Без проблем, — пожал он плечами. — И да, конечно же, подпишите.        Он уже давно не чувствовал себя таким уверенным и счастливым в стенах этой компании, как когда выходил из кабинета начальника. Вик задавался единственным вопросом: почему не сделал этого раньше? В тот момент он не думал ни об отсутствии работы, ни о не законченном проекте, ни о том, что не предупредил никого из своей команды — на это у него будет время после. А тогда было просто хорошо от своей решительности и выражения беспомощно-удивлённой злости на лице у Петра Олеговича.        Позже Вик зашёл с этой новостью к Лиде        — О, это… — растерянно глядя на него, протянула подруга. — А ты уже нашёл работу, что ли?        — Нет, — пожал плечами Вик. Лида удивлённо вздёрнула брови.        — Это… Смело.        К слову, Рома чуть позже отреагировал примерно так же, смотрел на него, как на дурачка, и осторожно уточнял, не поторопился ли он. Папа же и вовсе хватался за сердце и охал, и никакие заверения в том, что Вик взрослый мальчик и понимает, что делает, не помогали.        Вик понимал их беспокойство, но был точно уверен, что поступает правильно. В конце концов, сколько можно было терпеть — рано или поздно это должно было закончиться. Тем более, что с финансами у Вика не было проблем, он вполне мог позволить себе на месяц-два остаться без зарплаты без необходимости переходить на хлеб и воду.        Максим с ним был согласен. Когда Вик рассказал о своём скором уходе с настоящего места работы, Максим только кивнул, что давно пора.        — Ты же умный, и всё сделал с нуля, сам. Так что у тебя всё получится, и нет смысла так за это место держаться, — сказал он. — Ты достоин большего.        — Ты тоже, — помолчав, ответил тихо Вик. Максим посмотрел на него секунду и отвернулся.        — Каждый делает то, что ему нравится, — пожал он плечами.        Вик хотел бы возразить, спросить, как это может нравиться, и сказать, чтобы Максим перестал врать ему и себе. Но он не мог этого сделать, потому что не знал. Каждый раз, когда ему казалось, что он понимает Максима, тот доказывал, что это совершенно не так. Он то собирался на вызов с улыбкой, мурлыкая под нос песню, то сидел, глядя в окно, явно пропуская мимо ушей всё, что говорил Вик. Вик пытался его приободрить, но Максим говорил, что ему не нужно, пытался вразумить — и это было не нужно, пытался поддержать — натыкался на стену из бравады. Иногда казалось, что Максиму действительно всё нравилось, что он стал живее и более общительным, — так казалось, пока он опять не начинал подолгу отсутствующе смотреть в окно.        Вик хотел бы с кем-то это обсудить, чтобы как-то помочь, да хотя бы просто понять, что происходит, но не мог, потому что обещал. Оставалось наблюдать, решать для самого себя, чему можно верить, а чему — нет, и осторожно, чуть-чуть дотрагиваясь, прощупывать почву. Вик не мог сказать, что у него хорошо получалось до сих пор, Максим мастерски умел игнорировать то, что считал нужным, и закрываться.        Но были времена, когда гадать не приходилось, всё было понятно только по одному взгляду: таким потерянным и усталым выглядел Максим каждый раз после встречи с братом. Он ходил словно в воду опущенный ещё и на следующий день, странно себя вёл, был тактильным больше, чем обычно, и как никогда сильно напоминал себя того — плачущего в сугробе на парковке. У Вика щемило от этого сердце, он хотел бы как-то помочь, но всё, что он мог — быть рядом и слушать, если друг хотел говорить.        Максим не часто говорил об их с братом отношениях сейчас, зато много рассказывал о детстве. Они росли практически вдвоём, папа омега умер рано от пьянки, просто однажды ушёл в очередную шумную компанию и не вернулся. Сам Максим этого даже не помнил, ему рассказывал брат, которому тогда было семь лет.        Они остались с отцом и дедушкой-омегой, которые тоже пили. Только если дедушка пил после работы, дома на кухне водку из праздничных резных рюмок, которые в их доме были повседневными, то отец не работал. Он устраивался на работу на месяц, его гнали за пьянку и он уходил в запой, если и появляясь дома, то со скандалом, за деньгами или отоспаться.        Максим рассказывал, что когда дедушка с отцом ругались, брат заводил маленького Максима в ванную, включал воду, чтобы было не так слышно криков, и рассказывал ему стихи или правила по русскому, которые учил в школе. Он делал так же, когда в дверь ломились те, у кого их отец занимал деньги — они, бывало, сидели в ванной на полотенце весь вечер, пока не приходил дедушка.        Максим помнил, как соседи говорили, что их с братом ждёт то же самое, что у их отца вся семья была пьющей и папу их он споил, загнал в гроб, то же ждёт и детей. Он помнил, как плакал на плече у брата, что не хочет так же, а тот обещал, что этого не случится, что он проследит.        Брат ненавидел алкоголь, он выливал водку в раковину, когда после смерти дедушки их отец притащил в дом «на поминки» своих друзей алкоголиков, и выгонял их из квартиры, пока восьмилетний Максим прятался в их с братом комнате. Брат часто дрался с отцом, и больше всего Максим боялся, что с ним что-то случится, он прятался под одеяло на кровати у брата, прижимался к стене и молился, хотя никто в их семье никогда не ходил в церковь и не учил никаких молитв.        Когда брат возвращался, он не выгонял его, а ложился рядом, не забирая у него одеяла, и обнимал. Максим успокаивался только на утро, когда просыпался и находил брата рядом, а если не находил, со слезами вскакивал с кровати и бежал искать его по квартире.        По воспоминаниям Максима становилось предельно ясно, как сильно он любил брата, а брат любил его, и Вик никак не мог понять, что у них случилось, почему теперь каждый раз после встречи с ним Максим выглядел, как после пытки.        — Ну, я не самый лучший брат, — отвечал на вопросы Максим. — Андрей со всем справился, он смог, а я — нет. Я, конечно, не спился, но, кто знает, может, ему было бы легче, если бы спился.        Вику было много чего возразить, и он очень сильно сомневался, что брат Максима такой идеальный, как тот его описывает, до сих пор глядя на него глазами того маленького мальчика, который плакал, если просыпался без брата. Но Вик молчал, как обычно, не желая давить на друга и расстраивать его ещё больше. Молча слушал, видя, что от разговоров про брата, от воспоминаний о том, как они вместе проводили время в детстве, ему становится лучше.        Вик рассказывал про своего младшего, хотя его истории совсем не были похожи на истории друга. Он рос в семье один, у него всегда всё было: игрушки, поездки, внимание родителей, друзья, и никогда не было того, с чем сталкивался Максим. Его брат родился, когда Вику уже было шестнадцать лет, и Вик по сути был ещё одним взрослым, из которого младший вил верёвки, будучи маленькой избалованной обезьянкой. Вик обожал своего брата, но у них никогда не было и, вероятно, не будет той близости, которая была у Максима с Андреем.        — Всегда покупаю ему на день рождения по два-три подарка, у него всегда столько хотелок, и я просто не могу остановиться! — жаловался Вик. — Родители, конечно, говорят, что я его балую, но, между прочим, это не я приучил его, что можно ткнуть в магазине пальцем во что хочешь, и получить это. Так что претензии тут не ко мне.        — Хотел бы я быть твоим братом, — смеялся Максим. Вик его вполне понимал, он и сам бы своим братом быть не отказался. — Когда Андрей начал встречаться со своим нынешним мужем, я думал о том, что у него родится ребёнок. Я хотел бы быть таким же дядей, как ты брат: избаловать его, чтобы родители потом вешались, и быть его любимым дядюшкой.        Вик улыбнулся, вполне себе это представляя, Максим был весёлым и лёгким, его, наверняка, должны были любить дети.        — Уверен, что так и будет.        — Хотелось бы, — хмыкнул Максим, и Вик сжал его руку, подбадривая. Что бы у Максима ни случилось с его братом, но они, несмотря на сложности, до сих пор общались, и, на взгляд Вика, это говорило о многом.        — Главное не избалуй своих, а то самому придётся вешаться, — усмехнулся Вик. Максим кинул на него быстрый взгляд и хмыкнул — Вик почувствовал, как напряглась чужая рука.        — Это вряд ли, — улыбнулся Максим, быстро отворачиваясь.        Оу. Вик не нашёлся, что сказать, растерянно глядя на друга, чувствуя, что сам того не желая, только что ткнул пальцем в чужую рану. Спрашивать дальше означало бы только ещё больше её расковырять, потому Вик взял себя в руки, улыбнулся, и спросил Максима про его планы на выходные.        В среду заканчивались две недели, которые он должен был отработать, Вик собирался праздновать, но, увы, не все решили уволиться, и приходилось подстраиваться под график друзей. Поэтому собираться было решено в выходные.        За эти две недели отработки Вик успел сходить ещё на четыре собеседования, и получил зелёный свет на трёх из них, правда, одно отпало сразу после знакомства с начальством — наступать на эти грабли Вик отказывался. Ему оставалось только выбрать из двух вариантов. Друзья советовали тот, где больше зарплата, папа всё ещё отказывался верить, что Вик вот так взял и бросил свою работу, а сам Вик собирался решить всё в последний момент, может, подкинуть монетку. Не слишком серьёзно, но почему-то это казалось логичным после такого импульсивного увольнения.        Его команда на работе расстроилась новости о его уходе, Вик всегда старался быть начальником, к которому приятно идти за помощью или с предложением, и он любил своих ребят. Но все они видели, что происходит, и Вик был далеко не первым, кто уволился, наоборот — он держался дольше остальных. Но в день, когда он прощался со своей командой на работе, он видел по их глазам, что, вероятно, станет не последним бегущим от тирании сотрудником.        Его помощник сказал, что Вик мог бы открыть свою фирму, продолжить делать то, что делал — работать с проектами, но только расширить сферу деятельности, а многие из его команды бы с удовольствием присоединились к нему. И нельзя сказать, что Вик об этом не думал, но внутри эта мысль не отзывалась, поэтому он откладывал её на «возможно, когда-нибудь» и собирался кидать монетку.        Ох, ещё напоследок он сделал то, что не позволял себе за всё время своей работы в этой компании. И он хотел бы сказать, что его на это подбили, совратили самым наглым способом, да он так и сказал бы, если б кто-то спросил. Но себе нужно было признаться: вечер, отсутствие людей в офисе, пустой кабинет и Паша — да сама судьба подталкивала его осквернить уже этот стол!        И, — о, нет! — он нисколько не жалел. Вик сходил с ума от собственной безрассудности, не до конца понимая, что в его жизни происходит, и может ли это быть кризисом среднего возраста (ему даже не было тридцати!), но наслаждался этим. Лида должна была им гордиться, столько приключений: их странные отношения с Пашей, увольнение, выбор работы без расчерчивания графиков с плюсами и минусами и секс на столе своего вскоре бывшего кабинета. Если даже Лида бы не гордилась, сам Вик абсолютно точно собрался гордиться собой.