Не о любви

       В мае Вик наконец-то провёл течку с альфой, в прошлый раз Паша улетал в командировку как раз, когда Вик потёк. Сейчас можно было оторваться за все разы, прошедшие с их расставания, и было кому наконец-то менять простыни и таскать ему воду.        На новом рабочем месте Вика отпуска во время течек не приветствовали, начальница на его заявление подняла брови и спросила:        — Вы планируете беременность?        Вик чуть не поперхнулся слюной. Что-что, а беременность он точно не планировал, в чём поспешил убедить начальницу. Они ведь обсуждали это ещё на собеседовании — неизбежность, через которую проходят все омеги, и Вик вполне ясно дал понять, что детей не планирует ни в ближайшее время, ни, вероятнее всего, вообще.       Начальница хмыкнула, ещё сильнее вздёргивая брови.        — Почему тогда отпуск? Вы не переносите таблетки?        Вау, да, весьма бестактный вопрос. Вик глупо смотрел на начальницу, пытаясь придумать в ответ что-то кроме не менее бестактного «хочу трахаться». Пришлось сказать, что да, у него непереносимость таблеток. Серьёзно, какой был выбор, как он мог ответить на этот вопрос? Просто сказать «просто»?        Такое положение вещей, конечно, не прибавляло энтузиазма по отношению к работе, а там и без того всё шло со скрипом. Вик справлялся прекрасно, не вызывал никаких нареканий, нашёл контакт со своим отделом и клиентами, уже окончательно войдя в колею. Но вот только удовольствия это приносило мало.        Вик надеялся, что всё это — процесс привыкания. Или, может быть, к тридцати годам нормально было перестать получать удовольствие от работы? Вик бы с удовольствием уехал на моря на пару месяцев, да и, если честно, мог себе позволить, вот только потом пришлось бы искать новую работу, перебиваясь с макарон на макароны другой формы.        — Может, стоит ещё поискать? — предложил Максим, когда они обсуждали это. — Попробуй ещё месяц, а если лучше не станет, поищи ещё.        — Не знаю, Макс… — Вик не испытывал никакого энтузиазма от мысли о новом поиске работы, новом месте, новой должности. — Шило на мыло? В смысле, есть ощущение, что я просто в принципе от этого устал. Ну, знаешь, восемь часов в офисе, бумажки, переговоры, отчёты, брифы, опять бумажки.        — Может, хобби? — неуверенно предложил Максим.        Вик застонал и потёр лицо ладонями.        — Я же даже на капоэйру уже сходил! И в спорт-центре записался на эту гимнастику, я даже скачал приложение, чтобы учить испанский язык. Нахрена мне испанский?        Вик за всю жизнь себя не чувствовал таким потерянным в профессиональном плане, как за последний год. Возможно, пора было записаться к психологу? Ну, во всяком случае было больше шансов, что поможет, чем у капоэйры.        — Даже не знаю, что тебе посоветовать. Я никогда в офисе не работал. Как ты сейчас говоришь — звучит скучно, но когда ты рассказывал про свои проекты, казалось, что это классно.        — Это и было классно. Когда-то, — вздохнул Вик.        Рома на его жалобы ответил примерно то же самое, что Максим: пробуй, ищи. Мол, ты ещё молодой и у тебя есть варианты, а всякие курсы в помощь. Лида сказала, что все проблемы Вика из-за личной жизни.        — Смотри, ты подсознательно недоволен положением вещей, и эта неудовлетворённость распространяется на все сферы твоей жизни, — сказала она. — Вытащи голову из жопы и всё пройдёт.        Эту тему Вик предпочитал не развивать, Лида, кажется, знала о его жизни что-то, чего не знал сам Вик, иначе он не мог объяснить, откуда в ней было столько уверенности. Она не говорила прямо, но даже её молчание и взгляды, когда он заговаривал о Паше или Максиме, вполне красноречиво давали понять её мнение. Спорить было себе дороже.        Течка прошла, и было очень жаль. Четыре дня дома, прекрасный секс и сериалы. И чипсов Вик съел на год вперёд, кажется, сведя на нет все свои походы на чёртову гимнастику.        Потекли обычные будни: Вик выезжал на работу в половину восьмого, уезжал с неё в половину шестого, ходил в спортзал три раза в неделю, на выходных виделся с друзьями, ночи иногда проводил с Пашей, и спасался от серости бытия у Максима за чашкой кофе (специально для Вика купленного) с булочкой или просто засыпая на диване под какой-то сериал. В целом, можно было жить.        С Пашей они стали видеться чуть реже. Во-первых, полгода воздержания были навёрстаны и теперь одна только мысль о штанах альфы не делала Вика мокрым. Во-вторых, они с Максимом начали ещё больше времени проводить вместе, хоть казалось, что это невозможно. Но нет, поглядите-ка! Лида предлагала им съехаться, Вик посылал её по известному маршруту. Ну, и в-третьих, оказалось, что свободные отношения легче строить с человеком, с которым у вас нет общего прошлого. По крайней мере так казалось, потому что какие-то проблемы, уже абсолютно неважные, давно забытые, но периодически всё же вылазили. И Вик начал уставать.        — Если у тебя кто-то появился, ты скажи, — сказал как-то Паша, когда Вик переписывался с Максимом. Вик покачал головой. — Ну, чтобы мне никто не пришёл бить морду.        Вик успокоил Пашу, что никто с ним на разборки не придёт, он бы этого в любом случае не допустил, даже если б альфа новый и появился. Ещё не хватало, чтобы из-за него устраивали первобытные бои.        В середине мая Максим попросил Вика отвезти его в Куйтун на кладбище.        — Я раз в год езжу к родителям и бабушке, на родительский день. А в этом не успел.        Конечно, Вик не мог отказать, хотя ехать туда был и совсем не ближний свет — выезжать пришлось в ночь. Ему было странно, что Максим не поедет с братом, у того, как он уже знал, была машина. Он подумал, что, возможно, брат был занят.        Кладбище было старым, заросшим травой, и казалось переполненным, хотя всё ещё и действовало. Могилы родственников Максима находились по краю, четыре в ряд: дедушки и родители. У деда-альфы и отца-омеги Максима памятники были гранитными, с цветниками, напечатанными на плите фотографиями, а у деда-омеги и отца-альфы — железные, маленькие, без фотографий, с одними только ржавыми табличками с датами и именами. Дедушка хоронил своего мужа и свёкра, занимал на похороны, памятники, а вот самого его хоронить было не кому — собирали по соседям, родители Андреевых одноклассников тоже помогали. Отца хоронил сам Максим, в девятнадцать лет, деньги отправил ему брат, но на что-то приличное там не хватило, всё ушло на то, чтобы его закопать.        — Когда-нибудь поставлю новые, — сказал Максим. — Нужно будет в следующем году сходить узнать, сколько стоит.        Вик, зная что-то про детство Максима, пытался для себя решить, стал бы он такому отцу ставить памятник, и всё больше склонялся к тому, что нет. Но Максу он об этом не говорил, если тому это было важно — значит, пускай.        Они вместе выдрали траву, которой всё заросло, поправили могилы и памятники, помыли всё и разложили цветы.        Вик положил на блюдца конфеты и разлил в рюмки сок.        — Когда их хоронили, пили водку и им наливали, — говорил он, когда они отдыхали на скамейке у соседних могил. — Мне всегда казалось странным наливать алкоголикам водку, они все от неё и умерли. Погибшим в ДТП никто не приносит на могилу бампер.        От вида этих железных, проржавевших «памятников», становилось совсем не по себе. И Вик слабо кивнул, разглядывая имена на табличках, думая, как нелепо люди выбрали свой конец. Вонючая жижа — а кто-то ради неё был готов лечь в гроб.        Максим был тихим и задумчивым всё то время, что они были на кладбище и ехали обратно. Вик не лез к нему, давая побыть в тишине, на него и самого поездки на кладбища действовали немного угнетающе. Поэтому он бы предпочёл, чтобы его сожгли и распылили где-нибудь в поле, и его родным не пришлось бы устраивать эти бессмысленные уборки огороженных заборчиками кусков земли, на которых чаще раза в год бывали только местные бездомные собаки.        После кладбища и долгой поездки на машине они заехали к Вику попить чай, пока у него оставалось время до тренировки.        — А почему Андрей не поехал? — спросил Вик, разливая чай.        — Он не ездит, — помотал головой Максим. — В последний раз был там, когда хоронили дедушку, а к отцу вообще ни разу не приезжал.        Вик пододвинул к нему кружку. Не то, чтобы он не понимал Андрея, но ради брата он бы и к алкашу отцу съездил.        — Ну, думаю, ожидаемо? Если честно, мне больше не понятно, почему ты туда ездишь?        Максим вздохнул и повертел кружку в руках. Он выглядел задумчивым и, возможно, и сам не знал ответ на этот вопрос.        — Думаю, было бы грустно, если бы к ним никто не ездил? — неуверенно начал он. — Это… Ты думаешь, что они не заслужили того, чтобы о них помнить?        — Не совсем, — Вик замешкался, не зная, как лучше объяснить свои чувства. — Но это ведь что-то вроде знака уважения, там, заботы? Я не знаю, как чувствуешь ты, но как по мне, я бы не стал заботиться о тех, кто не захотел позаботиться о ребенке.        — Они хотели о нас заботиться, просто не умели этого делать.        Вик поморщился. Ну, нет, все эти «они любят меня, но по-своему» были не для него. Вик был уверен, что дети — это самая большая ответственность, которая может приключиться с человеком в жизни. И если люди её на себя брали, они должны были нести эту ответственность без всяких «не умеют» и «не знают».        — Видимо, недостаточно хотели, — поджал Вик губы.        Максим опустил голову и пожал плечами, не найдясь с ответом. Вик был уверен, что Максим и сам где-то внутри понимает, что взрослые люди, те, которые для ребёнка буквально целый мир, подвели его. Но это сложно принять, и винить их кажется неправильным, поэтому друг искал какие-то оправдания, убеждая так не только Вика, но и самого себя. Видимо, в этом плане его брат был смелее и смотрел на вещи без розовых очков.        — Но так можно сказать и обо мне. Чем я лучше? — сказал Максим после недолго молчания.       Вик, удивлённый такой постановкой вопроса, уже хотел было ответить, что это вообще несравнимые вещи, и что Максим опять на себя наговаривал, но тот продолжил.        — Я тоже делаю то, о чём нормальные люди даже не говорят. И я подвёл своих родных. У меня был только брат, а я подвёл и его.        — Это вообще не то же самое, — как можно мягче возразил Вик, видя, что Максим начинал заводиться. Он крепко сжимал ручку от кружки и часто дышал.        — Почему нет? Почему не то же?        — Да потому что, Макс. Ты делаешь это, потому…        — Что? Давай, почему я это делаю, Вик? — перебил Максим.        Вик смотрел на него настороженно, как будто он в любой момент мог взорваться. Как будто Вик нападал на Максима, а не пытался обелить его перед ним же самим — и Вик совершенно не знал, как себя в такой ситуацию вести.        — Я не знаю, что ты там себе представляешь? — не успокаивался Максим. — Что меня продали в сексуальное рабство в четырнадцать лет? Что меня избивал и насиловал отец? Или что я голодал, а на руках у меня был умирающий от рака родственник? Что там ещё говорят про шлюх в сериалах и романчиках?        Вик не мог найтись с ответом, беспомощно разглядывая Максима, а Максим выглядел раздражённым и смотрел на него так, как будто Вик его чем-то обидел. Он попытался вставить свое «успокойся», за неимением лучшего варианта.        — Макс, ты…        — Я не умирал с голода, Вик, — не дал договорить Максим. Он смотрел прямо и твёрдо, Вик бы даже позволил себе сказать, что отчаянно. — И никто меня не заставлял. Я сделал это, потому что хотел жить лучше. Я не хотел учиться и работать, чтобы, как ты, стать когда-нибудь начальником и купить себе тогда квартиру, машину и кучу крутой одежды. Я хотел прямо сейчас. Я хотел купить себе новые джинсы, купить наконец-то телефон, съехать с ссаной общаги, и сходить с одногруппниками на концерт Димы Билана.        Максим раскраснелся, выглядел он всё так же решительно. Рука, в которой он держал кружку, заметно подрагивала, и Вик подавил желание накрывать её своей рукой.        — Я не на кусок хлеба зарабатывал, Вик. А на новую кофточку. Меня не надо жалеть, я не жертва. Это просто мой выбор, понятно?        Он смотрел на Вика гневно, прямо ему в глаза, и как будто ждал ответа. Вик не знал, что сказать. Что тут можно было сказать? Он просто смотрел в ответ, пытаясь хоть в этот взгляд вложить какое-то понимание и поддержку вместо растерянности, что наверняка там была. Максим пару раз моргнул и отвёл взгляд немного неловко, как будто стыдясь того, как бурно он отреагировал.        Он почесал лоб, наклоняя голову вниз. Вик прочистил горло.        — Макс, прости, если я тебя обидел.        — Да не извиняйся ты передо мной, — фыркнул Максим уже тише и спокойнее. — Не за что, и жалеть тоже не за что. Я вырос в семье алкашей, да. И что? Таких, как я, в каждом доме десять человек. Да, половина из них спились. Но другая половина выросли нормальными людьми, они работают, выходят замуж и рожают детей. И они справляются, и мой брат справился.        Вик понимал, что Максим говорит правду, но также он понимал, что все люди разные, и на каждого обстоятельства влияют по-разному. Но он не спешил возражать другу, боясь опять его расстроить. Очевидно, что Максим был готов простить себе гораздо меньше, чем были готовы прощать другие.        — Просто есть люди, которые не справляются, как бы ни хотели, — сказал Максим, как будто вспоминая, с чего всё началось. — Мой брат тоже постоянно говорит: «значит, не так сильно хочешь». Но просто я такой, — Максим поднял взгляд на Вика. — И всё.        Вик пододвинул свой стул ближе к его и положил ладонь на коленку Максима.        — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но я не считаю твоего брата таким идеальным, а тебя — таким плохим. И ты меня в этом не убедишь.        — Я не говорю, что он идеальный, но он лучше меня. Да, у него есть право быть недовольным своей семьёй и не ездить к ним, к нам. Но не у меня.        — Хорошо, я так не думаю, — нахмурился Вик. — И ты, и твой брат, и я — все ошибаются. И ты — не больше остальных. Слушай, я не пытаюсь настроить тебя против брата, но давай честно — он тоже неплохо проебался.        Максим посмотрел на него удивлённо, с протестом во взгляде, который, казалось, получался уже рефлекторно — так привык он всегда, даже мысленно, превозносить своего брата. Но Вик перебить не дал.        — Ты — его брат. У меня тоже есть младший. И знаешь, что должно произойти, чтобы я его бросил? Да ничего. Какую бы ерунду он ни вытворил.        — Он меня не бросал.        — Да? — приподнял бровь Вик. — Почему он не ездит с тобой на кладбище, если это важно для тебя? Почему он тебя не поддерживает? Да как вообще получилось, что его младший брат решил приторговывать собой, если он такой идеальный?        — Не говори так, ты не знаешь, — покачал головой Максим. — Его не было рядом.        Вик приподнял брови, показывая, что ждёт продолжения. Что же, он, действительно, не знал, так что Максим мог рассказать. Потому что пока портрет Андрея получался совсем не идеальным.        — Он всегда хорошо учился, и смог поступить на бюджет в Новосибирск. Так что он уехал, мне тогда было тринадцать.        Что брат Максима не дурак, Вик уже понял, сомнения оставались в его моральном облике. Он кивнул.        — Для нас это для обоих было тяжело, — улыбнулся Максим. — Он не хотел уезжать и оставлять меня, собирался поступать куда-нибудь недалеко. Я его уговаривал подать документы туда, помогал собирать деньги на билет — листовки раздавал. И он всё-таки уехал, и приезжать он не мог: на каникулах работал, чтобы отправить мне денег и подкопить на квартиру, он хотел остаться и попытаться найти работу там. Так что мы с ним долго не виделись, только созванивались. И то ведь никаких мобильных у нас не было, я бегал покупал карточки, чтобы звонить по межгороду. Вот. А на четвёртом курсе он устроился там на стажировку в какую-то хорошую компанию и остался ещё на год, чтобы нормально заработать, и только потом приехал.        Максим замолчал, было видно, что рассказ давался ему нелегко, он иногда сбивался, что-то вспоминая и задумываясь, и не смотрел на Вика. Тот не торопил, только держал руку на колене.        — Без брата было сложно. Ну, раньше я с ним проводил много времени, а когда он уехал, начал со всякой шпаной гулять. Не дома же с отцом пьяным сидеть, — добавил Максим, как будто оправдываясь. — И они пили, ерунду всякую: коктейли, пиво какое-то дешёвое. Я тоже с ними пил, но не много! Я знал, что у меня дурная наследственность, так что крепкого ничего не пил, да и немного, но, знаешь, это насколько правильно может рассчитать подросток… В общем, когда Андрей приехал, он узнал, что я с этой компанией связался. Мы поругались, я ему всякого наговорил… Ну, мне казалось, что я взрослый, мне же было уже семнадцать лет, я поступил в училище, жил в общежитии. И я ему сказал, что, ну, что он мне не родитель, и что нафига он вообще приехал, если собирается мне читать нотации…       Максим вздохнул и опять почесал лоб, как он делал обычно, когда волновался. Вик слушал его внимательно, живо представляя предоставленного самому себе подростка, ушедшего в отрыв.        — Я так не думал, я ведь тогда очень хотел, чтобы он приехал, и ждал его. Но мы поссорились, и когда он уехал, мы не общались. Сначала я не взял пару раз трубку, потом он перестал звонить и как-то… Не знаю, я решил, что так лучше, и что я сам со всем справлюсь. И мы ходили с ребятами в клуб, а там был Егор. Он, ну, был сутенёром. Я, конечно, не сразу об этом узнал, мы с ним просто переспали, а он мне заплатил. Я сказал, что мне не нужно, что я не такой и все дела, а он сказал подумать. Ну, я подумал, — усмехнулся Максим. — Я подумал, что хочу перестать ходить в вещах, которые ношу с четырнадцати, зашивать носки на три слоя и стесняться снять у врача штаны, потому что на трусы было страшно посмотреть. Брат присылал деньги, но этого же не хватало — и он не мог присылать много, и надо было за квартиру заплатить, и поесть купить. И на всякую фигню хотелось потратить. Потому что я хотел не жить в общаге и гулять, как все. И я согласился. Это, наверное, странно звучит, но это был просто секс, я не чувствовал ничего такого — секс и секс, только потом платят деньги.        Максим замолчал и сглотнул, то ли пытаясь не подпустить слёзы, то ли просто беря передышку. Вик взял в свои руки его ладонь — у того подрагивали чуть пальцы, ладони были ледяными.        — Конечно, это поначалу так только было, потом… Ну, это было уже после, и я ушёл от этого Егора, вернулся в Куйтун, и работал сам. Было лучше. — Максим откашлялся. — Ну, ещё до этого, я пока учился, у меня уже начались проблемы. Я решил, что не хочу быть поваром, и на пары больше не ходил, чем ходил. И из деканата звонили отцу, но тот к тому времени уже совсем спился, он в сознании, наверное, уже и не бывал — это за год было до его смерти. И они позвонили брату, и он поехал. Вернулся, нашёл работу в Иркутске. Ради меня, чтоб следить за мной.        Вику на руку, которая держала Максимовы ладони на его коленях, шлёпнулась тёплая капля, и он вздрогнул. Сжал крепче руки.        — А мне это тогда было не надо, я же сам! У меня же были деньги, и зачем мне была эта учёба! Я ещё и обижался на брата, что он так уехал, и что говорил, что, мол, я хочу вслед за родителями пойти, ну и вообще… Короче, он узнал, чем я занимаюсь, я не особенно и скрывал, если честно. Был скандал, естественно, был скандал. Он грозился идти в полицию, увезти меня и выпороть — и что только не грозился. Даже влепил мне как-то пощёчину, первый раз в жизни руку поднял… Закончилось тем, что он сказал выбирать: или я бросаю всё это, сдаю долги в училище и живу с ним, либо могу уезжать в Куйтун и делать, что хочу, а его это уже не будет касаться. Угадай, что я выбрал?        Глаза у Максима были красные, на лбу вздулась вена, а щеки блестели мокрыми дорожками. Вик не любил, когда люди рядом плачут. Он чувствовал себя неловко, хотел помочь, но не знал, как. А от слёз Максима становилось совсем плохо.        — Максим… — вздохнул он, потирая его ладонь с тыльной стороны. Максим усмехнулся.        — Да… Знаешь, сколько раз я жалел? Если бы я тогда сделал, как он сказал, насколько всё могло бы быть по-другому? — Максим всхлипнул, подбородок у него затрясся и он вывернул из рук Вика ладонь, чтобы вытереть лицо. Вик потянулся следом, спустив рукав и проводя им по щекам друга. — Тогда у меня бы получилось, я бы жил с Андреем, и всё бы было хорошо. Как раньше…        Максим уткнулся в ладони и совсем расплакался, давя всхлипы. Вику пришлось встать, чтобы обнять его, подрагивающего и уткнувшегося ему в живот.        — Тише… Дать тебе воды?        Вик налил воды, пока Максим высмаркивался в салфетку, успокаиваясь. Вик сел обратно на стул, дожидаясь пока он выпьет воду и опять заговорит.        — Конечно, он меня не бросил, как бы ни грозился. Он и помогал мне, и ещё сто раз со мной говорил… Но мы никогда не были с ним больше так близки, как раньше. Он даёт мне деньги, мы видимся по праздникам. Но мы с ним ни разу не обнялись за всё это время и мы с ним почти не разговариваем…        Вик вздохнул. Это была очередная ситуация, когда он просто ничем не мог помочь. С Максимом он, казалось, постоянно испытывал это чувство, и от этого было больно. Вик не понимал друга и всё внутри его претило тому, какой выбор Максим сделал. Но разве не должно было быть рядом с ним близкого человека, который бы не дал оступиться?        — Я не раз просил у него прощения, и я не раз пытался начать нормально жить.        Вик не знал. Максим никогда не говорил, что тот раз, когда он работал в гостинице, был не первым. Он столько раз думал, как омегу может это устраивать. Выходило, что оно и не устраивало?        — Я уезжал из Куйтуна в Иркутск и через две недели возвращался, я опять подавал документы в училище, я удалял все свои старые контакты. Я столько раз говорил ему, что всё, я начал новую жизнь. И что в итоге? В детстве мы обещали друг другу никогда не врать, а выходит, что я ему каждый раз вру. Я бы больше всего хотел его никогда не разочаровывать, я бы хотел быть идеальным братом для него, но я не смогу, — Максим покачал головой, сжав губы. — Нет, просто я не такой. Я могу притвориться на какое-то время, но я не такой.        — Хватит, — Максим погладил его по руке. — Слушай, это всё… Да, это очень паршиво. Но, во-первых, у тебя есть проблемы с самооценкой. И не спорь! — он поднял руку в предупреждающем жесте, когда Максим открыл рот. — Поэтому я не верю твоему «не такой». Уж прости. Мы к этому ещё вернёмся. И, во-вторых, твой брат ни разу не съездил на кладбище ни к кому, он даже не захотел ставить им памятники. А с тобой он общается, да, у вас есть проблемы, но вы всё ещё общаетесь. И это, мне кажется, говорит очень о многом. Как минимум о том, что он тебя любит, какой бы ты ни был. И у вас всё наладится. Не спорь!        Максим грустно улыбался и качал головой, но Вику и не нужно было, чтобы он поверил прямо сейчас, он никуда не торопился.        В тот день он пропустил тренировку, они ели так удачно оказавшееся в морозилке мороженое и досматривали очередной сезон «Друзей». Максим развеселился под конец второй серии, и они даже договорились как-нибудь сходить в кино на фильм, который Максим давно ждал.        В понедельник Лида позвала попить кофе в ту их любимую кофейню на углу, рядом с офисом, Вик согласился с удовольствием — нужно было с кем-то поговорить, разложить всё по полочкам. Он до сих пор был под впечатлением от вчерашнего разговора, и ночью плохо спал, обдумывая всё. Он беспокоился, и нужно было что-то делать, но он не мог понять, что. Выходило, что ничего. Разве что отправить Максима к психологу, но разве же он бы пошёл? Тащить силком?        В кофейне потрясающе пахло свежим кофе, Вик почувствовал этот запах даже лучше, чем обычно, во рту от него моментально скапливалась слюна. Он заказал кусочек морковного торта, хотя и не очень их обычно любил, и самый большой кофе, какой только был.        Он не мог рассказать всё Лиде так, как есть, он ведь обещал Максиму. Но в общих чертах объяснил ситуацию. Сказал, что Максиму не нравится его работа, но он не может набраться сил, чтобы уйти, и что брат ждёт от него большего, из-за этого у них случаются конфликты — это было самое близкое к правде, что он мог рассказать.        — Может, отправить его на какие-нибудь курсы? — предложила Лида, задумчиво пожёвывая трубочку от своего холодного латте. — У него не оконченное образование? Ну, вот, попробовать что-то, может быть ему понравится. В любом случае, с каким-то навыком за плечами он будет чувствовать себя увереннее.        Вик покивал. Это была идея, только всё равно было не до конца понятно, в какую сторону думать. Нужно ведь ещё было, чтобы Максим согласился. Возможно, что-то связанное с готовкой? Максим хоть и бросил учиться в колледже на повара, но он с удовольствием занимался выпечкой сейчас. И у него это хорошо получалось.        — У тебя у самого что?        Вик поморщился, у него всё было по-старому, перманентное недовольство никуда не делось. Но на фоне других переживаний ощущалось оно уже не так ярко, — ну, у всего есть свои плюсы.        — Не знаю, наверное, правда буду что-то другое искать.        Лида покивала.        — Может, тебе, правда, что-то своё открыть? Какое-нибудь проектное бюро?        Вик думал об этом, и тогда, когда увольнялся, и сейчас, уже на новом месте. У него, в принципе, должно было получиться, был и опыт, и знакомства, и деньги бы нашлись. Но он знал очень хорошо: своё дело не открывается с настроением «ну, можно попробовать», своим делом нужно гореть, а иначе — можно сразу просто выкинуть деньги, и не тратить время. А он не горел.        — Нет, Лид, не хочу в это лезть.        — Как знаешь, — пожала она плечами, отпивая кофе. — Закажу ещё одну чашку. Блин, третья уже за сегодня будет.        Вик хмыкнул, его и самого от ещё одного стакана останавливало только благоразумие.        — Кстати, я тебе сказала? Кафе закрывают.        Вик вскинулся и вцепился в стакан с кофе, как будто кафе должны были закрыть прямо сейчас и всё напоследок отобрать.        — Что?! Когда?        — Мне бариста сказал, что до конца месяца аренду отрабатывают и всё, — вздохнула грустно Лида.        Кофейня была здесь уже пять лет, для них с Лидой она была как родная! У них было столько купонов, бонусов, дополнительных чашек кофе за это время. Они знали всех официантов, а они — их!        — Хозяин уезжает, уходит в рестораны.        — Да, вот это ты меня порадовала, — кисло заключил Вик, разглядывая остатки морковного торта. В честь этого надо было, пожалуй, заказать ещё один. А он ведь его только распробовал!        — Ну, вот тебе и идея. Открой кофейню, — улыбнулась Лида. — Займись тем, что любишь.        Вик фыркнул и покачал головой.        — Да их сейчас на каждом углу, причём сетей — до кучи. Открывать что-то новое — я не настолько адреналинщик.        — Ну, знаешь, я бы к тебе ходила, — рассмеялась Лида. — Главное — любить своё дело, ты же знаешь.        Вик знал, может быть, потому несмотря на шутливый тон их с подругой разговора, мысль никак не шла у него из головы. Он ехал с ней домой, с ней же он ложился спать, мысленно прикидывая, какие документы нужны на кофейню и сколько нужно капитала.        Мысль эта казалась не серьёзной, просто размышления на тему, как если бы он представлял, куда потратить миллион, или чем бы занялся, будь у него возможностью никогда не работать. На работе на следующий день он, отвлёкшись от экрана компьютера с каталогами, на листке набросал диаграмму и прикинул по цифрам. Прикинутый после обеда бюджет предсказуемо показал, что выходило не очень выгодно. Только если открываться рядом с универом или с офисным зданием. И чтобы помещение было маленькое, работать на вынос, максимум — один столик.        Мысль из головы не шла, хотя Вик и пытался её выдавить, она вертелась там, жужжала на фоне. Пока уже вечером, перед уходом домой, Вик не достал новый лист, расписывая его ровным мелким почерком.        На следующий день он сделал несколько звонков, и дописал ещё пару строк на листе, пролистал несколько сайтов и перенес свои записи в программу на ноутбуке.       Вечером он сидел, перелистывая страницы программы, и кусал задумчиво губу. Было бы благоразумнее подождать, он был взрослым омегой, он был хорошим профессионалом, и он знал, что спешка ни к чему, это всё были только первые прикидки, просто идея…        Но сердце так бухало в предвкушении, как будто он уже перерезал красную ленту. И Вика всего потряхивало, хотелось грызть ногти, ходить по комнате взад-вперёд, в животе сосало от волнения, а губы сами тянулись в улыбку. Как где-то, когда он пришёл на свою первую работу в офис, когда он нёс бумаги начальнику на новый отдел.        — Да чёрт с ним! — улыбнулся Вик, достал из стола ещё один листок и начал писать заявление на имя начальника.        Весь вечер, уйдя с работы, оставив там непонимающую и недовольную начальницу, которая несмотря на это согласилась уволить его сегодняшним числом, без отработки, Вик провёл за ноутбуком. Он сидел до часа ночи, высчитывал и составлял список дел на завтра, пока не начали болеть уставшие глаза. Спать лёг с мыслью «быстрее бы проснуться». Впервые за очень долгое время.        Он никому ничего не говорил до начала следующей недели, да он ни с кем и не встречался, только перекинулся парой сообщений, занятый больше, чем когда-либо за последние месяца. Хотелось сказать, когда всё уже будет точно, хотя бы относительно, чтобы ни у кого не было и шанса на попытку его отговорить, хотя они бы вряд ли пытались. Только разве что родители — им нужно было говорить в последнюю очередь.        В следующий вторник Вик скинул в чат к друзьям сообщение:        «У меня три новости».        «Сколько из них хороших? " — тут же ответил Рома.        «Все».        Он вздохнул и набрал:        «Я уволился неделю назад. Это первая».        «Засранец!» — не заставила себя ждать Лида. «Что? И ты ничего не сказал?»        «Говорю сейчас. Вторая: я подал документы на ип, ну и ещё пару бумажек».        Вик видел, что Максим и Рома набирают сообщения, но ничего так и не пришло, видимо, ждали подробностей. Он хмыкнул.        «Так? Иииии?..» — выразила их ожидание Лида.        «И скоро у меня будет своя пекарня. Послезавтра поеду смотреть помещения».        «????!!!».        Рома, как всегда, был точен в передаче своих эмоций.        «Ты шутишь? Вик! Ты чёртов партизан! Ты не сказал своей лучшей подруге, жопа, что за секреты? Ну ты даёшь».        В принципе, получилось, как он и предполагал. Друзья явно не ожидали и были немного в шоке, но отговаривать его никто не стал, хотя он и знал, что ему ещё друг за другом позвонят Рома с Лидой на серьёзный разговор. И ещё спросят, что это он такое устроил, какого вообще чёрта, и не было ли это проявлением депрессии или какого-нибудь кризиса.        Вик знал, что не было. А если и было — чёрт с ним, если кризис делает его таким окрылённым, как когда-то, он был не против.        Выслушав все возмущения, поздравления и подколки друзей, Вик написал Максиму в личку:        «Макс, сходим в кино на днях?».        У него была ещё одна идея, и она казалась ему вполне жизнеспособной, и даже, он осмелился бы сказать, хорошей. Осталось только, чтобы Максим согласился.        Они договорились встретиться на следующий день, оба были свободны, и Вику не терпелось как можно скорее обсудить свою идею.        Они зашли в кафе неподалёку от кинотеатра после сеанса, потому что Максим отказался от попкорна, сказав, что не любит облизывать пальцы в общественных местах, так что Вик был голодным. Он рассказал подробнее о своём плане, что хочет небольшую пекарню в центре города, где-нибудь недалеко от предыдущего места работы: там когда-то была сетевая пекарня, и людей было прилично до кризиса и закрытия самой сети.        — Хочу хлеб на закваске, выпечку какую-нибудь слоёную, солёную и сладкую. На первое время не буду делать большой ассортимент, — рассказывал Вик. — Дальше будем смотреть, можно будет организовать доставку. И инстаграм! Я уже поговорил со знакомым смм-щиком, он найдёт мне человека, и запустим страницу. Там уже должны быть подписчики к открытию, а открыться собираюсь где-то в августе. Это пока примерно, многое зависит от помещения и объёма работ, которую нужно там сделать, но бригада рабочих у меня уже есть.        Максим смотрел на него с улыбкой, немного удивлённый. Вик и сам чувствовал себя приятно удивлённым, не ожидая от себя такого энтузиазма.        — Вау, ты очень… Вдохновленный! И говоришь так, как будто уже открыл парочку пекарен.        Вик усмехнулся.        — Ну, пекарнями я не занимался, но после моих проектов с медицинской техникой, это не так уж и сложно, хотя и пришлось погуглить, что к чему.        Это было как плыть в новом водоёме: он не знал, где ямы, течение было незнакомым, но плавать-то он хорошо умел. Это было интересно, это было даже захватывающие.        — Это неожиданно, знаешь, — хмыкнул Максим. — Ты не говорил, что хочешь что-то своё открывать.        — Я и не хотел, — пожал плечами Вик. — А потом как-то задумался и вот я уже несу документы на регистрацию ИП.        Ему было, конечно, приятно рассказать Максиму о своей идее, ещё раз всё проговорить — как и любой человек охваченный чем-то полностью, он был готов говорить об этом раз за разом. Но всё-таки он пришёл за другим. И когда они ещё немного поболтали о будущей пекарни, Вик начал.        — На самом деле, я тебя не просто так позвал.        Максим посмотрел заинтересованно.        — У меня к тебе предложение. Как насчёт того, чтобы пойти ко мне пекарем?        Вик посмотрел на Максима с улыбкой выжидающе. Он думал, что ему может понравиться эта идея, правда думал, но Максим смотрел в ответ, чуть нахмурившись, без намёка на улыбку или малейшую заинтересованность в предложении. Оу, что же, кажется, Вик ошибся.        — Не совсем понимаю, почему, — наконец что-то сказал Максим. Вик уже чувствовал себя неловко, сидя в тишине со сползающей улыбкой.        — Я… Ну, ты хорошо готовишь, и ты…        — Я что? Нуждаюсь в благотворительности? — Вик нахмурился, приготовившись сказать, что это никакая не благотворительность! Но Максим не дал и секунды на ответ. — Давай честно, ты не стал бы мне предлагать, если бы я работал где-то, где работают Рома или Лида.        Вик удивлённо поморгал, сбитый с толку этим напором. Конечно, он бы не стал тогда предлагать, но причём здесь были Лида, Рома и «если бы»?        — Нет, не стал бы, — спокойно ответил он, не теряя надежды разобраться в этом недоразумении быстрее, пока на них не начали оборачиваться люди за соседними столиками.        — Ну, конечно. Но раз я не крутой начальник, мне нужна благотворительность?        — Макс, да хватит! — шёпотом прикрикнул Вик. — Что ты устраиваешь? Я предлагаю это тебе, потому что, во-первых, мне нужны работники, во-вторых, ты умеешь печь, в-третьих, я знаю, что ты хочешь, ну, что-то поменять…        — Ты знаешь? Серьёзно? — Максим усмехнулся ехидно, так, что Вику под его взглядом стало совершенно не по себе. Он не видел друга таким, холодным и закрытым, смотрящим как будто с пренебрежением. Вик невольно сложил руки на груди, пытаясь как-то отгородиться от чужой злости. — С чего ты взял, что ты хоть что-то знаешь?        — Ты говорил про брата… — тихо, опуская глаза, ответил Вик, хотя уже и понимал, что это бессмысленно. Он зря предложил, зря это продолжал. Нужно было извиниться и уходить.        — Да, про брата. Это его не устраивает, как я живу, — всё больше повышая голос, чеканил Максим. — Это он хочет «ну, что-то поменять» во мне. Мне нормально! Я не ясно дал это понять? Мне нор-маль-но.        Вик закусил губу и молчал, он не смотрел на Максима, только слышал, как тот начал возиться на стуле, видимо, вставая и накидывая кофту.        — Не нравится идея получать деньги за секс — не получай. А ко мне не лезь, моя жизнь — моя. Если что-то не устраивает, до свидания! Хотя не было похоже, что что-то тебя не устраивает, когда мы трахались!        Вик остался сидеть за столиком один, с недоеденным салатом и едва надкусанной брускеттой со стороны Максима. Он был уверен, что на него смотрят — Максим говорил довольно громко, но сам Вик не оглядывался, не проверял. Было плевать, кто сейчас смотрит и что думает. У него было ощущение, что стоит шевельнуться, и он расплачется, хотя Вик и не был истеричной натурой. Но было обидно, и он злился и хотел уколоть Максима в ответ, тоже сказать ему какую-то гадость. Но он знал, что будет благодарен себе за то, что сдержался и не наговорил ерунды, от которой всё стало бы только хуже.        Что же, кажется, его идея не была такой уж блестящей. Пора было идти домой.