***
Что это — утопия и замок из песка, понимают все, но вслух не говорят. Просто в один октябрьский солнечный день Юнги ведёт Тэхёна в зоопарк. Они планировали это сделать много лет назад, а тут подвернулось время исполнить чужую давнюю мечту. Тэхён, будто большой ребенок с такой непосредственностью пищит, смотря на ласок, плавающих за стеклом с мило сцепленными лапами. Он верещит у клетки с полярной совой, и всем рядом стоящим повторяет, как заведённый: «Смотрите, там Букля, это Букля!». Много ли детей, которые ни разу в жизни не были в зоопарке? Тэхён знает только себя, поэтому вдвойне благодарен Юнги, что в очередной раз дает ему то, что его собственные родители не смогли. — Я в туалет, — они уже оба устали, намотав не один круг по территории, выпив, наверное, тонну газировки и съев по паре рожков мороженого. Юнги идет в уборную, а Тэхён сначала решает, что не хочет, но помявшись с минуту, идёт следом, на всякий случай, так сказать. В помещении прохладней, чем на улице, папа с маленьким мальчиком моют руки у умывальника. Он проходит дальше, ища свободную кабинку, и слышит это: — Я тоже соскучился, Чимин-и, — Это голос Юнги. Тэхён больше не умирает, он воспринимает всё как данность, прекрасно понимая, что предполагал это. Молча дёргает ручку чужой двери, а та, по глупой иронии, оказывается открытой. Тэхён смотрит в испуганные глаза, а потом резко выхватывает трубку из ослабевших от удивления пальцев, и с грустной ухмылкой подносит её к уху: — Знаешь, ты ведь сам вернулся, попросил простить, но зачем? Если вы так хотите быть вместе, вам просто стоит смириться с тем, что в таком случае вы потеряете меня. Это не ультиматум или блажь с моей стороны, просто я не вынесу видеть вас вместе. Выбор прост: или я, или вы. Не может быть по-другому, было бы слишком хорошо для вас обрести любовь и не быть последними уродами в отношении меня. Будьте вместе, я вас благословляю, если для вашей совести это так необходимо, просто никогда больше не смейте даже заговаривать со мной, — заканчивает свой монолог и протягивает телефон хозяину. Из парка он уходит, высоко подняв голову, не оборачиваясь на оклики и не принимая чужие настойчивые звонки. Сейчас злость перебарывает все остальные чувства, нахуй их всех. Хочется просто напиться, не думая ни о чём. Он, как назойливых мух, смахивает уведомления о звонках и сообщениях, открывая контактную книжку и грустно усмехаясь: кроме группы, с которой он не шибко близок, и менеджера кафе, есть только номера Юнги, Чимина, Джина, Намджуна, Кихёна, отца — и всё. За всю жизнь это все его контакты, хотя… Нет, вот, есть один, и Тэхён без раздумий жмёт на значок трубки, дожидаясь простого: — Привет, Тэхён. — Выпей со мной.***
Голова, словно раскалённый чугун, тяжёлая и ноет до шума в ушах, а во рту — горький привкус помойки. Почему такое прекрасное действие, как алкогольное опьянение и падение в забытье, сопровождается таким ужасным последствием, как похмелье? Тэхён щурится от непривычно яркого солнца, что весьма странно, поскольку обычно он привык просыпаться в сыром полумраке своей квартиры: северная сторона и лоджия, как правило, съедают весь дневной свет, а, значит, он не у себя. Ворочается и стонет: каждое движение приносит боль в голове и тошноту в горле. Отчаявшись, сворачивается в клубок и с трудом фокусируется на лице человека, что спит на соседней подушке, впадая в ступор от лицезрения Чханмина перед собой. Хорошо, да, вчера он позвонил ему, чтобы напиться, поэтому не странно, что они в одной кровати. Тэхён с усилием напрягает мозг, но там пустота, ведь ему понадобилось не так много времени, чтобы надраться до беспамятства. Внутри что-то скручивается тугим узлом — плохое предчувствие. Засунув руки под одеяло, он спускает их вниз по торсу, обнаруживая отсутствие нижнего белья и что-то шершавое, засохшее на бедре, хотя нетрудно догадаться, что именно. Про себя умоляя, чтобы это было не так, он заводит руки за спину и, пробравшись к заднему проходу, ощущает лёгкий зуд и ещё не успевший сократиться до конца вход. Блять! Какой же он мудак, у него ведь, кроме Юнги, так никого и не было, и первый человек, с которым он переспал после многолетних отношений — какой-то левый чувак, вероятно даже не помнящий эту ночь, как и он сам. Тэхён утыкается лицом в подушку и беззвучно воет. Да, возможно, для кого-то это — мелочь и ничего не значит, но он из тех вымирающих мамонтов, считающих, что секс должен неотъемлемо идти рука об руку с отношениями… Может быть... он снова переводит взгляд на спящего Чханмина и внимательно его рассматривает. На душе грязно, как будто неделю не мылся, хочется уйти в ванную и тереть себя мочалкой с такой силой, чтобы кожа облезла вместе с внутренним дискомфортом. Человек напротив — чужой, и он не вызывает ни симпатии, ни желания, ничего. Но что, если другие отношения, другая зависимость помогут заполнить пустоту внутри? Тэхён может насильно чувствовать, он знает — примерно так он любит отца и мать и всё ещё не ненавидит Юнги с Чимином. Насильно. Может, и сейчас получится себя заставить. Он ещё долго смотрит на чужой профиль, взвешивая все за и против, повторяя в голове причины, к этому приведшие, и с горечью отмахивается от мыслей о тех двоих. Хватит, всё, они больше не вернутся, а это — новая глава в его истории, новая жизнь. За самокопанием он не замечает, как Чханмин просыпается, и, оценив ситуацию, горько улыбается. Так неправильно, так не должно быть. — Хочешь кофе? — Тэхён хочет плакать, услышав чужой голос, но соглашается на кофе, предварительно сбегая в ванную комнату и с отвращением натягивая пропахшие сигаретами вчерашние вещи. Они долго молчат, сидя на кухне — каждый смотрит в свою кружку, ища там, по-видимому, суфлёр, на котором должен появиться нужный текст. — Извини меня, Тэхён, я не хотел, чтобы так вышло. Точнее, хотел, но не так, — он хлопает себя по лбу рукой и поднимает виноватый взгляд. — Ты мне нравишься, но сейчас тебе не нужны отношения. Я не хочу быть заменой Юнги, прости. Звучит рационально и, в сущности, правильно, но ранит, хотя, почему? Потому что даже после секса он оказался ненужным? Тэхён молча бредёт по улице, пиная мысками кроссовок попадающие под ноги камушки. Жалко, что в кафе нет свободных смен и на работу только после пар в понедельник — там хоть как-то можно было отвлечься от мрачных мыслей в голове. Он не успевает понять, что происходит, когда его резко подхватывают и перебрасывают через плечо. Мир переворачивается с ног на голову, замешательство сменяется испугом, а потом и облегчением, когда он слышит знакомый бас над ухом: — Ты похищен, Ким Тэхён, и будешь принудительно проходить реабилитацию под кодовым названием «Склеим разбитое сердце», — Намджун хлопает его по ягодицам. — Ну, или просто будем смотреть твои любимые «Грязные танцы» и есть ту ужасную штуку, которую ты называешь «бунт холодильника», — откуда-то сбоку говорит Кихён. И Тэхёна прорывает. Он весь трясётся и всхлипывает, а Намджун, на чьём плече он лежит, каменеет, опуская его на землю, как хрупкую куклу, аккуратно прижимая к себе. — Прости нас, Тэ, мы правда не знали, что делать. Да, Юнги — наш лучший друг, но и ты тоже! Все эти годы мы шли к тебе, а ты делал шаги в сторону, отгораживаясь, и я думал, что если бы не Юнги, ты бы не захотел дружить, однако в последний год именно ты бывал с нами рядом чаще, не он. Интересовался, как у нас дела, вечно заботился и как попугай продолжал твердить: «Но вы же лучшие друзья Юнги»! Когда мы узнали об их отношениях, несколько недель игнорировали его, но и тебе сказать не решились. — Я думал, вы дружите со мной только потому, что он со мной нянчится, — за икотой и всхлипами сложно разобрать слова, но ребята всё прекрасно слышат и морщатся. — А мы думали, что ты с нами дружишь только потому, что мы его друзья, — на их плечах виснет Кихён, утыкаясь в тэхёновы лопатки и гладя его по предплечью. — Мы любим тебя, Тэ, ты нам как брат, и сейчас мы полностью на твоей стороне. Хочешь, даже разговаривать с ними перестанем? Тэхён смеётся и шепчет тихое: «Не надо». Вряд ли его потеря сопоставима с обретением, но только что упал с плеч один из самых тяжких грузов. Почему-то он удерживал себя, стараясь не сближаться с парнями, считая их собственностью Юнги, ведь чувство благодарности к тому, как барьер, встало на пути — неправильно уводить чужих друзей. А теперь, вроде как, можно, у него же увели. Но это не из мести, а просто потому, что он их тоже любит, и где-то глубоко в душе всегда мечтал быть ближе, а те, оказывается, никогда не были против. Но что самое главное — его выбрали, именно его. Да, возможно, они преувеличивали, говоря, что бойкотируют Юнги и Чимина, но это не важно, ведь здесь и сейчас его выбрали, а значит, его любят. Может, всё это действительно только в его голове? Может, страх остаться одному, боязнь не соответствовать и создали преграду вокруг него, через которую люди не хотят проходить? Может, не весь мир вокруг виноват, а он сам? Лежа на коленях у друзей, укрытый тёплым пледом и с коробкой попкорна в руке, он клянётся, что изменится, что попытается открыться миру и перестанет винить во всём своё прошлое, наконец-то смотря в будущее. Да, это страшно, потому что позади почти всю жизнь стоял Юнги, что готов был в любой момент прикрыть его с тыла, а теперь там — пустота, но и он больше не одиннадцатилетний мальчик. Это его жизнь, и её нужно жить, а не существовать в ней.***
Курилка университета — место шумное, в ней всегда толпы народа, и многие друзья с разных факультетов только тут могут увидеться и поболтать. Раньше и Тэхён спускался сюда вместе с Сокджином и Чимином, чтобы повидаться с Юнги, который впопыхах старался выкурить как можно больше сигарет, дабы хватило сил отсидеть очередную скучную лекцию. Сейчас же всё изменилось: прошло едва ли больше месяца, как они расстались, меньше трёх дней, как его предали во второй раз, а ощущение, что всё это было в другой жизни. Он застёгивает лёгкую не по погоде куртку, затягиваясь сигаретным дымом, и неважно, что люди косятся. Это и понятно — Тэхёна с сигаретой раньше не видел никто. — Плохо выглядишь, — Чимин тоже выглядит неважно: лицо осунулось, под глазами синяки из-за недосыпа, а сами они припухли и покраснели, наверное, от слёз, но Тэхёну плевать. — Нарисуй вокруг меня круг в два метра и не переступай его, не заговаривай, представь, что я пустое место. — Тэ, нам нужно поговорить. — Мы уже говорили, и чем это закончилось? Ах да, ты меня предал снова, спасибо, наговорился. И тут у Чимина срывает тормоза. — Перестань строить из себя жертву. Это твоя вина, слышишь? — он подходит вплотную, зло выплёвывая каждую фразу Тэхёну в лицо. — Ты всё время таскал меня за собой, сталкивая нас лбами из раза в раз, заставляя проводить время вместе, и именно тогда мы и стали понимать, как похожи, и как нам хорошо рядом друг с другом. А твоя холодность и вечное амплуа жертвы только сближало! Ты, как ёбаный хрусталь: не то слово, не та шутка — и ты трескаешься, с тобой, как по минному полю! Мы оба устали от этого, а Юнги боялся тебя бросить, потому что ты мог натворить дел, и это чуть не случилось. Сколько можно себя жалеть, все уже поняли, что у тебя было плохое детство, но в твоей жизни столько хорошего, пока ты на всё это плюёшь, думая только о говне в своей голове! Тэхён ничего не помнит, только пелену, застилающую глаза. Он приходит в себя, сидя на полу в туалете, привалившись к стене. Всё тело колотит, а зубы стучат от озноба. Кое-как сосредоточившись на двери напротив, он, будто через толщу воды, слышит, что кто-то совсем рядом с ним говорит: — Сейчас, немного потерпи, я обработаю руку, и мы найдём, чем тебя укрыть, — голос кажется смутно знакомым, но это однозначно не кто-то из его близких. — Ты меня удивил, Ким Тэхён, — чужое лицо вдруг оказывается напротив очень близко, почти касаясь его носа своим. Тэхён не сразу осознаёт, кто это, а потом до него внезапно доходит. Чон Чонгук. Тот учится курсом младше, на IT-программировании. Этого парня знает каждая собака в институте, и даже не из-за его обширной деятельности, а потому что для их не самого популярного вуза он, словно айдол — богатенький мальчик из известной семьи. Тэхёну он не нравится, хоть они не знакомы лично, но парень достаточно насмотрелся на слёзы девчонок, которых отшил или бросил этот самовлюблённый кретин. Глаза опускаются ниже и расширяются в немом шоке, когда он понимает, что этот самый «самовлюблённый кретин» аккуратно промакивает ватным диском его разбитые в мясо костяшки. — Что?.. — голос дрожит. Его всё ещё трясёт, а вид крови окончательно выбивает почву из-под ног. — Что случилось? — Ничего не помнишь? — Тэхён отрицательно машет головой в ответ. — Ну, ты только что при половине института разбил лицо своему лучшему другу. Я тебя не виню, почти все обсуждали то, как твой парень и друг целовались перед входом в главный корпус, однако зря ты это сделал на территории кампуса, могут быть проблемы с администрацией. — Как это — разбил? — он действительно не понимает. Тэхён больше всего на свете презирает насилие, сам полжизни страдал от побоев, видел, как избивают мать, а потому в своей жизни и мухи не обидел. — Вот так, разбил. Тот парень кричал на тебя, говоря обидные вещи, я не особо вслушивался, хотя стоял рядом, но даже отдельные фразы, что я уловил, были, хм… — он виновато смотрит и, как будто извиняясь, дует на ссадины. — В общем, это были обидные слова. А потом кто-то будто пальцами щёлкнул, и ты просто ударил его, один раз, второй. Когда я перехватил тебя, ты не разбирал, что происходит, вырывался и кричал. Того парня сразу увели, а ты, всё-таки ударив меня локтем, вырвался и упал на колени, начав колотить асфальт. Затем тебя так же резко выключило. Наверное, выброс адреналина спал, и я перенёс тебя сюда. Ты теперь — знаменитость, все, кто там был, сейчас заливают свои видео на Youtube. Это же неправда? Хотя боль в руках говорит об обратном. Да, то, что Чимин говорил, было очень болезненным, но не до такой степени, чтобы причинить физическую боль. Схватившись за волосы, он с силой сжимает их, чувствуя, как из ещё не заживших ран кровь стекает ручьями по запястьям, капая на джинсы. — Эй, — его руки аккуратно отнимают и снова прижимают к ним ватку. — Давай мы их забинтуем, и я отвезу тебя домой? — не видя адекватной реакции, Чонгук, подтверждая свои слова, перевязывает пострадавшие запястья, на секунду зависая на них взглядом. Тэхён знает что он там видит, шрамы от сигарет. Так его иногда наказывал отец. Становится стыдно. — Пойдём, — Тэхён больше не отпирается и послушно бредёт за своим спасителем. Выйдя через чёрный ход, они идут на стоянку для учителей, где его усаживают на переднее сидение дорогого автомобиля, помогая пристегнуться. Где-то по дороге они паркуются, Чонгук уходит, и через некоторое время возвращается с пакетом из аптеки. Тэхён лишь флегматично благодарит и пялится в скрещенные на коленях перебинтованные руки. Он, на автомате отвечая на вопрос, диктует свой адрес и послушно выходит на промозглую улочку возле подъезда, не прощаясь. Однако не успевает добраться до двери, как его мягко перехватывают за предплечья. — Держи, — в руки суют кусок листочка. — Это мой номер, если нужна будет помощь — звони. Тэхён благодарно улыбается и самому себе делает пометку выкинуть бумажку сразу же, как придёт домой. Ему не нужны новые люди, и он им — тоже.