— Ты пиздец какой красивый, — Чонгук самозабвенно вылизывает его шею; он уже давно освободил Тэхёна от свитера и футболки, а теперь с жадностью исследует живот, грудь, лопатки и поясницу, попутно расстёгивая ремень на брюках.
У Тэхёна белый шум в голове, его накрыло: страсть смешалась со страхом, голодом с муками совести, отключая его от реальности. Чонгук горячий, желанный, притягательный, словно магнит, и Тэхён его хочет, хочет до поджимающихся пальцев на ногах и тихих стонов, срывающихся с губ. Однако жуткий, давящий испуг мешает окунуться в ощущения с головой — он так боится, боится всего сразу: боли, одиночества, предательства, и дело не в Чонгуке, он не о нём, а о себе. Это его первый раз, первый после Юнги (Чханмин не считается, он не помнит, он был пьян, а сейчас нет) и оправдания, чтобы отпустить себя так легко — нет.
Почему Тэхён должен чувствовать себя так, будто совершает что-то плохое, будто изменяет себе и своей любви? Юнги он не нужен, это ясно, как божий день, и он даже не будет пытаться вернуть его — это всё, точка, никаких многоточий. Тогда откуда это чувство, что если сейчас он получит удовольствие, то предаст кого-то? И параллельно с этим идёт мысль:
«А что, если с Чонгуком будет так хорошо, что это снова приведёт к боли? Или, наоборот, слишком плохо?» — Тэхён не хочет его терять. Чонгук — его тёплое одеяло, а он очень замёрз и ему нужно отогреться.
— Эй, эй, ты чего? — чужие глаза смотрят с таким беспокойством, и это топит ещё больше. — Тэ?
Тэхён и не заметил, что по его щекам уже вовсю катятся слёзы, а сам он дрожит, как осиновый лист. Это же не первый его секс, он когда девственность терял, не так переживал, потому что там было другое: там был Юнги, его Юнги, родной, надёжный, самый любимый, который был ему лучшим другом, который оберегал и защищал, который должен был быть рядом до конца дней. Он не представляет сейчас Юнги — нет, он видит и хочет Чонгука, но мысль, что всё происходит неправильно сжигает и плавит внутренности.
Его слёзы сцеловывают горячими губами:
— Если ты не готов, мы остановимся, слышишь?
— Я не готов, но я хочу.
Его крепко прижимают к груди и успокаивающе гладят, не торопят, давая прийти в себя. Рука в лонгете неуклюже пристраивается на пояснице, а поцелуи из страстных превращаются в нежные и трепетные.
— Иногда я выпиваю противоаллергенную таблетку и две таблетки для пищеварения, после чего наедаюсь апельсинами, а потом страдаю.
Тэхён замирает в его руках и, всхлипнув, интересуется:
— Ты в курсе, что убиваешь атмосферу?
— Ты первый начал! А ещё я пеку торты.
— Серьёзно?
— Ага. Они получаются ужасными: один раз у меня пригорел корж, а внутри осталось жидкое тесто, но я всё равно раз в месяц еду в магазин, закупаюсь продуктами и готовлю, а потом пробую, мучаюсь и выкидываю. У меня, наверное, сотня формочек для выпекания и кондитерских присыпок. Однажды я одержу победу.
— Но выпечка — это же не так сложно? Просто следуешь рецепту и всё.
— Вот это-то и бесит: я ненавижу безукоризненно следовать правилам, всегда экспериментирую, просто на сто моих неудачных опытов в итоге получится один мой собственный удачный, авторский.
В этом признании столько смысла, сколько, возможно, не вкладывал сам Чонгук. Тэхён понимает, что его отвлекают, стараются успокоить, и это так сильно бьёт в грудь, что начинающийся шторм постепенно переходит в мягкий штиль, а он сам подаётся вперёд и целует, в начале только губами, но с каждой секундой углубляясь всё больше, скользя по чужим зубам и сплетая языки.
— Сейчас будет самый не сексуальный момент, — Чонгук прерывает их и со смехом смотрит в глаза напротив. — Помоги снять майку.
Выходит действительно несексуально и смешно: лангета застревает в рукаве, а уши — в горловине, они оба хохочут и этот смех стирает остатки сомнений, по крайней мере здесь и сейчас. Остальные вещи улетают на пол с куда большей скоростью, горячие тела соприкасаются друг с другом, а трение приносит облегчение и новую волну возбуждения.
Чонгук ласковый и внимательный, он заполняет собой каждую клеточку, старается оставить свой след на каждом участке кожи. Гук растягивает его медленно и с каким-то восхищённым удовольствием, пока Тэхён от всего этого громко и протяжно стонет. Каждый его всхлип отзеркаливается дьявольским огнём в глазах Чонгука, они оба плавятся и задыхаются от переизбытка эмоций и ощущений. Чужие пальцы проскальзывают глубже, проворачиваются и находят долгожданную точку, от чего Тэ ломает в пояснице, голова запрокидывается, а глаза закатываются от удовольствия. Слишком давно он не чувствовал что-то подобное, взрыв эмоций, тех самых пресловутых бабочек в животе, которые устраивают твист, стоит чужим горячим губам снова прижаться к его собственным. Но, несмотря на весь тот пожар, охвативший их, они умудряются фыркать и хихикать каждый раз, когда Чонгук в порывах страсти пытается примостить свою руку киборга в волосах Тэхёна, где они и застревают в железных креплениях.
Они не выдерживают и смеются в голос, и неважно, что в этот момент Тэ трахают уже три пальца Чонгука.
— Одну минуточку, — Чонгук неуклюже переваливается через подлокотник, придавливая Тэхёна собой, и тянется к пачке презервативов, которую оставил на полу.
Из-за этого ему приходится выйти из него: внутри ощущается неприятная пустота, от чего он капризно хнычет.
— Такой требовательный, — Чонгук возвращается к его губам и протягивает пачку. — Я сам не справлюсь.
Это смущает, совсем немного, но заводит, и заводит намного больше, чем смущает; он разрывает фольгу и раскатывает латекс по чужому члену, пока Чонгук тихо мычит от удовольствия. Он входит в него аккуратно, не торопясь и всё время проверяя, в порядке ли Тэхён. В какой-то момент он не выдерживает этой пытки и насаживается сам.
Они так хорошо друг другу подходят, так чутко ощущая, когда нужно ускориться, а когда — поцеловать или дотронуться. Тэхён уже хрипит, захлёбываясь собственными стонами, и, судя по тому, как Чонгук маниакально улыбается каждый раз, этот звук заводит его не меньше, чем сам секс. Надолго их не хватает: Гук обхватывает его сочащуюся смазкой головку и трёт уретру большим пальцем. Это последняя капля — оргазм накрывает с головой, разряд проходит через всё тело, а Тэхён задыхается и кончает, пачкая свой живот и чужую руку. Собственные стенки сокращаются, отчего Чонгук вымученно всхлипывает и кончает следом.
Он скатывается набок и, закинув больную руку за голову, целует его в висок, нежно водя здоровой по животу, размазывая сперму и гаденько хихикая. Они оба потные и тяжело дышат, и оба ужасно довольные: у Тэхёна будто камень с души свалился. Серьёзно, это как сорвать пластырь — мысли угнетают больше, чем сам процесс. Животворящий секс, как бы смешно это ни звучало. Ему полегчало, лишние сомнения ушли на задний план, как говорится, после драки руками не машут. И ему эта драка понравилась, он бы ещё раз поучаствовал в ней… а потом ещё.
— Оботри меня! — он пихает в бок размеренно что-то напевающего себе под нос Чонгука, не сразу понимая, что его мычания — это песня Queen «We Are The Champions».
Тэхён шлёпает себя по лбу и сквозь смех бурчит:
— Такой дурак.
— Я буквально соблазнил самого сексуального и грустного парня в университете, дай мне насладиться моментом.
— Сначала позаботься обо мне! Будь джентльменом, мой чемпион.
— Хорошо, детка, — он произносит последнее слово максимально слащаво, за что и получает новый тычок под рёбра, от которого, не удержавшись, валится с дивана.
— Ты буквально поднял руку на инвалида.
— Иди за полотенцем, инвалид.
Тот бухтит, но поднимается, стаскивает с себя презерватив и, сверкая голым задом, тащится в сторону ванной. Возвращается он минуту спустя с пачкой влажных салфеток, вытирает ими живот и чужую промежность, от чего Тэхён краснеет, как рак. Чонгук снова куда-то уходит и возвращается чуть позже с одеялом в руке. Ложится рядом на не такой уж и широкий диван, укрывая их, зарываясь носом в чужую шею и сладко зевая.
— Только попробуй сказать что-то о том, что тебе нужно идти, и я укушу тебя за задницу.
— Это у тебя кинк такой?
— Возможно.
Тэхён устраивается поудобнее, запуская руку в чужие немного влажные волосы и успокаивающе их перебирая. Ему действительно стало легче, но одна назойливая мысль навязчиво засела в голове.
— Мне не нужны отношения.
— Ты воспользовался мной? — Чонгук опаляет своим дыханием его шею, и, несмотря на чужие слова, присасывается к венке.
— Мне не нужны отношения, но мне нужен друг.
— Секс по дружбе?
— Если ты не против, — Тэхён сползает ниже и заглядывает в затуманенные поволокой сна глаза.
— Я не против, — они переплетаются как две змеи и засыпают в объятиях друг друга.
***
— Тебя в университет привёз Чонгук и тебя не было дома ночью, я приходил, — Сокджин смотрит серьёзно, крепко перехватив его руку, так, чтобы он точно не смог ускользнуть от разговора.
— И?
— Что ты творишь?
— Живу?
— Тэ, пожалуйста, давай поговорим! Я знаю, что виноват, но я тебе не враг и всё ещё забочусь о тебе, и переживаю, — он говорит это с такой болью в глазах, что Тэхёну на мгновение становится стыдно за свою слишком бурную реакцию.
Он же обещал покрутить кубик, посмотреть на ситуацию чужими глазами… Что бы он сам сделал на месте Сокджина?
— Не поздновато ли заботиться?
— Никогда не поздно, если это касается близкого мне человека. Я знаю, что тебе плохо, но водиться с Чонгуком — не самое хорошее решение.
— Ты ничего о нём не знаешь! — Тэхён злится, он знает, что не должен, да и сам раньше плохо думал о Чонгуке, но сейчас не позволит говорить что-то плохое о нём, особенно Сокджину, который в отношении него самого — далеко не святой.
— Да, хорошо. Тогда расскажи мне. Пожалуйста.
Тэхён всё ещё обижен, всё ещё злится, но, смотря на виновато опустившего голову лучшего друга, сдаётся:
— Ладно.
— Посидим сегодня у меня?
Он согласно кивает и внутри что-то развязывается — это хорошо. Это уже огромный шаг. Тэхён решил кардинально поменять свою жизнь, и выслушать Сокджина будет первым шагом в его терапии. Впереди ещё долгий путь, слишком о многом нужно подумать, слишком многое решить; что-то изменить в себе, смириться с обстоятельствами и идти дальше. Он не соврал Чонгуку — ему нужен друг: он получил себе новых в лице Гука и Хосока, приобрёл старых, от которых так давно бегал, в лице Намджуна и Кихёна. Это уже очень много, но внутренняя жадность тихо шепчет «ещё», и он знает, что это «ещё» — Сокджин. Сколько бы он ни злился, Тэхён понимает — он готов простить.
***
Ему всегда было хорошо дома у Сокджина: эту квартиру его другу подарили родители. Добрые, любящие и хорошие — они и Тэхёну стали по-своему родными. Каждый раз, приезжая к сыну, мама Сокджина привозила вкусности и им с Чимином. Это было приятно.
В этой квартире всё напоминало о том, кому она принадлежит: уютная, со вкусом обставленная, везде и всюду чувствовался Сокджин, добрый, весёлый, такой тёплый и родной Сокджин. Тэхён по нему безумно скучал, правда, не понимал этого до тех пор, пока не оказался в месте, которое всегда было их убежищем. Даже спустя столько времени и находясь на собственном распутье, он ощущает эту защиту.
Хозяин квартиры разливает вкусно пахнущий чай по кружкам и молчит.
— А есть что-то покрепче чая? — Джин понимающе хмыкает и, открыв соседний с чаем шкафчик, достаёт бутылку текилы. — Боюсь, с таким градусом мы долго не проболтаем.
— Ты завтра работаешь?
— Нет, но я обещал сходить с Чонгуком к врачу.
— Вы вместе?
— Нет.
— А что тогда?
— Это допрос?
— Тэ… — Сокджин придвигает стул и садится так, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза. — Я просто волнуюсь.
— Не стоит, — он смотрит на уже налитые стопки и тянется к своей, не чокаясь, опрокидывает её и жмурится от обжигающей горячей волны, проходящей по телу.
Несмотря на явную враждебность, которую сложно переступить, Тэхён понимает, что хочет поговорить с Джином.
— Он на самом деле очень хороший, не знаю, кто распустил все эти слухи. Но Чонгук реально не такой: он добрый, смешной, слегка фриканутый и очень умный. Таким чаще всего и завидуют, а ему, кажется, всё равно, кто что о нём думает. Мы не вместе, но мы дружим и трахаемся, и меня всё устраивает.
— Ты уверен, что… — он запинается.
— Что я в нём не утону так же, как в Юнги? Уверен, Чонгук другой, и то, что между нами — другое. Даже если эта дружба перерастёт во что-то большее, будет не то же самое. Я уже не тот, каким был, когда влюбился в Юнги, и у меня другие планы. Больше не хочу растворяться в человеке, в следующих своих отношениях я хочу быть на равных, любить, а не зависеть.
Повисает пауза, в которой Джин внимательно рассматривает его. Им легко говорить, просто понимать с полуслова, но в то же время они будто заново знакомятся друг с другом.
— Ты будто резко повзрослел. Это пугает, хотя я понимаю, что случившееся заставило задуматься о многом нас всех, но мне нравятся твои слова. И мне правда интересно узнать твоего Чонгука поближе и самому убедиться, что он тебя не обидит.
— Хорошо, мам, — они смеются, а потом Джин затихает и, резко подавшись вперёд, обнимает его.
— Прости меня, я поступил эгоистично, решил, что всё это меня не касается, не защитил тебя, но и ты пойми, я просто не знал как. Они ведь действительно любят друг друга, ты бы их видел, — Тэхён всхлипывает: это всё ещё делает больно, как бы сильно он ни хотел отпустить. — Я знаю, что тебе тяжело это слышать, но всё то время и после того, как ты узнал, я видел, как они оба корчатся от боли, как их рвёт то, что они делают с тобой, и то, что по-другому не могут. Ты же знаешь их, они же если любят, то всем сердцем и с головой. Разделить их — это как порвать им души. Юнги и Чимин поступили неправильно, всё это нужно было решить раньше и честно, я согласен. Но только исход был бы всё равно один, им нельзя друг без друга.
— А я им больше не нужен? — Тэхён плачет, горько и сильно.
Он впервые говорит обо всём этом не только с самим собой.
— Нужен, очень нужен, потому-то я и боюсь за них. Ты бы сам смог выбрать? Если бы сказали выбирать между Юнги и Чимином, смог?
— Нет, — Тэхён знает, что не смог бы, даже несмотря на то, что Чимин появился в его жизни намного позже, он успел стать такой огромной её частью, такой большой необходимостью.
— И они не могут. Я не прошу тебя прощать, просто подумай об этом и постарайся не ненавидеть их, пожалуйста.
— Я не ненавижу, я люблю, и это ужасно хуёво.
— Я понимаю, — Сокджин баюкает его в руках, давая выпустить всю ту боль, что копилась всё это время, сколько бы он её ни отгонял.
— Ты — драгоценный, просто помни это, ты замечательный человек и всё, что случилось — это не потому, что с тобой что-то не так, а потому, что так распорядилась судьба. Я верю: что ни делается, всё к лучшему.
Возможно, Сокджин прав, а потому Тэхён обнимает его в ответ и чувствует, как становится легче.
