***
Где-то внутри есть лёгкое сомнение, хорошая ли это идея: вваливаться в чужой дом без приглашения, но алкоголь в крови утверждает, что как минимум неплохая. Чонгук же сам сказал, что хочет его рядом, так почему бы и нет? Он быстрым шагом идёт по опустевшему двору, чувствуя, как холодный воздух ворует его опьянение. Но это ничего, идти-то от парковки недалеко. Тэхён немного зависает у подъезда, понимая, что нужно набрать Чонгука — он же не знает код двери — но та вдруг открывается, и из неё выходит подросток, не обращающий на него никакого внимания. Тэхён проскальзывает внутрь и поднимается на нужный этаж: вот нужная квартира, вот звонок. Отбросив последние сомнения, он решительно жмёт на кнопку и ждёт. Дверь открывается спустя минуту. На пороге сонный, такой по-домашнему уютный Чонгук, на котором очередная безразмерная футболка и домашние треники, а на щеке — след от подушки. Он несколько раз моргает, видимо, пытаясь понять, не сон ли это, но быстро осознаёт происходящее и придурошно улыбается. Его рука вмиг оказывается на тэхёновой талии, а губы на губах. Тэхён чувствует привкус яблочного сока и также придурошно улыбается в ответ, подаваясь вперёд. Они целуются по ощущениям целую вечность, пока Чонгук не отрывается и начинает жаловаться чуть хрипловатым со сна голосом: — У меня ноги замёрзли, — и действительно — он стоит босой на плитке, а из открытой двери тянет уличным холодом. — Давай ты зайдёшь, и мы продолжим. Тэхён послушно захлопывает за собой дверь, пытаясь разуться и одновременно снять с себя куртку. Получается не очень грациозно, потому что пока он стягивает обувь, Чонгук пытается укусить его плечо и нетерпеливо оттягивает ворот свободной футболки. Это уже какая-то традиция: целоваться в этом коридоре. Справившись с курткой, Тэхён бросает её на пол, решив, что вешать её в шкаф — нерациональная трата драгоценного времени. Вместо этого он впечатывает Чонгука в стену и присасывается к его шее; тот болезненно стонет и бьётся головой о стену. — Прости! — Фигня, не отвлекайся, — и Тэхён послушно продолжает исследовать горячую кожу, мурлыча от удовольствия. — Что это? — Чонгук перехватывает инициативу и меняет их местами, принюхиваясь к его губам. — Текила? — он получает утвердительный кивок и легонько целует особо пахнущее место. — Мне нравится. — Любишь текилу? — Нет, не люблю крепкие напитки, я скорее по винишку, но мне нравится, как она благотворно влияет на тебя. — Делает похотливым? — Скорее раскованным. И я собираюсь этим воспользоваться, — Чонгук смотрит ему в глаза, а потом резко наклоняется и лижет его щёку, после чего, хохоча, подхватывает Тэхёна и несёт его в гостиную. — Будешь чай? — он сгружает свою поклажу на диван и, как ни в чём не бывало, разворачивается в сторону кухни. — Эй! — Тэхён выходит из ступора только спустя несколько долгих секунд, вытирая обслюнявленную щёку. — Какой нафиг чай? — Чёрный! Я другой так и не купил! — из кухни слышится звон кружек и чужое шипение. — Ты же сказал, что воспользуешься моим алкогольным опьянением? — получается как-то уж совсем жалостливо. В дверях почти сразу же появляется хозяин квартиры с двумя дымящимися чашками в здоровой руке: одну он ставит на подлокотник рядом с Тэхёном, а вторую утягивает с собой на пол, удобно устраивая больную руку на чужом колене. — А я и воспользуюсь! Если ты не помнишь, у нас секс по дружбе — секс был в прошлый раз, а сегодня мы дружим! Они выпивают ещё кружки три чая, всё это время мирно беседуя о всяком разном. Чонгук перебирается на диван, включает телевизор, на который выводит видео с камином, и выключает свет. Их разговоры ни о чём и обо всём на свете, тепло и уют — Тэхён даже не осознаёт, как просто и легко рассказывает историю своей жизни, повествуя об отце и матери, о Юнги и ребятах из детства, о друзьях и, конечно, о предательстве. Чонгук не делает каких-либо выводов, не раздаёт советы, а просто слушает, иногда задавая уточняющие вопросы. Он так же говорит о своей жизни: о родителях, об их собаке, с которой обещает его обязательно познакомить. Под мелодичный и тихий голос Тэхён потихоньку засыпает, а просыпается уже лёжа на чужой кровати, будучи завёрнутым в кокон из одеяла и оплетённым чонгуковыми руками и ногами. Даже несмотря на адское похмелье — это чертовски доброе утро.***
— Возьми мои трусы! — Это так благородно с твоей стороны, но я, пожалуй, откажусь. Мы заедем ко мне, я схожу в душ и надену свои трусы. Чонгук хнычет, как маленький, всем своим видом показывая, что не хочет делать крюк до его дома. — Давай, большой мальчик, это равноценная сделка: я иду с тобой к врачу, а ты подвозишь меня до дома, чтобы я мог собраться. — Пришёл, разбудил, поспать не дал, а теперь ещё и условия диктует. — Эй! Тебя вроде всё устраивало. — Меня и сейчас всё устраивает, но мне хочется капризничать и не хочется идти к врачу! — Тэхён смеётся: это на самом деле ужасно мило. — Я куплю тебе мороженое, если ты будешь хорошо вести себя у дяди доктора! — И скитлс! А ещё поедешь со мной выбирать шторы. — Кажется, вы обнаглели, молодой человек. До квартиры Тэхёна они доезжают довольно быстро, по дороге по очереди включая песни и довольно сходясь во мнении, что их музыкальные вкусы прекрасны. Уже в подъезде Тэхён начинает нервничать, вспоминая, что его квартира далеко не такое новомодное гнёздышко, как у Чонгука. Он нехотя пропускает гостя в свою обитель и тупит взгляд в пол, не желая видеть чужое пренебрежение. — Тут уютно, — Тэхён аж вздрагивает. — Шутишь? Она ужасная, старая, пошарпанная, полупустая. — И вправду ужасная, но не из-за того, что ты перечислил, а потому что она как будто ничейная, я не вижу тут тебя. Нет личных вещей, безделушек, каких-то мелочей. Не имеет значения в каком она состоянии, при желании уют можно создать и в конуре. Тэхён на это замечание молчит, потому что понимает, что Чонгук, вероятно, прав. Эта мысль навязчивой мухой жужжит над ухом, пока он принимает душ и переодевается; уже выходя из квартиры он окидывает её придирчивым взглядом и думает: «Может, дело действительно не в ней, а в моём к ней отношении?»***
— Серый или синий? — Чонгук выглядит очень потерянным: весь его флёр уверенного в себе альфача сходит на нет, хотя Тэхён уже понял, что это — всего лишь верхний слой характера этого удивительного человека. — Какого цвета у тебя ламинат? — Серый. — А диван? — Серый. — Ну так вот, бери серые шторы: у тебя белые стены, а вся остальная мебель чёрная, разложишь яркие подушки и повесишь постеры с комиксами — будет вполне лаконично. — Постеры! Тэхён посмеивается и идёт следом к стенду с серыми шторами. Они ходят по магазину уже тридцать минут: Чонгук за это время выбрал ковёр и две подушки, а также пять разных форм для кексов. Они оба выглядят немного инородно среди дам преклонного возраста, которые расспрашивают продавцов о каждой мелочи, и влюблённых молодожёнов, снующих по залу туда-сюда. Но это неважно — им двоим вполне весело: они спорят о том, есть ли необходимость покупать махровую сидушку на туалет и разворачивают дискуссию на тему, зачем нужна вот та изогнутая херня. Тэхён искренне старается помочь мудрым советом, а потому ответственно относится к этому делу: ему раньше не приходилось заниматься такими вещами — свой дом он вообще не обставлял. Но сейчас, вспоминая слова Чонгука о том, что дом мы создаём сами, Тэхён нет-нет да засматривается на мелкие бытовые вещи для декора. — Смотри! — Чонгук тычет на дверной коврик, на котором написано «Добро пожаловать домой». И вроде обычный ковёр, но он ярко розового цвета, отчего выглядит максимально нелепо. — Давай купим его тебе? — Мне? — Ну да, мне кажется, он немного разбавит твою пещеру. И действительно разбавляет. Тэхён после ещё долго стоит в собственном коридоре и смотрит на него: коврик выглядит инородно на пошарпанном линолеуме, но ему нравится, как и огромная плюшевая брокколи, сидящая на кровати, и гирлянды с разноцветными лампочками, висящие над окном — всё это ему по душе. Он даже не заметил, как эти вещи оказались в корзине для покупок: вроде мелочи, но эти мелочи делают ему приятно. Тэхён хмыкает и идёт на кухню, закуривая сигарету и смотря в окно. У него давно не было дома, своего дома, места, где ему по-настоящему хорошо. Отцовская квартира была тюрьмой, местом, ассоциирующимся с болью и одиночеством. Нынешняя квартира всегда казалась чем-то временным, чужим. Его дом был там, где Юнги — квартира его родителей всегда была убежищем для Тэхёна, местом, где он прятался от собственной жизни, но она никогда не была его домом, это было взятое в аренду тепло. Потом — квартира Юнги, которую тот снимал: там было много вещей Тэхёна, он наводил там порядок и расставлял всё так, как ему удобно, но продолжал оставаться гостем, надеясь, что когда-нибудь его оставят насовсем. Именно это желание заставляло ненавидеть собственное жильё. Но ни в одном из домов, где был Юнги, ему не было места. Тэхён выдыхает сигаретный дым в потолок и грустно улыбается. За короткое время он осознал, что полжизни бегал от самого себя, не умел и не хотел быть наедине с собственными мыслями. Он ощущал, что не вписывается в жизнь других, но наступал на собственную гордость и всё равно тянулся к ним. Зачем? Потому что его собственная голова была плохим местом. Он думал о себе плохо, он не любил себя, не уважал, считая, что недостоин и тех крох, которые перепадают с чужого стола. Нет, и сейчас он не полюбил себя в одночасье, не стал резко самодостаточным и независимым, но понял, что нет ничего страшного быть таким, какой ты есть. Да, порой пессимистичным, жалким, но это не плохо — это просто сторона его собственной личности, как и то, что он добрый и общительный, когда ему действительно нравится человек. Как и в любом другом, в нём есть хорошие и плохие стороны, и сейчас он хочет принять их все. Это как собрать мозаику собственной личности: возможно, на это уйдёт целая жизнь, но ему нравится поставленная задача. Тэхён по-новому смотрит на собственный дом и улыбается: хочется купить смешную чашку, чтобы заваривать вкусный чай, и пить его, примостившись на подоконник под новой гирляндой в обнимку с Мистером Брокколи, под звуки любимой музыки. Чем не уют? И никакие пошарпанные стены не могут испортить состояние, которое зарождается в его душе…