Но надежда на твое возвращение растёт, как бурлящий поток... ( MAJESTICA - Above The Sky)
Макалаурэ провожал старшего взглядом до тех пор, пока рыжая макушка Майтимо не скрылась за густой листвой соседского палисада. Подавив вздох, завёл своего коня обратно в конюшню. Быстро расседлав гнедого, внезапно почувствовал, как грудь сдавило щемящее чувство одиночества. Менестрель прислонился к стене, пытаясь понять, отчего в душу закралась стародавняя тоска от разлуки с братом. Они оба возрождены, вновь в благом краю, здесь не может случиться ничего плохого… Но… они с Нельо ещё ни разу не расставались после того, как Намо вышвырнул их из Мандоса… Всегда вдвоём, везде вместе, возможно после чертогов Владыки Судеб их души срослись воедино, как у Амбаруссар. И в тот же миг прилетело осанвэ от вмиг почувствовавшего настроение брата старшего: «Линдо, что случилось?» — «Всё хорошо, торон, разговариваем с мамой,» — постарался ответить как можно бодрее Макалаурэ и торопливо поставил аванир. Похоже, они и правда — единое целое со старшим. Интересно получается: если бы аммэ не попросила его сейчас остаться, он бы никогда не задумался над этим. Несколько раз энергично проведя по лицу ладонями, Кано прогнал прочь дурацкие мысли и решительно вышел из конюшни. — Амил. — Ты не сердишься на меня, что я попросила тебя остаться? — Нэрданель, прекратив похрустывать пальцами, шагнула навстречу сыну. Менестрель вскинул голову, удивившись вопросу, и встретился взглядом с матерью. — Нет, конечно! — Пойдём ко мне в мастерскую? — вдруг попросила эльфийка. — Хорошо, — Макалаурэ согласно кивнул в ответ и неторопливо пошёл по дорожке сада вслед за Мудрой, с лёгкой улыбкой ведя раскрытой ладонью по распускавшимся бутонам. Ладья Ариэн поднималась всё выше, на ветках яблонь с весёлым щебетом скакали пичужки, а прохладный ветерок чуть шевелил листву. — Сынок, — едва зайдя в мастерскую, Нэрданель бросилась к сыну и крепко обняла. — Амил, ну ты чего… — смутился менестрель, в ответ обнимая мать за плечи. — Макалаурэ, сынок, — эльфийка дала волю слезам. — Аммэ, да что случилось? Не надо… — судорожно сглотнув комок в горле, нолдо попытался сморгнуть непрошеную слезу. — Не плачь. Я дома. — Хорошо, сынок, — Нэрданэль торопливо кивнула, но не смогла остановить слёзы. — Не буду. — Прости меня, амил, — менестрель опустился на колени перед матерью и ткнулся лбом в подол её платья. — Не смей! Встань! — нолдиэ рывком заставила его подняться и усадила на скамью у окна. — Амил, я виноват… — начал было Макалаурэ, но мать не дала ему договорить, присев рядом и обняв, поцеловала в склонённую макушку. — Я так ждала, что ты вернёшься после войны Гнева… — Я не смог… — Я это поняла. И я виню только себя, что сразу не отправилась в Эндорэ. Я опоздала на несколько веков, сынок… — Амил, не надо. Так это всё-таки тебя, а не морок Ирмо я увидел перед смертью… — прошептал менестрель, внезапно оглушённый чередой воспоминаний. В глазах потемнело, а в ушах начал нарастать шум моря. — Да, я нашла тебя и хотела увезти в Аман, — Нэрданэль ни в какую не хотела отпускать от себя сына, гладя его по голове. — Но Владыка Судеб решил иначе. — Аммэ, я был в Мандосе лишь краткий миг… — шум моря вмиг стих, и Макалаурэ побледнел, внезапно припомнив обстоятельства своей гибели, но тут же усмехнулся, вспомнив удивление братьев от его воистину фееричного появления в чертогах. — Прошу, расскажи мне о своей жизни… — Хорошо, амил, — Макалаурэ зажмурился и, уткнувшись головой в плечо матери, вновь вздохнул. Лишь после нескольких ударов сердца шепот эльфа нарушил тишину мастерской. — Мы воевали… долго воевали… ирчи боялись соваться к нам… было пятьсот лет долгого мира… Моргот копил силы, чтобы одним махом уничтожить нас, но… — Сынок, сними аванир, — вдруг попросила мать, и Кано вспомнил, что поставил его, чтоб не тревожить старшего брата. — Аммэ, это очень страшно, — Макалаурэ, стиснув зубы, освободился из материнских объятий и отвернулся, однако Мудрая решительно развернула его к себе и посмотрела прямо в глаза. — Я хочу это видеть. Начиная с гибели Фэанаро. — Не нужно, амил… — Не отказывай мне, я хочу знать правду, — Нэрданель с таким отчаянием вцепилась в руки сына, что менестрель тяжело вздохнул и прикрыл глаза, снимая аванир. Его чувства и мысли, видения о годах в Исходе, о боях и скитаниях горной лавиной обрушились на мать, с горьким всхлипом прижавшую Кано к себе. Сколько времени они просидели в мастерской? Макалаурэ вдруг почувствовал, как распрямляются его плечи. Мать не осуждала его, братьев и отца, она приняла их деяния как должное, и теперь душа менестреля напоминала землю после многолетней засухи, на которую упали живительные капли дождя. Его фэа пела, купаясь в затопившем её до краёв море материнской любви. — Пой, сынок, пой, — Кано счастливо зажмурился, услышав шепот матери. И запел.***
Когда они вышли из мастерской, по небу уже давно скользила ладья Тилиона. Нэрданель подвела сына к статуе Фэанаро, и Макалаурэ провёл рукой по тёплому мрамору. — Здесь ты увидела того самого мотылька? — Да, сынок, — Мудрая кивнула. — Когда же он вернётся… — вздохнул менестрель и в изумлении уставился на летящую среди звёзд крошечную искру. — Аммэ! — Что это? — Нэрданель вцепилась в руку сына, вглядываясь в очертания огненного феникса, парящего в небе над садами Лориэна. — Атто.