I dream of rain I dream of gardens in the desert sand I wake in vain I dream of love as time runs through my hand I dream of fire Those dreams that tie two hearts that will never die And near the flames The shadows play in the shape of the man's desire This desert rose Whose shadow bears the secret promise This desert flower No sweet perfume that would torture you more than this And now she turns This way she moves in the logic of all my dreams This fire burns I realize that nothing's as it seems. (Sting — Desert Rose)
Страх, тревога и шок сделали своё дело - несмотря на пережитый ужас, Ариэн задремала в дороге. Мутно-серых сновидений в этот раз не было: ей показалось, что три часа гонки на бешеной скорости по пустому шоссе из её жизни и памяти выпали, провалились, словно тонкий настил из веток на волчьей яме. Она лишь помнила вид сквозь тонированное стекло до момента, когда навалилась дрёма. Сквозь толстый слой пыли на окне можно было различить очертания одноэтажного здания, похожего на ангар. В свете ракет и вспышек от летящих снарядов рушились перекрытия и сгибались внутрь, словно рёбра от сокрушительного удара кулаком, балки. Куски арматуры лежали на раздробленном до крошки камне, чёрные пятна крови и угольные тюфяки человеческих тел валялись, местами пересыпанные битым стеклом и щебёнкой. Сетка-рабица, похожая на решётку, дробила свет фар бронированных автомобилей на косые ромбы, качающиеся вместе с железными переплетениями. Словно клочья тумана по земле тянулись клубки колючей проволоки, через которые солдаты перешагивали, широко переставляя ноги и переругиваясь. Дверь машины громко хлопнула, и майэ посмотрела вперёд. На водительское сиденье запрыгнул смуглый человек и показал в зеркало, укреплённое на лобовом стекле, ослепительно-белые зубы, тёмную, непролазную бороду и жёсткие брови, сходящиеся над горбатым носом. В глубоких глазницах совершенно не было видно белков, и Ариэн остановила на шофёре долгий, напряжённый взгляд. Не зная, куда себя деть, тот осклабился, прищурился и неестественно весело подмигнул. Дева вздрогнула, и он зашёлся поверхностным удушливым смехом, но, поймав осуждающий взгляд со штурманского места, насупился и быстро смолк. С переднего сиденья высунулась кучерявая голова молодого бойца: — Не бояться, госпожа. Мухаммед хорошо! Хорошо ездить, быстро генерал! Услышав своё имя, водитель снова оскалился. Сбоку пахнуло густым ночным теплом и дымом: в машину забрался ещё один человек. Ариэн облегчённо выдохнула: это был офицер, выносивший её из разгромленного нутра пожара. — Вы хорошо себя чувствуете? — учтиво поинтересовался он. — Вас не напугали мои спутники? Спереди притихли, и через зеркало шофёр посмотрел на майэ, и она покачала головой: — Нет, совсем нет. Только почему они так странно…смотрят? — Плохие манеры, — медленно, объясняюще, как будто тоже плохо знал язык, рассмеялся ооновец, и Ариэн кивнула в ответ, почувствовав себя неуютно и стыдно раздетой под плотоядными взглядами в зеркале. Смотрели так, словно на ней не было даже этого колючего подобия покрывала. Сосед продолжал улыбаться широко и напряжённо, а потом подчёркнуто заботливо задёрнул велюровую шторку на окне, никак не вязавшуюся с железом и бронежилетами вокруг. Тронув за плечо бородача, он громко обратился к нему по имени, отдав приказ трогаться с места. Тот кивнул, потянулся к коробке передач, но сухие желтоватые пальцы цепко сжались на его одежде, и вояка что-то процедил сквозь зубы - приветливее, чем раньше, но от этого по коже у девушки пробежал холодок. Командир истолковал мурашки иначе и попросил выключить кондиционер. Когда автомобиль рванул с места, в голове Ариэн мелькнуло имя Тилиона - и погасло, словно камешек отскочив от твёрдой стены усталости и надвигающегося сна. Когда майэ вновь открыла глаза, вокруг было всё так же темно. Только под потолком в салоне моргала жёлтая лампочка. Машина всё ещё ехала. Рука, подложенная под голову, немного затекла. Пару раз моргнув, дева спросила: — Сколько времени? Человек рядом быстро открыл глаза, отвернулся, закрывшись ширококостным предплечьем, отодвинул рукав и проговорил, чуть повысив голос, чтобы быть услышанным сквозь шум двигателя: " Третий час ночи. " Она кивнула, забыв о покрывале, потянулась, погнула шею в одну и в другую сторону, сменила надоевшую позу, закинув ногу на ногу. Ткань сползла с плеча и с коленей, и в салоне сразу стало теплее. Кончиками пальцев растёрла виски. Голова всё ещё слегка кружилась от утробного гудения мотора, но веки уже не казались непробиваемыми, как стеклянный колпак из лаборатории, и Ариэн более внимательно оглядела машину. Единственный возможный собеседник решил снова прикорнуть, и голубая каска, небрежно отброшенная на сиденье, слегка покачивалась, поскрипывая об кожу обивки. Похоже, кому-то здесь стало жарковато. Оставшись без его надзора, девушка отодвинула в сторону шторку и вгляделась в стелившийся за окнами пейзаж. Пустыня. Чёрный бархат небес. С переднего сиденья раздавалось какое-то монотонное щёлканье. Молодой парень перебирал в руках камешки, нанизанные на нитку, и беззвучно шевелил толстыми губами. Цок - как будто невидимый метроном. Смуглые пальцы добрались после одиннадцати чёрных до двенадцатой, маленькой и белой бусины, и боец поднял в задумчивости голову. — Суббах, — объяснил он, заметив взгляд девы, и показал на раскрытой ладони маленькое подобие браслета. Снова занялся им, перевернув и начав сначала. Похоже, так он боролся со сном, но Ариэн подумала, что от такого увлекательного цок-цок можно заснуть в десять раз быстрее. Полный любопытства взгляд перешёл на водителя. Встретившись с девой глазами в зеркале, Мухаммед сначала сделал вид, что нет ничего важнее абсолютно пустой дороги: ни оскалистых улыбок, ни острых беглых взоров не последовало. Медленно, будто под прицелом, он оторвал одну руку от баранки и, подсунув палец под край чалмы, снял со лба несколько капель пота. Если бы у него были глаза на затылке, сейчас бы человек пялился на майэ, пытаясь понять, как взаимосвязаны обнажённое плечо девушки и духота. Шофёр подкрутил круглое колёсико температуры и открыл решётку кондиционера, направив на себя поток холодного воздуха. Напористый ветерок живо разобрал лопату бороды на две чёрных половинки, и Ариэн улыбнулась: теперь он был похож на гнома - не хватало только пары косичек и каких-нибудь развесистых, как еловые ветки, усов на пол-лица, а уж золотые зубы делали попадание в образ почти полным. Теперь человек не казался ей страшным, скорее, стал немного смешным: настолько увереннее чувствовала себя отдохнувшая майэ. Она сменила руку, которой придерживала покрывало, и чернявый «гном» опять подкрутил кондиционер - температура упала с 26 градусов до 22, но легче ему не стало: атмосфера в салоне неумолимо накалялась. От этого проснулся ооновец и опять посмотрел на часы. Судя по его удивленным глазам, для такого зноя должно было быть как минимум десять часов утра, а не четыре. — С вами всё в порядке? — поинтересовался он у спутницы, чтобы как-то привлечь внимание и, получив в ответ кивок, сразу перешёл к более важному вопросу. — Вы не будете против, если я… э, жарко просто немного. Он постучал ногтем по чёрной пластиковой пуговице - Ариэн пожала плечами, и человек поспешно расстегнул пару верхних, являя солнечной деве насквозь мокрую тёмную поддёвку. Распухший от выпитой воды Мухаммед безуспешно боролся со взбесившимся кондиционером. Молодой боец спереди был похож на мокрую мышь, и даже чётки уже не отвлекали его внимания от происходящего. Раз за разом он облизывал сухие губы и принимался перебирать камешки, но сбивался к девятому, несмотря на то, что суры читал уже почти вслух, сильно шевеля гладким и блестящим от влаги подбородком. А вот бедолагу из ООН не спасало уже ничего: он изнывал, вертелся, отхлёбывал воды, прижимал к себе давно согревшуюся бутылку, тёр лысину, бросал нетерпеливые взгляды на дорогу, чуть светлеющую перед рассветом. Он давно ждал от Ариэн хотя бы просьбы открыть окно, но девица признаков тревоги не проявляла вовсе - только с интересом поглядывала на спутников - и на фоне её спокойствия пыхтение и вздохи человека выглядели совсем уж не мужественно. Край неба посветлел, из-за горизонта показалась ослепительная тонкая красная полоска, и майэ обрадовано улыбнулась, засветилась, приветствуя новый день и сияние своего корабля. Её спутник понял, что хуже быть не может, и начал лихорадочно придумывать предлог, чтобы остановить раскалившийся автомобиль, но сама судьба предоставила ему шанс - по стремительно светлеющей голой пустыне разнёсся трубный голос: " Аллаху Акбару Аллаху Акба-а-а-а-ар… " Ариэн устремила взор через лобовое стекло вперёд. Дорогу обступили колючие кусты, кое-где прореженные воронками, кусками проволоки, покорёженными кусками металла и заборной сетки. Дальше виделись очертания каких-то невысоких зданий и одно большое, с круглым куполом и парой высоких тонких башен, с которых и раздавалось напористое, резкое пение. — Мы приближаемся к городу, — просипел американец и повторил, заметив, что увлечённая видом из окна девушка не услышала его. — Мы скоро приедем в город, госпожа. Вам бы не хотелось остановиться где-нибудь и привести себя в порядок? Он произнёс это таким упавшим голосом, что Ариэн даже стало его жалко: — С удовольствием. Здесь найдётся какой-нибудь отель и чистая одежда? Человек поспешно обратился к товарищу, что-то уточняя и, снова повернувшись к майэ, утвердительно кивнул. Поблагодарив его за заботу, девушка игриво накрутила на палец прядь золотистых волос, и офицер чуть не задохнулся от ударившего в лицо жара. Вскоре проехали трясущиеся железные ворота. Собаки с клочковатой пыльной шерстью забрехали вслед автомобилю, одна погналась за автомобилем, но вскоре отстала. Впечатление от поселения было крайне неприятным, казалось, по городку совсем недавно пронёсся ураган или прошлась ударным огнём освободительная миссия. Вразнобой стоявшие домишки щетинились в небо тарелками телевидения и щупальцами арматуры. Первые этажи были сплошь обсажены, словно мухами, выгоревшими вывесками, нависающими над целыми и битыми стёклами. Посреди дороги валялась огромная тряпка сорванного баннера, время от времени перетаскиваемая ветром с места на место. Автомобиль остановился возле целого, свежевыбеленного дома со словом «HOTEL» над деревянной дверью. Воздух в машине уже был гуще смолы, а внутренний термометр рванул к отметке 56 градусов, когда Ариэн счастливо улыбнулась, радуясь остановке, поэтому из распахнутой дверцы её спутник почти вытек. Обогнув машину, распахнул дверцу перед девушкой, но, помня о печальном опыте в разгромленной лаборатории, на этот раз подхватил её на руки так, чтобы касаться светящегося белым тела только через плед. В снятом номере оказалось довольно чисто, но майэ не интересовало ни кресло, ни кровать - дева сразу закрылась в ванной. Через полчаса из зеркала на неё смотрела рыжеволосая девушка с высохшими за минуту кудрями, разметавшимися по плечам. Лицо больше не казалось сероватым, между ровных дуг бровей не лежала напряжённая морщинка, которую она заметила у себя в зеркале в машине. Из-под глаз пропали лёгкие тени, и Ариэн довольно качнула головой - так-то лучше. Разбирая медную копну на косы, она крепко задумалась. Ехать, по словам сопровождающих, оставалось не больше часа, и стоило поразмыслить о предстоящей встрече. Дева особо не тревожилась: едва ли враги стали вытаскивать её из какой-то весьма странной лаборатории. Непонятным было то, зачем Тулкасу и Оромэ потребовалось столь грандиозное представление, если даже один из них мог бы с одного удара уложить её обидчиков и уничтожить секретную базу? А если Тулкас попробует пошутить насчёт Тилиона и слишком долгого отпуска… ух, какой прекрасный солнечный удар есть у неё в запасе! О Эру, как хорошо, что в жутком месте побывала она одна, а не оба… но сейчас Итиль мог бы быть рядом, а не прятаться от её мысленного взора! Раззадоренная майэ уже представляла себе этот разговор в малейших деталях и перед зеркалом отрабатывала самые острые фразы, с каждой минутой чувствуя себя всё веселее и уверенней. Зеркало, правда, вскоре запотело, не выдержав такого напора - пришлось перебраться в комнату. На кровати её ждало невзрачное платье. Одевшись, Ариэн нахмурилась: длинные рукава заканчивались дальше запястий, талии не оказалось как таковой… Вояк ещё можно простить, но Тилион-то точно знал, что она любит. Впрочем, на постели остался лежать ещё широкий белый шарф. Недолго думая, майэ сложила его пополам и приспособила как пояс. Покинув номер, возле стойки администратора она обнаружила своих спутников. Выглядели они измученными, но счастливыми: все трое старательно зарабатывали простуду, сидя прямо напротив кондиционера. Завидев её, люди медленно поднялись со своих кресел, и командир отряда хрипло спросил: — Вы уже готовы, госпожа? Разве вы не хотели бы ещё отдохнуть?.. — Я в порядке, — Ариэн лучезарно улыбнулась, заставив кондиционер взвыть от напряжения.***
Остаток пути был недолог. Майэ задумчиво изучала пустынную местность, а её спутники напряжённо молчали. Ветер, врывающийся напористым потоком в распахнутый люк на крыше, сильно трепал волосы, но командир отряда всё равно нервно теребил ремешок каски. Правая его щека начала ощутимо краснеть - пребывание рядом с девой-солнцем не прошло бесследно, намечался ожог, и чем выше поднимался в небе Анар, тем сильнее было сияние фаны Ариэн. Проехали тонкую полоску шлагбаума - и серый песчаный мир вспыхнул буйной зеленью… От удивления дева резко села, и широко раскрытые глаза вмиг впитали, выпили до капли пейзаж, от которого захватило дух. Газоны, кусты, деревья - оазис внезапно, словно мираж возник посреди мёртвой пустыни. Подняв голову, дева с удивлением воззрилась на гигантский небоскрёб, схожий с дворцом владыки Манвэ на Таникветиль. От входа, чёрно выделяясь квадратом бронежилета на фоне светлой дорожки, навстречу шёл человек с автоматом наперевес. Её спутник выскочил из автомобиля и галантно открыл дверь перед своей подопечной. Ариэн выпорхнула из салона и в сопровождении ооновца направилась к высоким стеклянным дверям, приветливо распахнувшимся перед ними. Прозрачная кабина лифта вознесла майэ на самый верхний этаж громадного здания, дав время вдоволь полюбоваться бескрайней синевой моря, открывшейся с высоты птичьего полёта. Капитан солнечной ладьи с улыбкой пронеслась мимо взвода охранников по галерее, широким кольцом тянувшейся вокруг громадного, помпезно сверкавшего золотом фонтана, и едва поспевший за ней спутник галантно распахнул двери в какой-то кабинет. Ариэн вошла, за спиной щёлкнул замок. Её взгляд солнечным зайчиком заскакал по помещению: всё было жемчужно-серое, холодное и идеально гладко отполированное. Её появление заставило подняться на ноги очень высокого и худого человека, до этого сидевшего во главе длинного стола, богато инкрустированного платиной. Тонкие пальцы, обтянутые кожей чёрных перчаток, разжались, невольно вскинувшись к лицу. Вмятина на скуле с розоватой, зарастающей кожей и две таких же полосы полуобнажённой плоти на щеке не оставили сомнений: майэ помнила, кого и кто последний раз так ударил. — Моринготто, — прошептала она, вспыхивая. — Как?! — Сколько, сколько раз я говорил - Мелькор, а не Моринготто, — деланно вздохнул вала, потирая переносицу тонкими пальцами и старательно отводя взгляд от майэ. — Неужели за семь эпох даже ты не смогла запомнить, а, солнце? Последнее слово прозвучало гадко, скользко, и дева поёжилась. — У тебя только одно имя, — бросила она, чувствуя, как в груди начинает тревожней биться сердце. — И оно было одним из лучших творений эльдар. Зачем я тебе? — Вот только не надо пылать, — поморщился айну, поводя плечами, стянутыми чёрным смокингом. — И без тебя в этих землях иной раз такая жара, что глаза на лоб лезут… с твоего позволения. Тонкие паучьи пальцы подхватили с края стола пульт и нажали пару кнопок. Натужно загудел кондиционер. — Я? О, тебе ли не знать! Спасаю глупых майарских дев из плена, сею доброе, светлое, вечное, делюсь со эрухини полезными знаниями… — Искажаешь, разрушаешь и чинишь войны, ты хотел сказать? — фыркнула Ариэн. — Я не слепая! Здесь повсюду следы огня и боя! Вала изменился в лице - болезненно морщась, он вытянул из-под стола трость с серебристым набалдашником. — Я ждал, по крайней мере, благодарности за то, что ты сейчас не лежишь под обломками лаборатории талибов, которые со дня на день истыкали бы твоё тело иглами, желая получить альтернативный источник энергии. Но, похоже, так и не дождусь. — Зачем ты меня оттуда вытащил? Не тебе ли выгода оставить Арду без солнца? — Хотел поискажать, поразрушать и устроить десяток-другой войн, — парировал айну, — Предварительно предложив тебе бокал вина и место в первом ряду в этом театре военных действий. — Ты всерьёз думаешь, что я хоть что-то приму из твоих рук? — Ариэн гневно зарделась. Опираясь на трость, Мелькор прошёл к шкафу и достал с полки пару хрустальных тонконогих бокалов. Разливая белое игристое, ухмыльнулся: — Ни в коем случае. Разве мог я такое предположить? Ариэн стремительно вышла на середину кабинета, заставив натужно взвыть мотор кондиционера. — Прекрати разводить представление «философствующий злодей и наивная девочка»! Говори, что тебе от меня нужно! — Действительно, что мне нужно, — в голосе валы появилась нотка печали. — Сидел бы за вратами ночи, никого бы не трогал, вязал носки Саурону… нет, Ариэн, это мне не по нутру. Заметь, я сейчас даже не дал тебе повода огрызнуться. В тебе - как и в любом - сидит злоба. А я люблю не столько злобу - её вовсе не люблю - сколько правду… правда разжигает в вас и гнев, и жажду мести - да такую, что куда мне! Жестом он указал деве на диван. Майэ мотнула головой. — … Вот сейчас я вроде как правду тебе скажу, а на самом деле - раздор посею, и так всегда, — с наигранной печалью произнёс вала. — Хочешь узнать, где сейчас твой возлюбленный и почему не мчится спасать на парусах любви и счастья? — Ты солжёшь! — О, нет, милая! Лишь правда высвобождает самую чистую злобу - в иных случаях она замутнена подозрениями, надеждой, ещё всякой всячиной. А я любитель процеженного вина, — он отсалютовал бокалом, — фильтрованного кофе и кристально чистых ссор. Взгляни на это. Вы ведь тут были, не так ли? Широкий взмах рукой, и в комнате стало темно, а на противоположной стене обозначился туманный прямоугольник от проектора. К горлу майэ подкатил мерзкий комок, когда она вгляделась в изображение. Лавандово-фиолетовый номер, лиловая постель и серебристое тело на ней показались болезненно знакомы. Рядом с Тилионом, там, где ещё недавно она призналась ему в желании родить от него дитя - их светлое, чистое дитя - лежала женщина, лица которой майэ даже не могла различить. Взгляд выхватывал только гадкую мясистую ляжку, которую сжимала его сильная рука, пошло рыжие, словно лисья шерсть, волосы и припухшие от поцелуев, алые, в бесстыдном развратном стоне разомкнутые губы. Во всю стену, от пола до потолка, в мельчайших деталях - от кончиков ресниц и до широкого, размашистого движения груди на вдохе... — Я нарезал ещё пару кадров - выбор был огромен, — прозвучало сбоку, и щёлкнул пульт. Тилион с двумя незнакомыми женщинами…с одной… губы, ягодицы, спины, груди…рыжие, брюнетки, шатенки…клубок извивающихся гадких тел… Ариэн уже не могла разделить, различить, где кто - на глазах вскипели горячие слёзы. Осипшим голосом она попросила: — Убери это… Переключатель щёлкнул, изображение на стене сменилось синим экраном с логотипом в виде горы, чем-то похожей на зубчатую корону. Голубоватый отблеск лежал на побледневшем лице майэ, устремившей безучастный взгляд на экран. Пальцы девы нервно мяли рукав платья, ослеплённая увиденным Ариэн не могла вымолвить ни слова: душили слёзы не злобы, а удивления, смешанного с отвращением. Ей казалось, что она сейчас смотрела даже не на Тилиона и каких-то шлюх: чувство было такое, словно ей показали зверя с щупальцами вместо лап, шестью глазами и пастью на затылке - искажённого, грязного и несовместимого с замыслом Эру… Вала стоял молча, опустив взгляд на переплетённые пальцы, лежащие на набалдашнике трости. Полукруглые угольно-чёрные брови изогнулись в выражении шокированной брезгливости. — Сам впечатлился, — наконец выдавил он, не поднимая глаз. Из какого-то ящика появилась коробка с сухими салфетками, которую он протянул девушке. Майэ рассеянно кивнула и даже протянула руку, вытаскивая один платочек, но даже не подумала вытирать им слёзы. Пальцы, словно сведённые судорогой, бездумно мяли бумагу, измочалив полотно до такого состояния, что ошмётки полетели на пол. Под диваном загудел выползающий робот-пылесос, но айну пнул его обратно в темноту, и молчание повисло снова. — Забавно. Это был бы знатный анекдот, если бы рога рогатому майа наставила ты, — вздохнул Моргот и поджал губы, превращая их в натянутую бледную нитку. — А оно вот как вышло. Тоже не ожидал. — Почему? — горько и глухо спросила вслух дева. — Почему? — Ты начинаешь задавать правильные вопросы, — айну пожал плечами. — Я такие тоже задавал, было время. Он прошёлся по кабинету, где постепенно загорался свет, но Ариэн этого не заметила. Мрак обволакивал неповоротливые, нереальные мысли. Словно чёрной акварелью капнув в застывшую воду размышлений девы, Мелькор проговорил: — Потому что не ты первая. Первым был я. И не ты последняя. Мир полон неисчерпаемого зла, и это, как видишь, даже не моя вина. Мог ли я помыслить, что так поступит Элентари? С трудом. Майэ промолчала. — На твой вопрос не будет ответа, если ты не придёшь к нему сама. Разве не была ты лучшей, о ком он мог помыслить? Разве не пообещала ты ему все блага, что могла дать и которых хватило бы на целую Арду? Увы. Сначала он воспользовался тобой, затем ещё парой других, потом сменил их на следующих. Они все не могли даже сравниться с тобой, но отчего-то оказались лучше. А знаешь, почему? - Моринготто обернулся. Силуэт огненной девы казался пепельно-серым в тени его фигуры, словно стебель, пережжённый солнечным светом, готовый рассыпаться в прах. — Потому что он такой же, как все. Как женщины, которые с ним спали, и как эти солдаты, и как все остальные миллионы эрухини, Ариэн! У него нет души, вместо неё искажённый кусок помыслов и похоти - а тело всегда предпочитает количество вместо качества! Секс всегда был дешевле любви. Так фольга дешевле стали, так слова дешевле дел! Так лживое величие моего брата дешевле и проще могло быть приобретено Вардой, чем моя любовь, на которую бы потребовался ответ! Так поддельный свет Тилиона, — вала выплюнул имя, словно оно было ругательством. — Затмил даже для тебя черноту его ночей, которые ты теперь увидела. Помнишь ли ты лучезарный облик Эльберет? - айну сделал театральную паузу. — Мне пытались внушить, что я обязан простить её - такую светлую и чистую. Но Эру прощает всё, а я не простил ничего. Её тёмное дело, подковёрная интрига во времена, когда в Эа и коврами не пахло, направили меня искать истинного света, а не жалкой лампочки в её венце! Не сияния майа Тилиона, — скептически бросил он. — А величия сильмариллов… Моргот остановился посреди комнаты, с горечью глядя на окаменевшую фигуру девы. — Искать и лишиться… — повторил он глухо. Ариэн почувствовала, как щёки вспыхнули жарче любого огня, и как едва ли не с шипением испарились с них слёзы. Из рук выпал тлеющий бумажный комок. Из горла вырвался то ли всхлип, то ли смешок. — Какой же ты был дурак… — тихо и весело прошептала она. — Какой ты дурак и какая я глупая… — Увы, я смел поверить… — заунывно протянул вала, но Ариэн в один прыжок оказалась рядом с ним. Раскалённые ладони толкнули Моргота к стене с такой неистовой силой, что на пиджаке остались прожженные насквозь пятна, и падший вала взвыл от страшной боли. — Нет, нет, нет! — воскликнула готовая смеяться в голос дева. — Ты ничего не понимаешь! Ты сам захлебнулся своим враньём, Моринготто! Сам во всём признался! Сильмариллы! Как же я не догадалась, к чему всё это идёт!.. Ослепительная вспышка озарила комнату, и электроника с треском вырубилась от дикой перегрузки системы. Фана обманщика отлетела к стене и сползла на пол чёрной грудой. Майэ застыла, обхватив себя за плечи. Ложь. Ложь. Ложь. Всё ради камней! Этих записей не было! Не было никакого спасения, не было уродливых женщин и гадливой, лживой улыбки! Пошатнувшись от накатившей бури ужаса и восторга, Ариэн сжала виски ладонями. Голова закружилась, с разума будто стягивали паутину, морок вранья, и теперь гневу, недоумению, злобе и надуманной обиде не было места. Как она могла поверить в благие намерения этой твари и в одно мгновение возненавидеть того, кого знала сотни лет, кого любила, кому доверяла больше, чем себе?! Где теперь искать Тилиона? Скидывая с себя фану, майэ ринулась ввысь. Её зов тотчас облетел целый мир, и страх за Тилиона омрачил фэа: её любимого не было ни на земле, ни в небе.