Чувство чёрного

*(0) — лол. появилась идея написать фф где все умеют читать мысли, и только гг не может. А потом романтика, сюжет, страсть =) В глазах мутнеет, чувства притупляются, а ноги не могут держать. Оливер падает на пол, разбивает аккуратно стоявшую лампу и царапается торчащим гвоздём в половице. Губы невольно поджались, а тело будто каменное — не сдвинуть. Блондин чётко обозначил настроение комнаты, людей находящихся в ней, и свой страх. Руки всё ещё дрожали, в груди бешено билось сердце, а слёзы хотели течь неистовым водопадом мечты, но голубоглазый отчётливо смыкал глаза и отворачивался, лишь бы не видеть то, что так рьяно впечаталось в его память. Красочным изделием рисовало тонкую линию по его нервной системе картина, которую он видел даже через тьму закрытых век. Чувства обострились. И нюх тоже. Сомкнутые веки тут же распахнулись от бесконечного круговорота событий, и Оливер, пытаясь снова убрать пристальный взгляд на затёкшие ноги напротив — пытается встать. Тело всё дрожит, неподвластно никакому приказу, никакой мысли, он падает и снова пытается встать. Но его взгляд словно прикреплён цепью. Его мутит, до нервозности парень задыхается, и только позже, обессилено падая на пол — скручивается клубком. Ступни темнели ещё больше, покрываясь гнилью. Но юноша продолжал наблюдать. В попытках выровнять дыхание, сделать хотя бы пару выдохов и вздохов, Оливер с трудом закрывает глаза, но прислушиваясь, как его сердце стучит накручивая габариты, а после — останавливается, Оливер снова в страхе открывает глаза. Осматривая перед собой всю ту же комнату. Парень в бешенстве начинает ровнять взгляд с трупом напротив. — Это сон… просто сон… -шепчет парень себе каждый раз, когда смотрит в окно. Неминуемым оказалось и оружие в руках, и кровь, которая стекала от головы к поджатым ногам парня. Блондин насупился, все его действия казались невероятно сложными: чтобы отползти хотя бы в угол, ему потребовался, по ощущениям, час. Кратко рассмотрев половицы, он бросил взгляд на лежащую Монику. Все мысли были забиты телом, которое обездвижено валялось у кровати, которое несло за собой лихой запах трупного окисления. За окном тарабанило — непонятно что. То ли на крыше здания, то ли шуметь начиналось в окне, щелчком издавая узоры на стекле. Блондин забился в углу, и всё ещё сдерживая слёзы, зарылся руками в ненавистные блондинистые волосы, которые так любил Арне. Ах точно! Арне, он ведь придёт, он ведь пришёл в прошлом! Оливер вдохнул перед собой трупный воздух, и почувствовал — живот скрутило до боли, и даже сквозь сон, Оливер нервно заёрзал, хватаясь за простыню и живот. Его вывернуло на половицу, а голое тело, так и цеплялось за маленькие ошмётки, царапая до крови, и вонзаясь прямо в артерии и вены. Живот продолжал болеть, а озноб резал парня с каждой новой силой, неподвластную даже разуму. Тело начало дрожать в истоме сильнее, нежели это было ранее, а голубоглазый выплёвывал остатки чего-то, сам не понимая чего. И вот здесь, его слёзы начали выделяться в маленьких уголках. Оливер ронял слёзы с закрытыми веками: не мог открыть, разлепить и вонзить в сердце осиновый кол, будто бы сам голубоглазый был вампиром, а оружие — реальностью. Тихо всхлипывая, блондин не чувствовал потока слёз, он слышал собственные, невидимые слёзы, но не видел их. Лёгкие сжимались, лопались, и снова восстанавливали воздух, словно это был нормальный процесс. Кулаки сжались, а глаза с напором отворились, будто бы двери перед выходом на люди, и Оливер со слабостью посмотрел на маленькие капли, которые служили каким-то доказательством. Блондин вытер остатки желудочной жидкости на губах, и посмотрел в сторону, наблюдая за тем, как тело плавно уходит под кровать. Дёрнувшись, старшеклассник отбросил футболку в сторону, и пытался подбежать к двери, но его действия были столь медленны, что он еле перекидывал ноги. Оборачиваясь, перед его лицом стояла Моника. Изо рта вырывалось клочками пена, а глаза светились под ярким фонарём разбитой лампы. Женщина что-то нашёптывала, пока её руки тянулись к заветному золоту, которое она так и не получила, а в спешке, парень осмотрел кровь и гематомы, разбитую губу и разорванные в клочья волосы, и томную, всё ещё женственную улыбку. Оливер пустил последнюю слезу, зажмурившись, но открыл глаза уже в реальности, наблюдая за привычным, ничем не значимым потолком. — Твою мать… -парень прикрыл глаза, сбрасывая одеяло. Он был весь мокрым, скорее всего, температура настигла и здравый рассудок Оливера, и иммунитет, который до этого времени был закалённым. Осматривая еле светлую комнату, которая освещалась тусклыми ночными фонарями и дикой луной, блондин посмотрел на время, которое словно тягучее время шло медленно, и придирчиво странно. Невзирая на ночной страх, Оливер проснулся довольно спокойным, однако слёз и в помине не было, что абсолютно не волновало парня. Юноша сидел на кровати некоторое время, пока из мысль не вытащил глубокий и затягивающий вой ветра за окном. Дёрнувшись от внезапного потока кислорода, Оливер привстал, плотно закрывая белое ненаглядное окно, и с тоской по неизведанному прошёл в ванную комнату. Деликатно вытянув одну сигарету из отвратительной упаковки, которую Оливер разглядывал с презрением, парень курил. Плавный дым перемещался в работающую вентиляцию на стене, а Оливер испытывал несказанное удовлетворение от ощущения порхающего дыма у себя в лёгких. Сигареты в Австралии — бешено дорогие. Их могли позволить если не бизнесмены, то какие-то заядлые курильщики, с не задорным здоровьем. Блондин же, плавно перетекал в ту самую неладную сторону сорванной жизни. Забылся. Не видит окружающих за своей тоскливой истинной. Оливер чувствовал себя в такие моменты одиноко, не нужно, но он был несказанно благодарен жизни, которая со временем стала для него пыткой. Тогда он — мазохист. Жизнь не казалась для него сверхъестественной или несправедливой, он знал истину. У всех своё, и он не исключение. Как бы ему не хотелось поддержать других, подарить радость и убавить печали — он не волшебник, но он тот, кто готов пожертвовать собой. Оливер из тех людей, для которых одиночество — уютный комфорт, но если находится в нём долго, начинают скапливаться мысли. И сейчас, блондин переживает именно этот период, когда Альфред же — подавно принял его. Кто-то забывается лезвиями, кто-то — смертью. И блондин ни в коем случае не осуждает этих людей, он даёт явно понять — что это не слабость. Люди, привязанные к жизни, делают весьма нехилые поступки, но как насчёт тех, кто утратил интерес, или способность к жизни? Оливер не готов дать ответ, потому что сейчас он сильно привязан к другу. Но как насчёт Альфреда? У него отобрали всё, и ничего не вернули. А может он просто не побывал в той самой ситуации, когда у него забрали ту самую ценность, о которой черноволосый постоянно щебетал. Ал не был глупым. Но стена, которую он так долго строил из лжи, сомнения и печали настолько выросла, что он не видит действительных причин. У него есть всё, а у Оливера, как раз таки ничего. Блондин последними силами держится за поддержку, за тонкую нить, которая может оборваться от единственного неправильного объятия. Это самый большой страх блондина. Потерять? Или упустить? Перебирая кончики волос, голубоглазый томно смотрит на погашенную сигарету, пламя которой явно не собиралось угасать. Оливер задумался: в чём его проблема? Где он упустил своё время, в какой момент ему стало настолько все равно. У кого не спросить, ответ будет один: «Оливер сильно изменился.» Но где? Почему и как? Никто не знал. А блондин уж и подавно не хотел и принимать, и знать. Он не считал нужным держать возле себя мысли, которые провоцировали на ненависть или желание неподвластно закону — он знал как управлять своими чувствами. До появления Арне. В попытках забыться, голубоглазый и вовсе не знал как ему быть: сохранить дружбу с парнем, или расторгнуть всё, даже не попытавшись изменить? Ровно столько, сколько было с Альфредом и Тейлором. Оливер, к сожалению или к счастью просто боялся чувствовать любовь. Он рос в тяжелом, несказанно правдивом детстве, в котором стрельба — была защитой. И его мысли были тому подтверждение, так как реалистическое мышление — давало понять окружающим о его уверенности, но никто даже не задумывался, что же творится в его мире. В маленьком, будто забегаловка мирке. И только Арне, поглощал себя мыслями об этом лучике света по имени Оливер. Старшеклассник никогда не показывал свою привязанность — боялся. Его страх был оправдан, но к сожалению, Оливеру не повезло с тем, что он не умеет читать чужие мысли.*(0) Оперевшись о белую, аккуратно выложенную плиточку, Оливер последним метким взором окинул сигарету. Близился фильтр, и прикрыв глаза, голубые глаза в ночном проёме густой тьмы — засияли, подобно мерцающему призраку в гуще леса. Прекрасный оттенок голубого, одарил табачное изделие прощальным взором, выбросив в урну, потушив о бортик ванны. Когда блондин кричал на Арне и черноволосого о курении, он и сам не задумывался о том, что начнёт скрывать содеянное. Голубые глаза снова сверкнули, оголяясь в тёмном помещении, переводя зрачки на настенные часы. Время гласило ранее, но темнеть не собиралось, да и в школу собираться ещё поздно. Сон был перебит кошмаром, который слился с ветром громкого ветра, унеся с собой и туман лжи, и стену, покрытую вальяжным настроением. И душераздирающее настроение, которое приходилось заглатывать таблетками или выкуривать сигареты. Блондин нахмурился. У него нет силы воли? Или он будет следовать коммерческим «правителям,» которые с удовольствием прокладывают дорогу в могилу. Блондин не был противником табака, но если его принимает дорогой ему человек — страх. Страх потерять или упустить. Вот чего он избегает. Не исключать того факта, что голубоглазый являлся вспыльчивым, агрессивным и почти что безумным — невозможно. Все прекрасно видели, и понимали, и действительно, осознавать уровень конфликтности Оливера было неизбежным явлением. Которое Арне изучил ещё с самого начала. Он постепенно, медленно и не спеша менялся. Волосы, которые раньше были яркими — тускнели, но не цвет глаз. Пока рядом с ним Арне — его глаза будут вечно пылать голубым пламенем. Посидев ещё немного, блондин прошёл в комнату, вдыхая не табачный воздух, оставленный в ванной. Дома, кроме Агнес и Хилари никого не было. Они спали крепким сном, а Оливер, до этого момента и подавно. Адлай был последней частью, которая доводила его, которая делала его сильным, но сейчас, он слабеет. Словно экономическая стрелка в разгар продуктивности, Оливер становится всё темнее и гуще. Будто бы невидимая чёрная плесень, покрывает его тело, пытаясь взобраться на его душу. Ожидая рассвета, Оливер уткнулся в подушку, забывая обо всём, и рисуя встречу с дорогим ему человеком. В отражении окна ослепительные голубые глаза мерялись с бескрайним и тёмным небом, звёзды которых ослепляли сильнее солнца в дневную пору. Проваливаясь, Оливер и не успел ощутить на себе то спокойствие, которое ему подарила ночная луна, и гуща ночного утра. Или, это были попросту сигареты.

***

Первым уроком была алгебра, что несказанно радовало всех подростков. А точнее… Только отличников. Ли беспардонно и уверенно общался с Брендой и Авой, а Доминик позорным взором осматривал Оливера, привлекая к себе внимание. Блондин не выспался, ему сложно давалось отшучиваться от «примитивных» шуток длинноволосого. Голубоглазый всё время молчал, смотря почти в одну точку, ожидая прибытия друга, но второй так и не явился. Простудился ли? И сейчас, блондин тяжело вздыхая, пытается убрать эту ничтожную усталость, которая не давала нормально учиться. Ну, или Оливер попросту оправдывался, прикрываясь учёбой. Аира, которая сидела впереди голубоглазого внезапно отмахнула свои фиолетовые, густые волосы, а вторая сторона которая была выбрита — осталась без внимания. Девушка беседовала о чём-то с Авой и Брендой, а после в разговор присоединилась Руби — только что вошедшая одноклассница. Девушка по имени Руби была довольно скромной, вежливой и тихой. Её никто никогда особо не трогал, кроме издевательски дурного тона Доминик. — Руби, и сегодня в хвостике? Довольно милый бантик! -прокричал длинноволосый парень. — Заткнись, Доминик! -ответила ему Ава. Парень с девушкой были близки, поэтому могли позволить себе разглагольствовать подобно. Ава нежно коснулась плеча Руби, от чего та, тлея, опустила голову. У девушки были длинные, тёмно-каштановые волосы, брови были круглые, удивительной формы. Серый взгляд всегда заставлял людей пожалеть персону, и очень редко — вызвать агрессию. Нижняя челюсть была немного выдвинута, что было еле заметно, но Доминик — прекрасно подмечал детали, он профессионал в этом. И пока француженка успокаивала грустную одноклассницу, длинноволосый успел обговорить с Мэттью дикий план: унизить и Лиама и Руби, но начали с самого вкусного — Оливер. Для чего? Для забавы. — Эй, жирдяй! -Мэйсон закатив глаза подошёл к парню. — Ты в художке учишься? — Ну да, а что? -рыжеволосый обесценивающим взглядом окинул своего одноклассника, дожидаясь ответа. — Вы там геев, случайно, не рисуете? -прикрикнул Доминик, чтобы и так всё слышащий Оливер смог распознать слоги в неестественном голосе. — Если только твои портреты. -ответил также громко блондин, беря в руки телефон. — Нарываешься? — Доминик, а ты знал, что твоя глупая голова не воспринимает мои сигналы о намёках ещё с начала сентября? Я готов вступить в драку прямо сейчас, и если ты не против. -Оливер поднялся, разминая кулаки. — Я начну первым. — Оливер. -произнёс Джек, который пришёл с Ребеккой пару минут назад. — Перестань. Блондин прищурил глаза, расценивающим взором посмотрел на одноклассника: он не понимал, какой у Джека мотив? Для чего? Чтобы казаться в его глазах лучше? Пока Оливер убийственным взглядом окидывал стоящего Джека, Доминик успел что-то выкрикнуть, что, к сожалению, Оливер так и не услышал. И как только белоснежная футболка немного зашуршала, блондин откликнулся — его звали. Весь класс замолчал, переводя взор на ступающего хладнокровного рыцаря. Лукас. — Можешь подойти? Это насчёт конкурса. — произнёс старшеклассник, одаривая таким же холодным взглядом Доминик и Джека. Отбросив Джека в сторону, парень прошёлся вдоль класса, выходя из помещения. И когда уже весь класс забылся изначальным гулом, Доминик улыбаясь, переглянулся с одноклассником, чьи ямки и без улыбки были видны. — Когда Альфред будет в школе? — Я не уверен, но я могу позвонить и узнать. — Не стоит, просто передаешь эту информацию. -Лукас протягивает бланк. — Я указал тех, кто будет принимать участие, у вас с Алом хорошие способности, поэтому, как опытным новичкам я дал вам среднего уровня работы, ты не против? — Нет, всё в порядке. — Идея на ваше усмотрение. Материал — без разницы, главное качество и классный образ. Всё понятно? — Да, спасибо. -Оливер было хотел зайти в класс, но рука на предплечье не дала задуманному сбыться. — И ещё… -холодный взор болотных глаз окинул очи напротив. — Не лезь в драку с тем длинноволосым парнем. — А… — Без вопросов. День проходил плавно, сминая утренние облака на очертания яркого солнца. Ученики старшей школы не подозревая сидели кто шепчась, кто рисуя, а кто-то — опаздывая. Альфред прошёл вглубь класса зевая и разминая руки, которые по всей видимости затекли от истомы. Старшеклассник попал прямо на перемену, которая спасла ему как минимум — нервы, ибо злые учителя просто так бы это не оставили. Прикрывая томно глаза цвета чёрного, вороньего пера, Альфред не успел провалиться в пучину глубокого сна, как голубоглазый тут же отрицательно похлопал друга. — Не время спать — контрольная. Измученный стон боли заполонил пространство вокруг, и Ал небрежно откинув волосы, принялся доставать предмет, ту самую химию. Новый учитель химии по имени Итан, был спокойным, ничем не отличающимся мужчиной средних, а то и меньше лет. Волосы его были цвета сена, а то есть охры, которые были чуть волнистее волос черноволосого. Так как он был новым учителем, никто не знал как можно списать на его занятии, а уж тем более выпросить хорошую оценку. Ава де Артаньян продолжала крутить свои нежного цвета волосы, привлекая внимание учителя, однако получала только брезгливый взор в свою сторону, что дико раздражало непоседу. Мужчина отложив свои круглой формы очки с серебряной оправой в сторону, объявил о двойных листочках, перенеся контрольную на следующий урок, с условием того, что сейчас будет самостоятельная. Парты были двухместные, поэтому списать у соседа было легче и намного безопаснее. Оливер приготовил шпоры, обычным способом: между пальцев написал формулы спиртов, альдегидов, кетонов и карбоновых кислот, которые должны были быть в тестах. Альфред же, спецом написал на бумажке формулы основных простых эфиров, которые были выделены в тетради Авы, кой Оливер одолжил на кое-какое время, и запрятал макулатуру под пенал. Кто-то списывал из тетради, кто-то типично написав на парте, а кто-то с телефона. Джеку не потребовалось списывание, так как он был довольно умным ребенком, и однажды увидев — не забудет на длительное время. Светловолосый был приятно удивлён, когда осмотрел весь класс за списыванием, а Итан Кэмплин — учитель химии, с восторгом осматривал передние парты, загадочно улыбаясь. — Можете подойти? -вдруг огласил Джек, а Альфред и Оливер которые сидели впереди него, вдруг резко зашипели. Аккуратные шаги направились в сторону кричащего на помощь, а Оливер, своим деликатным взором оглянул живого Джека, который шептал что-то на ухо учителю. Блондин прищурился. Итан Кэмплин выровнялся, плечи его стали знатно шире, а грудь выпирала словно гора Фудзияма. Соседние парты, за которыми сидел один из «отличников», а именно Ли Гарсиа, тот самый очкарик-детектив, дрожал будто осиновый лист, боясь попасться учителю и тогда вся его репутация «отличника» упадёт в ржавое дно судна. — Оливер. Встань. -вольным тоном произнёс преподаватель, от чего блондин непроизвольно дёрнулся. Альфред отложив ручку посмотрел на учителя, а позже, поймал взор всего класса. Черные глаза замерцали ненавистью, и некоторые отвели взгляд продолжая писать, а некоторые — специально продолжили, выжидая чего-то интересного. Оливер уже подавно всё понял, и пытался стереть остатки пасты на левой руке вызывая обычное трение пальцами, и этого учитель не заметил. Спустя пару секунд Итан Кэмплин обошёл весь класс, впритык рассматривая руки блондина, обрыскав всю парту в поисках бумажки или чего-нибудь ещё. Пока учитель докапывался, остальные одноклассники начали подчищать свои шпоры или же вытирать с парты написанные карандашом формулы. И всё же, спустя пару минут учитель рассмотрел на руке Оливера маленькую формулу спирта, которая не стерлась. Впервые блондин испугался взгляда учителя. Возможно, следствие страха было вызвано холодным взглядом, или тем, что учитель молоденький и голубоглазый немного отодвинувшись отвёл взор в сторону. — Отработаешь на допол… -учитель запнулся, а позже нахмурив брови продолжил: — Чтобы такого больше не было, я снижу тебе балл. -грозным тоном произнёс Итан Кэмплин и продолжил диктовать название формул. Оливер грубо сел на место, заёрзав. Сердце постепенно успокаивалось, а руки немного подрагивали, его начало тошнить. Он вспомнил тот сон, и ту реальность, которая была непрерывным доказательством слабости юного мальчишки. Альфред легонько толкнул своего друга, и пододвинул свой лист, чтобы тот списал.

***

Пневматический пистолет аккуратно сел в руку молодого парня, создавая знакомое, но давнее ощущение близости. Голубые глаза очерчивали прицел, соединяя с мушкой на одном уровне. Маленькие зрачки немного увеличились, а в следующую секунду прозвучал выстрел, но даже при громком выпуске воздуха из пистолета, Оливер не сомкнул и не вздрогнул глазом. Листья деревьев одна за другой падали или срывались со звонким отрывом жалостного ветра, а блондин всё продолжал стрелять и стрелять. Вечер близился напрасно быстро, желаемая истома и озноб взяли над Оливером власть, и тот пошатываясь, прошёл пару метров. Окутывающий осенний ветер немного успокоил нервы Оливера, которые за сегодняшний день разорвались и собрались в мелкие детали несколько раз. Оливер поднял пистолет, прицелившись — выстрелил, но не к удивлению главного героя, пуля не вошла, и не отскочила. Все маленькие пули которые были в пистолете — исчезли, а их число составляло как минимум сотню. — Господи, Оливер! -пролепетала только что вошедшая Агнес. — Мне потом убирать эту купу! -жалостливо продолжила горничная, подбирая рассыпанные яблоки и виноград у входа. Она их обронила из-за внезапного звука пистолета. — Это ваша работа. -заметил блондин. — Эх, Оливер.... Женщине не было ничего ответить, ведь он был прав. Он могла убрать тысячу раз, проблемы это не составит, однако выражение её лица приобрело иное чувство. Чувство жалости. Женщина оглядела парня, приобняв того за плечи, его взгляд был спокоен, но заглянув глубже, служанка вдруг почувствовала бурю и смятение. — Оливер, дорогой! Что же с тобой случилось? -обеспокоенно воскликнула служанка. Оливер только отбросил её руку, и вдруг плечо обожгло приятным ветром. Её рука была трогательно приятна и тепла, будто рука матери, которая потеряла ребёнка. Пепел в глазах Оливера возрастал впредь к пылкому огню, нарастая и забивая людей в углы. Тёмные, беспощадные углы, которые они сегодня рассматривали на алгебре, или это была геометрия? Оливер, ещё недавно, когда беззаботный февраль гулял на улице злую погоду, парень был круглым отличником, невинным и милым. Саманта заставила его снять маску и вскрыть карты. Переключая каналы, Оливер ждал ужин, и не надеясь, что брат придет, самовольно распорядился его приставкой. День сменился глубоким и тёмным вечером, ужин уже остыл на столе, а Оливер продолжал смотреть в экран выключенного телевизора. В его доме не царил уют, как например, у Моррисов. Этот дом был мрачен, глубок своей историей, и серьёзен, словно новая планета. Когда Хилари громким возгласом позвала юнца, парень вздрогнул. Внезапно осмотрел коридор и побагровел от злости, то ли от стыда. Кас пьянствующей походкой прошёлся по паркету забывая надеть тапочки, и отчаянно бросился на мягкую софу. Оливер удивлённым взглядом проводил своего брата, и тут уже, отрываясь от уже спящего Кастиэля вздрогнул. Он был одет в серый плащ, воротник которого был вздёрнутым, лёгкие джинсы и бежевая футболка с надписью его любимой группы. Башмаки кое-как были поставлены на полку с обувью, а растрёпанная причёска только придавала шарма в пропахшем алкоголем тело. Женские следы и духи распространились по залу, вызывая у служанок бег. — Господи Иисусе, помоги мне! -закричала старшая горничная. — Опять он так напился… -прошептал Оливер. — Хилари, Агнес, я пойду прогуляюсь. -блондин подобрал свой телефон, и пошёл ко входу. — Что же это такое! -зарыдала старшая, и бросилась к спящему Касу. Прогуливаясь ночным Мейтлендом, Оливер чувствовал морской бриз реки Хантер. Был хоть и глубокий вечер, около десяти или одиннадцати, но городок не спал. Блондин чувствовал вечерний гул, словно птицы в терновниках, щебеча, разносили мелкие ягодки по всему лесу. Вдруг в нос ударил жестокий прибой моря, хотя запах с дальновидной реки отличался от австралийского моря, например Тасманово море, которое разделяло Новую Зеландию и участок Нового Южного Уэльса. Оливер был однажды там, совсем немного, но наслаждаться зеленой флорой и синим, словно глаза де Артаньян Оливеру надоело очень скоро. Подоспевшие молодые люди обхаживали девушек в переулках, а Оливер заскрипел зубами от своего же достоинства. Он был жалок, но любовь, словно детская колыбельная — затаскивала на дно тягучим бременем, создавая очень жёсткий тюфяк в душе. Голубоглазый не знает как удержать при себе Арне, поэтому поддается развратному и похотливому обращению, что не очень радует. Его бездушность, чувствует и сам старший, и врёт. Врёт не краснея, но отказывается принимать правду Оливера, и продолжает довольствоваться доступностью. Так думал Оливер, создавая еле ощутимый барьер вокруг, который построил для своего же блага. «Будь, что будет» -процедил Оливер сам себе, доставая из кармана телефон. Знакомые цифры ввелись в считанные секунды, и даже Оливер почувствовал безумие, которое исходило из его души. Название этому сумасшествию дано только одно: Любовь. И ничто больше. Блондин слышал гудки, перебирал кончики гладкого шерстяного кардигана, и своими безмятежными, кроваво-голубыми глазами выискивал в горизонте нечто, что могло бы утолить его тоску. Телефон завибрировал, что значило то, что Арне поднял трубку. Они одновременно поздоровались. И снова прострацию, а то есть барьер, созданный Оливером заполняет тишина. Та сладкая, неповторимая тишина, которую он так жаждал. Блондин прикрыл в ночи искристые глаза и вдохнул сладкий воздух морского воздуха, но так тяжко дались ему эти тягостные вздохи, словно он принимал знойный сирокко. На конце провода послышалось шуршание, и Оливер будто отпрянув от сладости, которые он не любил, открыл глаза, распахивая их в небылой темноте. Послышался металлический щелчок, от чего Оливер дрогнул и насупил брови. Левая рука, которая касалась вязки коснулась телефона. — Арне… — Я тебя слушаю. На конце провода послышался уставший вздох. — Я не помешал? -спросил Оливер из любезности. — С каким пор ты спрашиваешь об этом?-Арне одобрительно хмыкнул, закурив. — Могу ли я прийти? -процедил блондин взволнованным голосом. — Нет. — Тогда, можешь ли ты? — Да. Где ты? -кратко спросил старший, выбросив сигарету. Он не докурил. Назвав адрес, Оливер быстро переместился с детской площадки на которую забрёл, к величавой реке Хантер. Некоторые магазины только открывались, некоторые подавно были закрыты. Арне идти к этому месту около пяти минут, а значит, что Оливер может отдохнуть. Отдышка возникла от волнения и от быстрого бега, блондин прикрыл глаза дрожащими руками, и начав истерически смеяться откинул чёлку цвета пшена. Тяжело вздохнув, глаза его забегали по реке. Оливер облокотился на каменный, аккуратно положенный забор. Если пройти пару метров, можно было спуститься по металлическим ступенькам к берегу. Оливер снова закрыл глаза, и снова вздыхая тягучий бриз, раздающийся по лёгким. Скрестив руки, он улыбнулся. «Я влюбился. Я влюбился так, как никогда.» Он взглянул на небо, и снова улыбнулся. Никогда бы Оливер не смог представить или даже подумать, что когда-нибудь будет скучать так сильно, что нервы будут солидарны к нему. Или, например, что будет шлейфом ходить за кем-то, даже… просто любить для младшего — ярость. Обычай, который всегда приносит боль, и даже сейчас, ему все равно: будет всё хорошо, или нет, он просто пойдёт за этим человеком куда угодно. Вода плавным ручьём скатывалась волнами на берег. Запах становился сильнее, а внезапно возникшая сонливость заставила Оливера дрогнуть. Ветер прошёлся по правой стороне щеки, задевая три родинки — их любил Арне. Он взглянул на тропинку, и увидел знакомое до боли телосложение. Клубная куртка была при нём, и Оливер улыбнулся, всё ещё бредя. Арне переходил дорогу, на этот раз не надев бандану, он восстал перед блондином в новом образе: мешки под глазами стесняли его, малая худощавость прошлась отблеском на его лице. Слабость чувствовалась в каждом его движении, но огонь в глазах пылал, а это значит — его Арне здесь. Страдальческий вид старшего немного смущал Оливера, но он не стал расспрашивать его. Арне это не любит. Встретившись — они молчали. Держась за руки, луна опалила лицо каждого из них, создавая искусство не хуже чем в Лувре. Арне первым издал звук, хмыкнув. Голубые глаза заёрзали в небылой теплоте, и старший почувствовав жалость, опешил, но поспешил оправдаться. — Я долгими ночами не сплю. Это из-за учёбы. -Арне ласково улыбнулся, будто бы в душе его было тихое, неподвижное животное, готовое вспыхнуть в любую минуту. — Я предлагаю тебе сегодня переночевать у меня. -произнёс Оливер немного надменным тоном, но следующие слова пришлись ему легче, заботливее. — Ты вкусно поешь и мы с тобой немного поспим, ладно? Арне нервно оглянулся. — Прости, не думаю что я смогу. -старший оглянул парня напротив. Оливера коснулся еле заметный озноб из-за ветра, то ли благодаря отказу. Его голубые глаза поневоле блуждали по кислому, почти бледному лицу Арне, а у самого шея покрылась мурашками. Старшеклассник снял клубную куртку. Нагибаясь, одним движением Арне накрыл голые участки тела блондина, закрепляя всё пуговицей. Оливер подтаял. Он чувствовал тепло и запах своего любовника, это придавало ему уверенность и ясность разума. Устало моргая, старшеклассник положил голову на шею младшего, подняв левую руку, касаясь шеи. Кончики ушей голубоглазого покраснели, а янтарный цвет глаз отблеском заметил изменение. Арне улыбнулся, обнимая своего спутника. Луна словно оскорбляя этих двоих, затаилась в тучи, город померк, вода стала тише. На улочках была кромешная тишина, и только они вдвоём, трепетно моргали, забываясь. Оливер отодвинул старшего, но быстро припал к его губам, словно за извинениями. — Прости что разбудил, Арне. -прошептал блондин. Собственное имя прозвучало отчуждённо, словно не его так ласково только что созерцал Оливер. Руки блондина коснулись щёк высокого и широкоплечего создания, и с тоской, поднявшись на носочки последовал поцелуй. И ещё, ещё, ещё... Арне спустя пару минут властно прижимал к себе младшего, то зарываясь в волосы, то грубо сжимая запястья или бока. Время подобно свече, угасало так медленно, что можно было сойти с ума, но Оливеру нравилось это безумие. Наконец они отстранились, но дыхание было ровным. Эти поцелуи пробуждали не страсть, а эмоции. — Никогда бы не подумал, что буду целовать мужчину. -произнёс игриво блондин. — Я тоже. -также ответил Арне. Они блуждали по районам, заворачивая в разные переулки, совсем отдалившись от места встречи. Фонари кое-где работали, а где они не включались, а то есть где была кромешная тьма и была видна только следующая улица — Арне завлекал младшего в томный поцелуй. Они хорошо проводили время, и Арне, уже был готов согласиться на предложение войти, но отстранился от подобной фразы. Ему нужно быть дома. — Так что, этот идиот Джек сдал меня за то, что я списывал. -блондин закатил свои прелестные голубые глаза. В следующую секунду, Арне завёл руки за шею, оглаживая тонкий слой белоснежной кожи двумя пальцами. Почувствовав под подушечками пальцев маленькие бугорки — мурашки, Арне улыбнулся, нежно обнимая Оливера. — Забудь о нём. Ты сейчас со мной. — Ревнуешь? -Оливер обнял его в ответ, прижимаясь всем телом. Произнесённое было сказано в шутку, не более. — Немного. -Арне устало сомкнул брови, сдерживая поток слёз. Его дыхание было прерывистым, а говорить он не думал. Блондин уже было хотел отойти на шаг, но старший не дал этого сделать. «Он хочет убить меня?» -пронеслось в голове у младшего. «Ну и пусть.» — Заходи ко мне в дом, ты же знаешь, я дважды не предлагаю. -Оливер поёрзав головой, поднял её, посмотрев в янтарные глаза, на которые наворачивались усталые мешки. Услышав молчание, Оливер продолжил: — Да что с тобой такое? -после этих слов старшеклассник закрыл руками лицо, тяжело вздыхая. — Мне пора. -Арне развернулся. — Нет, дорогой, тебе не пора. -блондин нахмурившись, вцепился в руку товарища, разворачивая того. Оливер ожидал увидеть страх, слёзы или даже удивление, но не грусть. Арне сократил расстояние, немного поразмыслив, он поджал губы, произнеся: — Оливер, мир в котором я живу очень… -он подбирал слова. — Преступный. Он отличается от твоего, и мне не стоило, скорее всего, приходить, но… -отвёл взгляд. — Ты же знаешь как я скучаю. Я… каждый день, мне… -Арне замолчал. Это было похоже на молчание не подбирающего слова человека, а скорее того, кто закончил свою речь. Посчитав ситуацию за второй вариант, Оливер ответил: — Арне, я не понимаю… -полушепотом произнёс голубоглазый. И снова его имя звучит так, словно чужое. Старшеклассник отпрянул от плеч Оливера, развернулся, и ушёл. Блондин же, в свою очередь лишь провожал очертания широких плеч и узкой талии. Он недовольно похлопал ресницами, но уже весь гнев прошел, его будто и не было. Голубоглазый не знает, что чувствует его спутник, и должен ли знать? Возвращаясь домой, Оливер уснул крепким, но не мирным сном.

***

Следующий день прошёл быстро. Альфред шагал в направлении клубной комнаты, и в забвении ока очутился в прострации. Его воображение нарисовало мельницу, горящую руду и окровавленную, голую луну. Горящие глаза Ала немного стухли, когда мимо прошёл Тейлор, завлекая девушку в объятия. Да неужели? Ну надо же… Рука Ала вздрогнула, и дверь захлопнулась с необычайным звонким звуком. Все уставились на него, но подошедший Лукас тут же разбавил неловкость говоря о конкурсе. — Какие материалы тебе нужны? -произнёс холодно, как всегда, Лукас. — Желательно гуашь… Нет! Акварель, давай акварель. -Ал неловко отвёл взор, встречаясь глазами с Ребеккой. Она улыбнулась. — Хорошо, бумага на столе, краски сам знаешь. Работа должна быть готова к концу этого месяца. — А Оливер? — Он рисует быстрее тебя, поэтому я дам ему другой конкурс. Время текло плавными мазками, почти что взяв в себя все яркие, и невообразимые оттенки акварели. Альфред не спеша очерчивал местность, плуг и наконец — людей. Вскоре пришёл забитый Оливер, все встрепенулись начиная шептаться и переглядываться. Даже всегда холодный Лукас немного привстал. Чёлка Оливера была немного в крови, а на щеке налился сильный синяк, бровь была разбита, а тело закрывала плотная для октября месяца куртка. Блондин отвёл взгляд, все кинулись к нему и только Мэйсон продолжил рисовать, думая про себя. «Я говорил тебе, Оливер, не подходить к Леонарду… Я говорил…» В подвале всё воняло сыростью. Возле ножки стула было несколько кровавых пятен, а затхлая плесень немного спадала в углы шершавого пола. По прежнему стоял стол, на котором находилось множество разновидностей холодного оружия. Чинкуэнда, бердыш, рапира и даже традиционная катана. Военные, охотничье, спортивное орудие обрамляли каждый уголок старого деревянного стола. На стене находился один дробовик, лук и три стрелы, наконечники которых были обработаны ядом. Тот самый яд «Кураре» вошедший в традиционный южноамериканский стрелочный поток. А комната по прежнему стояла в тишине, создавая еле тихие пылинки время от времени. Вдруг подвал охватил стук каблуков. Оно было убрано в самые дорогие вещи, изысканные ковбойские сапоги из шкуры слона, и перьевая шляпа павлина. Вдруг голос запел. И в комнате стало резко тепло и холодно. Страх наполнял жилки желающих, а кровь снова пролилась, жаждая мести.