Солнцеликие

В гримёрке царила до жути напряжённая атмосфера. И хоть каждый уже знал, какая его роль в исполнении плана, без предварительного обсуждения не обошлось. Србук взволнованно искала взглядом Микелу, ведь уже все участники были на месте, и не хватало лишь её одной, а ведь на ней лежала одна из ключевых задач – кража ключей. Кто бы мог подумать, что в словарном запасе участников международного конкурса когда-то будет использовано слово «кража»? Но это Евровидение уже многим удивило. У Эстер позвонил телефон, и девушка поспешила ответить вопреки возмущённому взгляду визажиста, который уже полчаса пытался нормально накрасить ей глаза, пока Пеони постоянно отвлекалась на важные разговоры с другими участниками. – Я застряла в пробке. – услышала она голос Микелы. – Не хочу вас подводить, поэтому говорю сразу, что не успею на миссию. Эстер понимала, ведь ей и самой нередко приходилось часами ждать в пробках, и они были самым худшим, что могло произойти в сегодняшней ситуации. Она поспешно сказала Микеле не волноваться и успеть хотя бы на открытие, а затем оповестила о сложившихся обстоятельствах остальных. – Я справлюсь. – заверила Србук, когда её спросили, сможет ли она достать ключи без помощи Микелы. Эстер боялась, что случится ещё какой-то форс-мажор, из-за которого им придётся вновь вносить изменения план действий, но последующие полчаса прошли более-менее спокойно. Участники находились в просторном зале и ждали указаний делегаций, чтобы отправиться на дорожку, но до открытия оставался целый час, и это время они расценивали как то, за которое нужно успеть поймать Лёмберга. Или хотя бы не позволить ему навредить кому-то. Сообщение от Билала с текстом «Вижу цель» застало Эстер врасплох. Она тут же показала его стоящему рядом Юриусу и только когда забирала телефон, заметила, что сообщение находилось на экране, заставкой на котором была фотография Векленко. Пеони, проклиная собственную невнимательность, лишь молча наделялась, что Юрий не обратил на это внимания. Мало ли что он может подумать. И оказаться прав. – Он сейчас возле мини-бара. Идём. – скомандовал она, читая последующие сообщения Билала, который не сводил глаз с Томаса. Векленко кивнул и последовал за ней. Пробраться сквозь толпу было сложно, ведь в зале собрались участники из уже почти всех стран и их делегации, а это немало народу. Наконец оказавшись на месте, они увидели француза, который взволнованно разворачивал какую-то записку. – Тот же почерк, что и в подсказках с квеста. – констатировал он, передавая записку Эстер. Она содержала лишь угрожающее «Даже не пытайтесь меня поймать». Векленко осматривал зал, но за Томасом уже и след простыл. Конечно, брать во внимание его пустые предупреждения на бумаге они не собирались, но должны были признать, что поймать его будет труднее, чем они предполагали. – На обоих выходах стоят Сергей и Чингиз, он всё равно не выйдет отсюда незамеченным. – вспомнил Юриус, пытаясь успокоить Эстер. Пеони вообще была удивлена, почему Лазарев согласился помочь им после того неловкого момента на свидании, которое Эстер предпочла бы не вспоминать. Она долго думала, почему тогда не позволила себя поцеловать, но лишь недавно заметила человека, который постоянно был рядом, и поняла, что это он стал причиной её сомнений. – Так и есть, – подтвердила она, снова доставая телефон. Сообщение «Птичка поймана» от Чингиза, который уж слишком вжился в роль, гласило о том, что Лёмберг всё-таки решил сбежать через чёрный ход, но ему загородили путь. Эстер невольно улыбнулась, понимая, что план потихоньку исполняется. Там временем у Србук дела обстояли не так хорошо, как бы ей хотелось. Она упорно пыталась сказать что-то охраннику на ломанном английском, чтобы отвлечь его и незаметно достать ключи из его кармана, но очевидно, что Тель-Авивские охранники были натренированы, чтобы устоять в таких ситуациях. Выход оставался один, хоть армянка до конца надеялась, что к нему не придётся прибегнуть. Она отошла, чтобы позвонить Виктору, ведь ещё ни разу за сегодня не видела его в зале. Крон примчался буквально через несколько секунд после её слов «Мне нужна помощь», за что она была ему безмерно благодарна. – Подойди к охраннику сзади и отвлеки его. Потом всё объясню. Удивлённый Виктор согласился, а за миг смущённо прикоснулся к щеке, в которую его поцеловала Србук в знак благодарности. И хоть в его голову не приходило ни одного логичного объяснения тому, что происходит, и зачем отвлекать того коренастого мужчину у входа, ради этой девушки он был готов горы свернуть. Уже через минуту она снова вернулась к охраннику, а Крон, как и планировалось, подошёл к нему сзади, чтобы о чём-то спросить. За то короткое мгновение, пока он разворачивался к Виктору, нужно было успеть потянуться рукой к карману с ключами и незаметно их вытянуть. Времени для раздумий не оставалось, и она решила рискнуть. Связка ключей была вмиг вытянута её ловкой рукой, предательски выдавая характерный для неё звон, и Србук лишь надеялась, что шум в помещении был достаточно громким, чтобы охранник не обратил на это внимания. Он ещё удивится, куда так быстро пропала та девушка, что полчаса морочила ему голову непонятно чем, но она уже будет далеко, судорожно строча сообщение для Эстер с текстом «Ключи у меня». На другой стороне зала сразу несколько людей невероятно обрадовались такому раскладу, пока Србук направлялась к ним по указаниям Пеони. Две самые важные составляющие плана были исполнены, поэтому даже Эстер, которая всегда отличалась чрезмерным волнением по поводу и без, была уже более-менее спокойной. Чингиз до сих пор удерживал Томаса, но на помощь ему пришёл Сергей, которому всё равно ничего не оставалось делать у другого выхода, так как уже цель была поймана. Остальные по дороге к ним подобрали Мики и Мамуда, и уже не маленькой толпой пошли в сторону выхода на крышу, попутно восхищаясь злодейскими умениями Србук. Когда все воссоединились, увиденное их удивило. Лёмберг даже не пытался вырываться, будто ждал, что его сдадут полиции. Но перед этим его ожидал ещё один важный разговор. Лука и Дункан ожидали их на крыше. В груди обоих застряло волнение, ведь предстояло увидеть и даже сказать несколько слов человеку, который был своеобразным чёрным пятном в жизни обоих. Томас усердно молчал, и это не то чтобы пугало, но настораживало. Участники надеялись, что встреча на крыше с людьми, которых он знает давно, сделает его более разговорчивым, и оказались правы. Как только все оказались на крыше, с которой раскинулся вид на Тель-Авив, Лёмберга постигло искреннее удивление. К нему приближались Дункан и Лука, выражая своими лицами истинное безразличие, хотя внутри кипели от желания сказать ему всё, что давно следовало, но этим уже нельзя было ничего исправить. – Ну, привет, – первым заговорил Томас, и от его саркастично-слащавого голоса хотелось закрыть уши руками. – Привет, – в таком же тоне ответил Лука. Дункан промолчал, пытаясь не сплюнуть Томасу в лицо всё своё отвращение. Лоуренс никогда не думал, что будет настолько злится. Его выводило из себя не только присутствие человека, которого он, чёрт побери, раньше любил всем сердцем, но и то, что он не заметил его нестабильной психики. Он осознал всё лишь после того, как узнал, что у Томаса биполярное расстройство. Сейчас Дункана мучила вина и злость, которые вместе образовывали убийственный спектр эмоций, которые он усердно пытался не показывать, сохраняя спокойствие. В голове у Луки были безумные и самые разные мысли. Их было настолько много, что словить и углубиться в одну казалось невозможным. Он паниковал, ведь совсем недавно чётко знал, что скажет этому человеку при встрече, а сейчас лишь молча стоял и судорожно хватал ртом воздух, не в состоянии произнести ни слова. Сам же Лёмберг уже не выражал ни доли беспокойства. Он понимал, что его судьба в руках окружающих людей, но считал своим долгом сделать свой с ними последний разговор незабываемым. – Как ты, Дункан? Говорил, что не скучаешь, но я же вижу, что это не так. – он не дал Лоуренсу даже ответить и сразу перевел взгляд на Хэнни. – А ты, Лука? Больше никакого конкурента не хочешь устранить? И ухмылка, никак не напоминающая ту, которую привык видеть Дункан, который знал лишь его светлую сторону. – Ох, и Мики здесь. – Томас будто только сейчас заметил присутствие испанца. – Спасибо тебе огромное. Без тебя мне бы не удалось подобраться к ним так близко. Мики был готов наброситься на него с кулаками, но был остановлен другими участниками, которые не менее взволнованно наблюдали за происходящим. – Томас, ты болен. – Дункан наконец решился посмотреть ему прямо в глаза, ведь всё время боялся, что утонет в нахлынувших воспоминаниях, но к своему удивлению увидел там лишь пустоту и безумство. – Нет, Дункан. Болен ты, ведь никогда не сможешь залечить разбитое сердце. И Лука болен своим желанием быть непревзойдённым. – говорил Томас, бросая взгляды то на одного, то на другого. – Сердце заживёт. Непревзойдённость не вечна. А ты отправишься в больницу, где тебе помогут обрести разум и не позволят вредить другим. – сказал Лука, доставая телефон, чтобы, как и планировалось, вызвать полицию. А в следующий миг оторопели все, будто забыли, где и за каких обстоятельств находятся, и лишь шокированно сопровождали взглядом Томаса, который стремительно помчался к краю крыши. Каждый новый его шаг отдавался биением сердца, но их всех будто парализовало, заставляя оставаться на местах, сконфуженных такой внезапностью. – Томас! – сдавленно закричал Дункан, понимая, что к краю осталось всего полметра. И он остановился. Выравнивая дыхание, повернулся на голос человека, с чьих уст уже так давно не звучало его имя. И это звучание вмиг срубило крылья безумства, на которых Томас мчался к обрыву. Молчание угнетало. Вечер окутывал город. Группа людей стояла на крыше с застывшим шоком в глазах. Дункан шагнул к нему, но Томас не подался назад. Потом ещё шаг и ещё, но Лемберг оставался на месте, будто забыл, что направлялся в пропасть. Расстояние сокращалось, а два человека держали непрерывный зрительный контакт, будто боясь отвести взгляды друг от друга, чтобы не упустить фатального момента. Волосы Томаса красиво переливались в лучах вечернего солнца. Дункан помнил, как зарывался в них руками, аккуратно накручивая на пальцы непослушные пряди. Ярко-зелёные глаза отдавали блеском, и он был готов поклясться, что это слёзы, но Лоуренс его не осуждал, ведь и сам был готов захлебнутся прямо сейчас, когда грядет момент, способный решить не только душевные страдания, но и судьбу человека. Дункан помнил всё. Каждое мгновение вместе, каждое прикосновение, каждое сказанное слово. Помнил его тёплое дыхание на своей шее. Пожелания доброго утра и спокойной ночи. Помнил, какие духи ему нравились, и какие песни стояли на повторе. И от этих воспоминаний впервые не хотелось убегать, наоборот, он хотел окунуться в них, понимая, что это последний раз. Наконец оказывается рядом и держащей рукой тянется к ладони Томаса. Тот не возражает, не пытается отступить, лишь заинтересованным взглядом продолжает смотреть на Дункана, будто узнавая его спустя многое время. Укладывает его ладонь между своих. Холодная, как лёд. Но он согреет. В последний раз. – Ты спрашивал, скучаю ли я. – говорит он, пытаясь не обращать внимания на комок, что предательски подступает к горлу. – Скучаю. Очень сильно. По тебе и по нам. И Томас выдыхает, улыбаясь уголками губ. Так, как это помнил Дункан. Жаль, что в последний раз. – И я. Знаешь, – Лёмберг умолкает на миг, будто пытаясь подобрать слова. – Я ведь до сих пор люблю тебя. Одна фраза, и сердце Дункана разбивается вдребезги. А ведь не впервые, не привыкать же. И не ненавидеть эту проклятую мышцу, что реагирует на каждое банальное слово и заставляет комок подняться выше и наконец выдать тихий всхлип. Обещая, что это последний. И Дункан поддаётся порыву и обнимает его. Оба вздрагивают от прикосновения тел. От воспоминаний и того, что некоторые события могут повторяться. Жаль, что в последний раз. По щеке стекает слеза, как только Дункан чувствует, что Томас прижимает его к себе крепкими руками. Не удерживается и таки зарывается руками в волосы. В последний раз. – Это не ты говоришь. – Лоуренс наконец отвечает на его признание. – Это всё расстройство. Но однажды тебе станет лучше. Томас молчит. То ли не знает, что сказать, то ли понимает, что Дункан прав. Они бы стояли так ещё долго, окутанные вечерним солнцем и чувствующие друг друга, прямо как когда-то давно. Полицейские уже благодарили участников за сотрудничество, немилосердно приближаясь к тому, кого им следовало забрать. Томас не сопротивлялся, лишь неотрывно смотрел в глаза Дункану, потому что верил в его слова. Он горестно наблюдал, как Лёмберга садят в машину и знал, что будет дальше. В участке его заберут психиатры, а завтра они первым рейсом вылетят в Женеву, родину Томаса. И всё-таки это была последняя их встреча.

***

На открытии им было не до радостей. Дункан раз за разом возвращался мыслями в сегодняшние события и будто чувствовал Томаса рядом с собой, хоть и понимал, что он уже далеко отсюда. Несколько раз они пересеклись с Лукой, взаимно поинтересовались и самочувствии, но правду никто не сказал. Хэнни чувствовал себя отвратительно, Дункан – раздавленно. Что ещё делать, как не спешить покинуть всеобщее веселье, как только оранжевая дорожка закончилась? Они подождали, пока камеры и журналисты будут сосредоточены на Верке Сердючке, которая пила шампанское и рекламировала H&M в прямом эфире. В любой другой день Дункан бы и сам посмеялся с этой картины, но не сегодня. Его предупреждали, что планируется вечеринка после открытия, но Лоуренс уловил лишь то, что присутствие на ней необязательное. Хэнни тоже был не против уйти, поэтому поспешно попрощался с делегацией и, ссылаясь на плохое самочувствие, поспешил удалиться. Это было бы даже правдой, если он имел ввиду своё моральное состояние. И вот они с Дунканом идут по улицам шумного города, и швейцарец ловко отмечает сходство со строчками его песни про маленького мальчика в большой аркаде. – Ты любил его? – спросил Лука, когда они остановились передохнуть на лавочке в небольшом цветущем парке. – Любил того, кем он был. – задумчиво ответил Дункан. Хэнни замолчал. Боялся спрашивать ещё что-то, ведь из-за произошедшего его преследовало дежавю того состояния, когда он чувствовал ужасную вину. Если бы кто-то дал ему тогда разум, чтобы не делать такой фатальной глупости, что перевернула жизнь Лоуренсу, он бы этого не сделал. Но зависть вершит с людьми самые страшные вещи. – Я думаю, что ты победишь. – внезапно заявил Лука, и это заставило Дункана наконец повернуть взгляд на него. – Почему? – Потому что ты искренний. Плохие вещи случаются с хорошими людьми, но ты выстоял, несмотря ни на что. Дункан улыбнулся. Было до жути непривычно слышать такие слова от Луки. – Не хочу заглядывать наперёд, – сказал он. – Хочу жить сегодняшним днём, сколько бы боли он не принёс, он... – Он сделал тебя сильнее. – продолжил Лука. – Нас. – поправил Дункан, снова отводя взгляд. На дворе уже было полностью темно, и только уличные фонари бросали на землю тусклый свет. То ли Дункан перестал слышать, то ли даже машин на дорогах стало меньше. Город засыпал. И здравый смысл, наверное, тоже. Он положил руку на лавку, зная, что Лука сделал то же самое несколько минут назад. Не пытался предугадать, соприкоснуться ли они, но это случилось. Его рука плавно опустилась на ладонь швейцарца, но тот даже не вздрогнул, будто ожидал этого. Лука повернулся к нему лицом и, кажется, это был первый момент за вечер, когда они смотрели друг на друга, не пытаясь спрятать глаза. Лука потянулся первым, отгоняя последние мысли, что кричали о глупости того, что он собирается натворить. И Дункан сделал то же самое. Подался вперёд, сокращая расстояние до минимума. Чтобы чувствовать дыхание. Сердцебиение. Что угодно, только не собственные мысли. Пальцы сплелись, и чувствовать чужую ладонь в своей было как раз тем успокоением, в котором оба нуждались. Дункан запоминал каждое мгновение. Когда их губы соприкоснулись. Так легко и непринужденно, что даже нельзя было сказать наверняка, было прикосновение или нет. Но оно было. И этого оказалось мало, а ведь всякое случается, когда двое одновременно решают углубить поцелуй. И в ту ночь оба потеряли головы.