Солнцеликие

– Уверен? – уже который раз за это утро спросил Алессандро. – Да. – терпеливо ответил Билал, нажимая на звонок на двери. Он не помнил, как у него появилась эта идея, но сейчас она казалась самой правильной. Они с Мамудом два дня искали малейшего намека на место, где расположился Навфэль на время Евровидения, ведь спрашивать напрямую не решились. Следуя совету сестры Алессандро, которая имела опыт в отслеживании парней, им пришлось мониторить каждое его фото и инстастори, хоть Мамуд постоянно напоминал, что это низко – следить за человеком в соцсетях. И вот, когда надежда уже почти испарилась, вид из окна отеля позволил узнать его местоположение. Билал взял с собой цветы. Те самые, которые получил несколько дней назад, а сейчас хотел от них избавиться. Он не продумывал наперёд, что собирается сказать, потому что был уверен: нужные слова сами появятся в ответственный момент. Ассани не думал, что уговорить Алессандро окажется так просто. Может, на него подействовала решительность француза, а может, он и сам считал идею неплохой. По крайней мере до того момента, когда увидел, как Билал нервничал, но постоянно повторял, что они должны это сделать, и отступать он не собирается. Должны или нет – Алессандро не задумывался, но и не перечил. Они пришли прямо под дверь к Навфэлю, чтобы наглядно показать ему, что его попытки вернуть Билала будут напрасными. Для бо́льшего эффекта решили придти вместе, надеясь, что тот сделает правильные выводы. И вот, стоя возле двери и держа в руке букет цветов, которые уже начали вянуть, ведь Билал почему-то не спешил ставить их в воду, он вспоминал все те моменты, которые связывали его с Навфэлем. Их прошлое было таким неоднозначным, что сегодняшний Билал вряд ли понял бы действия того себя. Он вообще не был уверен, что остался прежним. Но что осталось неизменным – это человек, который только что открыл дверь, а на его лице было неподдельное удивление, которое заставило Билала шагнуть назад. Но раз уж они здесь, нужно довести дело до конца. Первое, что пришло ему в голову, так это то, что Навфэль был таким домашним. Привычная причёска и широкая футболка, слегка смущённая улыбка и гостеприимный жест, мол, заходите, не стойте на пороге. Первое, что заметил Билал, как только оказался в комнате – порядок. Безупречный и такой привычный. Он хорошо помнил любовь Навфэля к раскладыванию вещей по полочкам и придерживанию идеальной чистоты. И сейчас это очень сильно контрастировало с тем бардаком, который оставили у себя в отеле они с Алессандро. Как они ищут вещи в своей «персональной свалке», которой считался ведь номер, когда опаздывают на репетицию, а потом со смехом заваливаются обратно в кровать и как Алессандро говорит, что смертные могут и подождать истинного Roi. – Ну...привет? – сказал Навфэль, нарушая молчание. А оно было громче любых слов. – Привет. – ответил Билал, а Мамуд предпочёл просто кивнуть в знак приветствия. – Что-то случилось? – спросил парень, бросая короткие взгляды то на одного, то на другого. – Нет. То есть да. – Билал зря надеялся, что сможет сориентироваться на месте и не будет путаться в словах. Он наконец вспомнил про букет, который принес с собой, и подошёл к Навфэлю, вручая ему. – Забери его. Француз смотрит на него удивлённо. Ещё более удивлённо, чем когда они только пришли. Но берёт цветы, не отрывая взгляда от Билала. – Знакомься. Это Алессандро. – представил он Мамуда. – Представитель Италии. Слышал о нём, приятно познакомиться. – Навфэль протянул свободную от цветов руку, которую Але недоверчиво пожал. Снова неловкое молчание. Ассани понимает, что сбоку эта ситуация выглядит глупо: они вдвоём пришли к нему в отель, отдали цветы, которые он подарил ещё несколько дней назад, а теперь не могут ни слова сказать. – Так что всё-таки случилось, Билли? – спросил Навфэль. Очевидно, того, что его подарок-букет не захотели принять, было недостаточно, чтобы всё понять. Билли. Билал помнил, как ему нравилось это имя. Как нежно оно звучало с его уст. – Помнишь, я тебе кое-что обещал? – спросил он, хоть задавать этот вопрос было необязательно. Навфэль помнил. Навфэль надеялся. – Помню. – Я не смогу сдержать обещание. – выпалил Билал раньше, чем спохватился и понял, что этим поставил крест на надеждах, которые длительное время находили убежище в душе Навфэля. Последующее молчание, которое не казалось таким напряжённым то ли потому, что Билал наконец сказал то, что хотел, то ли из-за того, что Алессандро подошёл ближе и взял его за руку, переплетая свои тёплые с ледяными пальцами Билала. Он всегда мёрз, когда волновался. – Это из-за него? – спросил Навфэль, кивая в сторону Мамуда, хотя ответ и так знал. – Да. – они ответили одновременно. Француз ещё секунду молчал, раздумывая об услышанном. Его это слегка приводило в недоумение, но с другой стороны он должен был быть готов к подобному повороту. И – жест. Кричащий об обиде. Врезающийся глубоко, будто ножом по сердцу. Навфэль вытер слезу тыльной стороной ладони. Была она вообще или нет, никто не знал. Но то, с каким грустным выражением он это сделал, заставило Билала почувствовать себя последней сволочью, которая пренебрегает чужими чувствами. Но ведь Навфэль всегда так делал. Грустно опускал взгляд, разочарованно вздыхал, с теперь к этому набору прибавилось ещё и вытирание слёз. Билал хорошо знал, что это не по-настоящему. Не искренне. Таким он был, этот Навфэль. Пытался удержать человека любыми способами, давил на жалость, заставлял пожалеть о сказанном. Но Ассани выдержал. В этот раз точно не поддался на манипуляцию, в отличии от многих других похожих ситуаций, когда всё уже подходило к завершению, и их отношения тоже, но он в последний момент жалел об этом. Не сам. Из-за Навфэля. – Так вы встречаетесь? – Хит-парад очевидных ответов. – сказал до сих пор молчащий Алессандро. Они не обсуждали, встречаются ли. Не называли себя парой. Не говорили важных слов. Но за то недолгое время, что они провели вместе, Билал чувствовал больше, чем за несколько предыдущих лет. – К тому же, – Мамуд вдохнул глубоко, собираясь сказать что-то важное. Чрезвычайно важное. То, на что он долго не решался, но в чём почувствовал острую потребность прямо в этот момент. – Билал, я люблю тебя. Ну вот. Оказалось не так трудно, как он думал. Но почему тогда подкашиваются ноги и дрожат колени, почему дыхание сбывается, а сердце выстукивает бешеные ритмы? А Билал думал. Думал, нормально ли то, что признание произошло в присутствии третьего лица, которое было не кем-нибудь, а его бывшим парнем. Но Алессандро сказал это. И это сейчас было самым важным. Билал не помнил, почему они так быстро ушли, но, кажется, Навфэль сам попросил об этом. Неважно, неважно, неважно. Ведь в голове бесконечным эхом звучит лишь «люблю, люблю, люблю». Дорога назад кажется бесконечной. Они молчат. Каждый теряется в своих мыслях, но больше всего хочется потеряться друг в друге. Злосчастно-привычный коридор отеля, поворот в номер, который давно перестал принадлежать кому-то одному. Их комната. Их кровать. И воздух, пропитанный ими. – Это правда? Глупо. Как же, чёрт возьми, глупо спрашивать. Но Мамуд ответит. Всегда отвечает. – Да. – скажет на выдохе, чувствуя, как дышать после сказанного становится легче. И Билал подходит ближе, будто до этого момента не решался. Будто должен был убедиться, услышать снова, осознать. Принять. Костяшками руки почти невесомо касается скулы Алессандро. Словно пытается понять, не иллюзия ли всё то, что происходит вокруг. Но это правда. Не сон. Не мечта. Реальность. И это происходит с ним. Билалом Ассани, который жертвовал и отдавал, которого ранили и оставляли. Но это не повторится. Не в этот раз. Не с ним. Алессандро наклоняется, как и всегда, как они привыкли, и целует всё так же нежно. Билал чувствует родные губы и в тот момент может поклясться, что готов позволить этому человеку целовать себя вечно. А себе – таять от прикосновений. Но в один миг вспоминает о самом важном. Том, что всё ещё осталось не озвученным. – Я тоже тебя люблю. И пусть одежда будет на полу. Пусть по телам пробежится приятная дрожь. Пусть за закрытыми дверями будут шуметь люди, пусть ненавистные часы будут выстукивать каждую секунду. Пусть за окном будет шуметь морской прибой, пусть они звучат с ним в унисон. Ничего не будет так важно для них, кроме друг друга.

***

День финала наступил, верилось в это или нет. Буквально через несколько часов ведущие озвучат имя победителя, и каждый, кто имеет шансы и верит в себя, мысленно надеется, что это будет его имя. Промежуток между репетицией и выступлением в прямом эфире казался уж слишком длинным. Придумать, чем себя занять на это время, казалось непосильной задачей, поэтому участники, разбившись на группы, пошли кто куда. И если большинство собирались лишь дождаться, пока их позовут в гримёрку, а затем и за кулисы, то для некоторых последующие полтора часа играли куда бо́льшую роль. Лука говорил, что это хорошая идея. Мики пытался доказать, что ничего не получится, и это лишь усугубит ситуацию. Но факт оставался фактом: разговор с Элиотом, который должен был прояснить всё, что между ними произошло, приближался с каждой минутой. Для встречи выбрали кафе недалеко от арены, где проводился конкурс, чтобы не идти далеко, но и не разговаривать у всех на виду. Лука, который беспрестанно подбадривал Мики и говорил, что всё пройдёт отлично, ушёл, оставляя их наедине. Точнее пока что самого Мики, ведь Элиота до сих пор не было. Наверное, со стороны выглядело глупо, когда испанец каждые несколько секунд сверялся с часами, боясь, что Элиот не придёт, но назначенное время ещё не наступило, так что не стоило преждевременно терять надежду. Мики увидел его издалека. Худощавый паренёк, порой носящий очки, порой улыбающийся, порой грустный. Иногда весёлый и жизнерадостный, иногда умно рассуждающий о важных вещах. Такой разный и такой до дрожи прекрасный. – Привет. – сказал Элиот и улыбнулся, а Мики уже был готов верить словам Луки, что всё на самом деле будет хорошо. – Привет. – ответил он, пропуская парня в кафе. Посетителей, к их удивлению, почти не было, но даже это не придавало уверенности. А в ней Мики нуждался больше всего, чтобы не испортить, наверное, единственный шанс нормально объясниться. – Я знаю, о чём ты хочешь поговорить. – заявил Элиот. Если бы Мики сейчас пил чай, он бы захлебнулся. Но они, к счастью, ещё ничего не заказывали. – Думаю, ты хочешь рассказать обо всём. – продолжал говорить Элиот. Было видно, что он готовился к этому разговору. – Но позволь мне сначала извиниться. – За что? – За всё. За то, что игнорировал твои сообщения, за то, что наше общение сошло на нет из-за меня. За то, что променял тебя на Лилиану, которой я был нужен лишь до того момента, когда остался в полуфинале. – перечислял Элиот, почти не запинаясь. Если бы только Мики знал, сколько раз он репетировал эти слова, боясь сказать что-то не так. – Порой чувства ослепляют человека. – сказал он, намекая на влюблённость Элиота в Лилиану. – Но я не имел права забывать о тебе. Ты – мой первый и лучший друг на этом конкурсе. Да чего там конкурсе, в жизни! Друг. Он снова назвал Мики другом. Лучше бы этого слова не существовало, нет, лучше бы его чувств к Элиоту не существовало. – И ещё. Я замечал. Правда, замечал много раз, как ты смотришь, говоришь, заботишься. Просто боялся осознавать это. Слишком... ново и непривычно. Он догадывался. Он всё это время, пока Мики старательно пытался скрыть свои чувства, которые норовили показаться наружу, замечал их. Испанец не знал, смеяться ему иронично или грустить. Или не понимать. Или всё вперемешку. – Потом у меня появилась девушка, – он саркастично засмеялся на этом слове, понимая, насколько наивным был. – И я начал морочить тебе головую, рассказывая о том, какая она классная. Прости за это. Каким же дураком я был! Это «прости» вселяло надежду, что их взаимоотношения наладятся, и всё будет, как раньше. Но для Мики того, что было раньше, оказалось недостаточно. Он влюбился. Вляпался в головоломку под названием невзаимные чувства, которую не мог решить. – Прошу, перестань извиняться. – Мики было невыносимо слышать столько сожаления в его голосе. – Просить прощения должен я. Это я испортил дружбу своими чувствами. Несколько дней назад испанец даже подумать не мог, что сможет сидеть с Элиотом в кафе и обсуждать свою влюблённость. Это казалось такой чужой темой, ведь он и сам в ней не до конца разобрался. Не знал, чего хочет. На лучший случай даже не надеялся, а худшего боялся. – Давай не будет спорить, кто виноват. Ведь самый настоящий виновник сейчас сидит напротив тебя. – сказал Элиот, указывая на себя. Мики собирался оспорить, но не успел даже начать, как бельгиец продолжил: – Было глупо полагать, что если я буду игнорировать тебя, твои чувства пропадут. – Они действительно никуда не делись и не денутся. Но я не буду на тебя давить, когда ты уйдёшь и больше не захочешь возвращаться к этой теме. Постараюсь это пережить. Только пообещай, что не будешь винить себя. – Не буду, потому что не уйду. – улыбнулся Элиот. – Просто дай мне время. Я не отвергаю тебя, потому что не могу. Просто не могу. Нужно разобраться с тем, что я чувствую к тебе и чувствую ли вообще. – Хорошо. Думай, сколько нужно. Но не пытайся заставить себя что-то чувствовать. Ты хороший человек и заслуживаешь быть с тем, кого любишь по-настоящему. – Мики тоже не смог не улыбнуться, смотря на смущённое лицо перед собой. – И ты тоже. Время закончилось. Разговор, которого они оба боялись, прошёл даже лучше, чем можно было надеяться. – Удачи в финале. Я верю в тебя. – пожелал Элиот, прежде чем крепко-крепко обнять Мики на прощание. Главное, что он в него верит. Остальное не важно.

***

Тех, кто остались в полуфинале, попросили освободить гримёрки, чтобы у финалистов было больше свободного пространства. Юрий был слишком взбудоражен из-за того, что произошло, поэтому под суровые взгляды наблюдателей прибежал за вещами буквально за час до финала. Да и кто вообще будет помнить о такой мелочи, когда девушка мечты, к которой он испытывал симпатию с момента первой встречи, ответила взаимностью? В соседней гримёрке кто-то распевался, и Векленко почти сразу узнал песню российского исполнителя. Он не сомневался, что Лазарев займёт высокое место, возможно, даже победит. Он и не заметил, как остановился перед дверью, и как Сергей внезапно вышел оттуда, одаряя его удивлённым взглядом, а затем сказал: – Привет, Юрий. Как раз хотел с тобой поговорить. Векленко уже начал обдумывать, что могло произойти, чтобы им понадобилось поговорить. С момента знакомства их вообще мало что объединяло. Ну, один раз пришлось вместе разнимать Ото и Серхата, которые подрались по пьяни. Они отошли, чтобы никто лишний их не услышал, и Векленко насторожился, но Сергей, как ни в чём не бывало, спросил: – Ты не расстроился, когда не прошёл в финал? Юриус почему-то ожидал вопроса поважнее, но ответил: – Нет. Каждый год есть те, кто проходят и те, кто остаются в полуфинале. Я достаточно взрослый, чтобы оценить свои шансы. – Понимаешь, – Лазарев запнулся, обдумывая, сто́ит ли говорить об этом сейчас, ведь всё равно информация всплывёт. – Тебе не хватило лишь одного балла. Векленко округлил глаза в удивлении. Всего одного балла? Он мог выступать сейчас в финале? Казалось маловероятным, учитывая букмекерские прогнозы. – Откуда тебе известно? – спросил он. – У Филиппа свои связи. – подмигнул Лазарев. – Раз уж так, то спасибо, что сказал. Но ничего уже не изменить. Юрию впервые стало обидно из-за конкурса. Он всегда сочувствовал тем конкурсантам, которым не хватило мизерного количества баллов, чтобы быть в финале, но сейчас оказался одним из них, и от этого стало даже грустно. – В любом случае я обрёл здесь то, о чём даже мечтать не мог. – он попытался перевести разговор в более оптимистическое русло. И Сергей прекрасно знал, о чём он говорит. Вернее о ком. Но решил не подавать виду, хоть и не хотел признаваться: ему было интересно, насколько влюблён Юриус в Эстер. По правде говоря, Лазарев никогда не отличался особой ревностью, но сейчас она сделала его своеобразным мазохистом: ему хотелось слушать об отношениях, которые ему всё равно не светили. – Да? И что же? – спросил он, и получилось даже правдоподобно. – Эстер. – задумчиво ответил литовец, словно произносил самое любимое и желанное имя. А, может так и было? – Рад за вас. Ну что ж, я должен идти, ещё как-нибудь увидимся. – попрощался Сергей, понимая, что зря допустил начало разговора об Эстер. – Удачи тебе. – пожелал Юрий, затем пожал руку Сергею и пошёл в свою гримёрку. Но и там его потревожили. Спустя несколько минут кто-то постучал, а в следующий миг мужчина, который показался Юрию очень даже знакомым, спросил, где находится гримёрка Сергея Лазарева. Литовец указал на следующую дверь, но сказал, что Сергей недавно ушёл. – Ничего, я его дождусь. Спасибо. – загадочным тоном сказал мужчина. А через некоторое время вернулся Лазарев, не догадываясь, какой сюрприз его ждёт. – Дима? – Привет, Серёжа.

***

– Начинается! – радостно произнесли телезрители, которые дождались финала. Затаив дыхание, зрители в зале выжидающе смотрели на сцену, на которой вот-вот должна была появиться первая участница. За кулисами конкурсанты взволнованно пожелали друг другу удачи. За это время они уже стали родными, и так не хотелось, чтобы вся эта передконкурсная суета закончилась, а им пришлось разъехаться по родным странам. Поэтому они пытались запечатлить в памяти каждое мгновение, запомнить каждую эмоцию, чтобы в моменты, когда постигнет грусть за конкурсом и его атмосферой, иметь возможность вспомнить всё. Потому что такое забыть невозможно. За эти две недели произошло многое. Кто-то обрёл хороших друзей, а кто-то даже обнаружил среди участников свою родственную душу, которую так долго искал. Для кого-то конкурс стал возможностью проявить себя и свои способности, попробовать что-то новое, для кого-то – способом демонстрации своей позиции. И кто бы что не говорил, а Евровидение – песенный конкурс. Посыпанный несправедливостью и украшенный политикой, но музыка, именно музыка была повсюду. Не только на сцене, но и в сердцах. Выходить на сцену во второй раз не так страшно. Петь для огромной аудитории оказывается не так волнительно, если знать, что где-то среди них есть человек, который болеет и переживает всем сердцем. Потому что любит. – Запишем когда-то песню дуэтом? – спросил Билал у Алессандро, смотря на выступление пары из Словении. – Всё возможно. – с неотразимой улыбкой ответил итальянец, слегка целуя Билала в лоб. Лука всегда считал число двенадцать счастливым и надеялся, что для Дункана оно тоже будет таким. А когда представитель Нидерландов оказался на сцене, швейцарец подпевал, хоть и не помнил, когда успел выучить текст песни наизусть. Он знал, что Дункан выступит превосходно. Просто был уверен, и лишних объяснений не нужно. Лука вспомнил, как когда-то сказал Лоуренсу, что он победит, потому что искренний. И всё больше убеждался в своих словах, чувствуя вместе с Дунканом каждое слово, каждую ноту, в которую он вкладывался с душой.

«Loving you is a losing game.»

Для Луки эти слова имели особое значение. И он не хотел, чтобы его любовь была проигрышной игрой. После выступления Дункана время пошло быстрее. Участник за участником, и вот очередь подошла к Швейцарии. Лоуренс, когда ещё был за кулисами, сказал, что будет танцевать в грин-руме под его песню, и Лука не мог представить это зрелище без смеха. И всё-таки, присутствие человека, который в него верил, помогло ему выступить так, как он хотел. Мики достойно закрыл финал, а под его «La Venda» участники водили хоровод. Шум, хаос и смех – даже этих слов бы не хватило, чтобы описать веселье в грин-руме. И после интервал-акта при участии участников и победителей прошлых годов, каких-то израильских певцов и даже самой Мадонны, фальшь которой заметил даже Серхат, наступил самый волнительный момент. Лидерами по голосованию жюри стали Швеция и Северная Македония с мизерным отрывом. Радость Тамары оказалось довольно заразной, поэтому вскоре напряжение, вызванное результатами, стало меньшим. И вот он – момент истины. Баллы, решающие всё. Лука забыл, как дышать, пока очередь оглашенных стран медленно ползла к Швейцарии. Грин-рум раз за разом взрывался то овациями и счастливым криком, то негодованием. – Исландия получает от зрителей... Сто восемьдесят шесть баллов! Камера переключается с ведущих на группу Хатари, чтобы показать их реакцию, как и остальных участников. В кадре на несколько секунд появляется флаг Палестины. Шок, смешавшийся с возмущением, вызвал в грин-руме такой шум, которого за сегодня ещё не было. Лука понял, что банальный человеческий интерес заставит его хоть краем глаза наблюдать за тем, что произойдёт с Хатари дальше, и не зря: почти сразу к ним подошёл какой-то мужчина со словами «отдайте флаги», и было уже понятно, что просто так им это не пройдёт. Дункан неотрывно наблюдал за таблицей на экране, и стабильного лидера всё ещё не было. Лоуренс надеялся, что Швейцария получит много баллов, потому что Лука так долго и тщательно готовился к этому конкурсу, оттачивал всё до малейших деталей, и Дункан считал, что он заслуживал занять достойное место. И достойное место было – Швейцария впервые за многие годы получила такой хороший результат, а неподалёку от счастья прыгал и обнимал всех, кто попадал под руку, Лука. – Швеция или Нидерланды? Нидерланды или Швеция? – ведущие определённо заслуживали награду за лучшую интригу. – Девяносто три балла получает Швеция, а это значит, что Нидерланды становятся победителем Евровидения-2019! Дункан не знает, кричать ему от счастья или плакать, обнимать всех тех, кто помогали ему в подготовке, или идти на сцену за микрофоном. В голове всё смешалось, и отчётливо помнилось лишь одно слово – победитель. Дункан Лоуренс – победитель Евровидения. Мальчишка Дункан де Мур – победитель Евровидения. Парень, которого не любили в школе и унижали из-за внешности – победитель Евровидения. Дункан с разбитым сердцем из-за смерти любимого человека – победитель Евровидения. Дункан Лоуренс, личность, музыкант и, кажется, вновь влюблённый – победитель Евровидения. – Это – большая мечта. Это в первую очередь музыка. Спасибо! – говорит он с хрустальным микрофоном в руках и пылая благодарностью к каждому человеку, который в него поверил.