От ненависти до любви

Мадам Моренс сидела за столом в малой гостиной с чашечкой горячего шоколада. Было ещё утро, однако время завтрака давно прошло. В окно было видно, как в саду мелькают то тут, то там головки Флоримона и Кантора. Слышались детские крики, смех и ворчание Барбы, не успевавшей следить за своими подопечными. Анжелика собиралась дочитать письмо от мадемуазель де Паражонк, доставленное нынче утром, и присоединиться к своим маленьким сорванцам. Пожилая жеманница, изъясняясь весьма пространно, что, впрочем, было вполне в её манере, писала обо всем и обо всех. Сначала она извинилась за то, что из-за «вавилонского столпотворения в ристалище муз» она упустила из виду свою спутницу и, не дожидаясь её, отправилась домой. «Вот старая лиса!» — подумала Анжелика и продолжила чтение. Далее Филонида жаловалась на то, что «некогда могучие Атланты, служившие ей столько лет, уже ни на что не годны», а «прежде нерушимая твердыня скоро превратиться в руины». Мадам Моренс трижды перечитала эту часть письма, пока не поняла, что её подруга сетует на боли в ногах и спине. Потом шли разные сплетни и новости об общих знакомых и молодая женщина с облегчением отметила, что не обнаружила ни единого слова о графе де Люре. Зато далее речь шла о мадам де Севинье. Мадемуазель де Паражонк рассказывала о том, что не далее, как на прошлой неделе у них возник спор из-за литературного дебюта некоего шевалье де N. Севинье считала этот опус достаточно смелым, хотя и несколько дерзким, а Филонида — напротив, излишне скабрезным и бездарным. Их диспут, не выходивший за рамки приличия, но весьма жаркий, собрал много зрителей в салоне мадам д’Альбре, но каждая осталась при своем мнении. Целую неделю мадемуазель подыскивала аргументы в защиту своей точки зрения, страстно желая продолжения дискуссии, и что же оказалось? Мадам де Севинье слегла с кишечным расстройством из-за несвежих устриц и отменила обед, на котором её оппонентка собиралась возобновить словесную баталию. Теперь старая жеманница пребывала в прескверном настроении и предлагала своей подруге мадам Моренс развеяться на прогулке по Тюильри после обеда. Анжелика прервала чтение и отложила письмо. Как же, оказывается, все просто! Об ужасном происшествии в Бургундском отеле никто и не вспоминал. В конце концов, кому есть дело до какой-то шоколадницы? «Какой же я была глупой! Напридумывала себе Бог весть что!» — так думала мадам Моренс. Видимо, прогулку с детьми придется отложить, ведь надо ответить мадемуазель де Паражонк. Анжелика вышла из гостиной и направилась было по коридору к лестнице на второй этаж, но голоса в прихожей отвлекли её. Тут дверь открылась, и навстречу женщине поспешил бравый мушкетер, один из тех, в чьем обществе она вчера отправилась к Кольберу. Он поклонился так же галантно, как накануне, достал письмо и передал мадам Моренс. — Мадам, я королевский посланник и должен передать вам это письмо лично в руки. Затем мужчина откланялся и удалился так же стремительно, как и появился. Словно в оцепенении, Анжелика так и осталась стоять посреди коридора, сжимая в руке конверт. Затем женщина вернулась в малую гостиную, присела в кресло и посмотрела в окно, а вернее, куда-то мимо него, не видя при этом ничего, что находилось перед нею. Она не пыталась гадать, о чем же там говориться, ведь что бы там ни было, письмо с королевской печатью было уже доставлено и передано ей. Странное чувство, будто она стоит перед Рубиконом, как некогда Юлий Цезарь, и сейчас, вскрыв его, перейдет некий незримый рубеж, не оставляло молодую женщину. «Жребий брошен», — чуть слышно прошептала Анжелика, сорвав печать. Зашуршала бумага, а взгляд зеленых глаз скользнул по строчкам и замер. Несколько раз перечитав письмо, вдова казненного графа де Пейрака не верила своим глазам. Королевское послание предписывало, что она, урожденная Анжелика де Ридуэ де Сансе де Монтелу, отныне и впредь должна представляться в свете и вести дела под именем, данным ей при рождении. И, помимо этого, завтра в полдень ей следует прибыть в Версаль для представления Его Величеству и присоединиться к королевской прогулке. Словно мраморное изваяние, Анжелика застыла, сложив руки на груди и не в силах вымолвить ни слова. Она приоткрыла рот, но ни единого звука не сорвалось с губ. Но глаза, её глаза, в них было всё: торжество, ликование и победа. Анжелика победила. Так просто. Словно и не было тех лет, что она жила в нищете, работала непокладая рук в трактире, налаживала производство шоколада. Молодая женщина непоколебимо шла к своей цели, с таким упорством стремилась к ней. И вот сейчас, спустя столько лет, она торжествовала. Прошлое осталось позади. *** Не было никаких сомнений, что причиной неожиданной королевской милости стал Кольбер. Только вчера Анжелика открыла ему свою тайну, а он, в качестве благодарности за успешное выполнение деликатной миссии, так тяготившей его, помог ей вернуть настоящее имя. Женщина испытывала искреннюю радость. Завтра она увидит своими глазами то волшебное место, о котором грезила несколько лет и о котором столько слышала от своих знакомых, таких как Пегилен и Атенаис. Воспоминание о маркизе де Монтеспан несколько отрезвило Анжелику. Атенаис говорила, что начинает готовить свои выходные туалеты как минимум за неделю. Уже завтра она предстанет перед королем, но у неё нет подходящего платья, а к нему драгоценностей, а ещё ведь нужны туфли, прическа… Голова шла кругом от новых приятных забот. Сначала уже бывшая мадам Моренс написала записку мадемуазель де Паражонк с извинениями за то, что не сможет присоедиться к ней на прогулке. Затем отправила Флипо с поручением привести в Ботрейи портниху и ювелира. После обеда не заставила себя ждать госпожа Талье, а следом за ней явился и мэтр Симон. Узнав, что туалет нужен для посещения Версаля, которое состоится уже завтра, портниха предложила Анжелике, с которой была знакома уже давно, выбрать наряд под цвет глаз и освежить его с помощью кружева. Дамы остановили выбор на платье из зеленой муаровой парчи, затканной серебряными цветами. Новоявленная мадемуазель де Сансе стояла напротив большого зеркала, а вокруг нее хлопотала мадам Талье. Она извлекла из своей сумки превосходные образцы фламадского и итальянского кружева и демонстрировала разные варианты отделки юбок, чтобы вместе со своей клиенткой выбрать самый удачный. Наконец, Анжелика определилась: тончайщее флорентийское кружево будет пущено по подолу в форме причудливых волн. Мадам Талье и две девушки, которые пришли вместе с ней, расположились вокруг знатной дамы и принялись за работу. Анжелика в это время разглядывала изумительные украшения, которые принёс мэтр Симон, известный ювелир, чья лавка располагалась в одной из галерей Дворца Правосудия. Мадемуазель де Сансе держала в руках великолепное жемчужное ожерелье, которое, как ей показалось, будет гармонировать с платьем. Послышался стук в дверь, которая тут же открылась, и показалась голова дворецкого. — Роже, я просила не беспокоить меня. Что-то случилось? — Да, мадам, к вам маркиз дю Плесси-Бельер. Анжелика была рада этому визиту, ожидая узнать, что произошло между двумя господами на самом деле, и надеясь услышать слова благодарности. Тем временем, в гостиную вошел Филипп. Он небрежно поклонился и тоном, не терпящим возражения, проговорил: — Мадам, я хочу побеседовать в вами с глазу на глаз. Пока ювелир, мадам Талье и её девушки выходили, женщина успела разглядеть кузена: атласный жюстокор бледно-желтого цвета необычайно шёл ему, а локоны белокурого парика красиво обрамляли лицо. — Филипп, я рада вас видеть так скоро. Неужели вы пришли, чтобы поблагодарить меня? — Так значит, вы не отрицание, что приняли некоторое участие в… хм… решении моей судьбы? — Голос кузена был ледяным, а его взгляд столь суровым, что Анжелике стало не по себе. «Этого гордеца ничто не исправит. Верно, предпочел бы сидеть в Бастилии, чем знать, что своим освобождением обязан мне», — с раздражением подумала женщина. — Да, месье, это так. Нет, нельзя позволить заносчивому родственнику испортить настроение в день своего триумфа, и она решила переменить тему разговора: — Как вы думаете, Филипп, это колье подходит к платью? — Безусловно. Однако, мадам Моренс не считает его слишком роскошным для шоколадной лавки? — При этом тон, с которым говорил дю Плесси был так небрежен, будто они болтали о каких-то пустяках у Нинон. Первым порывом Анжелики было послать его ко всем чертям, и ей стоило труда не потерять самообладания. Это переходило уже все границы! Она не позволит унижать себя в собственном доме. — Вы ошибаетесь, дорогой кузен. Завтра я приглашена в Версаль, на прогулку короля. И отныне вам следует называть меня мадемуазель де Сансе, как и прежде, — Анжелика пыталась придать своему голосу как можно больше язвительности. Её слова возымели действие и лицо кузена исказилось, словно от пощечины. — Вам наскучило быть шоколадницей? — Я дворянка по рождению, и моя кровь древнее вашей, это вам известно. Я лишь получила то, что мне причитается, — бросила женщина в лицо маркизу дю Плесси, будто беря реванш за то унижение, которому он подверг её много лет назад под лестницей в старом замке Монтелу. — Да, но и этого вам показалось мало. Решили заполучить своего кузена! Что ж, будь по-вашему! — О чем вы, Филипп? — Не строите из себя невинность! Я получил приказ короля жениться на вас! Маркиз развернулся на каблуках и так стремительно вышел, что когда Анжелика пришла в себя после брошенной им фразы, его шаги в конце коридора уже затихли. *** Рано утром Анжелика отправилась в Версаль. Она не сомневалась, что её облик произведет впечатление на придворных дам и господ. Платье из зеленой муаровой парчи, затканной серебряными цветами, над которым весь остаток вчерашнего дня колдовала мадам Талье, выглядело безупречно в сочетании с роскошным жемчужным ожерельем в несколько рядов, которое спускалось ниже остроконечного корсажа. Бине, пришедший в Ботрейи еще на рассвете, потрудился на славу: волосы, уложенные в сложную прическу, были украшены жемчугом и двумя легкими белыми перьями, напоминавшими снежную корону. Мадемуазель де Сансе была необычайно счастлива: еще немного, и сбудется мечта, которую она лелеяла в своем сердце несколько лет. Она вновь обретет положение в обществе и со временем вернет своим детям то, что полагается им по праву рождения. Однако одно обстоятельство омрачало триумф Анжелики и не давало покоя весь вчерашний вечер. Филипп! Несносный кузен, отравлявший её жизнь ещё в детстве, заносчивый, язвительный, жестокий. Он явился в Ботрейи, оскорбил её, а потом… Нет, это никак не укладывалось в голове! Женитьба по приказу короля? Это было похоже на дурную шутку. Женщина решила пока не думать об этом, а разобраться с выходкой кузена позже. Пусть захлебнется в своей желчи, надменный гордец! Это её день, день когда дочь барона де Сансе де Монтелу отправилась в Версаль. Наконец скромная карета бывшей мадам Моренс подъехала к королевской резиденции. Версаль еще не обрел того величия, которое придали ему два белых крыла, пристроенные архитектором Мансаром в конце правления Людовика XIV. Пока сказочный дворец возвышался на небольшом холме и поражал своей утонченной архитектурой, нежным цветом, от розового до алого, коваными балкончиками, высокими светлыми каминными трубами. Пинакли, маскароны, водостоки и декоративные вазы — все было покрыто позолотой и сверкало на солнце, как изысканный ларец, инкрустированный великолепными драгоценностями. Новая крыша, в зависимости от того, находилась ли она на свету или в тени, меняла свой цвет от черного, как ночь, бархата до сияющего серебра. Ломаные линии кровли, казалось, растворялись в лазури неба. В окрестностях дворца царило небывалое оживление. Разноцветные ливреи слуг и лакеев мешались с темными блузами рабочих, которые сновали взад-вперед с тачками и со строительными инструментами. Звонкий стук зубил, врезающихся в камень, перекликался с тамбуринами и флейтами группы мушкетеров, марширующих в центре большого двора. Мадемуазель де Сансе вышла из кареты и направилась к Мраморному двору. Флипо, одетый в новую ливрею, поддерживал подол ее платья. — Не вздумай вытирать нос рукавом, — наказала Анжелика мальчику. — Не забывай, что мы в Версале. — Угу, госпожа, — вздохнул бывший воришка Двора чудес, восхищенно озираясь вокруг. Женщина посмотрела на маленькие часики, висевшие на поясе. До полудня оставалось совсем немного. Она осмотрелась по сторонам и увидела у дверей левого крыла разодетую даму, бранившую лакея. Это оказалась мадам де Монтеспан. Мадемуазель де Сансе подошла к ней, обрадованная встрече. После обмена приветствиями Атенаис проговорила: — Анжелика, дорогая моя, я так рада вас видеть. Вы прибыли в Версаль, чтобы подать прошение? — И тут же, увидев недоумение на лице собеседницы, добавила, — эта дверь ведет на лестницу к Залу стражи. Каждый понедельник сюда приходят многочисленные просители, и я надеялась встретить тут Франсуазу. — Нет, Атенаис, я получила официальное приглашение на королевскую прогулку. Теперь я снова называюсь мадемуазель де Сансе. Мадам де Монтеспан заметно обрадовалась этому: — О, это же прекрасная новость, — а потом добавила уже тише, взяв Анжелику под руку, — Я слышала, что произошло между вами и этим ужасным графом… Но вам не о чем беспокоиться, об этом тут же предпочли забыть. В тот же вечер маркиз дю Плесси чуть не проткнул его на дуэли, но из-за чего? Никто не знает. Я же говорила вам, что Его Величество воспользуется любой возможностью, чтобы удалить от двора этого грубияна. И вот, извольте, сегодня утром наш Марс подавал рубашку королю, а де Люр до сих пор в Бастилии. Занятная тема для сплетен, но все придворные молчат… Опала, вы ведь понимаете… Атенаис вздохнула, потом добавила доверительным тоном: — Дорогая моя, я так рада видеть вас при дворе, вы даже не представляете! Тут такая скука! Поскорее бы закончился траур. Уже начинают поговаривать о том, какие развлечения планируются в следующем месяце. Кстати, вы слышали новость? — Женщина щебетала, как ни в чем не бывало, пересказывая светские сплетни, — Сегодня мадемуазель де Лавальер не будет присутствовать на прогулке. И поделом! Вы бы её видели! В последнее время её худоба и бледность выглядят пугающе. Она временно удалилась от двора, и король еще иногда навещает её, но, похоже, это продлиться не долго. Анжелика, не знакомая с придворным этикетом, собиралась узнать у своей подруги, как ей будет лучше присоединиться к королевской прогулке, но та отвлекалась, увидев кого-то и помахав ему веером. Женщина повернулась посмотреть, кого приветствует её собеседница. К дамам направлялся маркиз дю Плесси-Бельер. По его лицу как всегда было сложно догадаться, в каком он настроении. Мужчина поклонился дамам, а потом попросил мадам де Монтеспан оставить их с мадемуазель де Сансе наедине. Дождавшись, пока та уйдет, он больно взял Анжелику под локоть: — Решили выставить меня идиотом, я уже четверть часа разыскиваю вас, прогулка вот вот начнется! — и он, продолжая держать сопротивлявшуюся женщину под руку, потащил её куда-то в сторону. — Филипп, мне больно, отпустите меня! — Но он, казалось, не слышал её, и Анжелика больно вцепилась ногтями в его ладонь. Маркиз остановился и с таким гневом посмотрел на свою кузину, что ей стало страшно. — Вам повезло, что мы не наедине. Смотрите! Анжелика повернула голову. Она увидела, как около парадного входа во дворец появилась группа людей, направляющаяся им навстречу. Даже на расстоянии Анжелика без труда разглядела в самом центре придворных величественную фигуру короля. Благодаря высоким красным каблукам и массивному парику Людовик XIV казался выше окружающих. Он выделялся также удивительной грацией, ведь никто не умел с большим изяществом обращаться с длинной тростью, которой дотоле пользовались лишь старики или инвалиды, а теперь ввел в моду сам государь. В его руках трость превратилась в предмет самоутверждения, хороших манер и даже обольщения. Итак, он гордо вышагивал, держа в руке эбеновую трость с золотым набалдашником, и обменивался шутками с двумя принцессами, шедшими справа и слева: Генриеттой Английской и молодой герцогиней Энгиенской. Подойдя к маркизу и сопровождавшей его даме, Людовик остановился, а вслед за ним и все придворные. Дю Плесси-Бельер отвесил самый галантный поклон, а Анжелика склонилась в глубоком реверансе, не смея поднять глаз на монарха. — Ваше Величество, разрешите представить вам мою кузину, Анжелику де Ридуэ де Сансе де Монтелу. Король сделал шаг в сторону дамы и подал руку, помогая подняться. — Мы рады видеть вас при нашем дворе в Версале. Женщина наконец подняла глаза, встретившись взглядом с сувереном, но Филипп, вновь обратившийся к государю, отвлек его внимание. — Ваше Величество, вы можете всё, и я буду счастливейшим из смертных, если вы благословите мое намерение взять в жены мадемуазель де Сансе. Людовик улыбнулся и ответил: — Друг мой, мы не силах вам отказать. Тут король подошел к маркизу вплотную, взял его под руку и проговорил так тихо, что придворные не могли слышать его слов, но они не укрылись от Анжелики, стоящей рядом. — Признаться, поручая вам подыскать супруга для вашей кузины, мы не ожидали, что вы лично решите исполнить нашу просьбу. Но сейчас, увидев её красоту, мы понимаем вас. Анжелика была ошеломлена, но старалась не выдать своих чувств, продолжая улыбаться. От нее не ускользнуло то, что по лицу кузена после слов монарха пробежала тень. Но это произошло так быстро, что женщина начала сомневаться, не привиделось ли ей это. Между тем, Людовик вновь обратился к ней: — Мадемуазель, вы покорили сердце моего маршала, это славная победа.* Анжелике показалось, что она сейчас упадет в обморок. Ее руки, замершие на складках платья, дрожали. Силы оставили ее, она чувствовала себя потерянной. *** В смиренном молчании, держа под руку своего несносного кузена, Анжелика неспешно шла по аллеям парка. Яркие цветочные клумбы и боскеты, кустарники, подстриженные в виде причудливых фигур и животных, голубое небо над головой — все это великолепие не трогало женщину. День триумфа превратился в день траура. «Проклятый Филипп, он всё испортил», — думала Анжелика. Она старалась не смотреть на своего спутника. Ей казалось, что время замерло и перестало идти. Весь мир сузился до дорожки под ногами, и руки ненавистного человека, на которую она опиралась. Лишь однажды женщина повернула голову и увидела на лице маркиза чуть заметную улыбку. Случившееся казалось Анжелике глупым фарсом, переходящим в кошмарный сон. Каждый новый день, начиная с момента визита к Раймону, преподносил неожиданные события, чаще неприятные: сцена с де Люром, объяснения у Кольбера, Филипп, явившийся в её отель, и вот теперь это. Она радовалась как девочка, получив приглашение ко двору, но сейчас… — Мадемуазель, вы слышите меня? — к ней обращался Филипп. От загадочной улыбки на его лице не осталось и следа, он вновь был холоден, как могильная плита. — Да, что вы хотели? — Прогулка подходит к концу. Сейчас вам следует вернуться в Париж. Завтра после полудня я жду вас в своем отеле для составления брачного договора. Женщина молчала. — Вы придете? — Мне не остается ничего другого, — мрачно ответила Анжелика. Они шли позади большой группы придворных, и мадемуазель де Сансе не составило труда отделиться от них и направиться в сторону ворот. Женщина даже не попрощалась с маршалом, настолько она была потеряна и разбита. Анжелика уже садилась в карету, как к ней подбежал запыхавшийся лакей. — Мадемуазель, я от господина Кольбера, он хочет вас видеть. «Надеюсь, что получу хоть какие-то объяснения. Уж кто, а Кольбер никогда не теряет рассудительности», — думала женщина, следуя за лакеем. Они вошли в неприметную боковую дверь, преодолели пару лестничных пролетов и оказались в небольшом коридоре. Указав на одну из дверей, провожатай повернул назад. Оказавшись в кабинете Кольбера, Анжелика осмотрелась. Это была небольшая комната, обставленная несколько небрежно: массивный письменный стол, пара кресел около неразожженного камина и конторка из красного дерева, заваленная бумагами. Судя по всему, бывшая мадам Моренс выглядела настолько бледной, что Кольбер тотчас же предложил ей присесть и осведомился о её здоровье. Женщина присела в одно из кресел и начала: — Месье, я от души благодарна вам за протекцию, оказанную мне, ибо я не сомневаюсь, что именно благодаря вам я могу вернуться в свой круг и нахожусь сейчас здесь. Однако, эта женитьба… Я абсолютно ничего не понимаю… — Мадам, — по привычке начал Кольбер, однако потом исправился, — Мадемуазель де Сансе, именно за этим я и пригласил вас, чтобы прояснить это дело. Выпейте, ваш вид внушает мне опасение за ваше состояние. Он встал, налил из кувшина красного вина, разбавил водой и протянул своей гостье. — Начнем по порядку. После разговора с вами я вернулся в Версаль, где нашел иезуита Раймона де Сансе, который подтвердил, что является вашим братом. Потом мне предстоял разговор с Его Величеством. Его вполне удовлетворило то объяснение, которое я предоставил. Кольбер подался в кресле в сторону Анжелики и продолжил: — Дело в том, что за годы нашего плодотворного сотрудничества, я не раз сожалел, что вы не представлены ко двору, ведь в этом случае я бы предложил вам несколько совместных предприятий, которые бы принесли выгоду и вам, и короне. Поэтому я воспользовался случаем и просил Его Величество о том, чтобы вернуть вам имя. Я неоднократно сообщал ему о нашем сотрудничестве, о вашей рассудительности и зрелости ума. Король отметил, что двор, несомненно, нуждается в таких дамах, и согласился исполнить мою просьбу. — О каких совместных предприятиях вы говорите? — спросила Анжелика. — Если вы позволите, я подробно объясню чуть позже. Так вот, Его Величество подписал два приказа: об освобождении маршала и второй, касающийся вашей персоны. Я хотел встретиться с вами сегодня и ввести в курс дела. Всё шло, как я планировал, пока не вмешался господин де Солиньяк, действовавший от имени общества Святого Причастия. Как вы знаете, это общество пользуется большим влиянием. Солиньяк настаивал на том, чтобы маркиз дю Плесси де Бельер оставался в Бастилии, и, кроме того, заинтересовался вами. Эти господа не столь прогрессивны, чтобы допустить, что женщина знатного происхождения может успешно заниматься коммерцией, при этом действуя от своего имени, а не находясь под покровительством отца или мужа. Поэтому я взял на себя смелость предложить устроить ваше замужество. Памятуя о том, что вы говорили о графе де Люре, я хотел обезопасить вас и ваши капиталы. Я планировал поручить заботу об этом браке кому-то из членов вашей семьи. Но, как вы понимаете, Раймон де Сансе не смог бы заняться этим ввиду своего сана, поэтому выбор пал на маркиза дю Плесси, как на вашего старшего родственника. Я должен был встретиться с ним вчера утром, объяснить ему суть дела, но он уехал в Париж и вернулся только сегодня, к утреннему туалету короля. Мне не удалось встретиться с ним, и я рассчитывал побеседовать с вами обоими после прогулки Его Величества. Я был весьма удивлен узнав, что маркиз уже просил вашей руки у короля. — Да, меня это тоже удивляет… — пробормотала Анжелика. То, что ей рассказал Кольбер, вполне объясняло всё, кроме поведения Филиппа. Он обвиняет её непонятно в чём, ссылается на приказ, просит у короля её руки, хотя должен был подыскать ей мужа, а не сам становиться им. Что касается идеи найти «удобного» супруга, и сама женщина, и её брат Раймон, уже думали об этом и нашли вполне разумным. Размышления мадемуазель де Сансе прервал Кольбер: — Глядя на ваше выражение лица у меня складывается впечатление, что вы не в восторге от предстоящего замужества. — Полагаю, это мягко сказано. Едва ли наши отношения можно назвать хотя бы теплыми. Маркиз дю Плесси с детства был не самым приятным человеком. Впрочем, я считаю лишним посвящать вас в старые семейные дела. Тем более, что дело уже сделано — нас благословил сам король. — Да, я полагаю, ничего отменить уже нельзя. Ваше отношение к предстоящему браку связано лишь со старыми семейными делами, как вы только что изволили выразиться? — Да, месье. Еще говорят, что маркиза трудно назвать галантным кавалером. — Кажется, я понимаю, о чем вы. Некоторые слухи долетают и до моих ушей. Ну да ладно… Вы должны будете заключить брачный договор. Вы уже обсуждали это? — Мы планировали сделать это завтра. — Хорошо, тогда я позволю себе дать вам некоторые рекомендации. Именно за этим я вас и пригласил. Вы должны оговорить заранее, что ваши предприятия, капиталы, словом, всё, что вы имели прежде как мадам Моренс, а так же будущие доходы, должно и после свадьбы оставаться в вашем полном владении, без права маркиза распоряжаться им. Это делается для защиты ваших интересов. Разумеется, по вашему желанию, вы можете назначить супругу ренту в том размере, который сочтете нужным. Так же он не должен будет вмешиваться в вашу коммерческую деятельность и осуществление вами придворных обязанностей в соответствии с теми должностями, которые вы будете занимать. Вы понимаете, о чем я? — Да, вполне. Вы задумывали это как фиктивный брак. — И да, и нет. Я не смею вмешиваться в ваши личные дела с маркизом, но хочу напомнить, что вами заинтересовалось общество Святого Причастия, которое неусыпно бдит за нравами знати. Ваша супружеская жизнь не должна привлекать внимание этих благочестивых господ. Анжелика кивнула. Ей было любопытно, какие деловые предложения хотел сделать ей Кольбер, и она спросила об этом еще раз. — В целом, это касается торговли, в основном, морской. — Он взглянул на часы, стоявшие в углу, потом снова повернулся к собеседнице. — Это длинный разговор. Сейчас я бы хотел разыскать маркиза дю Плесси, пока он снова никуда не исчез. Я должен побеседовать с ним как можно скорее, учитывая то, что обсуждение брачного договора состоится завтра. Я введу его в курс дела. Анжелика попрощалась с первым финансистом королевства и отправилась в Париж. * здесь дословно приведена фраза Людовика XIV из фильма «Великолепная Анжелика». При написании сцены в Версале я вдохновлялась аналогичной сценой из фильма.