От ненависти до любви

Четыре дня пути и Анжелика смогла вдохнуть соленый воздух Ла Рошели. Дорога прошла без происшествий. По прибытии женщина со своими слугами и домочадцами разместилась в гостинице близ порта, заняв целиком весь третий этаж здания. Хозяином заведения оказался католик, мужчина лет пятидесяти, добродушный и говорливый. Он рассказал гостье много интересного о городе. Тридцать лет тому назад Ла Рошель была осаждена королевскими войсками под предводительством самого Ришелье. Город сопротивлялся четырнадцать месяцев не без поддержки англичан. Кардинал приказал построить в бухте дамбу, которая отрезала протестантам поставки продовольствия. Начался город. Когда войска вошли в павшую гугенотскую твердыню, их встретила лишь разруха и смерть. От двадцати семи тысяч населения осталось лишь пять. После этого разрушенный город восстановили, и он снова по праву занял звание важного торгового порта. Отец хозяина гостиницы прибыл в Ла Рошель уже после этих событий, выкупил старое здание и, отреставрировав его, устроил постоялый двор, где останавливались в основном приезжие иностранцы, платившие звонкой монетой. Анжелика много времени проводила в порту, на складах, проверяя упакованные товары. Девушки, которых должна была отобрать для миссии матушка Луиза, должны были приехать позже. Все дела в порту приходились на первую половину дня. После обеда же Анжелика присоединялась к своим детям. Флоримон и Кантор были в восторге от первого большого путешествия в их жизни. Да, разумеется, Флоримон сопровождал своих родителей в поездке в Сен-Жан-Де-Люз, но он был настолько мал, что этого совсем не помнил. Маленькая компания, состоявшая из матери, её детей, Барбы, Флипо и Жавотты проводила время в порту и на городской площади. Дети были восхищены и поражены таким огромным количеством красивых кораблей, которых они прежде никогда не видели. В эти дни маркиза дю Плесси чувствовала себя необыкновенно счастливой и свободной. У неё были сыновья, было дело, которому она отдавала все силы и чувствовала себя нужной. Был широкий морской простор и необыкновенно чистое голубое небо над головой. Все тревоги, все переживания прошедших месяцев остались позади. Порой женщина забывала о Париже, о Короле, о своём муже, словом, обо всём что доставило ей немало хлопот и забот в начале лета. Даже то, что в Ла-Рошели не было салонов и других светских развлечений, не тревожило маркизу. Подавляющее большинство жителей города составляли гугеноты. Суровые степенные мужчины и чопорные кумушки в белоснежных накрахмаленных чепцах неодобрительно смотрели на гостью из Парижа, одетую в яркое платье, открывавшее шею и грудь. Поразмыслив, Анжелика решила, что было бы неплохо наладить деловые отношения с кем-то из местных торговцев. Но это оказалось не так просто. В Париже коммерсанты-католики с интересом относились к тогдашней мадам Моренс, и когда она начинала сыпать цифрами, убеждая в грядущих успехах, им ничего не оставалось, как подписывать договоры и контракты, сулящие немалую выгоду. Здесь же, в городе с суровой протестантской моралью, ей пришлось столкнуться с отказами. Единственным, кто принял предложение мадам дю Плесси, был торговец Маниго. Он согласился принять гостью, а услышав о цели ее визита, удивился и спросил, почему она, католичка, хочет вести дела с гугенотом. Анжелика ответила, что ей совершенно не важно вероисповедание торговых партнеров, а куда важнее их деловые качества. Она видела и бездарных купцов-католиков, быстро разорившихся, и талантливых и процветающих протестантов. Маркиза так же упомянула о том, что управляющим в семье ее мужа много лет является приверженец реформистской веры, некий Молин. Этот человек, к которому она питает глубокое уважение, внушил ей, что успеха можно достичь лишь собственным умом и упорным трудом. Маниго в ответ лишь одобрительно кивал. Они беседовали несколько часов, обсуждая торговлю с Антильскими островами. Женщина говорила спокойно, без тени кокетства. Оказалось, что коммерческие интересы мадам дю Плесси-Бельер и Маниго полностью совпадают, за исключением того, что Анжелика не поощряла работорговлю и не планировала ею заниматься. Они обсудили поставщиков товаров, и выяснилось, что оба знают тех, кто готов предложить меньшую цену. Гугенот заинтересовался тем, что его собеседница владеет несколькими кораблями, в то время как ему самому приходилось арендовать судна для перевозки товаров, платя за это немалые деньги. Оба коммерсанта понимали, что сотрудничество может стать для них обоих очень выгодным. Наконец, они заключили предварительные договоренности и маркиза пообещала прислать в Ла Рошель одного из своих управляющих, к слову, тоже протестанта, с которым господин Маниго сможет обсудить окончательные условия сотрудничества и подписать договор. Тот оказался весьма доволен тем, в какое русло зашел этот разговор, и не без удовольствия согласился. Самым непонятным и странным из высшего света местных торговцев оказался некий Берн. Он был чуть старше ее, высокий, коренастый. Занимался он тем, что поставлял из Нового Света солонину, шкуры животных и другие товары. Анжелика надеялась привлечь его на свою сторону, так же как и Маниго, но потерпела сокрушительное поражение. Берн не стал даже разговаривать с мадам дю Плесси. Анжелика так и не вспомнила этого человека, которого встретила пять лет назад на Шарантонской дороге, и не могла даже представить себе, какие чувства вызывала у этого степенного мэтра. Берн увидел её в порту. Сначала мужчина не поверил своим глазам и даже несколько раз моргнул, чтобы убедится, что ему не мерещится. Это была та самая нищенка с Шарантонской дороги. Ныне степенный мэтр, а в ту пору — молодой торговец, он еще долго вспоминал ту несчастную женщину, разыскивавшую своего ребенка. Тогда у нее были остриженные немытые волосы, прикрытые грязной косынкой, старая юбка и корсаж, больше напоминавшие лохмотья. — Какова маркиза, а? Голос капитана, которого как раз и поджидал торговец, испугал последнего и тот вздрогнул. — А? Кто? Капитан ухмыльнулся. Он слишком хорошо разбирался в людях. Погладив бороду, он медленно, растягивая слова, произнес: — Та дама, маркиза дю Плесси-Бельер. — Что она здесь делает? — Тоже, по сути, что и вы. Успешно торгует с островами Мартиники уже несколько лет, а теперь снаряжает корабль в Квебек. — Да вы, должно быть, шутите! — Ни капли, друг мой. Ей благоволит сам бог Гермес, покровитель торговцев и моряков. Ну и наш славный министр Кольбер. Капитан рассмеялся. Если он сам если во что и верил, то в звон монет. — Денежки сами текут к ней в руки. Видите те два корабля, «Иоанн Креститель» и «Пегас»? Она их владелица. Один повезет груз, а второй — невест для колонистов. Она еще и благодетельница. — Более подходящее занятие для женщины. — Мрачно заметил Берн. Мужчины снова повернули головы к предмету их беседы. Мэтр получше рассмотрел маркизу. На ней было светло-зеленое бархатное платье, драгоценности на шее и в ушах блестели на солнце, а непослушный локон, выбившийся из прически, отливал золотом. С того дня Берн потерял покой. По ночам ему снилось, что он везет на лошади нищенку, сворачивает с дороги в лес и, спешившись, рывком укладывает её на сырую от дождя траву. Лохмотья превращаются в парчу и шелк, грязь, прилипшая к нежной шее, в алмазы и сапфиры, а она лишь смеется и неотрывно смотрит на него своими огромными зелеными глазами. Мужчина просыпался в середине ночи мокрый от пота. Он усердно молился, стоя коленями на холодном полу, прежде чем снова лечь в постель. Ларошельский торговец совсем перестал ходить в порт, усердно молился перед сном и даже перестал удостаивать свою добродетельную супругу и без того скупых ласк, дабы не вводить плоть во искушение. Но это мало помогало. Берну снились тонкие женские руки, точеный стан, нежная шея и ее смех, столь пронзительный, будто сам дьявол насмехается над ним. Все повторялось: сырая пижама, холодный пол и молитва. В тот утро Берн был на складе. День не заладился с самого начала. Из-за бессонной ночи болела голова, колени ныли. Недотепа помощник что-то напутал в описи товаров, недавно поступивших на склад, и теперь мэтру пришлось заново пересчитывать связки шкурок и бочки с соленой треской. Мэтр Габриель стоял посреди двора, пытаясь вспомнить, все ли он перепроверил, как вдруг раздался осторожный стук в ворота. Каково же было удивление мужчины, когда он увидел на пороге ту самую женщину, которая и была причиной его скверного настроения. Не дав даме вымолвить ни слова, Берн с грохотом закрыл ворота. *** Анжелика шла вдоль пирса. День был ясный, светлый. На голубом небе было ни облачка. Закончив на сегодня дела с капитаном, она просто шла безо всякой цели. Остановившись, женщина смотрела на горизонт, такой бесконечно далекий. Внезапно она почувствовала себя слишком живой. Повседневные дела, её коммерция, деловые встречи, парижские салоны, придворные интриги, Версаль, король и, наконец, Филипп — все это казалось таким далеким, таким ненастоящим. Анжелика была здесь, живая, из плоти и крови. И было море, огромное, бескрайнее. Оно было как живой организм, его дыханием были синие волны с белоснежными гребнями. Вдох — они вздымаются над синей гладью. Выдох — с шипением разбиваются о пирс. Там, в Париже, в кабинете, обставленном самой дорогой мебелью, занимаясь торговлей с островами, море для неё состояло из цифр. Тоннаж кораблей, численность команды, количество дней в пути, стоимость грузов, расходы, прибыли. Сейчас же она увидела воочию то, на чем была основана её коммерция — глубокое синее море. Вода была темно-синей, стального оттенка и составляла разительный контраст с беспечной лазурью неба. Мир казался в тот момент таким огромным, бескрайним, непоколебимым. Анжелика думала о птицах. Маленькие смелые существа, они ориентируясь на неведомый человеку внутренний компас, летят над этим безграничным водным пространством дни и ночи не зная усталости. Она думала о кораблях. Тут, в порту, они казались огромными. На самом же деле они были просто ореховыми скорлупками, брошенными в воду. Ведомые смелыми капитами, долгие недели они шли к далеким берегам сквозь шторма и бури. Легкий ветерок вывел женщину из оцепенения. Она подняла с земли шарф, незаметно выпавший из рук, и пошла в сторону гостиницы. *** В середине августа прибыли воспитанницы монастыря Мобюиссон, отобранные лично матушкой Луизой. Анжелика нашла время, чтобы лично побеседовать с каждой из них. Одни были воодушевлены грядущим путешествием, другие — тосковали от предстоящей разлуки со своей родиной и близкими. Маркиза напутствовала и утешала, успокаивала и приободряла, вжившись в новую для себя роль благодетельницы. Но вот все приготовления были закончены и в последних числах августа «Иоанн Креститель» и «Пегас» отправились в плавание. Анжелика стояла на пирсе и махала рукой девушкам, собравшимся на палубе. *** Оставался всего один день до отъезда. Анжелика, переделав все неотложные дела, откровенно скучала. Женщина спустилась в таверну при гостинице. В чистом зале с массивными дубовыми столами было пусто. Анжелика оглядела комнату, скорее из праздного интереса. В дальнем углу сидели испанцы. Их строгие худые лица и темная, безо всяких украшений одежда вызвали воспоминание о другой жизни, в которой она, графиня де Пейрак, приглашенная на королевскую свадьбу, увидела Его Католическое Величество, более похожего на иссушеную мумию, нежели на человека. Размышляя об этом, женщина пришла к выводу, что все испанцы кажутся ей одинаковыми. За соседним столом сидели два более колоритных персонажа. Один был высокий, с худым лицом, но живыми карими глазами. Другой — ниже ростом, но достаточно крупный, с рыжей шевелюрой и такой же огненной бородой и усами. По обветренным лицам Анжелика поняла, что это моряки. Одеты оба были весьма прилично, в выцветшие, но опрятные мундиры. Мужчины говорили по английски. Когда-то давно, еще в Тулузе, Анжелика изучала этот язык по настоянию первого мужа, но без практики она, казалось, позабыла английский язык. И вот сейчас она вслушивалась в разговор двух незнакомцев, пытаясь припомнить значение отдельных слов и речевых оборотов. Слушая примерно полчаса разговор этих людей, маркиза дю Плесси успела понять, что худого зовут Джон, а рыжего — Мак, и это скорее прозвище, нежели настоящее имя. Они оба были знакомы давно и плавали по Средиземному морю, но на разных кораблях. Теперь же мужчины случайно встретились в Ла Рошели по дороге в Англию. Их разговор состоял, по большей части, из баек про пиратов и занимательных историй, произошедших во время плаваний. Анжелика, понимавшая больше половины их речи, слушала с интересом. — Кто же он такой, этот Рескатор? — почесав в затылке, сказал худощавый. — Я знаю не больше твоего, Джон. — отозвался рыжий. — И всё-таки… Я немало пиратов повидал на своем веку, но этот — самый странный из всех. — Самый обычный, как по мне… — фыркнул Мак в усы. — Может, оно и так, но… Да ты посуди сам: он служит турецкому султану, как говорят, но своей команде разрешает исповедовать любую веру. Не больно-то похоже на магометанина, а? Еще он открыто выступает против рабства, а ведь обычно пираты им и промышляют. — Да ведь он контрабандист. Прибрал к рукам все серебро на Средиземном море, а ведь и полгода не прошло, как он появился, как черт из табакерки. Деньги сами текут ему в руки. А то что рабство он не одобряет, так это обычная блажь, чудачество. Джон не хотел так просто сдаваться. Он пожал плечами и продолжил: — И всё же, кто этот Рескатор? Одни говорят, что бербериец, но мне не очень-то верится… — Или испанец. — Перебил рыжий. — Я ведь говорил, что Язон, мой старый приятель, нанялся к нему на корабль? — Нет. Как же такое вышло? — Да я и сам не знаю. Я не видел Язона лет семь, с тех пор, как мы расстались в порту в Ливерпуле, когда я нанялся на «Святого Антония». Мне рассказал одноглазый Френк, но он известный болтун. Мак залпом осушил стакан, и его спутник сделал тоже самое. — Не мешало бы пойти размяться, а то у меня того и гляди зад прирастет к стулу. Моряки поднялись, бросили пару монет на стол и вышли на улицу. *** Закончив дела в Ла-Рошели, Анжелика возвращалась в Париж. Пейзаж за окном кареты менялся: ланды, потом болота и леса родного Пуату, виноградники и сады Турени и, наконец, поля Иль-де-Франса. Лето закончилось, осень вступала в свои права. Днями еще было очень тепло, но по утрам уже чувствовалась прохлада. В Париж въехали после полудня в воскресенье. Анжелике хотелось как можно скорее принять ванну и смыть с себя дорожную пыль. Исполнив свое желание, женщина, облачившись в свежее домашнее платье, решила не сидеть без дела и просмотреть пришедшую за последний месяц почту. Она читала имена на конвертах, раскладывая их в несколько стопок: от знакомых дам, от деловых партнеров, от управляющих. Было и одно письмо от Кольбера. Тот писал, что по возвращении мадам дю Плесси-Бельер должна как можно скорее прибыть в его резиденцию в Сен-Манде. На следующий день рано утром Анжелика, облачившись в серую дорожную амазонку, отправилась в путь. За час карета пересекла Венсенский лес и, наконец, показалась бывшая резиденция Фуке. Женщина никогда не была тут прежде, ведь Кольбер обычно принимал её в рабочем кабинете своего парижского особняка. Маркиза ожидала увидеть великолепие замка, построенного бывшим суперинтендантом, однако ей открылось жалкое зрелище: все вокруг было перекопано. Балки и доски свалены возле кучи свинцовых труб. Анжелике пришлось приподнять юбки, чтобы перебраться через них. Внутри замка везде виднелись следы разрушений. Рабочие сдирали с потолка замечательную лепку работы Ле Брюна. Унылые голые стены мраморных залов уже ничем не напоминали о былой роскоши. Кроме рабочих никого не было видно. Это обстоятельство показалось Анжелике странным. Она ожидала увидеть в приемной просителей, но там было пусто. К счастью, женщине подвернулся какой-то клерк в сбившемся на бок парике и с чернильными пятнами на рукавах белой блузы. Он сообщил, что господин Кольбер еще вчера днем уехал в Версаль. Мадам дю Плесси оказалась в странном положении. Ей нужно было как можно скорее увидеться с министром, однако ехать в Версаль в дорожном платье и без приглашения… Она, раздосадованная, присела на банкетку в приемной и задумалась. И тут Анжелику осенило: сегодня понедельник, день, когда в версальском Зале Стражи собираются просители. Она сольется с толпой и попытается добиться встречи с Кольбером. Женщина как назло забыла, где находится его кабинет. В прошлый раз она была ошеломлена предложением Филиппа и не запомнила, куда привел ее лакей. К полудню Анжелика наконец прибыла в Версаль. Она вошла в уже знакомую дверь левого крыла, перед которой, как и прошлый раз, толпился народ. Широкая лестница из разноцветного мрамора привела молодую женщину в просторный зал, куда потянулась толпа довольно скромно одетых людей. Анжелика в своей скромной амазонке не выделялась из разношерстной группы просителей и никто не обратил на нее внимания. В глубине комнаты на позолоченном фризе камина сияла монограмма короля, но все присутствующие надеялись, что Его Величество появится лично, как это нередко случалось. Маркиза дю Плесси-Бельер хотела привлечь внимание какого-нибудь лакея и справиться, где можно найти Кольбера, но те, приняв её за скромную просительницу, надменно проходили мимо, сделав вид, что не слышат. Она уже собиралась уйти, когда заметила мадам Скаррон. Анжелика бросилась ей на шею, счастливая от того, что наконец встретила хоть кого-то знакомого. — Я ищу господина Кольбера, — сказала она, — я должна встретиться с ним сегодня. Госпожа Скаррон выглядела беднее и скромнее, чем когда-либо, и, казалось, вряд ли могла рассказать о местонахождении известного министра. Но молодая вдова знаменитого Скаррона в поисках пенсии проводила так много времени в королевских прихожих, что знала о расписании двора даже больше, чем сам газетчик Лоре, уполномоченный описывать события в Версале. И вопреки ожиданиям, мадам Скаррон была прекрасно осведомлена о том, что происходит во дворце. — Видите ту дверь? Там приемная короля. Около четверти часа назад Кольбер, Лувуа и еще несколько господ удалились туда с посланником из Марселя. После этого туда никто не входил. Вы можете пока подождать тут. — Ах, Франсуаза, благодарю вас. Вы не составите мне компанию, пока я жду? Почему вы здесь как просительница? У вас опять денежные затруднения? — Увы, более чем когда-либо! Смерть королевы-матери обернулась для меня отменой пенсии. Вот я и прихожу сюда в надежде восстановить ее. Господин д’Альбре обещал мне поддержку. — Желаю вам успеха. Мне действительно жаль… Если я чем-то могу помочь вам, я к вашим услугам. Женщины молчали. Их связывало общее прошлое, та унизительная нищета, через которую они обе прошли. Мадам Скаррон очень мило улыбнулась и ласково провела рукой по щеке Анжелики. — Благодарю вас. Это ни к чему. — Помолчав, она добавила, — Вы кажетесь такой счастливой! И вы заслужили свое счастье, моя милая. Я слышала, что вы удачно вышли замуж, поздравляю. — Благодарю Вас, дорогая. Но удачно ли? Я пока и сама не знаю. Кстати, мой муж сейчас наверняка в Версале. Желая оказать любезность, Франсуаза повела Анжелику к двери, выходящей на просторный балкон, с которого открывался вид на парк. — Утренний туалет короля уже закончился, — сообщила она. — Сейчас он в своем кабинете, беседует с принцессами крови. Затем спустится в парк, если, конечно, не зайдет сюда. В самом конце этой открытой галереи, с правой стороны, находится прихожая, ведущая к кабинету короля. Сейчас все придворные спешат именно туда. Там вы без труда найдете своего супруга. Анжелика посмотрела на длинный балкон, на котором виднелось лишь несколько швейцарских гвардейцев, несших караул. Ей не захотелось рассказывать мадам Скаррон о тех сложных отношениях, которые связывают её и Филиппа. Она лишь кивнула в знак благодарности. В конце концов, Франсуаза лишь хотела помочь ей. Маркиза дю Плесси-Бельер стояла, прислонившись к перилам балкона. Вид на парк заворожил её. Женщина стояла, наслаждаясь прекрасной перспективой из четко очерченных линий дорожек и клумб, созданных великим Ленотром. Анжелика даже не заметила, как Франсуаза ушла обратно в приемную. Женщина стояла так минут десять, пока её внимание не привлек какой-то шум. Повернувшись, она увидела, как на противоположном конце галереи появилась группа людей, направляющаяся ей навстречу. Даже на расстоянии Анжелика без труда разглядела в самом центре придворных величественную фигуру короля. Анжелика поняла, что попала в крайне щекотливое положение. Она сразу решила, что, сбежав, будет выглядеть по меньшей мере глупо. Тем временем король и его свита приближались. Маркиза увидела позади монарха статную фигуру своего мужа. С расстояния в пару туазов она разглядела, что глаза Филиппа мечут молнии. Надо было что-то предпринять, и срочно, чтобы спасти ситуацию. Повинуясь бессознательному порыву, Анжелика присела в глубоком реверансе. Она было хотела опустить глаза, но не смогла, словно впав в ступор. Маркиза смотрела на мужа, стоявшего за спиной короля, так пристально, как будто ее взгляд притягивало магнитом. Она даже не понимала, какое зрелище являет собой: одна в центре галереи, освещенная солнцем, в простом наряде, но поражающая при этом своей распустившейся красотой и странным, одухотворенным выражением лица. Людовик XIV остановился, а за ним остановились и все придворные. Лозен, с первого взгляда узнавший Анжелику, прикусил губу и, предвкушая удивительную сцену, спрятался за спинами присутствующих. Сейчас все увидят нечто удивительное! Маркиз дю Плесси-Бельер, напротив, напрягся, ожидая бури, и мысленно проклиная сумасбродство своей супруги. Однако, вопреки ожиданиям или опасениям всех свидетелей этой сцены, ничего выходящего из ряда вон не произошло. Со всей возможной любезностью король снял шляпу, украшенную перьями цвета пламени. Почти коленопреклоненная, Анжелика не спешила подниматься. Он протянул ей руку. Женщина оперлась на нее и встала. С искренной мягкостью и без тени всякого кокетства произнесла: — Сир, я надеюсь, вы простите мне мой скромный наряд. — Мадам дю Плесси, ваше очарование способно украсить даже самые простые одежды. Ваш муж, наш храбрый маршал, назвал женитьбу на вас безделицей, вы знаете об этом? Анжелика в ответ лишь улыбнулась. — Я давно знаю месье дю Плесси-Бельера, однако не понимаю, как можно быть таким солдафоном в отношении столь прекрасной женщины. Как вы его терпите? — Как и подобает супруге, сир. — Прекрасный ответ, — Людовик улыбнулся. — Вы — разумная женщина. И, более того, вы очень красивая женщина. Обычно эти два качества плохо уживаются вместе! По толпе пробежал шепот, но монарх, казалось, не заметил этого. Он продолжил говорить. — Мадам, мы будем рады, если вы присоединитесь к нам на прогулке по садам Версаля. *** Процессия во главе с королем миновала фонтан Латонны и теперь шествовала по аллее. Листья деревьев были еще не тронуты осенней желтизной. Рядом с Людовиком шла мадемуазель де Лавальер. Ее бледное лицо осунулось, но на щеках играл какой-то нездоровый румянец. Она снова появилась при дворе, участвовала в охоте. Король осыпал фаворитку милостями к явному удовольствию одних и к неудовольствию других придворных, в зависимости от того, к какому лагерю они принадлежали. Супруги дю Плесси шли в самом конце вереницы придворных. Они молчали, что более, чем полностью, устраивало Анжелику. Однако супруг решил нарушить эту идиллию. — Я не знал, что вы вернулись. — Неприятная новость для вас, полагаю. — Какого черта вы здесь делаете? — Не ваше дело. — Ошибаетесь. Вы выставили меня на посмешище. — И в мыслях не имела ничего подобного. — Явились без приглашения! Какая дерзость! Могли хотя бы одеться поприличнее. Теперь мне приходится краснеть от того, что я стал вашим мужем. — Маркизом Унылого платья. Анжелика тихо прыснула со смеху, довольная шуткой. — Дура! Филипп резко вырвал руку, на которую опиралась его жена и пошел вперед один. Вскоре придворные остановились на небольшой лужайке, укрытой между деревьями. Там стояли накрытые столы, уставленные легкими закусками, фруктами и напитками. Воспользовавшись суматохой, Анжелика проскользнула между кустами и пошла по узкой тропинке вдоль клумбы с розами. Женщина разглядывала цветы, размышляя как ей поступить: вернуться в Париж или попробовать разыскать Кольбера. Ссора с супругом ее не волновала. В конце концов, всю жизнь они только и делают, что ссорятся. — Мадам, — голос короля отвлек Анжелику от размышлений, — вам не нравится сюрприз, который мы устроили для своих придворных? Маркиза опустилась в глубоком реверансе. Карие глаза монарха пристально смотрели на нее в ожидании ответа. — Сир, вы сотворили чудо для своих поданных, но причина, по которой я решила укрыться здесь, может показаться вам глупой. — Я буду решать сам, мадам, покажутся мне глупым ваши отговорки или нет. Говорите. — Я стесняюсь своего скромного платья. — Ах, женщины! Вы неисправимы! Людовик улыбнулся. — В таком случае извольте объясниться, почему вы сами выбрали сегодня такой наряд. — Я только вчера вернулась из Ла Рошели, сир. Дома меня ждало письмо от господина Кольбера, в котором он настоятельно рекомендовал мне посетить его в Сен-Манде, куда я и направилась сегодня утром. — Вчера я вызвал его в Версаль. Стало быть, из Сен-Манде вы направились прямиком сюда, в дорожном платье и без приглашения? — король выглядел заинтересованным. — Да, сир. Я надеюсь, что вы не рассердитесь на меня за мою решительность. — Напротив, мы ценим это качество в наших поданных, если оно направлено на благо государства. Расскажите мне о вашем путешествии. Анжелика, собравшись с духом, коротко рассказала о результате миссии: два её корабля, груженые товаром и девушками — будущими женами колонистов, прибудут в Квебек до начала зимы. Людовик очень внимательно её слушал и изредка задавал уточняющие вопросы. — Мы довольны теми усилиями, которые вы проделали ради нашего общего успеха, мадам. Я прикажу лакею проводить вас к Кольберу. Немного помолчав, словно задумавшись о чем-то, король добавил: — Нашему двору не хватает таких женщин: красивых, целеустремленных, решительных. Отныне вам надлежит занять место подле своего супруга при нашем дворе, мадам. Мы рады видеть вас… снова. Король развернулся на своих красных каблуках и скрылся между деревьями. Анжелика стояла ошеломленная. Его Величество дал понять, что узнал её, но принял благосклонно и забыл прежние обиды. Она снова победила, не смотря на то, что явилась пред взором короля в сером платье, покрытом дорожной пылью.