После короткой передышки в Монтелу, когда Анжелика уже поверила, что её состояние улучшилось, тошнота вновь вернулась. Едва она оказалась в Плесси, кулинарные изыски Фантины очутились в медном тазу, вовремя подставленным Жавоттой.
Немного придя в себя, женщина умылась и присела на кровать. Юная служанка обратилась к ней:
— Мадам, может я молода и неопытна в таких вещах, но я же вижу, что вы…
И она изобразила рукой круглый живот.
Маркиза не нашла в себе сил отрицать очевидное.
— Да, милая, я беременна.
Жавотта всплеснула руками.
— Какая радость, мадам! Какое счастье! Вы уже сказали господину маркизу? То-то он обрадуется! Если Господь смилостивится, вы родите наследника.
Анжелика не разделяла бурного восторга своей горничной. Ей было настолько плохо, что она обрадовалась бы только одному — если бы её состояние вернулось в норму.
Словно почувствовав мысли своей госпожи, Жавотта проговорила:
— Вам бы съесть чего от дурноты. В деревне, где я выросла, женщины говорили, что хорошо помогает мятный чай и сушёные яблоки.
Девушка, желая сделать доброе дело, тотчас умчалась на кухню.
Однако ни чай, ни яблоки не возымели должного эффекта. Пища не задерживалась в желудке надолго. Лицо Анжелики похудело и осунулось, а под глазами залегли тёмные тени.
Уже через день вся женская половина слуг знала о деликатном положении своей хозяйки. Однако до хозяина дома эти слухи не успели дойти. Первую половину дня он проводил на охоте, затем пропадал на конюшне или псарне, а под вечер опустошал винный погребок своего отца.
Пока Анжелика скрывалась в собственной спальне, Филипп ни разу не навестил её. Но Жавотта рассказала, что Ла Виолетт, камердинер, несколько раз подстерегал её в коридоре, чтобы справиться о здоровье госпожи. Девушка терпеть не могла этого рыжего увальня, поэтому коротко отвечала, что хозяйка нездорова и спешила убраться подальше.
Анжелика целые дни проводила в постели. Стараясь занять себя чем-то, женщина пыталась вышивать, но это занятие быстро ей наскучило. Отложив в сторону маленькие ручные пяльца, маркиза за вечер одолела Катулла.
На следующий день она отправила Жавотту в замковую библиотеку. Неграмотная девушка взяла первые попавшиеся книги. Их было три. Первую, пособие по псовой охоте, Анжелика сразу отложила. Второй оказались «Трагические поэмы» Агриппы д’Обинье. Содержащиеся там описания гражданской войны XVI века и мрачные портреты Марии Медичи и Генриха III показались Анжелике слишком угнетающими. Она отложила книгу. Третий томик оказался «Илиадой» Гомера. За неимением ничего более жизнерадостного, маркиза принялась за труд великого грека.
Зимние дни приносили ранние сумерки. Когда читать становилось невозможно, Анжелика возлежала на подушках, иногда грызя сушёные яблоки. В такие моменты разнообразные мысли роились в головке молодой женщины. И первая из них была о муже. Вернее, о мужьях.
Вспоминая последнюю ночь в Монтелу, маркиза дю Плесси испытывала смешанные чувства. Она вновь воскрешала в памяти волшебные ощущения, когда мужское естество Филиппа, по разумению женщины весьма внушительное, заполняло её плоть. Анжелика вспоминала безумные ласки мужа, его неутомимость и напористость. В эти моменты её охватывала сладкая истома и кожа покрывалась мурашками.
Потом, словно в противовес, Анжелику охватывал жгучий стыд. Перед глазами представало полузабытое испещренное шрамами лицо первого мужа. Она задавалась вопросом, как она могла променять изысканные ласки и тонкую любовную игру на животное совокупление?
Руки Филиппа вместо лёгких, едва уловимых касаний, сжимали её грудь, словно спелый плод, готовый вот-вот лопнуть. Он пронзал её, словно кинжалом, готовый растерзать и изранить. А поцелуи мужа были больше похожи на укусы дикого хищника.
И тем не менее, Анжелику поражала его страсть, неукротимая энергия, с которой он предавался любви. В этом было нечто первобытное и варварское.
Маркиза говорила себе, что этот брак был навязан ей обстоятельствами и она лишь пытается брать все, что может. И все же…
Женщина поймала себя на мысли, что отвращение и презрение, которые она испытывала в первые месяцы брака, сходят на нет. Поначалу она искренне считала кузена жестоким варваром. Но с ней Филипп был обычно холоден и сдержан, а его звериная натура пробуждалась только в минуты их близости. Но, как ни крути, Анжелика на примере мадам де Сирсе своими глазами видела, что её супруг способен сделать с женщиной. Для себя она придумала простое объяснение: официальное положение жены уберегает её от рукоприкладства мужа.
Привыкнув за годы одиночества засыпать и просыпаться в холодной постели, Анжелика никогда не стремилась найти любовника. После смерти Жоффрея все её связи были случайным стечением обстоятельств. Женщина терпела грубого и неотесанного Николя, но с благодарностью принимала нежность грязного поэта. Ей тогда даже казалось, что она влюблена. А об капитане Огре и Варде она давным давно позабыла, изгнав эти моменты из памяти. Однако, при этом, заливалась краской, вспоминая каков в постели её старый друг Дегре.
Но почему бы хоть раз в жизни не побыть слабой женщиной и не забыться в крепких мужских руках? Анжелика подумала, что посоветовала бы ей Нинон де Ланкло. Знаменитая куртизанка верно сказала бы, что лучше получать удовольствие с мужчиной, чем терзать себя в одиночестве. Что ж, в этом есть своя доля истины.
В конце концов маркизе надоедали эти мысленные сентенции и, перевернувшись на другой бок, она думала об отце и старом добром Монтелу.
Анжелике было отрадно узнать, что конезавод отца если не процветает, то, по крайней мере, приносит стабильный доход его владельцу. Но ей бросилось в глаза, как постарел Арман де Сансе за прошедшие годы. На его благородном лице появилось ещё больше морщин. От работы руки загрубели, их пересекала сеть вздувшихся вен. От этих мыслей становилось горько.
Кому отец передаст свой конезавод? И кем из детей он по-настоящему гордится? Раймоном, хитрым и влиятельным иезуитом? Ортанс, прокуроршей? Дени, будущий наследник, повеса, картежник и мот. Сможет ли он если не приумножить, то хотя бы не пустить по ветру достояние своего родителя? Жослен канул в неизвестность. Гонтран порвал со своей средой. Альбер и Жан-Мари пока ещё не проявили себя и рано пока судить, какое будущее их ждёт.
Когда супруги дю Плесси-Бельер собирались отбыть из Монтелу, Мари-Аньес и Пюльшери как раз вернулись домой. Их старая карета с грохотом въехала на мощеный двор старого замка. Анжелика поприветствовала сестру и тётку.
Пюльшери совсем не изменилась. Высокая и худощавая, она выглядела гораздо моложе своих сорока семи лет. С удивлением Анжелика отметила, что тётушка даже младше по возрасту, чем её подруга Нинон, которой уже перевалило за пятьдесят.
Мари-Аньес выглядела цветущей. Её щёчки разрумянились от холода, а маленький красный ротик был похож на едва распустившийся бутон. Сестра обняла Анжелику и радостно поприветствовала.
То, случилось дальше, вызвало в душе недоумение и смутную тревогу. Когда отец сообщил младшей дочери, что её сестра, маркиза дю Плесси-Бельер вместе с мужем почтила их своим присутствием, Мари-Аньес просияла и заявила, что желает видеть своего любимого кузена. Когда Филипп поцеловал её руку, на его лице промелькнуло презрение, которое он тотчас поспешил скрыть. Но от Анжелики не укрылась эта маленькая деталь. Тем временем, младшая дочь щебетала, как птичка, требуя от родственника тотчас пересказать ей последние Парижские сплетни. В разговор вмешался барон, сообщив, что господин дю Плесси уже собирается уезжать.
Пока супруги садились на своих лошадей, Анжелика украдкой наблюдала за сестрой. Мари-Аньес без всякого стеснения буквально пожирала Филиппа глазами. При этом она глупо улыбалась и то и дело облизывала губы, словно уличная девка. Такого бесстыдства маркизе не приходилось наблюдать со времен Двора Чудес, где она смогла воочию наблюдать повадки продажных женщин самого низкого пошиба.
В конце концов у Анжелики появились вполне логичные подозрения, не является ли Филипп отцом ребёнка Мари-Аньес. Эта мысль выводила её из себя и вызывала волну возмущения. При этом маркиза была чужда ханжества и сама себе объясняла это негодование соблюдением хотя бы видимых приличий, начисто забыв о том, что сестра забеременела ещё до её свадьбы. Разумеется, Анжелика не допускала и мысли о том, что ревнует.
На третий день порочный круг из Гомера, сушёных яблок и самокопания смогла разорвать Жавотта. После полудня она ворвалась в комнату своей госпожи с каким-то дымящимся котелком. Она радостно поведала, что кухарка вспомнила один старый рецепт и приготовила суп из артишока. Он-то точно поможет от тошноты! *
В бытность «Красной Маски» Анжелике уже случалось готовить это растение. Не то цветок, не то овощ, он обладал приятным, хоть и чуть горьковатым вкусом. Женщина приоткрыла крышку и по комнате разлился дивный аромат. Она зачерпнула ложкой немного супа и попробовала. Это было восхитительно! Жавотта предупредила госпожу, чтобы она ела понемногу, как лекарство.
К вечеру котелок был пуст, а щеки Анжелики порозовели. Маркиза почувствовала, что к ней возвращается аппетит. Она решила наконец спуститься вниз, чтобы поужинать. Верная Жавотта тут же спустилась на кухню, чтобы передать волю своей хозяйки. Кухарка в ответ посулила приготовить нежное мясо кролика в сливочном соусе и те же артишоки, только поджаренные.
Сменив пеньюар на домашнее платье, отороченное кружевом, Анжелика спустилась в ту самую комнату, где ужинала вместе с Филиппом в первый вечер в Плесси. Стол был накрыт на одну персону. Женщина быстро расправилась с кроликом и щедро намазала кусок пшеничного хлеба гусиным паштетом из маленького глиняного горшочка.
В коридоре послышались шаги и спустя минуту в комнату вошёл Филипп. Он пошатывался, а его лицо казалось красноватым от выпитого.
Сердце Анжелики сжалось от дурного предчувствия. Не далее как вчера она вспоминала, как может быть страшен её супруг под действием винных паров.
Маркиз привычным движением хотел снять шляпу, однако вышел небольшой конфуз. Плесси спустился вниз с непокрытой головой. Коснувшись парика он спохватился и отвесил дежурный поклон. Пробубнив себе под нос «Позвольте», Филипп отодвинул стул и присел к столу.
Жена наблюдала за каждым его действием с подозрением и тревогой. Она не решалась начать беседу. Наконец маршал заговорил первым.
— Сударыня, вы вот уже который день избегаете меня и прячетесь в своих покоях.
Анжелика пыталась оценить, насколько Филипп пьян, и, следовательно, опасен. Его речь казалась вполне связной. Но, несмотря на это, она пыталась подобрать слова, чтобы ненароком не вызвать гнев мужа.
Не дождавшись ответа, тот продолжил:
— Мой камердинер слышал от вашей горничной, будто вы не здоровы. Это правда?
Вздохнув, маркиза ответила:
— Увы, господин мой муж. Три дня я провела в постели и почти ничего не ела. Но сейчас мне лучше.
Женщине бросилось в глаза, что супруг пристально смотрит её.
— Рад слышать, что вы поправились. Сейчас, разглядев вас получше, я вижу, что выглядите вы неважно. Впрочем, Нинон де Ланкло говорит, что самое страшное оскорбление для женщины — сказать, что она плохо выглядит.
— Несмотря на предупреждение Нинон вы все же сказали это? — Анжелика попыталась поддержать полушутливый тон беседы, заданный собеседником.
— В мои привычки входит не слушать советов, особенно если их дают женщины. Даже такие, как Нинон. Впрочем… — мужчина о чем-то задумался, постукивая пальцами по столу. — Вы решили поужинать одна, сударыня? Неужели за три дня вам не наскучило одиночество?
Анжелика попыталась сгладить ход беседы:
— Не сочтите это за моё непочтение к вам, месье. Когда моё состояние улучшилось, я решила незамедлительно поужинать, а позже снова прилечь.
— Снова уходите? Что ж… А я думал, что вы составите мне компанию.
— Отсутствие компании, впрочем, не помешало вам выпить и…
Анжелика не смогла удержаться от остроты в адрес мужчины, но тут же осеклась и замолчала. К её удивлению, мужчина отреагировал на это хохотом. Закончив смеяться, Филипп ответил:
— Вы необычайно наблюдательны, сударыня. Я принимаю ваш упрёк. Но, в свое оправдание, могу сказать, что следовал совету одного восточного мудреца.
— И что же это за совет? — Спросила Анжелика, решив, что Филипп мелет чепуху.
— Он говорил, что неплохо пропустить бокальчик в одиночестве, если рядом не оказалось подходящей компании. Я, кажется, позабыл точную фразу. Как же это…
Маркиз сосредоточенно вглядывался в стену. Его жена не могла понять, сильно ли он пьян, или просто валяет дурака.
— Филипп…
— Подождите, я вспоминаю…
Пару минут супруги сидели молча. Вдруг маршал, видимо, вспомнив, хлопнул ладонью по столу и начал декламировать:
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.**
— А вам не кажется, что этот ваш мудрец имел ввиду совсем другое?
— Вы полагаете? — спросил Филипп с удивлением. — Впрочем, какая разница, ведь дело уже сделано.
Анжелика поспешила встать из-за стола.
— Уже уходите?
Маркиз остался сидеть, глядя на жену. Женщина же, в свою очередь, чувствовала ощутимую тревогу, находясь в его обществе. Она замерла около стула.
— Я предпочла бы прилечь, Филипп. Я ещё не вполне здорова.
Анжелику охватило дурное предчувствие, что этим вечером ей не избежать ярости мужа. Она старалась оставаться любезной, чтобы не спровоцировать его гнев.
— Вы меня избегаете?
— Да нет же, с чего вы взяли?
— Вы так быстро меня покидаете…
— Филипп, я бы с удовольствием с вами отужинала. Жаль, что вы пришли, когда моя тарелка уже опустела.
Анжелика попятилась на несколько шагов назад.
— Считаете меня виноватым?
— Да нет же, с чего вы взяли? Мне правда жаль, что так вышло. А хотите… — Она пыталась срочно что-то придумать, чтобы исправить ситуацию, — если вы хотите, мы могли бы завтра позавтракать вместе, как вы считаете?
Очевидно, Филипп по-своему воспринял это предложение. Он резко поднялся из-за стола и подошёл к Анжелике. Взяв её за запястья, чтобы она не могла вырваться, мужчина наклонился к уху жены и прошептал: «А вам не кажется, сударыня, что для того, чтобы вместе позавтракать, надо прежде провести вместе ночь?»
Запах коньяка ударил Анжелике в нос и она отшатнулась. Если бы Филипп не держал её руки, то она, верно, упала бы. Мужчина хотел было поднять жену на руки, но, поскольку он и сам нетвёрдо стоял на ногах, у него это не вышло. Маршал толкнул женщину на стоявший рядом диван. Уложив её, он навалился сверху и приник к нежной шее. Оставляя на коже красноватые следы, он принялся осыпать её жадными поцелуями, больше похожими на укусы.
Понемногу приходя в себя, Анжелика испытала острое отвращение. Чувствуя на себе тяжесть тела Филиппа, она испытала беспокойство, не повредит ли это ребёнку. Это придало сил будущей матери и она с силой оттолкнула мужа от себя. Расслабившись, Филипп не ожидал резкого толчка и свалился на пол с низкого дивана.
Вскочив, Анжелика бросилась к двери. От страха за себя и ребёнка и нервного напряжения, она побежала не в ту сторону, сама того не осознавая. Ещё плохо знавшая замок, женщина бежала не разбирая дороги по тёмным коридорам. Поднявшись на второй этаж, она пыталась открывать двери, полагая, что за одной их них скрываются её покои. Наконец ей удалось войти в одну из комнат.
Закрыв за собой дверь, Анжелика рухнула на кровать и закрыла лицо руками.
«Чудовище, думала она, жестокий варвар.» В этот момент Филипп казался ей зверем, самым злым и жестоким монстром.
Постепенно Анжелика успокоилась. Она присела на кровати. Глаза привыкали к темноте. Луна выглянула из-за туч и женщина испытала огромное удивление. Она оказалась в той самой комнате, где когда-то застала принца Конде. Это показалось плохим предзнаменованием. «Надо выбираться», — решила Анжелика.
Она вслушивалась в темноту. Было тихо. Решив, что путь безопасен, она решила выйти и попытаться найти дорогу в свою комнату.
Но, едва открыв дверь, столкнулась лицом к лицу с Филиппом. Он стоял, прислонившись к стене, и, видимо, ждал её. Затащив жену обратно в комнату, он с силой толкнул её на кровать.
— Я так и знал, что это были вы. Не хотел верить, но чувствовал, что это правда. Вы сами выдали себя, сударыня. Преступник всегда возвращается на место преступления.
— Боже правый, я не понимаю, о чем вы. Вы пьяны, Филипп.
— Не стройте из себя святошу, мадам.
— Хотя бы скажите, в чем вы меня обвиняете?
— Я освежу вашу память, если угодно. Осень 1651 года. Маленькая кузина в сером платье прячется неизвестно где. А потом оказывается, что шкатулка с письмами, принадлежавшая монсеньору принцу, бесследно исчезла. Мой отец всегда вас подозревал.
Анжелика была ошеломлена. История, о которой он говорил, осталась в далёком прошлом. Сейчас, приехав в Плесси в качестве хозяйки, женщина и не вспоминала об этом. Её охватил панический страх. Если она признается, то на что готов Филипп? А если начнёт отпираться? На свой страх и риск женщина ответила:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
От такого ответа мужчина пришёл в ярость. Не успев даже осознать происходящее, Анжелика почувствовала, как на её лицо сыплются удары. Приложив руку к щеке, она услышала насмешливый голос мужа.
— Боитесь, что я подпортил вашу хорошенькую мордашку, сударыня?
К глазам подступали слезы. Горечь и обида заполнили сердце. Ещё три ночи назад этот мужчина прижимал её трепещущее тело к себе, ласкал её. А теперь со всей яростью он обрушивает на неё свой гнев. Анжелика невольно всхлипнула.
— Оставьте ваши слезы, мадам. Это ваша вина. Где ларец?
— Оставьте меня. Вы — чудовище! Вы не мужчина, вы жестокий, мерзкий…
Не дав жене договорить, Филипп за волосы стащил её на пол и занес руку для нового удара.
— Отвечай, где ты его спрятала? В своем разваленном замке?
— Нет!!! — женский крик разрезал ночную тишину. — Не тронь меня, дьявол! Я беременна!
Филипп остановился и рука безвольно повисла в воздухе.
— Беременна? Но от кого?
— Чудовище и глупец. Это ваш ребёнок. Наша первая ночь в Версале. После неё я понесла.
— Боже…
Пока ошеломленный Филипп пытался найти, что ответить, Анжелика встала с пола.
— Ты уверена, что… Если это очередная уловка… — Голос кузена теперь звучал неуверенно.
— Это правда. Моя болезнь, это из-за беременности. Если не веришь, спроси у своего верного пса Бюсси, как мы останавливались в пути через каждый лье.
— Я не понимаю, при чем тут Бюсси.
— Меня постоянно тошнит, идиот вы эдакий.
— Боже…
Анжелика почувствовала, что её муж находится в замешательстве. Эта новость стала для него неожиданностью. Возможно, подумала женщина, он начал понимать, что мог нанести вред не только ей, но и будущему ребёнку.
Словно в подтверждение этих мыслей, Филипп попытался коснуться её живота. Вздрогнув, маркиза отшатнулась.
— Не тронь меня!
И тут случилось неожиданное. Анжелика готова была поклясться, что её кузен прошептал тихое «Прости».
В этот момент супруги словно поменялись местами. Анжелика ощутила полную уверенность, что Филипп уже не причинит ей вреда. На женщину нахлынула злость на мужа. Как он посмел тронуть её? Это был древний инстинкт самки, защищающей свое потомство. Она почувствовала себя неуязвимой, словно на ней была невидимая броня.
Гнев прорвался наружу и слова сами срывались с губ:
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть,
Лучше кости глодать, чем прельститься страстям,
За столом у мерзавцев, имеющих власть.***
Филипп уставился на жену, не понимая, о чем она говорит. Луна осветила лицо мужчины, но Анжелика не дала этой холодной красоте себя обмануть.
— Вы говорили о ларце. Да, я была там, когда монах Экзили принёс яд принцу. Конде планировал заговор вместе с Фуке. Сначала он говорил о том, чтобы устранить Мазарини, но потом…
Маркиза прикрыла глаза, словно перенеслась в тот самый день пятнадцать лет назад и произнесла по памяти слова, которые принц говорил своей любовнице:
— Он сказал: «Я думаю поступить иначе — гораздо хитрее и действеннее. Кто такая королева-мать без сыновей? Испанке останется только запереться в монастыре, чтобы оплакивать их…»
Филипп, еле пришедший в себя, прошептал:
— Этого не может быть. Отец говорил мне лишь о письмах. Я полагал, что дело только в них.
— Римский купорос. Это им отравили мою служанку. Вы можете себе представить, как король, которого вы считаете не только своим сюзереном, но и другом, умирает в муках, отравленный заговорщиками, в числе которых был и ваш отец? Конде положил яд в ларец к письмам. Поэтому я и выкрала его. Я хотела предотвратить преступление.
— Я не могу поверить… Вы лжете.
— Проверьте сами, — Холодно процедила Анжелика сквозь зубы. — Я спрятала его здесь же. Если вы откроете окно, то увидите башенку. Он внутри.
С этими словами женщина вышла из комнаты. Муж не пытался остановить её.
Оказавшись в тёмном коридоре, Анжелика спустилась вниз. На душе было так гадко, будто внутри копошились мерзкие насекомые. Она села на нижнюю ступеньку и тихонько заплакала.
Маркиза уже не была уверена, правильно ли она поступила, рассказав Филиппу правду. Вынесет ли он такую истину? Что, если найдя ларец, он решит устранить её как ненужного свидетеля, несмотря на беременность?
Анжелика чувствовала себя опустошенной и подавленной.
На лестнице послышались шаги. Филипп спускался вниз с ларцом в руках. Чуть не налетев в темноте на жену, он сначала чертыхнулся, а потом тихо спросил:
— Почему вы сидите здесь?
— Не знаю. Не знаю, в какой стороне моя комната.
— Это в другом крыле. Если вы позволите, я провожу вас.
Анжелика шла следом за мужем в полной тишине. Остановившись перед дверью в её покои, Филипп произнёс:
— Полагаю, вы были правы. Я нашёл флакон с ядом в шкатулке. Если все было именно так, как вы говорите… Мне тогда было пятнадцать и я понятия не имел, во что ввязались мои родители, клянусь вам. Я готов отдать жизнь за Его Величество. На вашем месте я не смог бы поступить иначе.
— Бог вам судья, Филипп. Вы не человек, а безжалостный демон. Одной рукой вы спасаете, а другой — калечите. Я не желаю больше видеть вас. Всё кончено, уходите.
— Но Анжелика…
Сердце на секунду сжалось, когда муж назвал её по имени.
— Ещё до нашей свадьбы я знала, что вы — чудовище. Сама не знаю почему, но я решила поверить в вас. Решила думать, что если узнаю вас получше… Я ошиблась. Этот брак — большая ошибка, но увы, уже ничего не поделаешь. Я ненавижу вас. Уходите.
— Анжелика, я… Прости…
Голос Филиппа звучал глухо и сдавленно. Развернувшись, он зашагал по коридору, сжимая в руках свою горькую ношу.
* препараты из артишока относятся к группе гепатопротекторов и желчегонных средств. В том числе их назначают при токсикозе у беременных.
** Омар Хайям
*** Он же.
