От ненависти до любви

— Анжелика, о чем ты только думала? Ортанс, похожая в своём чёрном платье на нахохленную ворону, расхаживала из угла в угол только усугубляя напряженную обстановку в гостиной. — Теперь Сенестье закусит удила и ты от него ничего не добьёшься. — Я поговорю с Дени… — Устало ответила Анжелика. Она сидела в кресле, приложив ко лбу мокрый платок от головной боли. — Ты разве не поняла, что Дени — марионетка в руках своего тестя. Кукла, у которой рука в… Ох, прости, Раймон. Иезуит, наблюдавший все это время за перепалкой сестёр, только махнул рукой. — Дени может теперь и барон, но он так и остался глупым мальчишкой. Ему интересны только карты, вино и женские прелести. Он и рад спихнуть все хлопоты, связанные с вступлением в наследство, с плеч долой, понимаешь? В конце концов, не выдержав нападок сестры, Анжелика удалилась в спальню. Пока Жавотта переодевала её сорочку из тончайшего линона, женщина размышляла, как исправить ситуацию. Она ругала себя за проявленную несдержанность. Да, она определённо теряет хватку. Где та волчица, которую побаивались в деловых кругах Парижа? Став маркизой дю Плесси, мадам Моренс променяла свою конторку, заваленную бумагами, на позолоту Версаля и Фонтенбло. А, может, это беременность так испортила её характер? Уже засыпая, маркиза решила, что нужно поговорить с Молином. Старый лис управляющий точно подскажет, как ей быть. *** — Мадам, выйти из ситуации может быть довольно просто, но есть нюансы, — сказал эконом. На следующий день Анжелика вызвала Молина к себе и рассказала о событиях прошедшего вечера. Старик в самых сдержанных выражениях отчитал её за излишнюю порывистость, и маркиза снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая раньше всегда робела перед управляющим Плесси-Бельеров. — Итак, каков ваш план? — Если Сенестье желает получить подтверждение ваших прав на рудник, то мы можем их предоставить. У меня сохранился оригинал брачного договора с графом де Пейраком. Ваш отец передал мне его на хранение. Вопрос в другом, готовы ли вы… — Готова ли я во всеуслышание сказать, что была женой человека, которого король приговорил к смерти? Вот о каких нюансах вы говорили, Молин. Анжелика горько усмехнулась. Прошлое снова дало о себе знать. Женщина задумалась о том, какие могут быть риски, если она раскроет перед Сенестье историю своего первого брака. Когда она появилась при дворе в статусе маркизы дю Плесси-Бельер, король дал понять, что прошлое забыто. Но, если присмотреться повнимательнее к придворным конъюнктурам, то положение Анжелики казалось не самым устойчивым. Да, ей благоволит Кольбер. Но, несмотря на поручения, которые она выполняла для всемогущего министра, Анжелика так и не получила никакой придворной должности. К тому же, когда-то Кольбер сильно удивился, узнав в её высоком происхождении. Он наверняка помнил об истории с памфлетами, благодаря которой мадам Моренс смогла подняться из пепла и сколотить немалое состояние. По сути, все держалось на взаимном молчании. Анжелика опасалась, что могут пойти разговоры о прошлом, и она станет парией в высшем обществе. Вопрос в том, захочет ли Сенестье, уязвленный тем, что немалая выгода уплыла у него из-под носа, отомстить ей. Как знать? А, может, она сама накручивает себя, и ситуация не столь драматична, как кажется. И вообще, стоит ли игра свеч? — Я вижу, что вас одолевают сомнения. Мадам, вы вправе подумать. В конце концов, вы можете выкупить рудник. — Я подумаю, Молин. Мне нужно время. Уже в дверях управляющий повернулся к маркизе: — Мадам Анжелика, в любом случае, мы найдём выход. Я чувствую себя отчасти повинным в том, что вы оказались в такой ситуации. Женщина удивлённо вскинула брови. — Если бы я знал, что вашему батюшке отмерено так мало, я поторопил бы его. Но не хворал, выглядел бодрым и его кончина… — Стала неожиданностью для всех нас. Не корите себя, господин Молин. Жизнь порой преподносит неприятные сюрпризы. Когда все идёт как нельзя лучше, это кажется незыблемым. А потом случается нечто, и жизнь разбивается на осколки. То, что было константой, постоянной величиной, превращается в прах и пепел. А потом мы терзаем себя вопросом, что именно пошло не так и когда. Что мы могли сделать и не сделали… *** Прошла неделя с момента разговора с Молином. За это время Анжелика так ничего и не решила. Управляющий ждал ответа, продолжая заниматься делами имения. Ортанс откровенно скучала. Поскольку она была никудышной наездницей, а сестре из-за её положения нельзя было ездить верхом, женщины совершали ежедневные пешие прогулки по парку. Болтая о пустяках, они ненадолго забыли прежние ссоры. Между ними установилось хрупкое согласие. Раймон вдруг вспомнил о том, что во владении Плесси-Бельеров равное количество католических и гугенотских деревень. Поэтому он отправился с импровизированной инспекцией к местному кюре потолковать об основах веры. В конце концов, брат и сестра решили вернуться в Париж. После обеда они были заняты сборами, а Анжелика удалилась в свои покои. Когда ей доложили о визите Мари-Аньес, маркиза тут же согласилась принять сестру. Она опасалась, что та могла принести дурные вести из Монтелу. Младшая Сансе без приглашения уселась на диван и достала из складок плаща пухлый бумажный конверт. Анжелика протянула у нему руку, но сестра прижала его к себе. — Что-то случилось в замке? — Да, вобщем… — Она вздохнула, продолжая вертеть странный конверт в руках. — Знаешь, как говорила одна монахиня в монастыре, где я воспитывалась? Если не знаешь, с чего начать, то начни сначала. Маркиза выжидательно смотрела сестру. — Для начала я должна поблагодарить тебя, Анжелика. Я знаю, что ты одолжила мне карету и передала денег через Раймона, когда я была в затруднительном положении. Спасибо тебе от всего сердца. Анжелика обняла сестру: — Раймон сказал, что ты была на распутье, но все же… — Я не отдала своего младенца проклятой Ла Вуазен. И буду благодарна брату до конца дней, что он уберег меня от страшного греха. И тебе, разумеется, за твоё доброе сердце и помощь. Мари-Аньес шмыгнула носом, но потом продолжила: — Когда я вернулась в Монтелу, отец не то, чтобы был мне рад, но разрешил остаться столько, сколько нужно. А когда родилась Генриетта, он страшно обрадовался и сам стал её крестным. Мне в какой-то момент стало неловко и жутко стыдно перед стариком. Я предложила помочь ему с бумагами. Отец согласился, он хотел, чтобы я занималась счетами. Но я не сильна в математике, зато у меня очень красивый почерк. Наверно, это единственное, чему меня научили в монастыре. Молодая женщина нервно рассмеялась. Анжелика между тем не понимала, к чему та клонит. — Отец не любил тратить время на бумажную волокиту. Но ему нужно было писать кредиторам, заводчикам всяких там племенных кобыл и ослов. Он придумал вот что: сначала я писала под диктовку, а потом отец просто стал отдавать мне наспех написанные черновики, а я разбирала его каракули и переписывала их красивым почерком. За день до смерти он отдал мне очередную партию этих бумажек. Я даже не взглянула в них. А потом отца не стало, и мне стало уж и вовсе не до этого. Мари-Аньес потрясла конвертом, а потом вынула из него исписанные листы и передала Анжелике. — Видишь ли, вчера я хотела поговорить с Дени. Он был в кабинете отца с этим мерзким типом, своим тестем. Я слышала их разговор сквозь приоткрытую дверь. Они толковали про рудник. Тот, который был твоим приданым. — И? — Взволнованно спросила Анжелика, начиная понимать, к чему клонит сестра. — Я вернулась к себе и посмотрела те бумаги, которые мне передал отец. Смотри сама. Между черновиком письма заводчику ослов из Тура и депешей налоговому интенданту лежал тот самый документ, который Молин безуспешно искал после смерти барона. С замиранием сердца Анжелика перевела взгляд вниз листа. Сердце пропустило удар, когда она увидела заветную подпись. Маркиза тут же схватила со стола серебряный колокольчик и принялась бешено его трясти. В дверях появилась головка испуганной Жавотты. — Мадам, что случилось? — Беги к Молину, да поживее. Пусть скорее идёт сюда. Это срочно! Девушка тотчас скрылась, спеша с важным поручением. Анжелика обняла Мари-Аньес и расцеловала в обе щеки. — Ты не представляешь себе, как ты помогла мне и моим детям, дорогая. — Если бы я знала, что эта такая важная бумага, то отдала бы её сразу же. Маркиза махнула рукой: — Досадно, что ты не сказала об этом раньше. Но ничего не поделаешь. Главное, что ты принесла её сюда. Теперь чёртов Сенестье не сможет отобрать рудник у моих детей. —Анжелика, ты не представляешь, что творится сейчас в Монтелу, — возмущённо начала сестра. — Дени задрал нос и ходит словно молодой петушок. Да ещё все норовит ущипнуть свою курочку за мягкие места, когда думает, что на них никто не смотрит. — Неужели ты стала ханжой, как Ортанс? — Господи, да нет же! Я не к этому веду. А к тому, что у нашего брата ветер в голове. Пока он надувает щеки, папаша Сенестье думает, как прибрать к рукам наш Монтелу. Он ходит, уперев руки в бока, будто он тут хозяин. Раздает приказы, всеми командует. Вчера утром он довёл Фантину до слез своими придирками. — Боже мой! Вот подлец! — Я вступилась за неё, а он решил выгнать меня из Монтелу. — Выгнать тебя? — Переспросила Анжелика, не веря своим ушам. — Да, представь себе. Дал неделю на сборы. Сказал, что я падшая женщина и у меня нет никакой морали. Он, видите ли, не желает, чтобы его жена и дочь жили со мной под одной крышей. Мари-Аньес дополнила свою гневную тираду парочкой непечатных слов в адрес брата и его тестя. — А Дени стоял да кивал, как идиот. Интересно, рассказывал ли он своим новым родственникам, как в прошлом году целый месяц мазал свою свистульку ртутной мазью*, когда подхватил какую-то заразу? Вот уж образец морали! Несмотря на возмущение, Анжелика не смогла сдержать смешок на последней фразе. — Мало того, Сенестье и Пюльшери выгнал. — Неужели? Он совсем обезумел? — Я вступилась за Фантину, а Пюльшери за меня. А этот жирный боров сказал, что её здесь никто не держит. Тут уже сама маркиза разразилась такими словами, которые не принято произносить в приличном обществе. — Я тотчас велю подать повозку и перевезти ваши вещи в Плесси. — Ах, дорогая… Настал черёд Мари-Аньес обнимать старшую сестру. Потом она посерьёзнела и сказала: — Анжелика, есть ещё кое-что. Мне нужна твоя помощь. — Все что угодно, милая. В чем дело? — спросила женщина. Она была бесконечно благодарна сестре и в тот момент готова была оказать ей любую услугу. — Я хочу вернуться в Париж. Вернуться ко двору. После истории с ребёнком в свиту королевы мне дорога заказана. Набожная испанка не терпит подобных вещей. Я писала своей приятельнице, которая служит фрейлиной у Мадам, просила похлопотать за меня. Но и там мне отказали от места. Может, тебе нужна наперсница или компаньонка?.. Мари-Аньес с надеждой посмотрела на старшую сестру. — Неужели ты ещё мечтаешь о придворных развлечениях? В твоём положении я бы подумала о том, чтобы найти покладистого мужа, который обеспечит тебя и твою дочь. — Ах, Анжелика! Я уже размышляла об этом. Да и отец много раз намекал мне, что неплохо бы подыскать хорошую партию. Но разве, тут, в провинции легко найти подходящую кандидатуру? Половина наших соседей-дворян — гугеноты, а те, что католики — все давно женаты. Наверное, поэтому он и отпускал меня в Пуатье к подруге по пансиону. Казалось, что там выбор куда больше. — Но ты так и не смогла найти кого-то подходящего? — Увы, нет. Хотя, разумеется, у меня были поклонники. Но тех, что побогаче, не интересовало то жалкое приданое, что отец готов был за меня дать. Мари-Аньес замолчала, задумавшись о чем-то своём. — Знаешь, граф де Руафе одно время интересовался мной. Ему нужна была женщина, которая будет поддерживать семейный очаг и заменит мать четвёртым его детям от покойной жены. Я отказала. Барон де Руйе был в меня влюблен и даже был готов содержать меня, но только в качестве любовницы. А ещё мне показали герцога де Ламориньера. Его владения находятся западнее Монтелу. Это суровый гугенот, который больше похож на медведя, чем на дворянина. Говорят, он ненавидит женщин, считая всех их пособницами сатаны. Но он так меня разглядывал… — Молодая девушка захихикала. — Считается, что такие мужчины очень пылкие в любовных делах… Анжелика внезапно подумала о том, что ведь и Филипп, при всей его неприязни к дочерям Евы, оказался весьма горяч на супружеском ложе. И тут она вспомнила, как младшая де Сансе смотрела на красавца-маршала. Маркизу охватило чувство раздражения. Нет, определённо она не станет подпускать сестру к мужу. Не стоит своими руками готовить почву для прелюбодеяния, да ещё и в своём собственном доме. Но и отказать сестре в ситуации, когда её выставляли из отчего дома, было сложно. Внезапно мадам дю Плесси в голову пришла идея: — Я кое-что придумала. Я напишу Великой Мадемуазель. Мы с ней давно знакомы. У Анны Марии доброе сердце, к тому же она не ханжа. Мари-Аньес пришлась по душе эта мысль, и от радости она захлопала в ладоши. Анжелика взяла сестру за руки и они закружились в танце. Молин, прибывший в Плесси так быстро, насколько ему позволял почтенный возраст, удивился, увидев, что маркиза и её сестра водят хоровод и смеются, как две маленькие девочки. Он деликатно откашлялся. Женщины остановились. — Молин, как хорошо, что вы пришли. Смотрите! Анжелика показала эконому документ, который принесла Мари-Аньес. — Это ли не чудо! Аржантьер спасён! И она в вкратце рассказала о том, как все произошло. Управляющий с минуту разглядывал бумагу, потом перевёл взор на младшую сестру. Маркиза была так счастлива, что не заметила, как Мари-Аньес смутилась и спрятала ладони в складках плаща. — Что ж, замечательно, что все разрешилось как нельзя лучше. — Наконец ответил Молин. — Я очень рад, юная мадемуазель, что вы оказали неоценимую помощь вашей сестре и племяннику. Эконом предложил проводить Мари-Аньес и распорядиться относительно перевозки вещей. Анжелика согласно кивнула и дала сестре слово, что сейчас же напишет письмо для герцогини де Монпансье. *** Запечатав конверт для Великой Мадемуазель, Анжелика отправилась к Раймону. Выслушав её, брат перекрестился и ответил: — Я рад, что отец успел подписать дарственную. И я рад, что наша сестра пришла на помощь в трудный час. Но, признаюсь, я не ожидал от Дени такой подлости. — Деньги! Они заменили ему и семью, и совесть. — Дело ведь не самих деньгах, дорогая сестра. Дело в алчности, похоти, гордыне. В наш век люди погрязли в грехах. Мне жаль, что я не успею поговорить с братом перед отъездом. — Ты думаешь, что тебе удалось бы наставить его на путь истинный? — Надежда, вот что движет такими людьми как я. Раймон слабо улыбнулся, давая понять, что под сутаной грозного иезуита бьётся сердце романтика, верящего в спасение человеческих душ. — Я хотела попросить тебя кое о чем. Это касается Мари-Аньес. Твоё имя известно в высших кругах. Поэтому я прошу тебя сразу по возвращении в Париж отправиться в Тюильри. Я написала письмо для Великой Мадемуазель с просьбой принять Мари-Аньес в свою свиту. Уверена, что в случае необходимости ты сможешь употребить все свое красноречие и убедить её помочь. Раймон согласно кивнул: — Что ж, я сделаю все что в моих силах. Следующим утром на подъездной дорожке замка Плесси стояла суматоха. Когда Ортанс и Раймон готовились уезжать, прибыла повозка из Монтелу. Начались приветственные речи и объятия. Выяснилось, что женщины решили не ехать затемно, а не спеша уложить вещи и отправиться утром. Фантина, несмотря на обиды, отказалась покидать родные стены. — Я заберу дочь перед тем, как мы отправимся в Париж. Мне придётся подыскать новую няньку, — Мари-Аньес состроила обиженную гримаску. — У кормилицы двое детей и она наотрез отказалась покидать их и мужа. Анжелика заверила её, что позаботится о штате прислуги для своей маленькой племянницы. В конце концов семейство условилось собраться в Париже, в более спокойной обстановке. Брат и сестра наконец уехали. Гости из Монтелу отправились в покои, которые для них приготовили накануне. Анжелика послала за Молином, чтобы обсудить план дальнейших действий. Выяснилось, что управляющий ещё на рассвете отбыл в Пуатье — за нотариусом. Три дня спустя эконом привёз председателя нотариальной палаты провинции Пуату, господина Мишеля Пелетье. Это был крепкий старик невысокого роста, седой, как Мафусаил, в очках в серебряной оправе, сдвинутых на нос. Сюртук из дорогого сукна красноречиво говорил о том, что дела у нотариуса идут как нельзя лучше. Анжелика велела провести мужчин в кабинет и подать им закуски и вино. — Итак, — начал мэтр, — мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать право передачи собственности на рудник Аржантьер от барона де Сансе де Монтелу его внуку, юному Флоримону де Ридуэ де Сансе. В действительности, это лишь формальность, подтверждающая один из пунктов брачного договора, который объявляет указанную собственность в качестве приданого. Арман де Сансе должен был подписать необходимый документ в присутствии уполномоченного лица. Но, учитывая его несвоевременную кончину, и принимая во внимание прочие обстоятельства, о которых мне сообщил господин Молин, я имею право засвидетельствовать передачу собственности от одного лица к другому задним числом. От этого казенного языка у Анжелики начала болеть голова. Мэтр Пелетье ещё минут пять разглагольствовал, перемежая свою болтовню фразами вроде «прошу обратить ваше внимание» и «с точки зрения имущественного права». Наконец он изрёк: — Теперь, когда мы рассмотрели все известные аспекты этого дела, мадам дю Плесси-Бельер может поставить свою подпись. Затем Молин и сам нотариус расписались. Последний достал из мешочка, висевшего на поясе, большую сургучную печать и сделал оттиск. Анжелика с облегчением выдохнула. — Я полагаю, мадам дю Плесси не станет возражать, если я распоряжусь подать карету, — осторожно сказал Молин. — Нам необходимо оповестить барона де Сансе. Анжелика кивнула. Пока готовили карету, мэтр Пелетье с удовольствием расправился с закусками. Женщина удивилась, как в этого маленького старика влез целый поднос со всякой снедью. Когда сели в карету, настроение мэтра Пелетье казалось приподнятым. После выпитого и съеденного он начал рассказывать занятные истории из своей практики. Молин посмеивался, слушая их. А Анжелика, которая не была знакома с судебной казуистикой, не понимала и половины сказанного, но улыбалась из вежливости. В целом, ей нравился боевой настрой своих спутников, и она надеялась, что встреча в Монтелу пройдёт гладко. Дени, казалось, был рад сестре. А вот его тесть, увидев нотариуса, заметно помрачнел. Гостей проводили в кабинет, который после смерти прежнего хозяина привели в небывалый порядок. Сердце Анжелики сжалось, когда она вспомнила, как ещё два месяца назад беседовала здесь с отцом. Дени восседал за столом, а Сенестье занял место у него за спиной. Анжелике подали стул со спинкой. Молину и Пелетье принесли по табурету. Нотариус встал, достал из кармана сюртука заветный документ и монотонным голосом зачитал его. Потом он передал бумагу Дени. Тот пробежал его глазами, не понимая, что делать дальше. — Позвольте… — Сенестье взял из рук зятя бумагу и принялся внимательно изучать. — То, что вы называете документом на передачу собственности, было подписано за три дня до смерти барона, как тут указано. — И? — Бесстрастно спросил Пелетье. — У вас есть основания сомневаться в законности этого документа? — Да, господа. Мне кажется, что меня просто дурят. — Позвольте, господин Сенестье, но какое отношение вы имеете к указанной собственности? — Я представляю интересы своего зятя. — Бросил оскорбленный банкир. — Пусть так, но есть ли у вас доверенность, дающая вам право говорить от лица господина барона? — Пошёл в атаку нотариус. Лицо Сенестье от злости покрылось красными пятнами. — А есть ли такая доверенность у вас, мэтр нотуриус? — Вам ли не знать, что в данной ситуации я представляю закон и, как лицо незаинтересованное, являюсь третьей стороной. Итак, господин барон, данный документ носит для вас исключительно уведомительный характер. — Он обращался теперь к Дени. — Вам понятна его суть? Молодой де Сансе растерянно перевёл взгляд с тестя на нотариуса, потом на Анжелику и Молина и обратно. — Это же беззаконие! — Пытался протестовать Сенестье. — Я обращусь в судебную палату Парижа от имени своего зятя. Пелетье со всей невозмутимостью ответил: — Участок земли, о котором идёт речь, находится в Пуату, месье. Это не юрисдикция Парижского суда. Дело об имущественном споре может быть рассмотрено только с суде той провинции, в которой это имущество находится. Сенестье покраснел ещё сильнее. Маркизу начала забавлять вся эта ситуация. — Я знаю закон, господа! — Вскричал банкир. — Увольте, месье, но ваши слова говорят об обратном. Я уже более сорока лет служу нотариусом, и более пятнадцати — возглавляю нотариальную палату провинции. Уверяю вас, суд в Париже не станет рассматривать ваш иск. Вернее, иск господина барона, если на то пошло. — Тогда встретимся в суде, господа! — Бросил рассерженный тесть. Анжелика и её провожатые встали. На прощание Пелетье невозмутимо сказал: — Тогда до встречи в Пуатье, господин Сенестье. Всего вам наилучшего. По дороге обратно в Плесси Пелетье заверил Анжелику, что за годы карьеры он видел и более серьёзные споры из-за имущества. — В вашем случае все ясно, как божий день, сударыня. Вам нечего опасаться. Более того, осмелюсь сказать, что если господин Сенестье не такой болван, как кажется, то он, очевидно, понимает, что в его случае судебная тяжба закончится только расходами на услуги адвокатов, и ничем более. Вечером того же дня мэтр нотариус за ужином уничтожил дюжину перепелов в бульоне, а наутро получил солидный гонорар и отбыл восвояси. Молин довольно потирал руки. «Пелетье нет равных в своём деле. Тягаться с ним — что пытаться воскресить покойника. Где начнёшь, там и кончишь», — пояснил он Анжелике. *** Наконец настал день, когда курьер привёз послание от Великой Мадемуазель. «Моя дорогая, — писала мадемуазель де Монпансье, — признаюсь, я была весьма удивлена, узнав, что вы удалились в провинцию. Но потом до меня дошли слухи, что деликатное положение вынудило вас искать уединения в деревне. Что ж, я искренне рада за вас! Примите мои сердечные поздравления с предстоящим материнством. Мне очень не хватает вашего общества, особенно сейчас, когда привычные лица только нагоняют скуку. Но я с лихвой компенсировала это чувство, побеседовав с вашим дорогим братом. О, тот самый преподобный Раймон де Сансе, о котором с таким восхищением говорят наши дамы. Скажу откровенно: мы беседовали около двух часов. С ним разговор о Боге превращается в изысканное удовольствие. Не сомневаюсь, что все члены вашего семейства так очаровательны и остроумны. Что же касается просьбы относительно вашей юной сестры, не буду таить: я согласна. Это предложение пришлось весьма кстати. Одна из моих фрейлин покинула меня, дабы выйти замуж. Эта девица заведовала моей корреспонденцией. Вы ведь хорошо знаете, что я веду обширную переписку. Надеюсь, что вашей дорогой сестре будут не в тягость эти обязанности. Ещё скажу, что преподобный Раймон предоставил в малейших деталях её словесный портрет. И я заранее очарована красотой и грацией юной Мари-Аньес. Как только вы обе прибудете в Париж, я с превеликим удовольствием приму вас у себя в Тюильри.» Дальше внучка Генриха IV описывала придворные новости. Одной из них было охлаждение в отношениях короля и Луизы де Лавальер. Несмотря на то, что Людовик XIV государственным актом, засвидетельствованным Парламентом, подарил своей любовнице герцогство Вожур в Турени, и баронство Сен-Кристоф, придворные понимали: это прощальный подарок. И теперь принцесса гадала, кто же займёт место на вершине Олимпа возле сияющего бога Юпитера. Затем целая страница была отведена описаниям шалостей Пегилена де Лозена. Неожиданностью стало и то, что Великая Мадемуазель писала о войне. Семь лет Франция жила в мире. Но молодой Людовик нашёл предлог, чтобы снова загремела артиллерийская канонада и засвистели пули. Дело было в том, что королева Мария-Терезия, как дитя от первого брака Филиппа IV Испанского, имела право наследовать земли Фландрии, а Карл II, ребенок от второго брака, этим правом не обладал. Испания заметила, что это право действительно только для одной-единственной провинции Нидерландов; эта провинция действительно наследовалась детьми от первого, а не от второго брака монарха, но Испания, владеющая всеми остальными провинциями, не намерена принимать его в расчет. В ответ Испания напомнила, что, сочетаясь браком с королем Франции, Мария-Терезия торжественно отказалась от всего испанского наследства. Франция возразила, что Испания не выплатила пятисот тысяч экю, которые, согласно Пиренейскому договору, должны были перейти королю Франции в качестве приданого Марии-Терезии. Нарушение данного обязательства аннулирует все предыдущие договоренности. Испания отвергла требование отдать это приданое, потому что оно пошло в счет долга дочери Генриха IV, которая, став в 1621 году испанской королевой, не привезла с собой из Лувра оговоренной суммы. Франция решила остановить поток дипломатических воспоминаний, руководствуясь принципом, что в политике следует иметь короткую память. С наступлением весны армия отправится во Фландрию, а следом за ней и весь королевский двор. Мадемуазель де Монпансье писала, что военная лихорадка уже захватила помыслы придворных. В заповедном лесу в Сен-Жермене разбили палаточный лагерь, а в Фонтенбло проводили парады. Анжелика невольно подумала о муже. Она не сомневалась, что Филипп, как маршал, будет скакать на своём белоснежном коне во главе королевского авангарда. Сердце женщины охватила тревога. Ведь война это не только победные марши и развевающиеся знамёна, но и растерзанные тела и горящие деревни. Маркиза тряхнула головой, пытаясь отогнать дурные предчувствия. *** Мари-Аньес, начисто забыв о правилах приличия визжала и прыгала по комнате. — Я счастлива, счастлива!!! Ах, Анжелика, как я счастлива!!! Ты такая замечательная! И Раймон! Как я вас люблю! — Ну же, успокойся, дорогая. Побереги силы для балов. — Со смехом сказала Анжелика. Теперь ей предстояли новые хлопоты. Нужно возвращаться в Париж. Вскоре пришло письмо и от Раймона. Он в двух словах сообщил, что дело с назначением Мари-Аньес улажено. Так же по поручению Анжелики он посетил отель на улице Ботрейи и передал письмо для дворецкого. К приезду гостий из провинции будет готово всё необходимое. Настала пора сборов. Накануне отъезда маркизу посетил Молин. Он сообщил, что получил письмо от хозяина дома. Распечатав конверт, Анжелика прочла следующее: «Мадам, В первую очередь хочу выразить вам соболезнования в связи с кончиной вашего отца и моего дяди. Также прошу вас, берегите себя. И да хранит вас Господь. Филипп» Разумеется, Анжелика понимала, что её муж далеко не образец велеречивости. Но все же её охватило лёгкое разочарование. Неужели это все, что он хочет сказать после их последней весьма драматичной встречи? Сердце наполнилось горечью, когда память любезно подсунула женщине воспоминание о том, с какой лёгкостью она бросила в огонь конверт, найденный на туалетом столике около двух месяцев назад, а после этого сама не написала мужу ни строчки. Убрав листок в карман халата, Анжелика спросила: — Это все, что вы хотели мне сказать, господин Молин? — Нет, мадам. Я должен также сообщить вам, что получил от господина маркиза кое-какие распоряжения в связи с предстоящей кампанией во Фландрии. Поэтому я вынужден ехать в Париж вместе с вами. — Да, мадемуазель де Монпансье писала мне о грядущей войне. Старик кивнул. — Месье маркиз так же писал мне, что есть небольшая вероятность, что он прибудет в Париж в начале марта, чтобы сопровождать Его Величество на войну. Но, что вероятнее, он встретит нашего монарха по дороге, в Пикардии. — Вот как? Ну что ж, поступайте как вам будет угодно, Молин. Анжелика задумалась о том, а хочет ли она видеть мужа. С первых дней брака между ними возникла стена непонимания. Но вскоре она начала рушится, и неприязнь сменилась благодарностью за отдельные поступки. Маркиза примирилась с обществом Филиппа и даже начала находить некоторое удовольствие от его общества. Но последняя ссора перечеркнула хрупкий мир и воздвигла между супругами уже не стену, а целый бастион. Погруженная в свои мысли, женщина не заметила, что Молин все ещё не ушёл. Когда эконом деликатно откашлялся, она вздрогнула от неожиданности. — Мадам, есть ещё один нюанс, о котором вы должны знать. И он вынул из кармана сюртука папку с бумагами. — Что это? — Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели на подпись, госпожа Анжелика. В папке был пресловутый документ о передаче рудника и несколько писем в налоговое интендантство провинции за разные годы. Женщина долго вглядывалась в почерк отца, не понимая, к чему клонит управляющий. Но потом ей показалось, что она заметила разницу: — Вот тут, смотрите, буквы «а» и «е» выглядят чуть более круглыми, верно? Молин кивнул. — Господь Всемилостивый, вы что, хотите сказать, что кто-то подделал подпись? — Именно так, мадам. Это сделала ваша сестра. На секунду маркиза потеряла дар речи. — Не беспокойтесь, мадам. Об этом знаем только мы трое. Нотариус ни о чем не догадался. — Я ничего не понимаю. Как это могло произойти? — Проще некуда, — ответил гугенот. — Мари-Аньес и правда помогала барону с бумагами, я об этом знал и раньше. Она научилась подделывать его подпись. Признаюсь, это мастерски ей удаётся. Выяснилось, что сестра в своем рассказе почти не соврала. После конфликта с Дени и его тестем девушка была зла на них обоих. К вечеру, немного остыв, она решила поговорить с братом. Он был в кабинете вместе с Сенестье. Сквозь приоткрытую дверь Мари-Аньес услышала, что разговор идёт о руднике. Тут-то она и вспомнила, что отец дал ей переписывать какие-то бумаги. Девушка вернулась в свою комнату и, среди царившего там беспорядка, с трудом отыскала нужный конверт. Каково же было её удивление, когда она нашла дарственную на рудник. Чуть позже, ничего не сообщая о своей находке, она поговорила с Пюльшери и узнала от неё, что Аржантьер должен быть передан внуку барона, но бумага, составленная Молином, бесследно исчезла. Тогда Мари-Аньес решила действовать. Она с лёгкостью подделала подпись отца, а наутро отправилась в Плесси. — И как давно вы об этом знали? — Я догадался сразу же. Я ведь был в курсе того, что Мари-Аньес пишет письма за вашего отца по его поручению. Увидев её и внезапно нашедшийся документ, у меня сразу появились сомнения. А потом я увидел у неё на руке маленькое чернильное пятно. Когда я вызвался проводить вашу сестру, мы имели весьма содержательную беседу. — Она во всем призналась? — Именно так, — кивнул Молин. — Святые небеса! — Воскликнула Анжелика. — Вы вообще собирались мне рассказать? — Как видите. Я взял слово с вашей сестры, что она будет молчать. Если бы у нотариуса возникли сомнения, было бы лучше, если бы вы ни о чем не знали. — Вы старый хитрый лис, Молин. Управляющий рассмеялся. — Надеюсь, что на этом история с рудником закончилась, и у нас не возникнет проблем. — Можете не сомневаться, мадам. Все так и будет. Сидя в карете напротив Мари-Аньес, Анжелика размышляла о её поступке. Всю ли правду она рассказала Молину? Во всяком случае, все остались в выигрыше. Аржантьер получил законного владельца, а сестра — место фрейлины при особе королевских кровей. Пюльшери, старая дева, которая провела юность и зрелость в старом замке, теперь начнёт новую жизнь в Париже. В повозке, что тихо плелась позади кареты, ехала Фантина, которую всё-таки удалось уговорить оставить Монтелу. А у неё на руках сидела маленькая розовощекая Генриетта, которая Анжелике кого-то смутно напоминала. Итак, в Париж! В Париж! *Ртутная мазь использовалась в те времена для лечения сифилиса.