От ненависти до любви

Анжелика распорядилась накрыть к обеду. Около трёх часов дня женщина наконец нашла время перекусить и отвлечься от домашних забот. Несколько дней маркиза при помощи новой компаньонки приводила в порядок текущие дела. Клеманс помогла разобраться с корреспонденцией, которая в последние месяцы содержалась в полнейшем хаосе. Сегодня настал черёд гардеробной. Теперь, когда сорочки и юбки разложены по местам, настало время перевести дух. Анжелика была очень довольна Клеманс. Девушка появилась на Фобур Сент-Антуан на следующий день после визита маркизы в Мобюиссон. Из багажа у неё был всего лишь дорожный несессер и маленький сундучок. Гардероб несостоявшейся монахини состоял из пары сорочек, трех пар чулок, перчаток, трех платьев и двух чепчиков. Маркиза настояла на том, чтобы заказать девушке новые наряды. — Это вопрос престижа, моя милая. Ты — компаньонка маркизы и супруги маршала Франции. Отныне ты должна одеваться в соответствии с моим статусом, — объяснила она. Несмотря на желание Анжелики отправиться в галерею Дворца Правосудия и посетить всевозможные лавочки, этим планам помешала погода. Уже третий день шёл дождь. Он то стихал, то вновь обрушивался на город серой стеной. На первое время мадам дю Плесси отдала Клеманс кое-что из своих старых нарядов. Молодая женщина предпочла светлые тона в одежде и приколола к причёске кружевной чепец. Мадам де Массиньяк оказалась тихой, немногословной, но при этом крайне любезной. Она всячески старалась угодить своей госпоже и была приветлива со слугами. Стол накрыли в малой гостиной, бывшей частью личных покоев Анжелики. Окна выходили во внутренний двор, и поэтому женщины не слышали звука подъхавшей кареты. Трапезу прервал Флипо, ворвавшийся без стука. С порога он громко заговорил: — Маркиза, быстрее идите вниз! Приехали! — Кто? — Удивлённо ответила женщина. — Там господин маршал и ваш сын. Идите скорей! Анжелика стремительно направилась вниз. В прихожей она увидела Филиппа. Он стоял в мокром от воды и грязи плаще. Но каково же было её удивление, когда она заметила рядом с ним Кантора! — Матушка! — Радостно выкрикнул он. — Мальчик мой! Мать едва не рухнула на колени перед сыном. Её светлокурый ангел, её второй ребёнок! Как волновалась она, услышав о трагедии у мыса Пассеро! Даже узнав о том, что Кантора нет среди погибших, маркиза всё равно волновалась о его судьбе. И вот теперь он здесь, рядом с ней. Вдруг Анжелика заметила, что одна рука Кантора не вдета в рукав, а стиснута лубком и подвешена на перевязь. — Что с твоей рукой? Ты был ранен? — Встревожилась мать. В разговор вмешался Филипп. — Мадам, распорядитесь нагреть воды для ванны и подать ужин. Я и ваш сын устали с дороги. Полагаю, он расскажет вам о своих похождениях чуть позже. Пока слуги выполняли поручения, Анжелика не находила себе места. В конце концов она спустилась в большую гостиную и лично следила за сервировкой стола. — Нанетта, Жюльена, поживее! Я просила положить белую скатерть, а не голубую. Жан, растопи камин пожарче, он едва горит! Господину маркизу и моему сыну не должно быть холодно. И вот наконец все собрались за столом. Филипп сел во главе, как и полагается хозяину дома. Маркиза — справа, а Кантор — по левую руку, напротив матери. Женщина тревожилась, видя, как жадно её сын поглощает пищу, орудуя правой, здоровой рукой. Филипп только усмехнулся, глядя на голодного пасынка. Расправившись с куропаткой в грибном бульоне, он с иронией проговорил: — Господин де Сансе, позвольте наконец слуге помочь вам снять мясо с костей. Или вы решили съесть эту ножку целиком? Наспех вытерев рот салфеткой, мальчик ответил: — Месье, я так голоден, что съел бы и дюжину куропаток! Последний раз я так сытно поел во дворце у господина де Валентинуа. — Валентинуа? — Растерянно переспросила Анжелика. — Вы говорите о Луи де Гримальди, князе Монако? — Именно, — кивнул Филипп. — Но я не понимаю… — Растерянно сказала маркиза, и тут же строго спросила, — Ах, расскажите уже скорее, что произошло? — С удовольствием, но прежде хочу спросить, мадам, разве вы сами не голодны? Вы не притронулись к еде. — Я как раз обедала, когда вы приехали. — Что ж, раз так… — Филипп задумчиво крутил в руке вилку. — Я был в Версале, когда туда прибыл посыльный от герцога Валентинуа. Он писал, что ваш сын находится у него во дворце. — Я совершенно ничего не понимаю! — Воскликнула Анжелика. — Как Кантор попал в Монако? Он был на одной из галер герцога де Вивонна. И потом, возле мыса Пассеро… — О нет, мадам. Вашего сына не было на корабле, когда произошла та стычка. Позвольте, я расскажу обо всем по порядку. А произошло вот что. Французская эскадра встала на рейде в порту Монако, чтобы пополнить запасы пресной воды и провизии. Князь де Гримальди, так же известный при дворе как герцог де Валентинуа, находился в ту пору в своём дворце и радостно принял адмирала де Вивонна. Он закатил в его честь весёлую пирушку, из-за чего отплытие пришлось перенести на день позже. Тогда-то все и случилось. И Кантор рассказал матери о своих подвигах, стоивших ему сломанной руки. Среди свиты Вивонна было двое мальчиков его возраста, с которыми он свёл дружбу. Старший из них, восьмилетний Франсуа, был пухлым и неповоротливым, но прекрасно играл на скрипке. Семилетний Камиль, высокий и тонкий, как тростинка, прекрасно пел. С ним у Кантора велось постоянное соперничество, а третий товарищ часто был вынужден выступать в роли арбитра. В то утро дети, предоставленные сами себе, отправились в парк, разбитый позади замка. Кантор и Камиль тут же устроили состязания. Они бегали взапуски, кидали камушки и выясняли, кто из них дольше простоит на одной ноге. А Франсуа, извечный судья, должен был следить, чтобы его приятели не жульничали и соревновались честно. Задняя стена старинного замка была увита плющем. К ней была прилажена деревянная решетка, по которой и вилось растение. Кантор предложил своему сопернику: кто быстрее залезет по этой решётке до окон второго этажа, прокричит петухом и спустится вниз. — Чистое безумие! — Не выдержала Анжелика. — О чем ты думал! Глупые мальчишки! Неужели вам не пришло в голову, что так можно покалечиться? Кантор лукаво улыбнулся: — Матушка, но я же выиграл! — Мадам, смею заметить, что если бы ваш сын вёл себя примерно и не шалопайничал, то мы не сидели бы за столом все вместе. Анжелика схватилась за голову. В конце концов, ей пришлось признать, что Филипп был прав. Кантор гордо поведал, что опередил соперника и взобрался первым. Когда он решил спускаться вниз, то оступился и полетел вниз с высоты около полутора туазов.* Он сразу же почувствовал сильную боль в руке, которая уже через несколько минут стала нестерпимой. Пришлось разыскать Мальбрана и рассказать о случившемся. Мальчика сразу же показали хирургу, служившему на адмиральской галере. Тот констатировал перелом костей запястья, наложил лубок и прописал полный покой. О продолжении плавания не могло быть и речи. — Вивонн был в ярости. Он обещал заботиться о вашем сыне. Однако ничто не способно уберечь человека от его собственной глупости. Но, учитывая обстоятельства, я не стал бы сердиться на мальчика. Анжелика и сама прекрасно понимала, что если бы Кантор был куда более послушен, то оказался бы на корабле в момент нападения Рескатора. Ей захотелось протянуть руку через стол и погладить сына по голове. Сердце сжалось от осознания, что в жизни могут быть ситуации, когда она не сможет быть рядом и защищать Кантора. Он растёт, становится самостоятельным. Да ведь и сама она в детстве не была примерной, доставляя отцу и матери все новые поводы для тревог. — Таким образом, — Подытожил Филипп, — Кантор остался в Монако. Месье де Вивонн опасался вашего гнева, и поэтому попросил князя написать вам, когда мальчик поправится. — Но мне никто не сообщил! — Уязвленно воскликнула Анжелика. — Когда я узнала о нападении на королевскую эскадру, то места себе не находила. Я вела себя как курица, у которой украли яйцо. Кантору это сравнение показалось настолько забавным, что он еле удержался, чтобы не прыснуть со смеху. — Я поставила на уши всех знакомых, всех министров, даже короля! Лишь бы узнать списки погибших! — Распалялась женщина. — В таком случае, Вивонн был прав, опасаясь вашего гнева, — Заметил Филипп. — В таком случае, ему самому лучше не попадаться мне на глаза. — Сердито парировала Анжелика. — В оправдание могу сказать лишь то, что когда герцог Валентинуа решил написать мне, о сражении у мыса Пассеро ещё не было известно. Я сам узнал об этом происшествии уже в дороге. Герцог написал мне, а не вам, потому что мы с ним давно знакомы при дворе. — А почему вы сами мне написали? — Я решил, что будет гораздо лучше, если я просто доставлю мальчика домой. Отпив немного вина, Анжелика понемногу успокоилась. Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями и переварить полученные сведения. Женщина пришла к выводу, что, как ни крути, все сложилось наилучшим образом. Кантор жив, хоть и не вполне здоров. И Филипп в очередной раз помог ей. — Спасибо, месье. Вы вернули мне сына. — Очень рад, что вы сменили гнев на милость, сударыня. Он встал из-за стола. — А теперь прошу меня извинить. Полагаю, что за время моего отсутствия скопилась целая гора корреспонденции. И, прошу вас, не ругайте мальчика. В пути мы уже имели весьма содержательную беседу на тему благоразумия. Я зайду к вам позже. После ухода Филиппа Анжелика распросила сына о путешествии. Кантор о восторгом рассказывал ей о плавании. Внезапно женщину посетила печальная мысль: — А твои приятели, они… — Они живы, матушка. Правда, господин де Вивонн страшно кричал на них. А потом отослал к родителям. Я обещал написать им письмо. — Да, мой милый. Аббат де Ледигьер поможет тебе с этим. В этот момент она была так счастлива, что согласилась бы на любую просьбу сына. Почувствов это, мальчик встал со своего места, подвинул маршальский стул поближе к матери и, усевшись, крепко обнял её. — Спасибо, матушка. — А в замке герцога де Валентинуа с тобой хорошо обращались? — Да, матушка. Меня поселили в отдельную комнату. Каждый день ко мне приходил доктор. Правда, он давал мне какую-то противную микстуру, от которой пахло рыбой. Он сказал, что это для того, чтобы кости быстрее срослись. Странно, матушка, зачем пить эту гадость? Не лучше ли намазать её на сами кости? Анжелика рассмеялась и потрепала сына по голове. — Глупенький… Кстати, где господин Мальбран? И почему он не следил за тобой, когда ты безобразничал вместе со своими друзьями? — Он боится, что вы выгоните его вон, матушка. В то утро, когда я сломал руку, он спал. Вечером он выпил много вина со слугами герцога. Маркиза тяжело вздохнула. — Прошу вас, не прогоняйте его. Господин Мальбран дал клятву Пресвятой деве, что больше не будет выпивать. Он очень опечалился, когда узнал, что я упал. Анжелика посмотрела на сына. Сейчас он казался ей обеспокоенным. — Хорошо, мой милый. Я подумаю над этим. А господин маркиз, он сердился на тебя? — Ну, он сказал, что лучше быть дураком, чем покойником. Он взял с меня слово, что я не буду больше шалить и лезть куда не следует. — Пожалуй, он прав. — А ещё он сказал, что у меня родился братик. И он очень маленький и красивый. А знаете, матушка, я хочу, чтобы мы все вместе отправились в путешествие. Вы, мы с Флоримоном и Шарлем-Анри, и господин дю Плесси. — Звучит отлично! Мне кажется, что вы отлично поладили со своим отчимом за время пути домой. — Да, матушка. Правда, сначала я побаивался его. Он кажется очень сердитым. Он на самом деле он добрый. И он любит вас и маленького. Мать была ошеломлена этим заявлением. — Вот как? — Да. Когда он говорил о вас, он улыбался. Анжелика задумалась. Может, правду говорят, что дети видят суть вещей такой, какова она есть. Если бы не признание Филиппа, то она, верно, решила бы, что слова Кантора — всего лишь детские фантазии. После ужина мать и сын отправились в детскую. Барба тотчас бросилась обнимать своего воспитанника. Кантор же, в свою очередь, выбравшись из кольца её рук, подошёл к кроватке. Шарль-Анри лежал, широко открыв свои голубые глазки. Увидев незнакомое лицо, он тут же заревел. Анжелика взяла младенца на руки и заговорила нежным голосом: — Не бойся, мой маленький. Это твой старший брат. Он смелый и отважный путешественник. А когда ты подрастешь, мы вместе отправимся смотреть на море. Да, мой мальчик, вот так, тише, тише. Почувствовав материнское тепло, ребёнок успокоился и притих. — Он ещё слишком мал и боится незнакомые лица. Но скоро он запомнит тебя и не будет плакать. — Объяснила Анжелика Кантору. Она села в кресло у камина и пригласила сына сесть рядом. Он взял маленький табурет и пристроился подле матери, положив ей голову на колени. — А Флоримона он тоже боится? — Уже нет. Флоримон, когда бывает дома, часто играет с Шарлем-Анри. Завтра я отправлю посыльного за ним в Версаль. Вы скоро встретитесь. — Вот здорово! Я бы хотел увидеть Флоримона, — обрадовался Кантор и тут же переменил тему. — Матушка, а вы поёте маленькому колыбельную про зелёную мельницу? — Да, иногда. Анжелика тихонько запела. Звук её голоса усыпил младшего сына и почти проделал тоже самое со средним. Кантор, не смотря на ещё довольно раннее время, пожелал отправиться в спальню. Вернувшись в малую гостиную, маркиза застала там Клеманс. Женщина сидела в кресле за вышиванием. Анжелика решила присоединиться к ней. Они сидели молча, думая каждая о своём. — Мадам, — нарушила тишину Клеманс, — Я слышала от слуг, будто ваш сын едва не погиб в морском сражении. Я рада, что он жив и вернулся к вам. — Спасибо, моя дорогая, но слуги много болтаю и все понимают по-своему. И Анжелика пересказала историю Кантора, закончив её словами: — Никогда бы не подумала, что скажу это, но сегодня я рада, что мой сын такой проказник. Если бы не его шалости, то Рескатор, верно, отправил бы его на морское дно. Клеманс помрачнела. — Увы, пираты бесчинствуют на море. — Печально проговорила маркиза. — Да, мадам, это так ужасно. Женщины продолжили заниматься рукоделием, пока их спокойное занятие не прервало появление маркиза дю Плесси. Филипп вошёл без стука. Оглядев комнату, он заявил: — Мадам, я хотел бы поговорить с вами. Анжелика встала. — Клеманс, милая, ты можешь идти. Девушка быстро сложила рукоделие в маленькую плетеную корзиночку и удалилась. — Что это за пугало в чепце? — спросил маршал. — Это Клеманс, моя компаньонка. — Ещё один троянский конь от мадам де Шуази, полагаю? — В голосе мужчины сквозила ирония. — Вовсе нет. Я взяла её из монастыря Мобюиссон. Матушка Олландина рекомендовала мне её. — Тогда, надеюсь, здесь не о чем беспокоиться. Впрочем, я пришёл не за этим. Позволите? — Филипп кивнул на кресло, где до этого сидела мадам де Массиньяк. Не дожидаясь ответа, он сел. Анжелика смерила мужа взглядом. Он все ещё был в парике, но сменил жюстокор, в котором был за ужином, на рубашку и жилет. «Всегда безупречен», — подумала про себя Анжелика. Вслух она спросила: — Итак, господин мой муж, о чем вы хотели побеседовать? — Об этом пирате, Рескаторе. Женщина удивилась: — Я вас не понимаю. — Куда проще? Я хотел уточнить, что вы о нем знаете. — Немного. Только то, что слышала от моряков в Ла Рошели в прошлом году и от герцога де Вивонна. Пират, ренегат… Из-за него мог погибнуть мой сын. Вот что я знаю о нем. Если вы хотите сказать что-то, о чем я не в курсе, я вас слушаю. И прекратите ходить вокруг да около. С минуту помолчав, Филипп наконец сказал: — Я виделся с Вивонном в Марселе, по дороге в Монако. Он рассказал мне во всех подробностях о происшествии с этим пиратом. Когда королевская эскадра обогнула мыс Пассеро, он вдруг бросился на них, как морской орел. Никто не видел, как он приблизился. На его корабле были подняты только нижние паруса, что позволяло ему долго оставаться незамеченным, так как в тот день на море была очень высокая зыбь. Когда его заметили совсем близко, было уже поздно: единственный залп его двенадцати бортовых пушек пустил ко дну две королевских галеры, и Рескатор уже послал своих мавров на абордаж галеры «Фламанд». Именно на ней находились все слуги и домочадцы, и среди них мог быть ваш сын. Позже галера разломилась пополам и быстро ушла под воду. Взобравшихся на борт мавров смыло в море. Пираты выловили их из воды, а люди Вивонна вытащили своих, что уцелели, держась за обломки. Но почти все слуги и домочадцы погибли. — Филипп, это просто ужасно. — Но это ещё не все. Один из челядинцев адмирала рассказал кое-что любопытное. Когда «Фламанд» взяли на абордаж, он спрятался в одной из кают. Туда ворвался мавр и на ломаном французском начал выкрикивать имя вашего сына. «Сансе, Сансе», — будто звал он. Мавр схватил бедолагу за шиворот и начал трясти. Один из офицеров подоспел вовремя и проткнул разбойника шпагой, а потом помог тому слуге выбраться с тонущей галеры. Он был страшно напуган и вспомнил про этот случай уже на пути в Марсель. — Боже… Ошлемленная и напуганная, Анжелика сидела, глядя в одну точку. Мысль о том, что ребёнок попадёт в лапы страшного пирата, была ужасающей и не укладывалась в голове. Женщине захотелось вскочить с места и стремглав бежать в детскую. Древний инстинкт матери оказался сильнее рассудка. Она встала и ринулась к двери. Филипп удержал жену. — Куда вы? — Пустите меня, я должна увидеть сына, — Заротестовала Анжелика. — Успокойтесь. Ваш сын дома, он в безопасности. Сядьте уже наконец. Женщине пришлось послушаться. — Итак, — начал Филипп, — не буду ходить вокруг да около, как вы выражаетесь. По словам герцога, варианта два. Итак, первый. Его слуга ошибся. Показалось ли, ослышался. Может, на самом деле это был какой-то мавританский клич, я понятия не имею. Мужчина развёл руками. — Вариант номер два. Попытка похищения. Вероятее всего, с целью выкупа. Вот что говорит Вивонн, и мне его измышления показались логичными. Не секрет, что на Средиземном море у Рескатора полно шпионов. Один из них запросто мог предоставить своему патрону список пассажиров. Увидев фамилию де Сансе, пират мог прознать, что это сын богатой дамы, с которой можно стрясти круглую сумму. Сколько бы вы согласились заплатить этому корсару? Сто тысяч? Двести? Помолчав, Анжелика едва слышно выговорила: — Я отдала бы все, лишь бы вернуть моего мальчика. По телу маркизы пробежала мелкая дрожь. Воображение живо нарисовало страшную картину: Рескатор, чёрный, как черт с зелёной мельницы, стоит на высокой скале, приставив кривой кинжал к горлу её сына. — Сейчас вам не о чем беспокоиться. Вивонн уверен, что этот пират бесчинствует только на море. На суше ему нечего делать. И потом, на средиземноморье полно другой добычи. Кстати, у вас есть выпить? — Боже, Филипп, в такой момент… В буфете у стены, кажется, была наливка… Муж достал бутылку и разлил по бокалам домашнее сливовое вино. Супруги сели за стол. — Знаете, я много думал об этом случае. Вот почему я просил вас не ругать сына. Он спас свою жизнь и ваши деньги. — Теперь я и не думаю сердиться на него. — Ответила Анжелика, отхлебнув наливки. — Но все это наводит на меня ужас. — Кстати, Вивонн велел спросить у вас относительно вашей коммерции… На тот случай, если некоторые из ваших кораблей ходят по Средиземному морю. Не могли ли ваши интересы как-то пересечься с интересами Рескатора? — Исключено, — отрезала Анжелика. — Сфера моих интересов — Вест-Индия. Антильские острова, Мартиника. С некоторых пор, по поручению Кольбера, я наладила торговые связи с Квебеком и Акадией. Ещё я владею акциями Ост-Индской компании, но я не посылала туда своих кораблей. Поэтому наши интересы никак не могли пересечься, я уверена. Знаете, Вивонн рассказывал мне о Рескаторе. Никто не знает, кто он на самом деле. Возможно, что турок, но здесь нельзя быть уверенным. — То, что он пират, — бесспорно, но вот турок он или нет — этого я не знаю. Некоторые считают его братом султана Марокко, однако другие полагают, что он француз, так как он отлично говорит на нашем языке. Что касается Вивонна, тот думает, что Рескатор испанец. Об этом человеке трудно что-либо сказать наверняка, потому что он всегда в маске. Ношение масок весьма распространено среди ренегатов, которые нередко нарочно себя уродуют, чтобы их не могли опознать. С другой стороны, говорят, что он нем. Утверждают, что ему вырвали язык и вырезали ноздри. Однако кто это сделал? По этому вопросу любители средиземноморской светской хроники никак не могут прийти к согласию. Те, кто полагает его мавром, и притом мавром андалузским, уверяют, что он жертва испанской инквизиции. Те же, кто, напротив, считает, что он испанец, обвиняют мавров. Во всяком случае, он наверняка не красавец, поскольку никто не может похвастаться, что видел его без маски. — Рассуждал Филипп. — Если быть до конца честным, я мало что понимаю в морских делах. То, что я вам сейчас говорю, все это я узнал от адмирала. — Он рассказывал мне примерно то же, что и вы сейчас. Я, кажется, начала что-то припоминать. По-испански «рескатор» — это торговец контрабандным золотом и серебром, фальшивомонетчик. Раньше везде имелись свои «рескаторы» — несколько человек тут, несколько — там. Это были мелкие ремесленники, не представлявшие опасности и не причинявшие особых неудобств. Теперь же есть только один — Рескатор с большой буквы. — Анжелика поделилась воспоминаниями с мужем. — Но, помимо этого, я слышала от моряков в Ла Рошели, будто он выступает против рабства. Но, если я верно помню, герцог придерживается другого мнения. — Вивонн считает, что Рескатор освобождает рабов прежде всего ради того, чтобы мутить воду. Полгода назад, во время другой стычки, он потопил ещё один французский корабль. Знаете, что он сделал с двумя сотнями каторжников из его экипажа? Он велел снять с них цепи, а затем попросту высадил их на берег в Венеции. Эта история вызвала дипломатический инцидент, и Его Величеству пришлось отправить в Венецию парочку ловких дипломатов с хорошо подвешенными языками, чтобы замять этот случай. — Я слышала, будто все его благородство распространяется только на рабов-мужчин. — И это верно, — заметил Филипп. Разлив остатки вина по бокалам, он продолжил: — В его гареме, должно быть, имеется несколько бесценных красоток, за которых он дал на рынке больше, чем смогли предложить агенты самого турецкого султана. Начальник белых евнухов султана, как говорят, никак не может утешиться после того, как на прошлогоднем аукционе Рескатор перехватил у него очаровательную черкешенку с голубыми глазами. Он скупает женщин с такой же лёгкостью, как наша экономка — сыр и овощи на базаре. — Мне отвратительно даже слушать об этом, — поморщилась маркиза. Филипп задумчиво повертел в руках бокал. Затем, ухмыльнувшись, он сказал: — Вивонн недавно свёл знакомство с одним купцом из Генуи. Тот утверждал, будто принял в штат прислуги женщину, которая якобы была горничной на вилле Рескатора на Сицилии. Она попала в плен к берберам, а пират выкупил её. Несколько месяцев она жила на его вилле, пока он не отпустил её. — Эта несчастная делила с ним ложе? — О, нет, она лишь прислуживала наложницам. Понятия не имею, правда это или нет, но она рассказала генуэзцу занятные вещи. Когда Рескатор появлялся наездами на своей вилле, он устраивал настоящие оргии. Обнажённые мавританки танцевали перед ним дикие танцы. — Боже, Филипп! Прекратите! — Не думал, что вы сделались ханжой. — Усмехнулся мужчина. — Нет. Но то, что вы говорите — омерзительно. — Возмутилась Анжелика. Филиппа позабавил её гнев. Его всегда возбуждало, как эта гордая женщина проявляет свое негодование. Инстинкт охотника, жёсткого укротителя, в такие моменты брал свое. — Говорят, что восточные женщины, одетые в несколько слоев покрывал, танцуют перед своим повелителем, постепенно снимая слой за слоем. — Маркиз будто нарочно принялся рассказывать все это, добиваясь единственной цели. — И потом, оставшись в одной… — Замолчите! Я не желаю вас слушать! Он рассмеялся. — Вы — чудовище! — А вы не похожи на монашенку, сударыня. Или парочка визитов в Мобюиссон сделали из вас богомолку? Рассерженная, Анжелика встала из-за стола. Сложив руки на груди, она словно дала понять, что разговор окончен и муж должен убраться восвояси. Неспеша Филипп встал. Его взгляд упал на индийскую шаль, которая висела на спинке одного из стульев, стоявших подле круглого обеденного стола. Он взял шаль и подошёл к жене. Накинув её на голову женщины, свободным краем он прикрыл половину её лица так, что остались видны только глаза. Тихо и вкрадчиво он проговорил: — На востоке женщина должна закрывать лицо и покоряться мужу. Но мы живём в цивилизованном государстве, где красоту женщины может лицезреть любой желающий. Что же касается покорности… Я бы не отказался от такой соблазнительной наложницы. Но вы слишком дерзки, мадам. Порой я думаю о том, какая недюжинная сила духа нужна, чтобы укоротить вас. Маркиз приблизился своими губами к губам Анжелики. Она хотела вырваться, но мужчина оказался сильнее. Филипп принялся целовать её. Шаль сползла на глаза, и женщина перестала что либо видеть. К тому же, маршал, имевший разнообразный опыт насилия, скрутил ей руки за спиной. Сопротивление было бесполезно. На секунду Филипп выпустил жену, чтобы потом, подхватив на руки, направиться в спальню. В комнате было темно, шторы плотно задернуты, а в камине тлели угли. Небрежно опустив свою ношу на кровать, маркиз принялся, чертыхаясь, распутывать шнуровку платья. Анжелика уже не сопротивлялась. Пока Филипп пытался освободить её от одежды, она пустилась в размышления. До того, как в этой самой комнате Филипп открыл ей свои чувства, женщина пыталась постигнуть его характер. Тогда все его выходки казались следствием врождённой жестокости и недостатком воспитания. Грубость и непоследовательность можно было объяснить дурным манерами и ненавистью ко всему женскому полу. Любовь мужа привела Анжелику в замешательство. Поскольку женщина обладала достаточно прямым характером и образом мысли, ей казалось логичным, что влюблённый мужчина старается очаровать объект своих чувств, быть любезным и предупредительным. И, несмотря на все то хорошее, что Филипп совершал по отношению к жене, его никак нельзя было назвать галантным кавалером. Обнажённая, Анжелика сидела на кровати, глядя, как муж снимает жилет и кюлоты. Остывший воздух холодил кожу, и она предпочла забраться под одеяло. В одной рубашке Филипп подошёл к камину. Пошевелив кочергой угли, он подбросил в очаг пару поленьев. В слабом свете Анжелика разглядывала, как её несносный муж пытается разжечь огонь. На нем уже не было парика. Светлые волосы отросли и слегка вились на кончиках. В тот момент он был похож на воина из античных легенд. Стройный, подтянутый. В отсветах разгорающегося пламени шрамы на его теле казались ещё темнее, но не выглядели устрашающими. Анжелике показалось, что с момента прошлой близости их стало ещё больше. Наконец Филипп избавился и от рубашки и лёг рядом с женой. Прижав её к себе, он спросил: — Вы больше не злитесь? — Нет. Разве вы сами не хотели, чтобы я была покорной? — Не ожидал, что вы так быстро сдадитесь. Это как крепость, капитулирующая без единого выстрела. Слишком скучно! Где ваш боевой задор? Сказав это, маршал навалился на жену, оказавшись сверху. — Я не понимаю вас. Вам нравится терзать только тех женщин, которые сопротивляются? — Сказала она тихо. — К чему разглагольствования? — Я всего лишь пытаюсь понять вас. Вы — самый сложный человек из всех, кого мне доводилось видеть. — Вот как? — Казалось, что Филипп на секунду задумался. — А мне кажется, что вы лишь изображаете покорность и заговариваете мне зубы. И он с силой сжал грудь жены. — Вы слишком соблазнительны, чтобы тратить время на пустую болтовню. Тогда, полагаю, приступим. Маркиз коленом раздвинул ноги жены и без предварительных ласк овладел ею. Анжелика вскрикнула. — Вы такая… Боже мой… Даже внутри вы не такая, как другие. Филипп был страстным, пылким, напористым. Прикрыв глаза, Анжелика рассматривала его из-под полуопущенных ресниц. Капельки пота выступили на висках и груди этого неудержимого Марса. Женщине в этот момент он казался таким прекрасным, что, поддавшись этому миражу, она прильнула к нему, обвила руками крепкую спину. Возбуждение, которое почти отсутствовало в первые минуты их близости, накрыло женщину тёплой волной. Неожиданно для себя, она шлепнула Филиппа по обнажённой ягодице и вонзилась в плоть ногтями. — Развратная сука… Ох! Дьяволица… Внезапная грубость жены показалась ему очаровательно дерзкой. Нарастающая страсть и долгое отсутствие женщины дали о себе знать. Слишком быстро достигнув наивысшей точки, маркиз рухнул на грудь жены. Блаженство, терпкое, как хорошее вино, скоро сменилось горечью разочарования. Он снова оказался не на высоте! Филипп откатился на другой конец кровати и лежал, тупо глядя в темноту. Так прошло несколько долгих минут. В глубине души он хотел, чтобы Анжелика сказала ему хоть что-то. Лучше бы она нагрубила ему, выгнала, чем терпеть это равнодушие. Сама женщина не могла понять, что творится в душе у её супруга. Наконец, она не выдержала. — Филипп… Тишина. — Филипп, вы спите? — Нет. — В чем дело? Вам не понравилось? — Слишком понравилось. — Я вас не понимаю… — Чего тут непонятного? — Он подскочил на постели и сел. — Я не умею читать мысли, вот что. Говорите или уходите. Анжелика поняла, что начинает сердиться. — Это я разочаровал вас. — С чего вы взяли? — Это было слишком… Быстро… Наконец-то до женщины дошло, что её муж испытывает древний страх показаться никудышным любовником. Она закатила глаза. — А вы куда-то торопитесь? У нас вся ночь впереди. — Вы хотите ещё? — А почему нет? Если мы будет говорить о справедливости, то мне кажется честным, если и я этим вечером отправлюсь на облака блаженства. Для Филиппа эти слова стали откровением. Впервые он слышал от женщины, что она хочет продолжения их близости. — И вы не находите меня неловким? — С сомнением спросил он. — Неловким? Боже, нет! Откуда в вашей красивой голове такие глупости? «Мужчины так наивны, — подумала Анжелика. — Иногда им нужно получить подтверждение их… Способностей.» — Вы мне кажетесь пылким, даже слишком. Порой грубым, но… — Но что? Анжелика прильнула к мужу и положила голову ему на колени. Он осторожно погладил её по голове. — Вы не ответили. — У меня нет слов. — Вы закончили на том, что я был груб с вами. — Я не это хотела сказать. Знаете, вы похожи на лесной пожар, который пожирает все на своём пути. Просто потому, что он не может иначе, это его суть. — Если это комплимент, то весьма странный. — Проворчал маркиз. — Я не хотела вас обидеть. Знаете, в первые месяцы брака я боялась близости с вами. — Это ещё почему? — Искренне удивился Филипп. — Вы сами создали себе репутацию варвара. Мне тогда казалось, что вы своим мужским естеством растерзаете меня изнутри, — Осторожно сказала Анжелика. — Вы и сейчас меня боитесь? — Уже нет. Возможно, я пожалею об этих словах, но я попалась в ту же ловушку, что и другие женщины. Я говорю о вашей красоте. После этих слов маркиз ощутил опустошение и разачарование. Да, черт возьми, она такая же, как все! Но Анжелика продолжала говорить. — Я ловила себя на том, что тайком разглядываю вас, и тотчас отводила взор. Мне казалось, что из-за вашей жестокости я должна относиться к вам дурно. Ваши придирки и колкости убеждали меня в том, что вы — ужасный человек. Но потом вы спасли мою жизнь. И не единожды. После этого я уже не могла ненавидеть вас. Она взяла руку мужа и едва коснулась губами ладони. — Вы делили со мной ложе из-за чувства долга? — Не понял Филипп. — Нет, точно нет. Ваша красота разожгла во мне любопытство. Ваша жестокость пугала меня. Но в первую ночь, которую мы провели вместе, вы показались мне совсем другим. Анжелика задумчиво провела пальцами по груди мужа, обводя старые шрамы. — Вы были таким искренним, словно с вас слетела маска бесстрастного придворного. Вы не были более похожи на мраморную статую Марса, одну из тех, что стоят в Версальском саду. Под этой непроницаемой бронёй полыхает яркий огонь. Он обжигает. Но для меня стало откровением, что в его пламени можно согреться. Вы были рядом со мной, когда я в том нуждалась, сама не осознавая этого. — Я не понимаю, к чему вы клоните, дорогая. Анжелика села на постели напротив мужа. Стараясь не смотреть ему в глаза, она ответила: — Я и сама не понимаю. Простите за эти сумбурные речи. — Пустое. Повисла неловкая пауза. Анжелика постыдилась сказать, что откровенный разговор распалил жар внизу живота. И сейчас, если его не утолить, он сожжет её целиком. Филипп, не в силах ничего с собой поделать, ощущал тоже самое. Молочно-белые полушария груди, так манившие его, были совсем рядом. Ему хотелось захватить губами розовый сосок и, слегка покусывая, ласкать его. Внезапно он почувствовал прихоть отведать тех наслаждений, о которых более искушенные в альковных делах приятели рассказывали после четвёртой бутылки вина. Тех наслаждений, которые он считал куртуазной чепухой и частенько высмеивал. — Кажется, вы хотели продолжения, мадам? Анжелика зарделась. — И, помнится, вы пеняли на то, что я был груб с вами. Филипп уложил жену на спину и приник губами к её шее. Оставляя дорожку из поцелуев на горячем теле, он опустился ниже. Кожа на животе женщины была такой тонкой и бархатистой, что он едва удержался, чтобы не овладеть ей прямо сейчас. Маркиз неумолимо двигался к заветной цели. Пристроившись меж бёдер, он коснулся языком того места, о котором так страстно мечтал. Анжелика захихикала. Это нанесло страшный удар по мужскому самолюбию. — Вам не нравится? — Нет, щекотно. Ваши усы… Вы не могли бы… Мне, право, неловко… Чуть ниже… — Чёрт бы вас побрал, красотка! Да и я хорош, не провел рекогносцировку местности. Ну, госпожа маршальша, тогда командуйте! «Вот дьявол! Проще взять Лилль ещё раз, чем сделать женщине приятное!» — подумал Филипп. * Примерно около трех метров.