От ненависти до любви

— Я могла бы полюбить вас, Филипп. На лице мужчины отразилось неподдельное удивление. Казалось, что эта фраза застала его врасплох. — Вот как?.. Ну… Что ж, надеюсь когда-нибудь от вас это услышать. Филипп притянул Анжелику к себе. — А теперь, пожалуй, неплохо бы и вздремнуть. Позже сквозь сон Анжелика слышала, как муж одевался в темноте. Она уже привыкла к тому, что он покидает её под утро. Но в этот раз женщина и представить не могла, что ещё долго не сможет вновь уснуть в его сильных руках. Утром на столике обнаружилась лаконичная записка: Мадам, я уезжаю в Лотарингию с инспекцией. Анжелика была расстроена. Сейчас, когда она была уверена, что начала понимать мужа, он вновь преподнёс неприятный сюрприз. В редкие часы досуга маркиза задумывалась о странном человеке, с которым соединила её судьба. Противоречивый, непостижимый, отстраненный. Но, в то же время, Филипп мог быть рассудительным, заботливым и даже нежным. И в самом деле, может ли она полюбить его? Анжелика не лукавила, когда признавалась Филиппу, что соблазнилась его красотой. Возможно, это была глупая мечта маленькой деревенской кузины, грезившей о прекрасном юноше, одетом в кружева и бархат. И вот теперь она получила его, как дорогую игрушку на Рождество. Но Филипп оказался шкатулкой с двойным дном. С течением времени женщине открылись его новые качества. Среди них было благородство, смелость, проницательность. Так к влечению добавилось уважение. К тому же, маркиз неожиданно показался женщине неплохим любовником. Поначалу Анжелика стыдилась этого. Но, чем больше ночей они проводили вместе, тем сильнее крепла их плотская связь. Филипп поразил жену своей порывистостью и неутомимостью. Не наученный любовной науке, он всегда действовал по наитию. И женщину подкупала его грубая искренность. Порой ей приходилось чуть подталкивать мужа, деликатно направлять в нужное русло. Филиппу не нужно было показывать дважды: он жадно перенимал новую науку, осваивая все новые ласки и наслаждения. Как-то утром, когда дамы возвращались с мессы, мадам де Сирсе как-бы невзначай заметила Анжелике: — Моя милая, у вас такие синяки под глазами! Я бы подумала, что вы всю ночь скакали верхом. — И правда, я уже несколько дней подряд замечаю, что у вас по утрам такой несвежий вид… — Вторила ей де Дьенвиль. Анжелика смутилась. — Дорогая, неужели вы наконец завели любовника? Да, да! Я вижу, вы покраснели! — И кто же он? Неужели Шаньи? — Не унимались подруги. Маркиза дю Плесси-Бельер представила их лица, если она признается, что ночует у Филиппа. В их кругу интимная связь с мужем считалась непростительной пошлостью. Такое годится только для святош и ханжей. Поэтому, как ни допытывались Арманда и Сюзанна, Анжелика не сказала им правды. После отъезда Филиппа Анжелика вспоминала те вечера, когда ночью, пробравшись в комнату мужа, тотчас бросалась к нему в объятия. Он приподнимал её и кружил по комнате, словно маленькую девочку. И хотя он не дарил подарков и не говорил комплиментов, в его взгляде сквозило то мучительное чувство, о котором он говорил прежде. Только спустя время, уже в разлуке, женщина поняла, что любовь для Филиппа — смертоносное удовольствие. Кажется, так он пел когда-то в той песне? Ей, привыкшей к тому, что любовь — это нечто восхитительное, прекрасное, было сложно понять ту бурю, которая разразилась в его сердце. Но, в тоже время, она интуитивно чувствовала, что у него неспокойно на душе. Порой Анжелика задавалась вопросом, что же будет с ними дальше. Чем больше она погружалась в эти мысли, тем тяжелее становилось на душе. Нужна ли ей такая любовь, о которой нельзя заявить во всеуслышание? Можно ли быть счастливыми вместе, когда на вас направлены десятки глаз любопытных придворных? Можно ли оставаться искренними, когда сплетники и острословы готовы высмеять и осудить каждый ваш шаг? Спустя неделю после отъезда Филиппа Анжелика решила написать ему. Испортив несколько листов бумаги, она набросала небольшое послание на два листа. В нем содержались новости о маленьком Шарле-Анри, у него как раз начал резаться первый зуб, и придворные новости. Через десять дней пришёл ответ от Филиппа. Всего пара строк. Он радовался успехам сына, но ничего не писал о себе. К тому же, он прислал серебряную погремушку для Шарля-Анри. Анжелика ощутила лёгкое разочарование. Впрочем, можно ли было ожидать от мужа слов любви? На что она надеялась? *** Начало декабря выдалось пасмурным и снежным. Маркиза дю Плесси-Бельер решила на несколько дней отправиться в Париж. Близился конец года, бурное время для господина Маршандо и других её управляющих. Они были заняты финансовой отчётностью и прочими канцелярскими хлопотами. К тому же, всего через четыре недели Рождество. Нужно заранее распорядиться относительно пожертвований для нескольких приходов и сиротских приютов. В один из таких суматошных дней Клеманс де Массиньяк сидела за столом в кабинете и пересчитывала мешочки с деньгами. — Мадам, вы не будете жертвовать монастырю Валь-де-Грас? Матушка вашего мужа… Анжелика слушала вполуха. Она была занята письмом от мадам де Севинье, поэтому не вполне вникла в суть вопроса. — Да, милая. Монастырю три тысячи ливров. И несколько отрезов ткани. Клеманс покачала головой. Она не смела роптать, но ей казалось, что маркиза спустя рукава относится к своим обязанностям благодетельницы. Словно в подтверждение этих слов, Анжелика засмеялась над письмом. — Маркиза де Севинье пишет, что третьего для Пегилен де Лозен… Однако Клеманс так и не узнала о новой выходке придворного насмешника. В дверь постучали. Тут же в проёме появилась голова Флипо. — Мадам, мадам! Месье маршал вернулся! Анжелика встала с дивана. — Когда? Сейчас? — Да, мадам. Распорядился нагреть воду для ванны и ушёл к себе. Я все слышал. Маркиза отпустила Флипо и Клеманс. Филипп приехал! Как неожиданно! Анжелика привыкла к тому, что муж то и дело исчезал и возвращался без предупреждения. Однако совершенно нельзя сказать, чтобы ей нравилась эта его манера. Филипп зашёл несколькими часами позже, одетый как для приёма. Он пах розовым мылом и рисовой пудрой. Анжелика сделала несколько шагов навстречу и остановилась в нерешительности. Чего ждать от мужа сегодня? — Рад вас видеть, сударыня. Маршал поклонился, подметая плюмажем серой фетровой шляпы турецкий ковёр. — И я рада вас видеть. Меня не предупредили о вашем приезде. И об отъезде, кстати, тоже. Филипп помрачнел. — К чему пустые разговоры? Да и что бы это изменило? — Простая вежливость, вам не кажется? — Парировала Анжелика. Маркиз мрачно смотрел на жену, сминая в ладонях поля шляпы. — Вы отправляетесь ко двору в такой час? — Я приглашён в Сен-Клу, к Месье, — сухо ответил Филипп. Анжелика испытала разочарование. Прежде она иногда позволяла себе думать о том, как этот несносный мужчина вернётся и снова будет кружить её на руках. — Я огорчил вас, мадам? — Не хочу утруждать вас своими… переживаниями. Просто я… — Она тяжело вздохнула. — Скучала по вам сильнее, чем могла себе позволить. — Что ж… — Маркиз сделал шаг вперёд. Анжелика не двигалась. Мужчина подошёл совсем вплотную и коснулся ладонью тёплой щеки жены. — Значит, вы скучали? — А вы? — Я старался не думать о вас. Женщина отстранилась. Повисло неловкое молчание. — Что ж, поезжайте. Месье не любит ждать. Мы поговорим позже, если пожелаете. Анжелика пыталась придать голосу мягкости, но вышло как-то сухо и немного резко. По лицу Филиппа пробежала тень, но он, как обычно, пытался скрыть чувства за маской холодности. — Я приеду поздно. Не ждите меня. Поцеловав жене руку, как того требовал этикет, маркиз вышел. Тем вечером Анжелика долго не могла уснуть. Она то ворочалась с боку на бок, то вставала и принималась ходить по комнате. Прислонившись щекой к холодному стеклу, она вглядывалась в темноту сада, засыпанного снегом. Смутное чувство тревоги беспокоило её. К нему добавилось сожаление. «Почему всегда вот так? Почему он холоден со мной, несмотря на свою любовь? И почему я отталкиваю его?» — вопросы мучили Анжелику, но она была не в силах найти ответы. Наконец, когда ночь перевалила за половину, ей удалось упасть в объятия Морфея, но сон не принёс успокоения. Женщине снился Париж: Новый Мост, берег Сены, Сите, Тампль. Словно она бежит куда-то, не имея цели, пробирается сквозь плотную толпу, но люди не видят и не замечают её. *** — Мадам, вставайте! Господин де Бриенн хочет вас видеть. Клеманс пыталась разбудить свою госпожу. Та насилу открыла глаза. — Мадам, да проснитесь же! Голос компаньонки из любезного превратился в грозный. Анжелика, ещё сонная, попросила подать ей халат и пригласить неожиданного гостя. Вид у графа де Бриенна был такой, что краше в гроб кладут: парик съехал на бок, глаза покраснели, жюстокор измят. Он спешно поклонился и без церемоний сел на край кровати. — Мадам, — начал он, — ваш супруг, господин дю Плесси-Бельер, в Бастилии. Анжелика ахнула. Неопрятный вид гостя сразу навёл её на мысли о дуэли. По какой же ещё причине дворянин мог угодить в старинную тюрьму? — Что с ним? Он дрался? Он ранен? Скажите же мне наконец! — Мадам, Бога ради… — Граф взял с прикроватного столика стакан и залпом осушил. — Прошу меня извинить за эту вольность, но в горле страшно пересохло. Ваш муж жив. Никакой дуэли не было, уверяю вас. — Но что тогда? И потом, ваш вид… — В самом деле, мадам… Мы пили до самого утра. Тогда-то все и произошло. История очень странная. Бриенн рассказал, что приехал в Сен-Клу вместе с графом де Вобаном, поскольку у его собственной кареты накануне сломалась ось. Вобан ещё до полуночи проиграл три тысячи пистолей и уехал. Бриенн же условился с господином дю Плесси вернуться в Париж вместе. Господа всю ночь играли и пили. Словом, не происходило ничего необычного. Около шести утра гости начали расходиться. Маршал велел подать карету и вместе с приятелем вышел на улицу. Там его ждала чёрная карета без гербов. Из неё вышел человек в чёрном сюртуке. По его парику Бриенн решил, что тот из судейских или клерков. Незнакомец подошёл к Плесси и показал какую-то бумагу. Было ещё темно, поэтому отошли к фонарю. Бриенн слышал, как маркиз говорил: «Этого не может быть, это абсурд.» Клерк что-то тихо отвечал. — Слуга вашего мужа, этот рыжий малый, видимо, решил, что дело дурно пахнет. Он вернулся во дворец и, как я полагаю, навёл панику. Вскоре вышел сам Месье, а с ним Лоррен, де Гиш и ещё несколько господ. — Рассказал де Бриенн. Месье подошёл к клерку и строго спросил, что здесь происходит. Тот поклонился почти до земли и протянул таинственную бумагу. Брат короля принялся читать. Его лицо становилось все более мрачным. — Втроём они беседовали долго, как мне показалось. Месье был встревожен и сердит. Он все говорил: «Этого не может быть! Это ошибка!». Что отвечал этот клерк, я не слышал. Лишь однажды он повысил голос и сказал довольно громко: «Именем короля, Монсеньор, именем короля». Плесси все больше молчал и слушал их беседу. Бриенн прервался и потёр глаза. Анжелика разглядывала его лицо, на котором прорезались морщины — признаки разгульной жизни и пьянства. Ей показалось, что этот ещё довольно молодой мужчина, ровесник её мужа, постарел лет на десять. — Что же было дальше? — Месье обнял маршала и сказал ему: «Друг мой, я тотчас отправлюсь к королю». Плесси сел в карету вместе с клерком и уехал. Брат короля настоял, чтобы с ними поехал де Гиш. — Куда? В Бастилию? — Как оказалось, да. Когда они уехали, я спросил у Месье, в чем дело. Он ответил, что это недоразумение. Он пообещал вмешаться и сегодня же переговорить с королём. Поскольку карета вашего мужа уже была подана, я отправился на ней в Париж. По дороге Бриенн нагнал черную карету и велел кучеру ехать за ней. Они проехали через весь Париж, до самой Бастилии. Чёрная карета проехала в ворота и скрылась из вида. Сам граф через Сент-Антуанские ворота выехал в предместье прямиком в особняк де Бельер. — Мадам, я советовал бы вам выждать. Уверен, вашего мужа вскоре отпустят. Он — один из ближайших друзей Его Величества и его преданный слуга. Герцог Орлеанский сдержит свое слово, я уверен. После ухода де Бриенна Анжелика пустилась в размышления. Он прав: Филипп — маршал Франции, придворный, знакомый с королём с самого детства. Он — не тот своенравный дворянин, которого Его Величество погубил много лет назад. Дю Плесси имел многих могущественных покровителей. Помимо самого короля и Месье, в их числе были принц Конде и военный министр Лувуа. Как ни старалась маркиза успокоить себя, на душе было неспокойно. Страшно разболелась голова. Выпив чудодейственных пилюль, изготовленных аптекарем Савари, женщина решила прилечь. Забвение пришло быстро. Не видя снов, Анжелика проспала долго. Встав уже затемно, она увидела, что камин растоплен. Возле огня в кресле сидела Клеманс и читала книгу. — Долго ли я спала? — Да, мадам. Уже половина шестого. Пока вы спали, приходил Ла Виолет. Анжелика ахнула: — Как? Почему вы меня не разбудили? — Простите, мадам. Но вы так измучились! Я велела не будить вас. Я сама его допросила. Ла Виолетт имел обыкновение вольно обращаться со служанками маркизы, пока их госпожа этого не видит. Жавотта и, прежде, пока была жива, Тереза, жаловались на грубость камердинера. Однажды в Версале он надерзил и Клеманс. Девушка страшно рассердилась и напомнила слуге, что она — не безродная приживалка, а её семья — одна из старейших в Аквитании и насчитывает уже пять веков. Жавотта, видевшая эту сцену, призналась, что прежде не видела Клеманс, обычно такую деликатную и мягкую, столь сердитой. С тех пор Ла Виолет стал побаиваться её и низко кланяться при встрече. Поэтому Анжелика не сомневалась, что слуга мужа выложит все, как на духу. — Что он тебе сказал, милая? Как выяснилось, пока шёл разговор между дю Плесси, Месье и таинственным незнакомцем, Ла Виолетт прятался в тени парадной лестницы Сен-Клу. Однако он счёл неизвестного скорее судейским, чем клерком. Когда кареты одна за другой выехали со двора, он пристроился на запятки хозяйской кареты. Доехав до Бастилии, он спрыгнул и кинулся к воротам. Но было поздно. Карета уже въехала внутрь. Побродив у тюрьмы, слуга порядком замёрз. Он направился в таверну «Индейка и окорок», окна которой выходили на зловещую крепость. Среди посетителей были и стражники. Камердинер надеялся узнать из обрывков их болтовни что-то о своём хозяине. Но тщетно. Время шло. Стемнело. Ла Виолет решил попытать счастья и направился в караульную тюрьмы. Оттуда его прогнали. Мужчина уже было отчаялся, но удача повернулась к нему лицом. Из ворот вышел де Гиш. Бросившись к нему в ноги, камердинер назвал себя и умолял рассказать, за какую вину его господин арестован и что доложить его жене. Де Гиш был добр к бедняге. Он поведал, что маршала содержат не строго, и ему позволено иметь при себе слугу и немного личных вещей и одежды. Придворный велел Ла Виолету принести господину его вещи и оставаться при нем. — Но за какую вину он там, господин де Гиш не сказал. Он на словах передал вам, что вскоре все разрешится. — Закончила компаньонка. За ужином Клеманс как могла успокаивала Анжелику. Но та уже не могла думать ни о чем другом. Бастилия… В этом названии было так много тягостных воспоминаний и горя. Древняя крепость, построенная во времена Столетней войны для защиты от англичан, возвышалась на восточной окраине Парижа. Заключённые попадали туда по личному распоряжению короля и на неопределённый срок. Среди них были знатные господа, чьи имена гремели при дворе. А бы и безвестные бедняги, что, сидя в сырых подвалах, позабыли когда и за что их арестовали. Одни выходили оттуда, как только монарший гнев поутихнет, а другие умирали в заточении. Семь лет назад название тюрьмы стало проклятием для юной графини де Пейрак. Но даже став маркизой дю Плесси-Бельер, она всякий раз морщилась, проезжая через Сент-Антуанские ворота мимо Бастилии. И вот сейчас, когда Анжелика вернула себе статус и положение, судьба снова сыграла с ней злую шутку: её муж снова попал в заточение. Она словно заново пережила ужас семилетней давности. Не утешало даже то, что Филипп содержится не в застенке, а в гораздо более комфортных условиях. Камердинер взял из особняка пару рубашек и чулок, прибор для бритья и даже флакон жасминовой воды. Анжелику затрясло, когда она вспомнила рассказ Дегре о том, в каком состоянии он увидел графа де Пейрака. Нет, маршал Франции даже в заключении не опустится до такого! В глазах стояли слезы. — Мадам, — начала Клеманс твёрдо, — давайте рассуждать здраво. Дворяне иногда попадают в Бастилию, это верно. Но король благоволит господину дю Плесси, это всем известно. Если это правда недоразумение, его выпустят, и очень скоро. — Ты права, милая, но… Анжелика всхлипнула, не договорив. — Да, мадам? Женщина колебалась, не рассказать ли Клеманс о первом браке. В конце концов, она постаралась взять себя в руки. Вытерев слезы, маркиза сдержанно ответила: — Просто я знала одного человека, который… Для которого заключение не закончилось ничем хорошим. Компаньонка сделала скорбное лицо. — О, мадам! Это был ваш родственник? Я сожалею. — Да, милая, увы. Немного помолчав, молодая женщина сказала: — Я обычно не рассказываю этого, но мой дядя, брат отца, целую неделю просидел в крепости в Бордо. Это было ещё до моего рождения. У дядюшки был скверный нрав. Он избил тростью одного нотариуса прямо у того в конторе. Прибежала стража и его тотчас увели. Мой покойный отец обратился прямиком к губернатору. Ему пришлось изрядно похлопотать и заплатить штраф. — И его выпустили? — Немного отвлеклась и заинтересовалась историей Анжелика. — Да, сестра говорила мне, что его отпустили на поруки. — Я не знала, что ты из Бордо, дорогая. —Да, мадам, я там родилась. У отца было имение в десяти лье от города. Но мы жили там только летом. В самом Бордо у нас был большой дом с садом. Я его совсем не помню. Отец умер, едва мне исполнилось два года. Наследником стал дядя, а он был дурной человек. Он отправил меня и сестру к деду по матери. — Ох, дорогая, мне жаль. А ваша матушка? — Она скончалась вскоре после родов. Она была тяжёло больна. Анжелике сделалось неловко за свои расспросы. Она тут же принесла соболезнования, как того требует этикет, и замолчала. *** Завтрашний день не принёс ясности в ситуацию с арестом маркиза. Однако просители ещё толпились у ворот особняка. Их поток не иссяк и на следующий день. Из этого Анжелика сделала вывод, что новости ещё не успели распространиться по городу. Маркиза отменила запланированный визит к Нинон де Ланкло. Она надеялась, что в любой момент могут придти де Бриенн, де Гиш или другие знакомые её мужа. Да хотя бы Ла Виолетт заскочит за чем-то необходимым для своего хозяина. Чаяния оказались напрасными. После обеда гости все же появились на пороге. Но не, которых так ждала Анжелика. Её решили навестить Пюльшери и мадемуазель де Паражонк. Женщина отметила, как преобразилась тётушка. На ней было платье из темно-синего бархата, расшитое бисером, замшевые туфельки и жемчужный гарнитур — ожерелье и серьги. Седые волосы покрывал чепец из тонкого фламандского кружева. Мысленно подсчитав стоимость нарядов, Анжелика подумала о том, что в Монтелу отродясь не видели таких денег. Пюльшери де Сансе принимали в модных салонах, и без её скромной особы теперь не обходился ни один званый обед в квартале Маре. Обе гостьи вели себя так, словно ничего дурного не произошло. Вскоре Анжелика убедилась в том, что им и правда ничего не известно. — Ваш спутник жизни по-прежнему пребывает в далёких краях? — Спросила Паражонк в привычной витиеватой манере. Анжелика растерялась, не зная, что ответить. Пюльшери пояснила вопрос: — Милая, наша подруга имеет ввиду, не вернулся ли господин маркиз из Лотарингии. — Нет, тётушка, он ещё в отъезде, — соврала Анжелика. После ухода гостей маркиза надиктовала Клеманс два письма, де Гишу и де Бриенну. Несмотря на поздний час, она отправила Флипо отнести их. Тот вернулся спустя час, довольный как сытый кот. Вынув из-за пазухи письмо, он радостно сказал: — Вот, мадам. Сначала я пошёл к Бриенну, до него идти ближе всего. Он как раз был дома. Я отдал письмо, мне велели подождать, значит. Потом граф вышел сам. Отдай, говорит, своей госпоже. Вот, значит, как. — А к де Гишу ты не ходил? — Строго спросила маркиза. С Флипо тут же слетела довольная улыбка. — Нет, мадам, я думал… Анжелика уже вскрывала конверт. Бриенн писал, что накануне был в Версале. Король ведёт себя как ни в чем не бывало. Зато графу удалось побеседовать с Лувуа. Военный министр никак не прояснил причину ареста маршала, а сказал лишь, что дело серьёзное. Зато он просил Бриенна не болтать лишнего. Для непосвящённых придворных дю Плесси ещё в Лотарингии. Месье в тот день не было в Версале, как и де Гиша. Поэтому граф выразил свое сожаление, что толком не смог помочь. Заканчивалось письмо следующими словами: «Мадам, возможно, если вы обратитесь к Его Величеству самостоятельно, он не откажет вам в милости.» Решение созрело моментально: завтра она едет в Версаль. *** Утро не задалось с самого начала. Сначала Жавотта копалась с причёской — не могла найти шпильки. Потом долго накрывали на завтрак. В диком раздражении Анжелика бранила всех, кто попадался ей под руку. Клеманс пыталась успокоить маркизу, принеся ей воды кармелиток. Наконец, на час позже запланированного, карета выехала за ворота. Доехали почти без происшествий. Лишь на одном повороте заднее колесо занесло в сугроб. Кучер и форейтор живо принялись за лопаты, а лакеи вытолкали карету. Прибыв в Версаль, маркиза заметила, что возле дворца подозрительно тихо. Карет у ворот почти не было. От стражника, охранявшего вход, она узнала, что Его Величество накануне днем уехал в Лувр. — А где месье Кольбер? — Спросила маркиза. — Я должна срочно его увидеть. — Насколько я знаю, он тоже уехал. — Узнай-ка поточнее, дружок. — Анжелика сунула в руку стражника луидор. Тот скрылся во дворце и вернулся спустя минут десять. — Начальник стражи сказал, что месье Кольбер рано утром уехал в Сен-Манде, мадам. Это уж точно. Несолоно хлебавши Анжелика вернулась к карете. — В Лувр, — строго скомандовала она кучеру. На обратном пути началась метель. Лошади еле тащились. Постепенно стемнело. К счастью, когда карета въехала в Париж, снег уже перестал. Продрогшая и расстроенная, Анжелика ступила на мостовую, покрытую приличным слоем снега. Туфельки тут же промокли. Кутаясь в плащ, женщина направилась к воротам старинной резиденции французских королей. Стражники загородили вход знатной даме. — Мадам, сегодня посетители не допускаются. — Я — маркиза дю Плесси-Бельер, супруга маршала Франции. — С вызовом сказала женщина, надеясь, что этим людям ничего не известно об аресте её мужа. — Прошу прощения, мадам, но на ваш счёт особых распоряжений не поступало. Маркиза колебалась. Неужели и сегодня она не добьётся никаких известий о Филиппе? Видя её замешательство, старший из стражи, крупный мужчина с усами и бородкой, объяснил: — Маленькая Мадам больна. Инфлюэнца. Нынче утром в Лувр созвали всех известных докторов. Вчера Их Величества прибыли из Версаля. С тех пор принимать никого не велено без особого разрешения. Значит, дело не в ней! Маркиза вспомнила младшую дочь Людовика, рожденную в начале этого года. Родители обожали её. Мария Терезия мечтала, что её дочь, названная в честь матери, станет в будущем испанской королевой. Но у Анжелики тут же возникли опасения, что её сыновья, бывшие все это время в Лувре, с Дофином, могли тоже заболеть. — У вас есть дети? — Спросила она у стражника. — Да, мадам, четверо. Она достала из кошелька десяток луидоров. — Вот, держите. На подарки вашим деткам. Вы должны меня понять: мои два сына служат при дворе Дофина. Теперь я беспокоюсь за них. Могу я их увидеть? — Нет, мадам. — А передать записку их наставнику? — Это дозволено, — ответил мужчина и взял деньги. После он протянул руку, давая понять, что готов передать письмо. — У меня нет бумаги и чернил… Стражник провел маркизу через ворота. Они зашли в неприметную дверь, за которой находилось помещение для стражи. Там стоял грубо сколоченный стул и пара стульев. В углу, прислоненные к стене, покоились алебарды. Пахло вяленым мясом и кислым вином. Мужчина достал из бюро старую чернильницу и лист дешёвой серой бумаги. — Чем богаты, мадам. Вы можете расположиться здесь. Я буду ждать вас за дверью. Анжелика задумалась, стоит ли ей писать о Филиппе. После долгого раздумья, она спросила лишь о здоровье детей. Сложив листок вчетверо, она вышла улицу. — Моих детей зовут Флоримон и Кантор де Ридуэ де Сансе. Их наставник господин де Ледигьер, аббат. Вы запомните? Стражник проводил маркизу к воротам и удалился. Женщина тяжело выдохнула. На Фобур Сент-Антуан Анжелику ждали новости. В полдень приходил Ла Виолетт. Он принёс грязную одежду маркиза и взял кое-что из чистого. Выяснилось, что камера маршала больше похожа на комнату в захудалом придорожном трактире. Там есть кровать с дырявым балдахином, софа, стол, три стула и парочка дрянных гравюр на стенах. Завтрак и ужин дю Плесси приносят, а на обед он ходит в сопровождении охранника к господину де Безмо. Самого Ла Виолетта туда не пускают, он ждёт хозяина в «камере». Еще камердинер поведал, что один раз его господина куда-то уводили на несколько часов. Наверное, на допрос. Он вернулся сердитый и сказал, что вокруг все идиоты. — Переписка господину дю Плесси запрещена. Он несколько раз просил чернила и бумагу, но ему не дали. — Закончила пересказывать слова Ла Виолета Клеманс. Несомненно, Филипп находился в привилегированном положении. Анжелика могла не переживать за то, что он питается тюремной похлебкой и спит на холодном полу. Однако вопросов было все ещё больше, чем ответов. И главный из них: за что?