Auslander

Весна постепенно набирала обороты, и в конце мая они уже изнывали от жары. Ричард окончательно оправился, и они вместе возделывали землю, чтобы посадить что-нибудь съестное. Они оба не умели работать в огороде, но старались сделать хоть что-нибудь, ведь видимых причин уходить из деревни у них не было. До этого дня. Утро начиналось привычно рано. Они уже привыкли просыпаться с первыми лучами солнца и идти работать. Но сегодня их разбудило не ласковое солнце, а до ужаса знакомый шум техники. –Вставай, вставай, мать твою! Wake up! Дима кричал, поспешно собирая их вещи и скидывая в рюкзаки крупы и продукты, что можно было побыстрее забрать, одновременно пытаясь одеться. Ричард, очнувшись ото сна и поймав такую же панику, начал помогать собираться. Но было уже поздно, техника подъехала слишком близко, чтобы они могли сбежать из дома. – Что делать, господи? – Дмитрий схватился за волосы, судорожно соображая, где спрятаться, и он был готов расцеловать Рича, который вспомнил про погреб, что так укромно оказался спрятанным за печью. – Ruhe-ruhe, – зашептал немец, закрыв крышку и спускаясь уже на цыпочках к Диме, который трясся и держал руки у рта, лишь бы не закричать. Они на всякий случай забились поглубже в угол, в темноту. – Господи... – срываясь на слезы, зашептал юноша, а немец сгреб его в объятия, прикрывая рот рукой и шепча на ухо «ruhe, bitte, ruhe», умоляя его не издавать звуков. А когда над головой застучали сапоги, они одновременно задержали дыхание, выдавая свой страх лишь дрожащими пальцами и неконтролируемо капающими слезами. В доме звучала приглушенная немецкая речь, усталая, с частыми вздохами. Загремела посуда, а после застукали ящики. Солдаты искали съестное. По спинам обоих парней пробежал холодок: а что, если их найдут? – Nozsh, – Ричард произносит это на ухо Диме, шепча на грани слышимости, и тот, кивнув, освобождается из рук парня и осторожно лезет в рюкзак, который успел прихватить, чтобы достать их ножи. Крышка погреба тем временем открывается, и Рич слышит, как солдат зовет товарища, чтобы лезть туда вдвоем, а Дмитрий успел достать лишь один нож и вновь забился в угол к немцу, ожидая, что же с ними будет. В погреб спускаются два точно таких же парня, как и сами Рич с Димой, переговариваются о том, что хотят есть как собаки и отдохнуть, лениво рыская по полкам, большинство из которых были пустыми. – Wolfgang, komm zu mir, – успевает произнести один из них, увидев прячущуюся пару, но в следующее же мгновение Дима вонзает в его горло нож. Ричард понимает, что медлить нельзя, ведь буквально в следующую секунду может произойти выстрел, который не только ранит его друга, но еще и соберет в этом подвале толпу немцев, поэтому он, безоружный, выпрыгивает на второго, перехватывая ружье, и, повалив перепуганного солдата на землю, сжимает его горло так быстро, что он лишь успевает коротко вскрикнуть, слишком тихо и слабо, чтобы кого-то заволновать. Но ему приходится отпустить руки, и, пусть размер ружья не позволяет выстрелить в упор, зато он позволял ему отбиваться прикладом. Почему он не нажал на курок привлекая друзей шумом, остается загадкой. С испуга не додумался, видимо. Ричард старательно, с шепчущим рычанием, сжимает глотку немца, но один из ударов все-таки приходится ему в голову и мир вокруг гаснет. Дмитрий, видевший это, бросается сверху, сталкивая обмякшее тело Рича и перехватывая ружье барахтающегося немца, пытается его отобрать. Удар коленом в живот выбивает из его глаз град искр, но он не сдается, пиная в ответ и ударяясь лбом в лоб. Странно, но немец не кричит, лишь пыхтит, пытаясь побороть врага. Дима вырывает у него ружье, но оказывается опрокинут на спину. Все происходит слишком быстро, и он едва ли успевает мотнуть головой и выставить вперед руки, чтобы нож, который Фриц выхватил из шеи товарища, не вонзился в его горло, а лишь чиркнул кончиком по скуле, оставляя щиплющую рану. Обидную, но не смертельную. Они борются, каждый за свою жизнь. Дима пытается удержать немца, что навалился на него всем весом, еще и давит, а тот пытается заколоть врага, и натужно что-то шипит на своем языке. Дмитрий пинает противника, и, его удача, ему удается его оттолкнуть и выбить из руки нож. Он пропускает пару ударов по лицу, но точно ударяет немца прикладом, и тот отключается. Вспышка адреналина проходит не сразу. Юноша, дрожа и паникуя, собирает их вещи, и тащит наверх, в дом, почти не соображая, что делает. Из дома было два выхода, один с фасада, а другой в сад, и он выходит через сад, надеясь скрыться в поле с высокой травой. И ему удается, но что-то останавливает его от того, чтобы бросить чертова немца там в подвале. Он смотрит в сторону дома несколько секунд, а потом, матерясь, складывает рюкзаки и ползет обратно, понося парня, что был без сознания, на чем свет стоит. Когда Ричард открыл глаза, вокруг все дрожало, а в ушах звенело. Он слышал русские причитания Димы как из бочки, но его голос успокаивал. А еще они больше не были в подвале, а его, как оказалось, волокли. – Dima? Was? – Зашептал он, потирая голову. Его сразу перестали тащить, а измученный юноша рухнул рядом, пытаясь перевести дыхание. – Слава богу, ты очнулся... – тихо выдохнул Дмитрий, пытаясь собраться с силами и идти дальше, но пока что смог только посмотреть на немца. Лицо у него было в крови. Скула рассечена коротко и ровно, по всей видимости, ножом, разбитая губа уже опухала и заплывал правый глаз. Кажется, он не хило подрался с тем вторым парнем. И после драки еще и тащил его из дома? Ричард приподнял голову, увидел два увесистых рюкзака с припасами и почувствовал стыд за то, что Диме пришлось одному этим заниматься. Они лежали в поле в высокой траве, и поднимать голову, чтобы узнать, насколько они далеко, совсем не хотелось, ведь в любой момент может прилететь пуля от особо внимательного снайпера. Парни переглянулись, тихонько и устало вздыхая, и посмеялись одними глазами, в очередной раз избежав смерти. Дима не скажет ему, что хотел бросить там на произвол судьбы, а Рич никогда не скажет о том, что догадывается об этом. Он бы тоже думал о подобном, если бы оказался в такой ситуации. И тоже, скорее всего, он был почти уверен, вернулся бы за Димой. Не он ли, когда они только познакомились, с раненой ногой преследовал двух своих соотечественников лишь для того, чтобы снести им головы, когда они доберутся до русского паренька, который был к нему так добр?