***
В это самое время брат Тора решил свести с ума всю Вальгаллу и упорно шёл к своей цели. Локи вопил самозабвенно, подвывая и захлëбываясь слезами. Единственный способ угомонить монстрика — накормить молоком или кровью — перестал работать, когда троглодит всё-таки наелся. Теперь он отпихивал руками бутылочку и заходился в новом приступе плача, легко перекрикивая шум в Чертоге. Один только хмурый Ингвар под боком отбивал у них всё желание возмущаться. Сëмка же, привычный спать даже под грохот танков и стрельбы, сопел в две дырочки, укрывшись тем самым розовым покрывалом с кисточками. — Может, нам прогуляться с ним? — забавно, что Инги говорил шёпотом, будто боялся, что может разбудить Семёна своей болтовнëй. Он даже заботливо поправил сползшее одеяло. Ну что за лапочка. — И куда нам пойти? — устало спросила Никки, мечтавшая о тишине и возможности наконец вздремнуть. — Ещё немного, и нас бросятся бить. — Не бросятся, — фыркнул Ингвар, — ты знай, что он теперь и наш тоже. Раз ты ему, сестра, матерью приходишься, то все мы ему дядья да тётки. Так что не боись, если кого и станем бить, то только того, кто на вас руку поднял, — он положил тяжёлую ладонь Никки на плечо и улыбнулся всем своим суровым лицом. — Инги, — растроганно всхлипнула девушка, — как же мне с вами повезло. — Ну, будет тебе, — неловко пробормотал в ответ громила. Непривычно ему было такие вещи говорить, он больше по отрубанию голов и всему такому же гуманному. Ингвар аккуратно пощекотал мягкие детские щёчки, и его огромные ручищи показались ещё более мощными рядом с крохотным Локи. Неожиданно малыш перестал бузить и засмеялся. Ловко повозившись, он выпростал руки из пелëнки и ухватился за мозолистый узловатый палец. Вы когда-нибудь видели, как умиляется до слёз угрожающего вида бородатый дядька? Незабываемое зрелище. Локи тоже оценил картину, и на голове героя появилась снежная шапка, а мелкий хулиган залился весёлым смехом. Этому маленькому вредине точно только два дня отроду? Слишком уж ловко он проворачивает свои чудеса со льдом и снегом. — Госпожа Смирнофф! Госпожа Смирнофф! — раздался весёлый и не очень трезвый голос Бруни. — Буря-то улеглась! Можно бы и поехать теперь, до домика Вашего долетим, — стоит отметить, что вчера испуг Бруни быстро прошёл, стоило радушным эйнхериям налить ему чарочку-другую, так что его сейчас слегка покачивало из стороны в сторону. Лошадка пристроилась в углу около дверей и с довольным видом жевала сено, показывая, что ей и в Чертоге хорошо и на улицу она не собирается. Никки задумалась. С одной стороны, хотелось бы уже и домой добраться, толком помыться и отдохнуть, но с другой — в Вальгалле было так хорошо и спокойно. Чувство полной защищённости было поразительно умиротворяющим, и чудилась некая правильность в том, что она с сыном сейчас именно в Чертоге, а не в одиноком доме на отшибе. Тем более животине она еды положила с запасом, как чувствовала, и воды налила в корыто доверху. — Никки, ты бы осталась до завтра, — Ингвар будто прочитал её мысли. — Этой ночью — Йоль, негоже тебе шастать, да ещё с дитëм. Ты небось и обряда не знаешь. Оставайся, отпразднуем, а там уже поезжай куда знаешь. И полено йольское заберёшь заодно, хорошо с ним новое место обживать. И ещё, — воин понизил голос, — признаешь сына как положено, чтоб уж точно в твою семью ушёл, а то мало ли… передумают, — и он неопределённо взмахнул рукой в сторону Асгарда. А Никки внезапно прошиб холодный пот. Потому что Ингвар явно понял, ЧЕЙ Локи сын. Может, Инги и казался недалёким рубакой на первый взгляд, но сложить два и два он сумел, а ещё сумел понять, слава небесам, что болтать о своей догадке уж точно не надо. Видя, как лицо девушки побелело, он взволнованно наклонился к ней и успокаивающе прошептал: — Ты чего испугалась, дурëха? Нам дела нет, кто там его родил, а потом решил отдать, как кутëнка. Ты его мать, и этим всё сказано. А если кто решит с этим поспорить, то я заставлю его убедиться в глубине его… это… заблуждений, — и он выразительно сжал свой огромный кулак. Никки только облегчённо выдохнула и бледно улыбнулась. — Хорошо, дружище, мы тут задержимся, — согласилась она и повернулась к слуге, терпеливо ожидающему ответа. — Поезжай лучше домой, Бруни, справь праздник с семьёй, а меня заберёшь завтра с утра. Слуга задумчиво пожевал губу, а затем разулыбался: — Отчего бы и не забрать, госпожа. Так-то и правда лучше, что вы тут с ребëночком в компании. Стало быть, до завтра, госпожа Смирнофф. Счастливого Йоля Вам! — и едва ли не бегом кинулся к дверям, торопясь к своей суровой супружнице, которая уже наверняка достала верную скалку и готовилась к горячему приветствию загулявшего муженька. На улице только начинался рассвет, но многие герои уже были на ногах и занимались разными, не самыми привычными делами. После того, как Инги сказал про праздник, стало понятно, к чему вся эта возбуждëнная суета. Кто-то подметал полы и сыпал на них новую, пряно пахнущую солому, другие протирали столы, выгребали золу из очагов, начищали доспехи и сапоги, подвешивали на стенах ветви, в которых Никки не сразу признала омелу. Около купален устроили внушающие своими масштабами постирушки, а в самих купальнях старательно отмывались до скрипа те, кто успел проскочить первым. Мда, хорошо, что вода там неким образом всегда остаётся чистой, а то быстро бы превратилась в болото. Со стороны кухонь доносились грохот кастрюль и громогласные споры о том, как именно надо запекать мясо и месить тесто для лепëшек. Причём такие споры были, разумеется, не меньшей традицией, чем само праздничное угощение, потому что заняться готовкой и при этом не объяснить доходчиво помощникам, что они безруки и совершенно безнадëжны, — зря время потратить. В общем, Вальгалла напоминала жужжащий, шумный, переполненный и совершенно потрясающий улей. В воздухе витало ожидание чего-то несомненно важного и при этом радостного. И теперь Никки собиралась отвлечься от своих переживаний и окунуться в происходящее с головой. Да и Локи, кажется, заинтересовался суетой и будто разделял общее предвкушение веселья. Подтянулся зевающий Сёма, и друзья объяснили Никки, что и как следует делать. Йоль — время необычное, так что стоило подготовиться со всей тщательностью и предстать во всей красе, мало ли какой дух забредëт. Так что следовало выстирать одежду, вымыться самому, хорошенько расчесать волосы и оставить их распущенными. Мужчинам также следовало аккуратно подстричь бороду и усы, а отрезанные волосы надо было непременно сжечь. На этом моменте Сёма, у которого даже щетина не росла, недовольно скуксился. Также стоило привести в порядок своё имущество, прибрать дом, починить сломанное, зашить порванное или выкинуть то, что уже не спасти. К полуночи на столы выставлялись традиционные блюда: жареная свинина, лепёшки, мёд, пряное вино. В это же время в чисто выметенном очаге разводили новый огонь, а те угли, которые оставались в очаге к рассвету, хранили, считая мощной защитой от нечисти и не только, а ещё через год разводили с ними новый огонь. А те, кто переезжал, непременно брал уголëк с собой и разводил с ним огонь уже в новом доме. Никки станет первой за много столетий, кто унесёт уголëк из Вальгаллы. С вечера до утра в любом доме царило веселье, спать укладывали только самых маленьких или самых старых и больных. Люди пили, ели, рассказывали сказки и правдивые истории, разве что чуть приукрашенные. Удачей считалось, если в доме на Йоль остановится скальд. В Чертоге были свои скальды, певцы, стихоплëты и танцоры. Йоль был временем для мирного веселья, и никто не обнажал оружие. Говорили, что в эту ночь грань между мирами становится такой тонкой, что боевой клинок в умелых руках легко может её разрезать, и кто знает, что оттуда вылезет. Умные люди предпочитали не проверять. И, конечно же, подарки! Вещь, подаренная от всего сердца в эту волшебную ночь, не могла не приобрести особых качеств. — Пойдём спросим, чем помочь, — потянул Никки за рукав Сёма после того, как вдоволь наумилялся Локи, внимательно разглядывающему окружение с маминых рук. — В Йоль всем Брунгильда заправляет, только она может всех толково организовать. Сейчас получим задание, а там уже и в купальню проберëмся, — тут Сëмка вспомнил, что Никки не совсем парень, и смущëнно порозовел. — Точнее, мы с Инги проберëмся, а женщины всегда последними ходят и все входы завешивают, чтоб мужики не подглядывали. И они направились в главный зал. Это оказалось непростой задачей, потому что каждый встречный, даже занятый очень важным делом, считал своей обязанностью остановиться и чмокнуть или пощекотать Локи. Малыш наслаждался вниманием и радостно повизгивал, угукал и дëргал новых знакомых за носы и волосы. Герои Вальгаллы же расплывались лужицами умиления и моментально теряли свой неприступный вид. Брунгильда оказалась удивительно непривлекательной внешне. Она была очень высокой, крепко сбитой женщиной, раздающей приказы, как генерал на поле боя, с единственной лишь разницей, что её врагами были пыль, грязь и бардак. Воительница решительно командовала процессом, размахивая метëлочкой из перьев, а подчинённые носились как муравьи. Её широкое лицо немилосердно портили кустистые брови и плоский нос. Узкие сухие губы Брунгильда сурово поджимала, недовольная медлительностью своих «солдат». Правый глаз пересекал грубо залеченный шрам. Приглядевшись, Никки поняла, что глаз спасти не удалось и на его месте стояла чёрная стекляшка. Тем удивительней был контраст с ярко-зелëным настоящим глазом, который зорко следил за Чертогом. Полуседые волосы женщины были небрежно острижены до плеч и перехвачены на лбу ремешком. Её низкий, грудной голос разносился по залу как рев океана, неумолимо и внушительно. В общем, неудивительно, почему с ней не решались спорить. Закончив отчитывать парня, который, по её мнению, недостаточно усердно мëл пол, Брунгильда повернулась к подошедшим Семёну и Никки и одарила их тяжёлым взглядом. Никки, откровенно говоря, заробела, когда Брунгильда нависла над ними как утёс над равниной. Слишком уж она была… мощной. Ещё и Сёма, как назло, тоже молчал, и неловкая пауза затягивалась. Брунгильда вопросительно приподняла бровь, и её лицо приобрело ехидное и более доброжелательное выражение. Она насмешливо протянула: — Значит, злобных монстров грузовиков ты не боишься, Никки Смирнофф, а меня испугалась? Это не лучший комплимент в моей жизни, должна признать! — и громко расхохоталась, закинув голову. Неловкость растаяла, и Никки смущëнно улыбнулась. И что это на неё нашло, ведь она обычно за словом в карман не лезет, а тут язык проглотила? В своё оправдание она могла лишь сказать, что таких Женщин с большой буквы она ещё не видела. — Здравствуй, Брунгильда, я рада познакомиться с тобой, — Никки слегка поклонилась, а Локи тихо агукнул, будто присоединяясь. — Мы пришли узнать, чем можем помочь. Женщина расплылась в неожиданно тёплой улыбке и снисходительно махнула рукой: — Да что с тебя взять, с дитëм на руках, — она взяла большую корзину со стола и протянула Никки. — На вот, венки плети из омелы. Дело не сложное, но нужное. А ты, шустрый мой, — она ткнула пальцем в сторону Семёна, — иди-ка помоги новые лавки верстать в дальний зал. И ты с ним отправляйся, Никки, там потише будет, чем здесь, может, получится твоего непоседу уложить. Кстати, у меня тут для тебя кое-что есть, погодите немного, — и Брунгильда ушла куда-то, чтобы через несколько минут вернуться с ещё одной корзиной. В корзинке лежали одеялко и стопка чистых пелëнок. — Ох, спасибо большое, это так кстати! — искренне поблагодарила Никки. — Идите уже, у меня и так дел по горло, — наигранно проворчала Брунгильда и сощурила единственный глаз. — И да, Семён, увидишь своего ненаглядного дружка, этого лентяя Ингвара, — скажи, чтоб ко мне подошёл. В кои-то веки пригодится его дурная силушка. — Всё сделаю, — коротко ответил Сëмка и поспешно утащил Никки за собой, прихватив обе корзины. Ей показалось, или он и правда боится этой милой женщины?***
— Ваше Высочество, умоляю, позвольте мне вас одеть! Ваша матушка будет недовольна, если мы опоздаем к празднику! — в отчаянии воскликнула полноватая женщина средних лет, прижимая к пышной груди нарядный детский костюмчик, расшитый шёлком и золотой нитью. Из аккуратной причёски няни выбились пряди седоватых волос, да и весь вид у неё был несколько взмыленный. Как будто она долго бегала за кем-то и так и не смогла поймать. Хотя почему «как»? — Неть! — вот и всё, что ей ответил Тор. Мальчик с деловым видом подтянул повыше полотенце, в которое был закутан после купания, и уселся на пол. На ковре как раз лежали игрушки, которые ну никак нельзя было обойти вниманием. — Ну почему же вы так непослушны сегодня, Ваше Высочество? — устало вздохнула женщина, вытирая пот со лба кружевным платочком. — Подумать страшно, что скажет король, если вы так и заявитесь в Тронный зал в полотенце! — Папа, — тихо ответил Тор, — скажет, что я ему не нужен. Как и блатик, — и разревелся, накрывшись полотенцем с головой. Нянька только бестолково закудахтала рядом, пытаясь успокоить ребёнка и удивляясь про себя, как сильно тот хотел себе брата. Увы, её в своё время не посвятили в самую великую тайну королевской семьи.***
— Спи, моя радость, усни. В морге погасли огни… — Никки, а ты уверена, что это хорошая колыбельная? — шёпотом перебил Сёма, проводя верстаком по лавке. — На войне все средства хороши, — уверенно ответила Никки, покачивая Локи на руках, — и, как видишь, кажется, работает, — и правда, младенец, которого недавно перепеленали, накормили и расцеловали в пухлые щёчки, затих и сонно моргал. После долгого ночного концерта и нескольких сотворëнных сугробов силëнки всё-таки кончились, и Локи собирался отправиться в объятия Морфея, чтобы потом вернуться и зажечь по новой. Никки положила тихо засопевшего сына в корзинку и накрыла одеялком. Теперь можно было и заняться делами. Некоторое время в зале царила относительная тишина, потому что все сосредоточенно выполняли свои задания. К празднику надо было заново ошкурить старые лавки и сладить ещё несколько, покрыть их лаком. Каждый раз, когда была нужда воспользоваться молотком, работяги виновато поглядывали в сторону корзинки с Локи, но ни разговоры вполголоса, ни стук молотков не могли разбудить кроху, который заснул накрепко. Девушка только успокаивающе улыбалась и махала рукой, чтобы не беспокоились. Плести венки — задача не трудная, так что Никки могла немного подумать, пока руки делали всё сами. Её крайне удивила одна вещь — за неполные сутки Локи изменился. Он и так был слишком деловым для ребёнка одного дня отроду: спокойно перенёс поездку до Вальгаллы и бурю, внимательно осматривался вокруг и будто что-то понимал, кажется, узнавал Никки, Ингвара и Семёна, махал ручками и хватался за всё, до чего мог дотянуться. Что уж говорить про его чудеса со снегом. Но это ещё не всё. Когда девушка купала Локи, она обратила внимание, насколько он был маленьким и худеньким, бледненьким в своём «человеческом» обличии. А теперь в корзинке лежал абсолютно здоровый младенец, с круглыми щëчками и весь такой очаровательный и пухленький. По скромному мнению Никки, это можно было только списать на природу Локи. В нём текла кровь асов и йотунов, а значит, он и не должен был развиваться как знакомые девушке дети. Обычные человеческие мальчики и девочки. Эйнхерия попыталась представить себе Йотунхейм, как его описывала Фрейя, и картинка получилась не очень вдохновляющей. В таких условиях жизни у йотунов не было возможности долго возиться с детьми, потому что каждая минута — борьба за выживание в этом бесплодном ледяном краю. Маленькие йотуны должны были расти быстрее, как можно скорее становиться хоть немного самостоятельными. Это обьясняет и те изменения, что произошли с Локи, — в Йотунхейме надо было брать от жизни всё, и если уж удавалось досыта наесться, то организм моментально всё усваивал и откладывал на чёрный день. А кровь… что тут скажешь, наверняка мамаши-йотунши кормили своих детишек кровью, раз уж Локи так её требовал. Если подумать, в каждой земной религии этой субстанции приписывали особое могущество — начиная от языческих верований, заканчивая христианством (чем там на службах всех угощают, уж не «кровью господней» ли). А в многочисленных произведениях в жанре фэнтези каждый приличный некромант стремится сцедить у девственницы пинту-другую чудодейственной кровушки для своих зловещих ритуалов. Никки подозрительно покосилась в сторону корзинки. Пускающий пузыри во сне детёныш на некроманта никак не тянул. Больше на сладкую булочку, которую так и хотелось потискать. Никки закрепила последний венок и довольно осмотрела результат. Оставшиеся кожаные шнурки и верëвочки она припрятала в карман, потому что уже придумала, какие подарки смастерить друзьям. Бусины у Никки были, потому что на руках ещё с Мидгарда болтались несколько браслетов. Любимые побрякушки прошли огонь, воду и медные трубы, но для Семёна и Инги не жалко. Осталось только найти укромное место, где она сможет сплести вещички незаметно, чтобы не портить сюрприз. А пока что девушка встала и потянулась, разминая затëкшую спину. Семён всё ещё был занят, поэтому она сбегала на кухню за перекусом. Там стоял дым коромыслом, но еды навалили от души, ещё и отпускать не хотели. Когда Никки вернулась с блюдом, на ходу уминая вкуснейшую горячую лепëшку, там её уже поджидала Брунгильда, которая придирчиво осмотрела венки и приняла работу. Они втроём с Брунгильдой и Семёном утолили голод, и Никки отвели в крохотную, зато отдельную, комнатушку с кроватью и велели поспать, пообещав разбудить, когда все женщины пойдут в купальни. Невероятным усилием воли девушка разлепила глаза и заставила себя приготовить подарки. Ингвару она сплела прочный шнурок для волос с яркими красными бусинами на концах. На огненной шевелюре её вечно лохматого друга будет смотреться симпатично и довольно мужественно. А Семёну — широкий браслет из множества тонких кожаных ремешков, напоминающий сложную косу, щедро украшенную совершенно разными бусинами. Получилось немного по-сорочьи, как говорила бабушка, но Никки вспомнила, как её первый друг в этом мире берëг то дурацкое розовое покрывало с золотыми кисточками, которые любой бы давно отрезал к чертям. Но Сëмка — другое дело, откуда у сироты могут взяться красивые и немного бесполезные вещи, которые просто для души. Свои собственные безделушки. Поэтому Никки решила не жадничать. Удовлетворившись результатом, она легла на подушку и моментально уснула, подтянув поближе корзину с сыном. Кажется, ей снились маленький городок среди кукурузных полей, единственная кондитерская, на пороге которой стоял рослый пожилой мужчина с роскошными усами и курил трубку с вишнëвым табаком, маленькая женщина с расписанным морщинами лицом за прилавком и шаловливый кот Вениамин, которого они однажды подобрали на улице. Бабушка и дедушка улыбались, одобрительно кивали и говорили: «Локи… Хорошее имя, только Лёша было бы ещё лучше». Бабушка захихикала, прикрыв рот рукой, как стеснительная девочка, и добавила: «Михайлович, в честь деда. Алексей Михайлович, сказка, а не имя! Царское!». Никки всем своим существом бросилась к ним, чтобы обнять, поцеловать, рассказать, что с ней всё хорошо, что она очень по ним тоскует, но самые родные люди только помахали и прошептали: «Мы любим тебя. Ещё увидимся, милая, не плачь». Сон растаял как дым, а Никки проснулась с мокрым от слёз лицом. Локи тихонько возился в корзине, перебирая пальчиками и негромко агукая. Огромные синие глаза удивлённо рассматривали заплаканное лицо мамы, а потом малыш скуксился и захныкал, видя, что она чем-то расстроена. — Ох, маленький мой, — прошептала Никки, поспешно вытирая слёзы и беря сына на руки, — не плачь, милый, всё же хорошо, — она уткнулась носом в покрытую чёрным мягким пушком головку. — Кажется, бабушке и дедушке ты понравился. Они придумали тебе настоящее имя, сыночек. Вот сегодня вечером тебя и нареку, чтобы всяким асам и прочим редискам неповадно на тебя было зариться. Я клянусь, что в обиду тебя никому не дам, — на мгновение воздух будто сгустился и потеплел, что-то едва слышно зазвенело, а потом странное ощущение пропало. А Никки вспомнила предупреждение Семёна о том, что слова в этом мире могут иметь особую силу, тем более клятвы. Кажется, теперь она не сможет нарушить своё обещание, даже если захочет. Но этому не бывать, так что бог с ним. Вскоре в комнатушку протиснулась Брунгильда и позвала её мыться. К тому моменту Локи успел намочить пелëнки, и его решили искупать тоже. Весёлая гомонящая женская компания скрылась в купальнях и устроила настоящий салон красоты, только в местных реалиях. Локи же блаженствовал в маленькой ванночке, где ему помогали купаться мама или Брунгильда по очереди. Пушистая пена привела малютку в искренний восторг. Женщины помогали друг другу промыть волосы, у большинства очень длинные, натереть спину жёсткими мочалками или намазаться приятно пахнущими маслами и кремами. И всё это сопровождалось беспрерывным совершенно обычным бабским трëпом, которому не смогли помешать ни разница культур и эпох, ни тяжёлое воинское прошлое. Весёлый девичник помог Никки отвлечься от хандры и тоски по родным, охватившей после сна, и из купальни она вышла не только со скрипящей от чистоты кожей, но и с искренней улыбкой. От общественных щедрот ей выделили чистое симпатичное платье из тонкой шерсти и нижнюю рубашку, объяснив, что Йоль в штанах встречать немного не комильфо. Брунгильда одобрительно улыбнулась и сказала, что голубой ей весьма к лицу и тонкий поясок хорошо подчёркивает фигуру. Также она сообщила, что прилично одетая и причëсанная Никки не была похожа на полоумную швабру. Добрая женщина, ничего не скажешь. Семён и Ингвар встретили её удивлëнными и восхищëнными взглядами. Никки показалось, что они её сначала не узнали и пытались понять, что за девица держит на руках Локи. Потом дошло, как и окончательное осознание того, что она всё-таки не совсем парень. Её привычные мешковатые джинсы и небрежный пучок на макушке немного мешали раньше. Вот уж действительно стиль «бешеная швабра». А теперь преград не было, и с этого момента поведение друзей немного изменилось. Они стали более обходительными и заботливыми, ненавязчиво, но заметно. Никки только вздохнула, что тут поделаешь — воспитание. Им с детства вбивали в голову, что женщина — создание, которое нужно защищать, и этого отношения не изменить. Единственным исключением были, пожалуй, только эйнхерии-женщины, которые сами о ком хочешь позаботятся, догонят и позаботятся ещё раз. Но Никки, понятное дело, выбивалась из их стройных, внушающих трепет рядов. Подошло время праздника, герои с песнями и смехом запалили новый огонь, расселись за столы и отдали должное кулинарным изыскам товарищей. Локи, тоже откушавший из бутылочки и маминого пальца, довольно повизгивал и всеми силами участвовал в веселье — с потолка иногда начинали падать пушистые снежинки, эль в кубках застывал и аккуратным кубиком льда вываливался прямо на удивлëнные лица страждущих, еду в тарелках украшали миниатюрные сугробы. Хорошо, что хозяева Вальгаллы не были обделены хорошим чувством юмора. Когда Брунгильда поднялась со своего места и стукнула кулачищем по столу, некоторые уже начинали понемногу хмелеть. Все обратили внимание на воительницу, и она пророкотала: — Все мы собрались здесь не только ради Йоля, но и ради другого важного события. Наша сестра собирается усыновить ребёнка, и на это требуется наша поддержка и одобрение. Выйди же вперёд, Никки, мы поможем тебе провести обряд. Никки взволнованно вздохнула и подошла к стулу, расположенному спинкой к очагу и лицом к столам. Порядок ей объяснили заранее, и не было в нём ничего сложного, но волнение всё равно присутствовало. Около стула уже стояли Ингвар и Семён, и было это не просто так. Обычно это место занимал будущий приёмный отец, но в случае его отсутствия там вставали те, кто станет ребёнку духовными наставникаими и помощниками. Их ребёнок будет называть дядями, но обязанности их будут как у крëстных отцов в христианской вере. Никки отдала Локи Семёну, опустилась на стул и немного задрала подол платья. Семён пронёс малыша между её ног, что символизировало его второе рождение, и Никки подхватила сына. Ингвар умело нанёс маленькую ранку ей на палец правой руки, и она поставила точку на лобике ребёнка, который сосредоточенно сопел, но не плакал — хорошая примета. — Я, Никки Смирнофф, принимаю тебя в свою семью. Отныне и навеки ты мой сын, кровь от крови, душа от души, любовь от любви. Клянусь перед ликом небес и людей заботиться о тебе. Нарекаю тебя Алексей Михайлович Смирнофф. Да будет так. — Свидетельствуем, — грянуло под сводами Вальгаллы, и Никки почувствовала, как что-то встало на своё место. После незамысловатых действий пропало неясное, тянущее душу беспокойство. В это же время в Тронном зале Асгарда Фригг вздрогнула, схватившись за сердце. Она ощутила, как откололся кусочек от её души.