***
День выдался необычайно жаркий для осени, и если на природе было ещё сносно, то внутри городских стен стояло пыльное пекло. Народ толпился на главной площади и зло гудел, как растревоженный неосторожным дурнем улей. Кто-то хмуро смотрел на помост, сколоченный перед воротами Дома Асов, кто-то выкрикивал проклятья, а некоторые, оказавшиеся наиболее толстокожими, с ленивым любопытством ждали продолжения и лузгали семечки, продаваемые шустрыми лотошниками. Судилище. На помосте в окружении стражников стоял худой мужчина, на скуластом лице которого застыло выражение, какое бывает у озлобленного и загнанного в угол зверя. Он неловко покачивался, стараясь не опускаться на левую ногу, очевидно, недавно раненую. Человек не казался страшным, если не знать о его деяниях, но весь Асгард знал. Убийца, насильник, вор — редкостный мерзавец, каких давно не бывало в этом обычно безопасном и благополучном мире, и при этом достаточно умный и изворотливый, чтобы долго скрываться даже от пристального взгляда Хеймдалля. Но вот и его вольница подошла к концу, чему все были несказанно рады. На балконе замка, находящемся прямо над главными воротами, расположились правители Асгарда. По закону каждый Ас имел право вынести приговор, если оказывался вовлечён в процесс по собственной воле или по просьбе людей. Если же аса поблизости не было, то народ шёл к назначенному волей Одина мировому судье в ближайший город просить совета и помощи. При таковом служителе закона во время суда находились два советника, избранные из почётных граждан города. Сегодня же собрание судей было исключительно многочисленным. На балконе находились сам Всеотец, королева Фригг, грозный Тюр, откровенно скучающий, прелестная Фрейя и её брат, могущественный Фрейр, а также Хеймдалль, стоящий чуть в стороне от родичей и мрачно опирающийся на привычный двуручник. Ходила молва, что Всевидящий самолично выследил преступника и доставил в Асгард на честный суд. Народ ждал вердикта, но асы пока молчали. — Где Тор? — негромко спросил Один, недовольный отсутствием наследника. — Ему следует быть здесь. Он достаточно взрослый, чтобы усвоить и этот урок. — Не слишком ли ты суров, Один? — спросила Фрейя, обмахиваясь роскошным веером, украшенным перьями льдистой цапли. — Ему всего восемь, мой дорогой брат, не стоит торопить события. Может, он и наследник, но также и ребёнок. Повремени с наставлениями. Один недовольно нахмурился, но через пару минут молчания признал: — Может, ты и права, Фрейя. Он действительно ещё очень юн, а я действительно стар, если забыл, что в этом возрасте не до закона со справедливостью. Хотя не следует осуждать меня, ведь мы пришли из Дня и Ночи уже достаточно взрослыми и не знаем, как это — быть ребёнком, — Один нежно сжал изящную ладонь супруги, погладив большим пальцем полупрозрачную нежную кожу, чем вызвал у асини тёплую улыбку, полную любви, — что было несомненным преимуществом и позволило мне сразу начать ухаживания за самой прекрасной женщиной в восьми мирах. За пять лет, прошедших после плена, Фригг почти полностью восстановилась душевно и больше не пряталась за стеной отчуждения и озлобленности, но родичи всё равно берегли её от малейших неприятностей и волнений. — Можно подумать, это мешало тебе делать глупости одну за другой первые лет четыреста, дорогой, — подколола его Фригг. — Но в одном ты прав, наш сын опять где-то пропадает, а мы даже не знаем где. Всё-таки не следует ему гулять в одиночку, — она чуть встревоженно посмотрела на супруга, молча прося вмешаться. — Хм, — Один, вообще считавший, что такого егозу, как их сынок, надо загонять на тренировки и не выпускать оттуда, пока он не выплеснет всю разрушительную энергию, согласно кивнул и повернулся к Хеймдаллю. Ас напряжённо следил за толпой и преступником, не обращая внимания на разговор, — Хеймдалль, брат мой, где сейчас Тор? — громко спросил Всеотец, отрывая родича от занятия. Всевидящий без лишних вопросов перевёл взгляд с площади на горизонт. Его глаза, и без того пугающе яркие, засветились золотом и теперь были готовы соперничать с яркими солнечными лучами, водопадом льющимися с неба. На пару мгновений он замер, сливаясь с миром, а семья его послушно замерла, ожидая ответа. Но никто из них не ожидал, что их всегда невозмутимый брат зло зарычит и бегом покинет балкон, бросив на ходу приказ продолжать без него. — Что? — испуганно воскликнула Фригг, подскакивая со своего трона. — Что-то случилось с Тором?! Один, встревоженный на деле не меньше супруги, поспешил её успокоить: — Не думаю, моя волчица. Случись что с нашим сыном, Хеймдалль непременно рассказал бы нам и попросил подмоги. Возможно, что-то потребовало его срочного внимания и поэтому он нас так стремительно покинул. Тебе нечего бояться, — он аккуратно усадил Фригг обратно, — тем более мы сразу всё выясним, когда закончим здесь. Давайте поторопимся. И асы занялись преступником к радости заскучавшей и взопревшей из-за жары толпы. В это время Хеймдалль бежал к Саду, в котором устроились на послеполуденный отдых Браги и Хеймод. Последний-то ему и был нужен. «Как я мог не заметить?! — отчаянно ругал он себя. — Как мог я допустить, чтобы такая шваль расплодилась в лесу около самой столицы!» Появление подобных мыслей было вполне предсказуемо после того, как он увидел происходящее на одной из лесных тропинок, но Страж поспешил усмирить ярость, разумно полагая, что эмоции лишь помешают. Он старательно отгонял образ испуганных голубых глаз, обычно лучившихся задором и теплотой, способной согреть самое холодное сердце, и белых от страха племянников. Хеймдалль нашёл быстроногого Вестника под одной из яблонь в компании Скальда, где они развлекались игрой в шахматы. Шутники удивлённо уставились на бегущего к ним аса, но стоило ему в двух словах объяснить, что происходит, как они мгновенно стряхнули привычную дурашливость и превратились в верных соратников и умелых воинов. Хеймод, поправив на поясе полуторный меч, подпрыгнул, призывая на помощь ветер, который сразу же подхватил троих мужчин и понёс их на север, в сторону тёмной полоски леса. Не прошло и десяти минут, как они мягко приземлились на утоптанную тропинку, так никем и не замеченные.***
Как только Никки убедилась, что Бруто и Тор способны держаться на ногах, они побежали по тропинке, петляющей среди деревьев и уводящей их всё дальше от злополучного места. Минут через двадцать, сделав несколько остановок, чтобы напиться из фляги, трое людей и одна собака выскочили на поле, за которым возвышался большой добротный дом. Никки поняла, что дорожка вывела их прямо к ферме, на которой жила семья Эрика. Заметив кого-то, приближающегося со стороны леса, высокая светловолосая женщина, работавшая в огороде, приложила ладонь ко лбу козырьком и сощурилась, пытаясь рассмотреть получше. Когда же она узнала соседей, то отложила тяпку и пошла навстречу, радостно улыбаясь. Правда, улыбка померкла, когда женщина поняла по их лицам, что что-то случилось. — Никки? — взволнованно позвала она. — Свенна, — с облегчением выдохнула девушка и почувствовала, как отступает холодная собранность, уступая место запоздавшему страху и жуткой усталости. Её немного качнуло, но давняя знакомая ловко поддержала девушку и повела в дом. Хотела и Локи забрать к себе на руки, но попытка провалилась, когда мальчик вцепился в плечи матери мёртвой хваткой и тихо захныкал. Через несколько минут трое гостей сидели за столом, окружённые многочисленной семьёй, а бок героически спасшего всех Бруто ощупывали чуткие пальцы матриарха — старой, абсолютно седой Альмы, величественно восседавшей на кресле как на троне. Узнав, что в лесу теперь стало неспокойно, Эрик и его младший брат Рейн нахмурились, а женщины испуганно заохали. — А ну помолчите, заквохтали, — сурово прикрикнула Альма, стукнув о пол тростью, но потом смягчилась и обратилась к Никки. — Как же ты с ними справилась, девочка? А Никки немного истерично хихикнула, не в силах больше сдерживаться: — Самое сильное оружие — это любовь, да? — и в подробностях описала необычное действие посоха. История «сражения», самую малость приукрашенная, вызвала среди слушателей приступ неудержимого хохота, и даже Тор разулыбался, а Локи перестал трястись и расслабился в объятиях родных рук, чего Никки, собственно, и добивалась. Не забыла она и расписать смелость наследника, которого представила Вольфторном из Асгарда, и тут мальчишка душно покраснел, принимая похвалу от мужчин семейства, заявивших, что из такого храбреца непременно вырастет настоящий воин, и объятия женской половины. Никки же заметила, что Локи как-то совсем затих и сжался. В общем шуме, поднявшемся из-за чествований Тора и грохота тарелок — хозяева собирались закормить пострадавших гостей до икоты — она погладила чёрные кудряшки и аккуратно вытащила из них пару листиков и веточек, запутавшихся там, пока мальчики прятались в кустах. — Что с тобой, солнышко? — тихо позвала она, склонившись к самому уху сына. — Всё уже позади, мой хороший, бояться нечего, — Локи только крепко обнял Никки и ткнулся холодным носом в шею, как делал всегда, когда боялся или был расстроен. Девушка взволнованно нахмурилась. — Лёшенька, — позвала она его тайным сокровенным именем, что было лишь для них двоих, — сынок, что такое? Посмотри на меня. Ребёнок разжал хватку и поднял на неё заплаканные льдисто-голубые глаза, в которых плескались такое отчаяние и удушливый стыд, что Никки даже вздрогнула от неожиданности. — Ма, — тихо прошептал Локи, отчаянно борясь с подступающими снова слезами, но потом сбился и замолчал, отчаянно замотав головой. — Маленький мой, — не на шутку взволновалась Никки, не зная, что и думать. Мысль, что разбойники могли ранить её сына, а она и не заметила, удовлетворившись поверхностным осмотром, пронеслась в голове с отчётливым оттенком паники, — Локи, у тебя что-то болит? Они тебя ударили, да? Скажи, где больно? Мальчик набрал воздух и с горечью произнёс то, чего Никки никак не ожидала услышать: — Я трус, да? Ты меня больше не будешь любить, если я трус? — и так жалобно всхлипнул, что у девушки болезненно сжалось сердце. — Ну что ты, мой маленький, конечно, я тебя не разлюблю. Никогда! Слышишь? Ты мой самый любимый мальчик, моя кровь, моё сердце. Каким бы ты ни был, я никогда не перестану любить тебя! И ты не трус, понятно? Ты мой маленький смелый воин, мой защитник. Просто ты ещё очень юн и неопытен, ты всему ещё успеешь научиться, а до той поры разреши мне защищать тебя, договорились? И запомни, что нет ничего дурного в том, чтобы принять помощь от тех, кому доверяешь. — Но Тор… — Тора учат сражаться и не теряться в опасных ситуациях, лисёнок, у него было преимущество, понимаешь? — Угу, — ответил Локи, успокаиваясь и снова прижимаясь к маме, греясь в привычном тепле, — но я тоже так хочу! И в следующий раз я сам всех защитю! — Хорошо, — засмеялась Никки, целуя сына в лоб, — но помни, ты сам напросился, так что пощады не жди! — Вот ещё, — надулся мальчик, и стало понятно, что теперь с ним всё точно в порядке. Сбоку к ним прижался Тор, сияющий от гордости и удовольствия, и Локи поприветствовал его уничижительным фырком, явно давая знать, какого он мнения о всяких бахвалах. Тор привычно пропустил мимо ушей безмолвные комментарии друга и впился зубами в куриную ножку. Оказывается, от подвигов разыгрывается жуткий аппетит.***
Опустившись на тропинку, асы моментально оценили обстановку и обнажили оружие. Разбойники, слишком поздно заметившие появление карающего отряда, попытались было бежать, но их быстро сбили с ног и стащили в круг. — Э, эта, — пришёл в себя атаман и предпринял попытку увернуться от длани правосудия, тем более он так и не понял, что перед ними не простые стражники, — господа, что же вы, мы простые путники, никому зла не чинили, а вы на нас бросились, — тут из его рта вырвалось подобострастное нервное хихиканье, — может, договоримся? — предложил главарь и протянул руку смотрящему на него в упор Хеймдаллю. Всевидящий задумчиво посмотрел на протянутую руку, вспомнил, как эта самая конечность касалась… и принял рукопожатие. — Во-от, — довольно протянул главарь, — я ж говорю, чтоб нам и не разойтись миром-то. Хеймдалль улыбнулся. И сжал пальцы. По поляне разнеслись звук ломающихся костей и болезненный крик. Всё же асы намного сильнее людей.***
Через сорок минут шум за столом стих, так как совет, совмещённый с ужином, подошёл к концу. Эрик выступил за то, что надо собрать по окрестным деревням мужиков и пойти бить разбойников самостоятельно, женщины спорили, а Альма положила пререканиям конец, заявив, что «нечего заниматься глупостями и коли охота геройствовать, то пусть воюет с воронами на поле, и то больше пользы будет». Её решение было принято беспрекословно. В итоге старший сын Альмы должен был отправиться на поклон к асам, захватив заодно Тора, которого одного отпускать все опасались, и забрав от дома Никки Карамельку. Мужчина огладил усы, пожал плечами и пошёл запрягать лошадь в телегу. Остальные мужчины оставались дома, не убирая далеко оружие, на всякий случай. Тор, уже совершенно забывший о пережитом страхе, крепко обнял Никки и Локи, так и сидевшего у мамы на коленях, и радостно поскакал за Эриком во двор. Напоследок мальчишка тихо пообещал, что никому не станет рассказывать о приключении, хоть и очень хочется. Но ведь тогда придётся рассказать и о друге с «тётей Никки», а это уже секрет. Никки чмокнула принца в щёку, удивляясь, насколько мальчик, при всей своей непоседливости, сообразителен, и пожелала ему хорошей дороги. Локи ткнул друга в плечо и попытался вывернуться из объятий, но быстро сдался и страдальчески вздохнул. — Так, — Альма моментально прервала попытку Никки тоже уйти домой, — сегодня вы останетесь ночевать у нас, нечего одним сидеть, пока всякая погань по лесам шатается! Свенна вам постелит у очага. Сил спорить у Никки не было, да и бродил в душе ещё не позабытый страх, так что она только устало кивнула и молча подчинилась. Все уже начали готовиться ко сну, когда в дверь, запертую на засов, громко постучали. — Эрик ещё не должен был вернуться, он сейчас только подъезжает к городу! — взволнованно воскликнула Свенна. — Кто это тогда? Альма кивнула младшему сыну и выпрямилась в кресле, готовая принять любой исход. Рейн подпрыгнул и, повиснув на балке, заглянул в маленькое окошко над дверью. Он изменился в лице и повернулся к семье, удивлённо сказав только одно слово: — Асы! — Открывай, — приказала Альма и тяжело встала на ноги, — негоже заставлять повелителей ждать. И правда, на пороге стояли трое асов. Хеймдалль, Хеймод и Браги, как их сразу опознали все присутствующие, вошли в дом и склонили головы в знак уважения перед старейшиной семьи. Альма взяла слово: «Будьте нашими гостями, да защитит наш кров вас от дождя, стены от холода, пусть согреет вас наш очаг и насытит наш хлеб. Что привело в наш дом Великих?» Браги, сияющий широкой улыбкой, выступил вперёд и, как и положено Богу скальдов, начал неспешный увлекательный рассказ, из которого стало ясно, что они расправились с заразой, поразившей леса, и теперь добрым людям нечего бояться, а разбойников уже доставили в Асгард на честный суд, состоявшийся тут же. Услышав это, все облегчённо заулыбались, а на столе появились высокие запотевшие кувшины, очевидно не с яблочным соком, и стало ясно, что спать теперь никто не собирается. Разве что совсем маленьких детей уложили в постели, а затем все собрались за тем же столом, из-за которого недавно встали. Хотя ни Никки, ни Локи, измученные событиями бесконечного дня, не были этому особо рады, просить дозволения присоединиться к детям не решились. Никки не хотела привлекать излишнего внимания, в том числе со стороны незнакомых асов, которые могут вовсе не узнать племянника, если сесть в угол и помалкивать. Может, Фрейя и Хеймдалль и спокойно относились к малышу, но на свете были Фригг и Один, его искренне ненавидящие, и кто знает, на чью сторону встанут эти двое. — Мам, я домой хочу, — тихо прошептал Локи, сворачиваясь в клубочек, — и спать. И тут шумно. И дядя Хеймдалль нас не узнал! — в последней фразе сквозила откровенная обида. Что правда, то правда, Всевидящий никак не показал, что они знакомы, но Никки была этому даже рада. Своим притворством ас дал им возможность остаться в тени и не нарываться на неприятности. Поэтому она только хмыкнула и прижала мальчика к себе, обещая, что совсем скоро они смогут пойти отдыхать, а пока что Локи может подремать прямо за столом. Мальчик послушно закрыл глаза и вскоре тихонько засопел. Никки тоже привалилась к стене, около которой они сидели, и стала ждать окончания застолья. Пару раз она ощущала на себе взгляд Хеймдалля, который ощущался как касание тёплого солнечного луча, но никак не реагировала. — Славный у тебя эль, Альма! — воскликнул Браги, утирая пену с губ. — Да вот только не пойму, отчего ты даёшь нам от души напиться, а вот того, кто принёс дурную весть, прячешь? Мы повстречали твоего сына Эрика у Дома Асов, когда доставили туда бандитов, так значит, кто-то должен был ему о них рассказать. По его словам, вестник остался в этом доме. «Твою налево», — устало подумала Никки, буквально слыша, как рушатся её надежды не раскрывать себя и Локи. — Должно быть, это славный муж, раз так легко раскидал семерых! — продолжал Браги, которого немного разморило от эля и тепла, да ещё и после победы в сражении, пускай и небольшом. — Думается мне, я сложу о нём недурную песнь! За столом раздались взрыв смеха и возгласы «Хотели бы мы послушать балладу о нашей Никки и её страшном посохе!» и «Про пса не забудьте! Это он всех спас!». Брови Браги удивлённо поползли вверх, а Хеймод требовательно посмотрел на Альму, ожидая пояснения. Та не заставила себя долго ждать: — Воин-то, может, и славный, да только никакой это не муж, почтенный скальд. На разбойников наткнулась Никки, наша дорогая соседка, и только удача и зубы её верного Бруто помогли ей и её сыну избежать неприятностей. Да где же она? Никки, покажись! — последняя фраза звучала скорее как приказ, чем как просьба, но девушка была так измотана, что не стала проявлять норов и послушно поднялась. Локи тут же проснулся и вцепился пальцами в подол платья, но сразу же успокоился, стоило эйнхерии погладить его по голове. Свенна, сидевшая рядом, ловко вмешалась и забрала мальчика к себе на руки, участливо подмигнула, показывая, что уж пять минут они без неё продержатся. Никки оставалось только благодарно сжать её плечо и перелезть через лавку. Посох остался сиротливо стоять в углу. Идя по направлению к асам, сидевшим на самом почётном месте, во главе стола рядом с Альмой, девушка с удивлением поняла, что колени у неё дрожат, а по всему телу бродит ужасная усталость вперемешку с не до конца выдохшейся нервной дрожью. Это приключение далось ей много сложнее, чем показалось поначалу, когда она погрузилась в эмоциональное отупение от осознания, что на этот раз пронесло и теперь они в безопасности. Альма была права, сказав, что только удача помогла им выпутаться из этого переплëта, но что было бы, повернись эта капризная дама к ним сегодня спиной? Никки вспомнила бледного до синевы Локи и напуганного Тора, руки, сжимающие их тоненькие шейки, огромные дубины, одного удара которыми хватит, чтобы смять и уничтожить. Потом в памяти всплыли поросячьи глазки главаря и легко читающаяся в них похоть, направленная на неё, ощущение его липкой горячей ладони на теле. От одного воспоминания её затошнило, и Никки поспешно отогнала мысли прочь. Яснее некуда — надо отпустить этот случай и жить дальше, но девушка понимала, что это слишком похоже на самообман. Вряд ли она когда-нибудь сможет забыть ощущение абсолютной, всепоглощающей беспомощности и осознания, что оставался один-единственный крошечный шаг до трагедии. Их замечательная сказка, их волшебный Асгард рухнул, оказавшись на деле миром, в котором тоже живут люди. А среди людей, увы, встречаются такие уроды, что черти в аду от страха затрепещут. «Ну и к чёрту тогда!» — подвела черту под горькими размышлениями Никки и гордо выпрямилась за секунду до того, как пересечь порог тени и света. Может, она ещё не один год будет просыпаться от кошмаров, но асам об этом знать совершенно не обязательно. По её лицу они ни за что не прочитают, как ей тяжело. Да и царапала на задворках сознания мыслишка, что эти самые асы гарантировали Локи и его воспитателю безопасность, пяткой в грудь били, что ничего опаснее муравьёв в окрестностях не водится, а затем поселили их на отшибе, откуда пешком до людей чуть ли не час, а до леса пять минут. Как же так? К другому концу стола она подошла совершенно невозмутимой и прямой, как на приёме у королевы, что не было такой уж неправдой. Непростой коктейль эмоций был спрятан глубоко внутри и закрыт под замок. Безусловно, потом он вырвется из плена и накроет в десять раз сильнее, но сейчас это не важно. Ничего не важно, кроме выражения, возникшего на лицах Хеймода и Браги, когда они услышали её имя и упоминание о её сыне. Не оставалось никаких сомнений, что они поняли, кто перед ними, но прочитать их реакцию Никки так и не смогла — у этих двоих было несколько сотен лет форы в подобных играх. За такое время дурашливость и открытость не могли не превратиться в простую маску, не дающую пробраться глубже поверхности. Девушка перевела взгляд на Хеймдалля, и в его золотых глазах ей почудилось обещание, но вот чего? Вряд ли он станет защищать её и Локи, если для этого придётся столкнуться с его собственной семьёй, в конце концов, Всевидящего с ними не связывает ничего кроме нескольких неловких разговоров и той, ещё более неловкой, истерики, случившейся с девушкой после происшествия с озером. Что бы сама Никки ни чувствовала по отношению к этому мужчине, всё это останется лишь пустыми мыслями, ведь меж ними такая пропасть, что через неё ни перейти, ни перепрыгнуть. Так что не стоит рассчитывать на его заступничество. Никки остановилась и кивнула головой в знак приветствия и посмотрела Браги, а затем Хеймоду прямо в глаза. Отвешивать поясные поклоны она не собиралась, учитывая, что эйнхерии не являются подданными Асгарда и имеют право говорить с асами на равных. Возникшее сомнение, а не слишком ли дерзко она себя ведёт, пропало так же быстро, как появилось. В конце концов, она — мать, и она чувствует от этих мужчин угрозу, направленную на её ребёнка, и от этого желание любезничать как отрезало. Те же молчали, задумчиво рассматривая девушку, с которой никогда не думали встретиться. Определённо, решали, как себя вести. Оба помнили, как выступали на совете за то, чтобы Локи оставили жизнь, но от этого не забыли ни мучений, выпавших на долю их любимой сестры, ни долгих лет, потраченных на восстановление её душевного покоя. И это не вызывало у них тёплых чувств по отношению к ребёнку. С другой стороны, мальчика забрала эта странная эйнхерия, так бесстрашно сейчас смотрящая на них. И ни один из них не почувствовал связи с ребёнком, даже оказавшись в одной комнате с ним, — верный признак того, что она дала ему не только своё имя, но и ввела в род по всем правилам, и теперь их почти ничего не связывало. Перед людьми и небесами, он — её сын, и этого не изменить. Но от этого всего не становилось яснее, как стоит держать себя с ними: как с врагами, друзьями, родичами или незнакомцами? Остановившись на последнем варианте, как самом беспроигрышном, Браги поднял кубок с хмельным мёдом и воскликнул: — Славные женщины живут на нашей земле! От их ярости рухнут и горы! Выпей же с нами, Никки, во славу деяния своего! А затем поведай, как тебе удалось одолеть семерых, — и осушил посудину до дна. Никки сделала маленький глоток из своего кубка, зная, какой коварный у здешнего мёда хмель. Вяжущая капля скатилась по горлу и затеплила огонёк в животе. Заметив насмешливый взгляд Хеймода, обнаружившего «слабость», проявленную ей, Никки поставила кубок на стол и спокойно заметила: — Не следует ждать от скромной женщины, что она будет пить, как пробежавшая сотню лиг лошадь, и есть, как оголодавший дикий кабан, я не способна на такие подвиги. Равно как не способна поразить семерых врагов. Верно было сказано, что в нашем спасении заслуга лишь удачливости и заступничества моего Бруто, — услышав своё имя, огромный пёс высунул голову из-под стола, где подбирал кости, и добродушно оскалился. Все впечатлились. — А также дело в том, что те неотëсанные мужланы, набросившиеся на нас, не рассчитывали получить отпор. Нескольких уложил Бруто, нескольких, ударом по голове, — я. Вот и вся история, из которой, боюсь, выйдет наискучнейшая баллада. — А как же, — начал было Рейн, не услышавший, естественно, в рассказе упоминания ни о чудесном воздействии посоха, ни о Торе. Но Альма, понявшая, что неспроста Никки решила замолчать часть истории, незаметно пнула его под столом. Рейн поперхнулся и исправился, — а как же твой сын? — И то верно! — снова смешался Браги. — Покажи нам юного героя! У Никки внутри неприятно сжалось, но она только неторопливо кивнула и повернулась в сторону Свенны, так и державшей Локи на руках. Та опустила его на пол и аккуратно подтолкнула в нужную сторону. Пятилетний малыш, ужасно сонный, сначала растерянно замер, но быстро сориентировался и подбежал к маме. От всеобщего внимания он жутко засмущался и предпочёл спрятаться за подолом маминого платья. Потом аккуратно выглянул, поморгал на асов огромными плошками голубых глаз и снова спрятался, решив, что нечего себя демонстрировать всем подряд, к тому же незнакомцам. Момент истины настал, и Никки с волнением ждала следующего шага асов. Хеймдалль неподвижно сидел чуть сбоку и не выказывал никакого интереса к происходящему. Наконец Браги откашлялся и весело спросил: — Эй, малыш, разве герои так себя ведут? Иди-ка сюда, я спою тебе о своём брате Тюре, самом бесстрашном воине всех времён! Хеймод тоже заулыбался и подвинулся, освобождая Локи место между ними — в самом центре стола.***
Много позже, когда Локи откровенно заклевал носом, грозясь уснуть прямо в тарелке, гости наконец засобирались домой. Браги и Хеймод шумно распрощались со всеми и только затем подошли к Никки, замершей в отдалении у очага. Она немного расслабилась, поняв, что прямо сейчас асы не собираются делать ничего, что могло бы навредить Локи, но до конца волнение её не отпустило, и недоверие никуда не делось. Она не могла знать, что на уме у этих могущественных существ, лишь внешне похожих на людей. Асы остановились перед ней и после очередных переглядываний, которыми обменялись братья, Браги тихо произнёс: — Я говорю от нас обоих, эйнхерия Никки Смирнофф. Мы не причиним вреда твоему сыну, если он не причинит его нам. Даём слово, — и протянул ей руку. Никки испытующе посмотрела на Скальда, затем на Вестника, подтвердившего слова брата коротким кивком, приняла рукопожатие, крепко сжав изящную ладонь, сразу говорившую, что хозяин её не воин, даже если и носит на поясе меч, а музыкант, и облегчённо выдохнула: — Я благодарю тебя, Браги, и тебя Хеймод, за эти слова. Вы сняли с моей души большой камень. Я рада, что вы мне не враги, и надеюсь, что так останется и впредь. Хеймод заговорщически наклонился вперёд и с серьёзным выражением лица поделился: — А мы благодарны за то, что ты вырастила нашего племянника таким очаровательным милашкой, — и, сказав эту фразу, пошёл к двери. Ухмыляющийся Браги поспешил за ним, махнув на прощание. Никки потрясла головой, в которой только что разрушился ещё один стереотип об асах, и пошла укладывать Локи спать. Малыш окончательно уснул и тихонечко сопел, свернувшись на лавке в маленький комочек. Уходя в дальнюю часть дома, где находилась детская спальня, она краем уха услышала разговор во дворе: — Ну что, полетели, Хеймдалль? — позвал родича Хеймод. — Я останусь, — коротко ответил знакомый низкий голос, — отсюда ближе до Биврëста. — Да я ж тебя отнесу! — недоумëнное. — Я остаюсь, — отрезал Хеймдалль.***
Часом позднее, когда весь дом уже спал, Никки, устав ворочаться с боку на бок, поднялась с кровати, натянула ботинки и платье и решила выйти во двор. С ней такое уже случалось, стоило слишком измотать организм. Вроде и усталость валит с ног, а уснуть не выходит — слишком оголены нервы. Девушка надеялась, что свежий воздух поможет успокоить разбушевавшееся воображение, раз за разом подсовывающее образы недавнего прошлого. После секундного раздумья Никки прихватила посох, решив, что с фобиями начнёт бороться чуть позднее, а сегодня можно и покормить боязнь темноты, в которой непременно будут мерещиться всякие злодеи. Дверь тихо скрипнула, выпуская наружу, и в грудь ударил морозный воздух. День, может, и был тёплым, но всё же с месяц назад наступила осень и в ночные часы воздух остывал быстро. Никки поняла, что забыла прихватить какой-нибудь плед или плащ, но возвращаться не стала. Вдали крикнула ночная птица, и девушка непроизвольно вздрогнула, слепо тараща глаза в сторону, с которой пришёл звук. Прикосновение к плечу стало полнейшей неожиданностью. Никки задушенно пискнула, не в силах издать схваченным спазмом горлом более приличного звука, и, не думая, что творит, замахнулась посохом. К счастью, удар легко перехватила сильная рука, а в темноте засияли смешинками золотые глаза. — Действительно, страшное оружие, — в негромком рокочущем голосе слышалась улыбка, — быть бы и мне поверженным наземь. — Хеймдалль! — облегчённо воскликнула Никки, но потом поняла, кого только что хотела огреть палкой, и щёки начали гореть от смущëнного румянца. — Я не хотела, извините меня, я… — она хотела было отодвинуться, но ас мягко её остановил, сжав локоть. Горячее прикосновение жгло даже через ткань платья, и от этого прохладный воздух показался совсем ледяным. Никки задрожала, сама не зная отчего, то ли от холода, то ли от близости того, от кого решила держаться подальше, и не без причины. — Это я должен извиняться, а не вы, — перебил её невнятное бормотание ас, — я должен был защищать вас, а сам проглядел угрозу, которая была у меня под самым носом! Увлёкся погоней за преступником, наслаждался победой! Ещё и привык, что около столицы никто не набирался наглости сотворить подобное уже лет двадцать! И из-за моей безответственности могли пострадать вы и мои племянники! — произнося эту непривычно эмоциональную для себя речь, мужчина подошёл совсем близко с Никки и сжал её плечи обеими руками. — Если бы я только был внимательнее! — он на секунду остановился, почувствовав ладонями дрожь. — Но вы вся дрожите! Позвольте, — Хеймдалль сорвал с себя плащ и укутал в него девушку. Немного взяв себя в руки, он снова посмотрел Никки в глаза и опустился перед ней на колени. — Что вы? — начала было Никки, совсем переставшая понимать, что происходит, но закончить вопрос ей не дали. — Я виноват перед вами. Вся вина за произошедшее лежит на мне, — негромко сказал Хеймдалль, и в его голосе звучало мучение. Он сжал ладони Никки в своих и сказал то, от чего у девушки закружилась голова. — Я испытал ужасный страх, когда увидел происходящее. И, к стыду своему, боялся я не за Тора, и даже не за Локи, а за вас. Я не мог перестать думать о том, что эти мерзавцы могли сотворить с вами. Раньше я полагал, что мне достаточно видеть вас, изредка говорить с вами, но сегодня я понял, что мне мало этого. Я хочу быть рядом и иметь право защищать вас, как защищает мужчина свою женщину. Никки издала невнятный звук и опустилась на землю рядом с Хеймдаллем, так и не отняв рук. У неё дико заболела голова и сердце забилось тяжело и громко, только почему-то в горле. Она не могла понять, правда ли всё то, что сейчас происходит, или это очередной сон, посланный небесами в наказание непонятно за какие грехи и призванный дать надежду, а потом отнять её поутру. Меж тем Хеймдалль продолжал, поглаживая большими пальцами нежную кожу: — Никто не побуждал меня чувствовать себя так. Я привык, что во всех девяти мирах ничто и никто не вызывает моего интереса. Я смирился с тем, что встречу вечность один, наедине со своим долгом. И эта участь не страшила меня! Я был рад ей, как давней подруге. А потом одним летним днём я увидел вас и понял, что жизнь моя резко изменилась. С каждой минутой, что я наблюдал за вами, я погружался всё глубже в пучины чувств и страстей, дотоле мне незнакомых, и мне было страшно. Да, я боялся того, что они завладеют мной и я потеряю себя. Но сегодня я понял, что всё это станет лишено смысла, если я потеряю вас! Нет ничего более желанного для меня, чем быть рядом. Никки, потерявшая голос, решила вопрос безмолвно и просто. Подавшись вперёд, она хотела поцеловать мужчину, о котором запрещала себе думать так долго. Хоть её глаза приспособились к темноте, но видны были лишь смутные очертания, поэтому сначала она коснулась губами щеки, и, проскользив ими по горячей коже, только потом нашла чужие губы. А дальше Хеймдалль, получив разрешение, взял дело в свои руки. Никки забыла обо всём, даже о том, что целуется она за неимением опыта, наверное, ужасно.