With(out)

Стоило еще раз отдать Брауну должное: когда в понедельник они увиделись на тренировке, Джейсон вел себя так, будто между ними ничего не произошло. И потом только раз, спустя неделю, когда рядом никого не было, сочувственно спросил ее: - Дженни, я знаю, как ты не любишь вторжения в свою личную жизнь. Но я вижу, что тебе плохо, а мы с тобой друзья. Может быть, я тебе чем-то помогу. Это из-за Юзу, да? "С неразделенными чувствами к Ханю, наверное, было бы гораздо проще разобраться, - грустно усмехнулась про себя Женя. - Интересно, как Джейсон отреагирует, если сказать ему правду?". Товарищи из Крикета могли помочь и поддержать во многих вещах, но никак не в ее сложных отношения с Этери, поэтому правду она, конечно же, не сказала. Ответила уклончиво: - Нет, Джейсон. Это не из-за Юзу. На какое-то время у нее вообще возникло отвращение ко всяким упоминаниям любви и близких отношений. Вплоть до того, что Медведеву воротило от парочек, которые попадались ей на улице. Она с головой ушла в тренировки, и это оказалось более чем уместно: впереди был финал Кубка России, последняя возможность завоевать поездку на чемпионат мира. Спортсменка Медведева победила девушку Женю. Она работала так, как не работала с момента переезда в Канаду. Запретила себе все мало-мальски съедобное и вкусное, чтобы сбросить вес. Выматывалась в тренажерном зале, наращивая мышцы. На льду до бесконечности повторяла свои прыжки и дорожки. Падала, вставала, снова прыгала, снова падала и снова вставала, и другие спортсмены пугались выражения мрачной решимости на ее лице. Женя больше не плакала по ночам. Больше не думала о Тутберидзе-женщине, только о Тутберидзе-тренере, и в мыслях ее не было ничего, кроме злости: "Ты меня уже, наверное, похоронила. Я тебе докажу, что ты сильно поторопилась!". Чемпионат мира затмил для нее любые другие цели, даже желанное золото Пекина. Великий Новгород, хорошо откатанная короткая и неудачная произвольная. Судьи вытягивают ее на первое место, Федерации нужно, чтобы в Сайтаму поехала она, а не Лиза. И самой Жене это тоже нужно. Всеобщее осуждение: "Медведева украла путевку на Чемпионат мира у Туктамышевой!". Неловкость перед абстрактными болельщиками, которые всегда чем-то недовольны - это одно, а неловкость перед совершенно конкретной Лизой - это другое. Нельзя сказать, что они такие уж близкие подруги, но в нынешнем сезоне Туктик всегда поддерживала ее. Звонок. Для этого разговора Жене надо слышать голос Лизы и видеть ее лицо, сообщения тут не годятся. - Лизон, я не знаю, что тебе сказать, честно. Прости меня за все это. В умении подниматься после падений и не терять присутствия духа Лиза даст сто очков форы кому угодно. Ей наверняка было больно, она наверняка плакала и проклинала весь мир, но сейчас от боли и слез не осталось даже следа. Лиза улыбается: - Нечего прощать, Жень. Это большой спорт, и не мы с тобой виноваты в играх серьезных дядь и теть из Федры. Я свое на команднике в апреле возьму. А ты езжай и бери сейчас. Пускай весь пьедестал будет наш. Женя выдохнула с облегчением и снова с головой ушла в тренировки. Зал-хореография-лед, зал-хореография-лед, зал-хореография-лед. Шансов на медали почти не было, но Медведева твердо решила: если она сделает максимум, на который способна, то она уже победила. Независимо от места, которое займет в итоге. Сайтама. Этери снова была рядом, а Аксенов, конечно же, был вместе с ней. В душе снова была готова подняться буря эмоций, но Женя, собрав волю в кулак, заставила эту бурю утихнуть. "Чувства я себе позволю после вручения медалей". Потом были заслуженный триумф Алины, неожиданное серебро Лизы Турсынбаевой и ее бронза, после всех перипетий этого сезона ставшая для Жени дороже иного золота. А потом пружина, стягивавшая девушку, не позволявшая ей думать о Тутберидзе-женщине, распрямилась. И, стоя на фотографировании близко-близко от Этери, настолько близко, насколько они не были уже очень давно, Женя ощутила, что ее переполняет единственное чувство. Не радость победы. Не удовлетворение от того, что она утерла нос всем недоброжелателям. И даже не ставшая привычной за этот год злость на Этери. Ее переполняло глупое, совершенно иррациональное желание сделать так, чтобы не было проклятой Олимпиады, и проклятого золота, не было их взаимного непонимания и взаимной обиды, ее ухода, их стремления не замечать друг друга и обмена колкостями в интервью. Ничего этого не было. Чтобы когда закончится официальная часть и они уйдут из-под прицелов камер, Медведева могла обнять женщину и прошептать ей на ухо: - Ты знаешь, за этот год я поняла самое главное. Неважен цвет медали. Неважны места. Важно то, что мы по-прежнему вместе, и то, что я тебя люблю. И Этери, быстро глянув по сторонам - не смотрит ли на их сейчас кто-нибудь - шепнет ей в ответ: "Я тоже тебя люблю, счастье мое", и поцелует ее. Так же быстро, чтобы никто не успел увидеть. Время для долгих поцелуев у них еще будет. От понимания того, что это невозможно, что так не будет, Женю пронзило такой болью, что она едва не разрыдалась прямо там, на льду. Ночью, когда Медведева уже пообщалась со всеми, кто жаждал ее общения, выслушала тысячу рассказов о том, какая она молодец и десять тысяч поздравлений, девушка взяла телефон, зашла в мессенджер и отыскала диалог, последние сообщения в котором, написанные почти год назад и адресованные ей, остались без ответа. Кружочек возле аватарки с пантерой горел зеленым. Если бы можно было написать ей как раньше: "Этери Георгиевна, что вы сейчас делаете?". Чтобы Этери, как раньше, ответила: "Лежу у себя в номере и не понимаю, почему прямо сейчас ты не со мной", а она написала: "Я поняла намек" и побежала к ней, стараясь никому не попасться на глаза. "Как же! - криво усмехнулась Женя. - Станет она со мной переписываться, а тем более к себе звать. Место в ее номере уже занято". Девушка уже знала, что сейчас мысли примут ненужный оборот, что сейчас она начнет представлять Этери в объятиях Эдуарда Михайловича, а потом опять будут слезы в подушку, и решила на что-нибудь переключится. Открыла Вконтакт, почитала фигурнокатательные паблики. В этот вечер даже вездесущие хейтеры на время притихли. Все радовались за нее, за Алину, за Элизабет и за Этери, и радость эта была такой искренней, что у Жени немного отлегло от сердца. Потом взгляд ее упал на чей-то комментарий: "Слушайте, а что это за мужик постоянно трется возле Тутберидзе?". К комментарию прилагалось фото: кто-то снял Эдуарда, разговаривающего с Этери, держа ее за руку. Этого оказалось достаточно. Отшвырнув телефон, Женя вцепилась зубами в край одеяла, чтобы не зареветь во весь голос. Ее боль снова была с нею. *** Медведева была уверена, что давно перестала вызывать у Этери какие-либо эмоции помимо интереса бывшей наставницы к бывшей ученице: решит закончить с фигурным катанием сейчас, пока еще есть хоть какие-то успехи, или будет трепыхаться до полного падения на дно? Но, как оказалось, чувства Тутберидзе не исчерпывались простым любопытством наблюдателя. Несмотря на то, что в Сайтаме они не обменивались ничем, кроме дежурно-вежливых "Здравствуйте, Этери Георгиевна - Здравствуй, Женя" и взглядов, украдкой брошенных друг на друга, их пребывание рядом на протяжении этих дней определенно натолкнуло Этери на какие-то размышления. Иначе бы она не стала сразу после чемпионата мира писать длинные посты в Инстаграмме о том, что теперь все перелистала. Тут бы Жене сказать "Ну вот и замечательно. Я тоже перелистаю", перестать страдать и найти себе человека, с которым можно было бы начать новые отношения. Но любовь, ее болезненная, смешанная с ненавистью любовь, к сожалению, не проходила по щелчку пальцев. Конец марта принес с собой шоу "Stars on Ice", возможность купаться в любви благодарной японской публики, общаться с другими спортсменами и не думать о медалях. А еще конец марта принес с собой Лизу. *** Если бы Медведеву спросили, какими двумя словами она может описать Туктика, Женя ответила бы, что это "позитив" и "соблазн". Лиза тоже уставала, расстраивалась и злилась, как и любой человек, но поймать ее в этом состоянии было практически невозможно. При посторонних она вечно улыбалась, никогда не сидела на месте и излучала столько энергии, что от нее можно было зажигать лампочки и подзаряжать телефон. Ну а соблазн, казалось, был у нее в крови. Туктамышева очаровывала непроизвольно, даже в тренировочном костюме и с волосами, собранными в пучок. - Лизон, - сказала Женя после того, как они дружной фигурнокатательной компанией сходили в боулинг, где Туктику весь вечер пришлось отшивать желающих познакомиться. - Я бы на месте Лазукина с ума сошла от ревности. - Ревность - глупое чувство, - ответила Лиза. - Если человек не дает тебе повода, то ревновать его нет смысла. А если дает повод, то ревновать уже поздно. Андрей, к счастью, это понимает. - И ты не даешь повода? - удивленно вскинула брови Женя, вспомнив, как Лиза иногда ведет себе в компании. - Я не перехожу определенной грани, - Туктамышева многозначительно улыбнулась. *** Мысли о Лизе как о девушке посетили Женю, когда после окончания очередного шоу они вместе с Туктиком, Сатоко и Майей Шибутани отправились в бар. Где-то между очередным коктейлем и очередной песней в караоке Медведева вдруг обнаружила, что уже минут пять сосредоточенно смотрит на лизины губы, накрашенные алой помадой, и думает о вкусе этих губ. Сначала Жене стало ужасно неловко. Она рассердилась на себя: "Выдумываешь черт знает что! У Лизы любимый парень есть, между прочим!". Но, чем больше они пили и веселились, тем настойчивее становились мысли. Туктамышева с помощью своих скромных познаний в английском, телефонного переводчика, мимики и жестов пыталась что-то объяснить Мияхаре, обе заразительно хохотали, а Женя продолжала смотреть на Лизу и думала, что любовь Туктика наверняка похожа на вино - огненно-красное, сладкое, пьющееся легко, но в один прекрасный момент бьющее тебе в голову и лишающее тебя сознания. Еще она думала о том, что, желая хотя бы на время заглушить чувства к Этери сексом без продолжения и обязательств, выбрала не того человека. Браун был хорошим парнем, вот только он не мог дать ей забвения. А Лиза могла. Наверное, на трезвую голову Женя никогда бы так не поступила. Но сейчас ее голова была не совсем трезвой. "Что я теряю? - подумала Медведева. - Лизон у нас девушка без комплексов. Увести ее у Андрея я не пытаюсь, а от одной ночи он не обеднеет. Лизиной любви ему еще достанется сколько угодно". Раньше Женя изображала соблазнительницу только с Этери, и было это скорее шуткой и игрой для обеих: они заранее знали, что суровый тренер в этот вечер не устоит перед чарами своей юной ученицы. Когда Сатоко переключила свое внимание на Майю, Медведева подсела к Лизе поближе и заговорила о какой-то смешной околоспортивной ерунде. Отпустила пару двусмысленных шуточек, потом предложила пойти потанцевать. На лице Туктика отразилось удивление. Казалось, сейчас она скажет: "Женечка, ты что, меня клеишь?". Но не сказала. Потанцевать согласилась. А потом, когда они вернулись за столик, разгоряченные и запыхавшиеся, Лиза глотнула сока. На верхней губе у нее осталось несколько капель и Туктик, глядя Жене прямо в глаза, слизнула их языком. Она согласилась сыграть в игру, которую предлагала Женя. *** Умение Медведевой накручивать себя, ее горячий южный темперамент, выпитый алкоголь и то, что всю оставшуюся часть вечера Лиза поддавалась ее ухаживаниям, сделали свое дело. Возвращаясь в гостиницу, Женя думала только об одном: как бы не броситься на Туктика прямо в коридоре. - Пойдем к тебе? - спросила она, когда Майя и Сатоко, пожелав им спокойной ночи, вышли на своем этаже. Почему-то полушепотом, хотя в лифте они теперь были одни. - Пойдем, - кивнула Лиза. Взгляд ее из игривого вдруг стал серьезным, но Женя, целиком поглощенная мыслями о том, что может произойти между ними уже совсем скоро, не обратила на это внимания. Едва за ними закрылась дверь номера, как Медведева, не говоря ни слова, рывком притянула к себе Лизу за талию и поцеловала. Туктик обняла Женю за плечи и ответила на поцелуй, разомкнув губы. Она в самом деле была похожа на вино. Сладкая, хмельная и лишающая разума. В голове у Жени шумело и звенело. Не прерывая поцелуя, она провела ладонью по бедру Лизы, ощущая гладкость ее кожи, скользнула под платье, поднялась выше... И вдруг все закончилось. Туктик разорвала поцелуй, мягко, но вместе с тем непреклонно отстранилась от Жени и зажгла свет. Теперь Медведева увидела, что Лиза смотрит на нее по-другому. Не вызывающе, не соблазнительно, а сочувственно. - Душ там, - Туктамышева показала направо. - Или, если хочешь, могу выйти минут на пятнадцать. - Не надо, - буркнула Женя. - Я в душ схожу. Возбуждение уходило на глазах. Теперь Жене стало неловко. Перед Лизой, перед отсутствующим здесь Андреем, перед самой собой и перед Этери. Ее здесь тоже не было, ей наверняка было все равно, с кем целуется Женя, но и перед ней почему-то было неловко. Холодная вода окончательно привела ее в чувство. Когда Медведева, завернувшись в полотенце и перекинув свои вещи через плечо, вернулась в номер, Лиза уже сидела на кровати, скрестив ноги, переодетая в футболку и спортивные штаны. "Сейчас будет длинный разговор, - подумала Женя. - Хотя может это и к лучшему. Такого разговора мне как раз не хватало". - Ты, Женечка, неправильный способ для лечения сердечных ран выбрала, - сказала Туктик. Взгляд ее по-прежнему был сочувственным. - Тебе надо, извини за прямоту, не потрахаться, а выговориться. - Надо, - Медведева вздохнула и села в кресло. - Но ты не представляешь, до какой степени у меня все сложно и запутано. Я даже не знаю, с чего начать. - Ничего, - голос Лизы звучал обнадеживающе. - Попробуем распутать. А начни с самого простого. С человека, из-за которого ты страдаешь. Женя глубоко вдохнула. Эти имя и отчество она произносила бессчетное множество раз, в разных ситуациях, с разными интонациями, но еще никогда - признаваясь в том, что связывало ее с Тутберидзе. Алина в свое время догадалась обо всем сама, избавив Медведеву от необходимости рассказывать. - Это, наверное, невероятно звучит, - еще один глубокий вдох, как перед выходом на лед. - Но это правда. В общем... Это Этери Георгиевна.