Такой же, как я

Кафе, в котором работала Кира, находилось почти в центре города, поэтому туда пришлось добираться на маршрутке. Девушка уверенно провела меня через пост охранников, шепнув мне, чтобы я их запомнила — если всё удачно сложится, мне здесь ещё работать, поэтому нужно понемногу привыкать к окружению. Из кабинета начальства доносились чьи-то голоса, мы сообразили, что там сейчас другие посетители, и остановились. Меня понемногу начинало трясти от волнения, появилась противная дрожь в коленях, а ладони предательски увлажнились. Стало неимоверно холодно, хотя в здании работало отопление и поначалу было даже душновато. — Не волнуйся, — Кира положила руку мне на плечо и несильно его сжала. — Марк Борисович — человек покладистый, я думаю, он тебя с радостью примет. — А если нет? — Мой собственный голос показался мне чужим, я с трудом его узнала Это было больше похоже на жалобный писк слепого котёнка, чем на нормальный голос шестнадцатилетнего подростка. — Что, если мне не удастся получить работу? Я не могу от тебя зависеть. — Если не удастся, поищем другое место, где тебя возьмут. — Подруга тряхнула головой, отчего её красные волосы, завитые в крупные кудри и собранные в хвост, скользнули по моей щеке, вызвав слабый, но всё же неприятный зуд, и улыбнулась. — Не волнуйся так, Карин. Если Марк Борисович откажется дать тебе работу, я не буду тебя торопить с поиском другой. Нам ведь нужно ещё искать твоего брата, ты помнишь? Я кивнула, зажмурившись. Мне никогда ещё не было так страшно, как в эти минуты — такое ощущение, будто я медленно погружалась в холодную вязкую жижу, как в болотную трясину. И если пошевелюсь, засасывать начнёт только быстрее, стерев шансы спастись в порошок, который тут же унесёт ветром и развеет над топкими болотами. Только тёплая рука Киры, сжимающая мою ладонь, не давала мне начать судорожно барахтаться и в конце концов утонуть. — Кира, скажи, почему ты так со мной таскаешься? Я ведь, по сути, чужой тебе человек, но ты приютила меня, дала мне даже свою комнату, теперь помогаешь с работой… Я же ничем не смогу тебе отплатить. Кофейные глаза Киры потемнели, кажется, ещё больше. Она выпустила мою руку и отступила на несколько шагов в сторону. — Зачем ты обижаешь меня такими вопросами? Мне ничего не нужно от тебя. Я помогаю тебе, потому что мне этого хочется, я хочу знать, что была кому-то полезна. Когда я осталась без родителей, мне точно так же помог почти незнакомый человек, и я решила, что обязательно буду поступать так же… Но если тебе это не нужно, я не стану навязываться. Девушка отвернулась от меня и замолчала. Волна кипятка захлестнула меня, заставив щёки гореть, мне стало невыразимо стыдно и вместе с тем жаль Киру — она с такой добротой отнеслась ко мне, согласилась помочь, когда мне некуда было идти, она буквально подобрала меня на улице, как выброшенного щенка, а я говорю ей такие вещи. Она этого не заслуживает. Я медленно, неуверенно переставляя ноги, подошла к ней поближе и робко взяла за руку. Кира сердито передёрнула плечами, но руку не отняла, и это дало мне возможность податься чуть вперёд и заглянуть ей в глаза. Она смотрит прямо перед собой, но, похоже, ничего не видит, потому что её мысли совсем в другом месте. Мне стало не по себе. Ведь я ей, по сути, нахамила. Вдруг она из-за этого решит выгнать меня? Что тогда делать? — Кира… Кир, прости меня. Я не хотела тебя обидеть. — Донельзя глупые, банальные слова звучали из моих уст, но я не подбирала их, а лишь говорила то, что велело мне моё сердце. — Я не думала, что тебя заденут мои слова. Ты очень смело поступила, мало кто решится взять к себе незнакомого человека, у которого на уме неизвестно что, и я очень благодарна тебе за это. Неизвестно, что бы со мной было, если бы не ты. Прости меня, пожалуйста, я не должна была так говорить. Моя красноволосая подруга какое-то время стоит всё так же молча и неподвижно, затем медленно кивает, и я вижу, как на её лице постепенно проявляется тёплая улыбка. В этот момент я молила, чтобы она не решила, будто я извиняюсь перед ней только ради того, чтобы не оказаться на улице. О жилье я думала в последнюю очередь, для меня важнее была стоявшая передо мной девушка, чувства которой я нечаянно задела неотёсанными гранями своих слов, брошенных не подумав. И теперь, когда Кира простила мне моё хамство, у меня словно груз с плеч свалился, и даже предстоящий разговор с потенциальным начальником меня больше не пугал. Прошло ещё несколько минут, и вот наконец дверь открылась, выпуская посетителя из кабинета. Кира ещё сильнее сжала мою руку и кивнула. Я ответила ей тем же, изо всех сил стараясь создать видимость, что я совсем не волнуюсь, тогда как на самом деле мне хотелось развернуться, сбежать отсюда и уехать обратно в Александров на первом же поезде дальнего следования. Соберись, Карина. Сейчас практически решается твоя судьба. Имей смелость принять всё, как есть. Кира постучала в дверь. — Марк Борисович, к Вам можно? — получив утвердительный ответ, она обернулась ко мне: — Заходим. Ты, главное, ничего не бойся, если что — я всегда рядом. Всё, идём. В кабинете было светло и довольно прохладно, отчего я невольно поёжилась — после двух дней в пути, проведённых на морозных улицах незнакомых, чужих городов, я словно стала особо чувствительна к холоду. Стены окрашены в светло-бежевый цвет, вдоль них идут шкафы-стенки, на окне позади рабочего стола — плотные чёрные шторы. Кира подтолкнула меня в спину, и я неуверенно сделала несколько шагов вперёд, потупив глаза. На моё счастье, моя красноволосая подруга не дала образоваться неловкой паузе, тут же начав быстро говорить: — Марк Борисович, помните, Вы говорили, что на место Юли никого не можете найти? Вот, знакомьтесь, это Карина. Она недавно приехала в Санкт-Петербург издалека, ей некуда идти, поэтому позарез нужна какая-нибудь работа, и я решила, что она может подойти на место моей сменщицы. Вы с ней побеседуйте, хорошо? Вдруг она Вам понравится? Марк Борисович, мужчина лет тридцати пяти в дорогом коричневом костюме, оценивающе посмотрел на меня, словно я была каким-то товаром на прилавке в магазине, а не живым человеком, который пришёл устраиваться на работу. Его взгляд задержался на моём шраме, и я с трудом смогла подавить вздох. Снова это внимание к моему недостатку. Как же надоели люди, которые постоянно на меня пялятся, как на зверя в клетке зоопарка, думая, что я этого не замечаю и ничего по этому поводу не чувствую. — Ну что, Карина, — говорил мой будущий начальник довольно необычно, растягивая гласные. Голос у него был низкий, очень приятный на слух, — расскажи мне немного о себе. Садись, не стесняйся, — Марк Борисович кивнул на стул напротив. Я села, нервно пряча глаза, и тут же услышала за спиной звук закрывающейся двери кабинета. Подстава! Кира вышла, оставив меня наедине с этим незнакомым мне человеком. Что теперь делать? Что, если я ему не понравлюсь? Пока подруга была здесь, я чувствовала себя так, словно у меня была некая страховка, а теперь я превратилась в канатоходца, идущего по натянутой верёвке над пропастью, и если оступлюсь, внизу не будет батута, меня никто не подхватит и не спасёт. У меня задрожали руки, а сердце, кажется, готово было разбиться о рёбра. — Мне шестнадцать лет. — Я всё же заставила себя выдавить хоть слово, хотя это было чертовски сложно. — Я приехала в Санкт-Петербург из Александрова, у меня здесь никого нет, поэтому мне нужно найти работу, чтобы как-то себя обеспечивать. Я несовершеннолетняя и не могу рассчитывать на какое-то серьёзное рабочее место, так что надеюсь на Вашу помощь. Марк Борисович некоторое время молчал, пристально рассматривая меня. Я уже успела решить, что провалилась, и начала лихорадочно думать, куда теперь проситься на работу, но тут он наконец разомкнул губы: — Ну что ж, Карина… Ситуация у тебя сложная, я понимаю. Но ты уверена, что сможешь справиться? Это нелёгкая работа. — Я сделаю всё, что будет от меня зависеть, — пообещала я и почувствовала себя так, будто оправдываюсь перед разгневанной учительницей за неудовлетворительные оценки. — Я буду стараться, обещаю Вам. — Ну что ж, в таком случае я готов тебя принять. — Марк Борисович взял из стопки рядом со мной чистый лист бумаги, написал на нём несколько строк и протянул мне ручку: — Подпиши вот здесь и можешь идти. Кира тебе объяснит, как вести себя на работе, она же поможет тебе подобрать форму. Я дрожащей рукой вывела подпись на предложенном мне листке, кивнула и вышла из кабинета. Действовала «на автомате», машинально, словно находясь в каком-то трансе. В голове словно клубился туман, осталась лишь одна мысль: «Меня взяли. Меня взяли на работу!» Кира ждала меня в коридоре у кабинета, нервно заламывая руки. Увидев меня, она резко подняла голову, взмахнув при этом крашеной шевелюрой, и напряжённо спросила: — Ну как? — Меня взяли, — дрожащим голосом произнесла я, ещё до конца не веря в то, что говорю. Дрожь в коленях, похоже, начала возвращаться. — Кира, меня взяли! Моя подруга несколько секунд растерянно хлопала глазами, а затем с такой силой заключила меня в объятие, что я чуть не задохнулась. Моя щека оказалась прижата к мягкой ткани клетчатой рубашки на плече Киры, а красные волосы лезли в лицо, и мне пришлось пытаться их незаметно убрать. Весь последующий день мы провели за попытками найти Антона в больницах или моргах Петербурга, но везде получали один и тот же ответ: нет, такого пациента не поступало. С одной стороны, я была рада — по крайней мере, я знаю, что с братом ничего не случилось, — но с другой после каждого отказа мне становилось всё страшнее и страшнее, потому что я понятия не имела, где ещё можно попробовать отыскать его. В итоге, как это ни печально, мы с Кирой вынуждены были признать: Антона нигде нет, и мы не способны его найти. А потому не стоит даже пытаться дальше что-то делать. *** Шли дни, и мысли о брате посещали меня всё реже, поскольку я полностью погрузилась в работу. Как оказалось, должность официантки — это весьма сложная участь, поскольку тебя и за человека-то практически не считают. Могут нахамить, толкнуть, а чуть что — «я буду жаловаться, где у вас жалобная книга, позовите администратора!» Через несколько смен я готова была отбиваться руками и ногами, лишь бы не идти на работу, но выбора у меня не было, ведь я не могла сидеть на шее у Киры. В календаре остался последний листок, а прилавки магазинов опустели — на них не было ни единой ёлочной игрушки, но отдых нам с Кирой только снился. Поздним вечером тридцать первого декабря я, уставшая, словно целые сутки разгружала вагоны с углём, готовилась уже передавать смену подруге и уходить домой на отдых — ни о каком празднике не могло быть и речи, — когда к нам с шумом влетела ещё одна официантка, взбалмошная, всегда шумная Ната, и сказала, что возле входа ждёт инвалид — на крыльце сломался пандус, и он не может подняться. Мы с Кирой выглянули в одно из панорамных окон: на освещённой жёлтыми фонарями улице, где сыпал мелкий снег, около крыльца действительно стояла инвалидная коляска. Судя по силуэту, её хозяином был молодой парень в какой-то яркой куртке с капюшоном. — Блин, девчонки, что делать-то? — Ната нервно накручивала чёрную прядь на палец и кусала губы. — Мы не сможем его затащить внутрь, коляска тяжёлая. Но нельзя же его выгонять, правда? Я не слышала, что ей ответила Кира, потому как в этот момент инвалидное кресло пришло в движение, и в свете, падающем из окон кафе, я увидела то, отчего мои ноги подкосились и я чуть не рухнула на пол. Инвалид поднял голову, и мне стало видно его лицо. Такой же, как у меня, разрез глаз, тот же нос, те же губы. Едва заметный шрам от шва на виске — и не увидишь, если не знаешь, куда смотреть. Отросшие за несколько месяцев пряди тёмно-каштановых волос, спадавших из-под капюшона на бледный лоб. Антон.