***
— Понимаешь, Максанс, есть одна загвоздка... — Какая же? — Элиотт… Он влюблён в парня. — И что с того? — Я предупреждаю просто так, на всякий случай. Не каждый возьмётся за такую роль. — Для меня это не проблема. Так я и узнал, что мне предстоит играть гомосексуала. Или пансексуала — это неважно. Главное — парня, влюблённого в парня. Говоря начистоту, это было проблемой, ведь я и гетеросексуала-то сыграть не успел, а теперь мне предстоит изображать любовь к парню. Получится ли у меня, я не знал. Изображать любовь к тому, кого не любишь… Ещё когда я был ребёнком, я задавался множеством вопросов, начиная от: «Почему инопланетяне обитают на космосе, ведь им там одним, наверное, одиноко», до: «Если актёры не влюблены друг в друга, почему они целуются?». Ответ на первый вопрос я так и не получил (что скрывать, он беспокоит меня по сей день), а ответ на второй прозвучал так: «Потому что они актёры, сынок». Тогда я не знал, что можно с лёгкостью целовать того, к кому не имеешь никаких чувств, и со мною это нередко случалось, но это был опыт, который я получал, чтобы отличить подлинные чувства от фальшивых. Мне нравятся девушки, как и многим парням, и в этом нет ничего особенного. Только симпатию очень легко спутать с влюбленностью; между ними тонкая грань. И в некоторых ситуациях я пребывал в смятении, силясь отличить одно чувство от другого. А потом попросту принял решение перестать квалифицировать и вешать ярлыки. Это помогло. Не было смысла думать над тем, влюблён ли я или испытываю симпатию. Меня всё устраивало, а это главное. Но один вопрос бесконечно терзал меня: как сыграть любовь к парню, которого ты не любишь? Мой разум выдал ответ — влюбиться. Посмеявшись над столь вздорной мыслью, я углубился в чтение сценария, и мысль эта потонула в потоке слов и действий, описываемых в нём.***
Незадолго до начала съёмок, по совету режиссёра, мы с Акселем начали проводить время вместе, дабы привыкнуть друг к другу. Это были встречи вне дома, иногда у него в квартире, но ни разу — в моей. Я не из тех людей, которые легко пускают других на свою территорию. Это нелегко, ведь моя квартира — это крепость, которая ограждает меня от других людей, и мне неприятно, когда её посещают люди, когда я нуждаюсь в уединении. Однако после съёмок той самой сцены с поцелуем, я почувствовал связь с Акселем сильнее, чем когда-либо, и во мне созрело желание пустить его в мою обитель. Гуляя как-то вечером, он предложил зайти к нему домой, но я отклонил его предложение и предложил пойти ко мне. — Уверен? — спросил он, пристально смотря в мои глаза, и от этого взгляда у меня скрутило живот. — Конечно, почему ты спрашиваешь? — Ты не шибко-то рвался приглашать меня к себе, стоит заметить, — он рассмеялся. Мне стало смешно, ведь этот парень, который ещё недавно казался мне обыкновенным шутом и весельчаком, замечал многое из того, что я пытался скрыть. От него не ускользали даже самые малейшие изменения, будь то в поведении или голосе; и даже тогда, когда он ничего не говорил, я знал — он видит всё. — Так мы идём или ты против? — Если ты действительно этого хочешь, то идём. И мы пошли, пуская шутки всю дорогу. Раньше мы предпочитали держать друг друга на расстоянии, но поскольку видеться нам пришлось каждый день, это сделало своё дело. Постепенно мы становились друзьями, и чем ближе мы становились, тем быстрее стирались границы. С ним я узнал, что такое настоящее веселье. Странных друзей у меня хватало, но он — это большое чудо. Ребёнок в теле мужчины, но точно так же я могу сказать, что это мужчина в теле ребёнка. Он был не таким, как другие, нет… Он был особенным. И чем ближе я его узнавал, тем сильнее прикипал к нему душой. — Вот мы и пришли, — сказал я, проталкивая его внутрь квартиры и заходя следом. — Проходи, чувствуй себя как… в самом дорогом номере лучшего отеля в Париже. Он звонко засмеялся и толкнул меня в плечо, потом я ухитрился снять с него куртку и повесил её на вешалку в коридоре, пока он снимал кеды. — Иди в комнату, я сейчас. Он не спеша пошёл в комнату, а я начал снимать верхнюю одежду. — Блять, Аксель, прости. Выключатель сразу слева. Через минуту я пошёл следом и увидел картину, от которой у меня мурашки поползли по коже. Он неподвижно стоял у входа в комнату, а на кровати лежала она. — Камиль? Какого чёрта ты лежишь в комнате без света? И я думал, ты не должна была сегодня прийти. Она испепеляюще смотрела на Акселя, а он в недоумении смотрел на неё. Казалось, они вообще перестали меня замечать. — Я соскучилась, решила сделать сюрприз. Очевидно, зря, — тут её взгляд, наполненный ревностью и ненавистью, переключился на меня, и мне стало неуютно. — Простите, — замялся Орьян, — но мне, кажется, пора домой. Я позвоню завтра, пока. Он медленно развернулся и уже было собрался уйти, но я — не знаю по какой причине — вцепился в его руку цепкой хваткой и крепко сжал, не давая ему сделать и шагу. Он вздрогнул и обернулся. Аксель, останешься на ужин? Я сейчас приготовлю, а ты, пожалуйста, располагайся. Мой взгляд, наверное, выражал мольбу, и он, закусив губу, немного подумал, а затем тихо вошёл в комнату и сел в кресло, не глядя моей девушке в глаза. — Сейчас приготовлю, сиди здесь. Камиль, выйдешь? Я торопливо вышел из комнаты и пошёл на кухню, переполненный гневом. Она влетела следом — растрёпанная и злая. — Какого чёрта, Максанс?! — Нет, это ты мне скажи. Что, опять «эта фаза»? Или не потому ты лежала в тёмной комнате, не включив даже телевизор, и выглядела как человек, у которого умерла вся родня? Камиль… Я устал, понимаешь? — Кто он? — задала она вопрос, на который не хотелось отвечать. Не здесь. Не ей. — Это мой партнёр по роли. — И что он делает в нашей квартире? — Он мой друг. И я пригласил его. — С каких это пор наша квартира превратилась в перевалочный пункт? — спросила она, добавив в свой голос как можно больше желчи. — Что, прости?.. Она, казалось, опомнилась, потому что подошла и крепко обняла меня, прося прощения. — Он дорог для меня, Камиль. Не смей говорить о нём в таком тоне. Поняла? Услышав мой холодный, как лёд, голос, она прищурилась и в ужасе раскрыла глаза, а потом с размаху влепила пощёчину и поспешила в коридор. Обувшись и быстро взяв куртку, она пулей вылетела из квартиры, а я стоял и не мог пошевелиться. Губы дрожали от волнения, на долю секунды мне захотелось плакать. Я стоял возле кухонного столика и смотрел в окно несколько минут, обнимая себя руками, как вдруг почувствовал другие руки, осторожно и нежно обвившие меня со спины. Он обнял меня и плотно прижался ко мне своей грудью. Стало трудно дышать. Я не нашёл в себе сил обернуться, чтобы не выглядеть жалким — таким, каким был тогда. — Максанс, не переживай, — сказал он шёпотом. Его губы были практически у моего уха, что позволило думать, что ему из-за более низкого роста пришлось встать на носочки. — Мы с Манон тоже постоянно то ссоримся, то миримся… У всех так. — У нас немного по-другому. Она… угнетает меня. — Знаю, что по-другому. Прости, я не знаю ваших отношений, не знаю её, и не знаю этих нюансов, поэтому не могу в должной мере понять тебя, поддержать. Но я рядом, ты же знаешь это? Улыбка озарила моё лицо и на душе посветлело, будто солнце, отчаянно пробивающееся сквозь жалюзи, нашло наконец щель и осветило комнату. И моим солнцем в этот раз был Аксель. Развернувшись, я увидел, как он смотрит на меня — с неподдельной добротой и заботой, которая окутала меня всего, словно кокон. На душе стало так тепло… Моё лицо, помимо воли, приблизилось к его, и я, бережно взяв его лицо в свои руки, осторожно потёрся своим носом о его. Он замер, а потом накрыл мои руки своими, прикрыл глаза и потёрся своим носом о мой. Это длилось несколько секунд, но возникло впечатление, что это происходило несколько часов. Для меня объятия и поцелуи интимнее секса — так было всегда. Было ли происходящее интимней поцелуя? Да, и даже самый прекрасный секс не сможет соперничать с этим моментом, в котором мы двое растворились и — буквально на несколько секунд — перестали существовать. А потом, открыв глаза несколько минут спустя, я нелепо и смущённо улыбнулся, как-будто меня случайно застали за подглядыванием в женской раздевалке. Аксель в этот раз не засмеялся, он тепло мне улыбнулся и сделал нечто совершенно невинное — просто обнял, а я обнял его в ответ. И в эту минуту я не хотел ничего другого, кроме как прижимать его к себе. И тут до меня вдруг дошло… не квартира была моей опорой и крепостью. Ею, неожиданно для меня, стал Аксель. — А теперь, — сказал я бодро, всё ещё обнимая его и отчаянно не желая отпускать. — Я тебя всё-таки накормлю, а то если родители узнают, что у меня дома был Маленький принц, а я оставил его голодным, они мне этого не простят! И я приготовил лучшее из того, что умел — картофель «Гратен Дофинуа», бисквитный торт «De France», а также горячий шоколад. Не скрою, готовить я люблю и умею, но одно дело, когда ты готовишь с родителями или друзьями, другое — с дорогим для тебя человеком, который готовить не любит, не умеет, но охотно помогает. Кухня была превращена в поле боя, пока мы, в процессе готовки, кидали друг в друга первым, что попадёт под руку, и тогда, в такой тёплой, дружеской и весёлой атмосфере, я впервые за долгое время почувствовал себя полностью счастливым, и осознал, что Аксель очень прочно вошёл в мою жизнь, став тем самым человеком, в котором я больше всего нуждался.