***
Дневник, сейчас первая ночь в отеле, а я не сплю. Поезд измотал меня, измотал стук колёс по заржавелым рельсам, измотали люди, не смолкающие ни на минуту. Казалось бы, когда, как не сейчас, окунуться в долгожданную дрёму в тишине и удобстве комнаты, которая не сравнится с уютом моей квартиры, но вполне сгодится для спокойного, не обременённого лишними думами сна… Только вот мне не спится. На полу валяются пустые пачки из-под сигарет, пустые бутылки из-под пива в большом количестве стоят на прикроватной тумбочке, на полу, даже на кровати лежит парочка… Я не хочу думать о том, точно ли приедет Аксель на встречу. Эти мысли выбивают меня из колеи и я не в силах обуздать неприятные мысли, которые беспокоят меня с того самого момента, как я сел на поезд. Нужно отвлечься, пока я ещё могу соображать. Я остановился на… Да. Точно… На дне, когда Аксель первый раз остался в моей квартире с ночёвкой.***
Проснулся я довольно рано — около семи часов, и, учитывая, что лёг уже под утро, проспал довольно мало, отчего чувствовал себя немного уставшим. По тишине, несмотря на большое количество людей в квартире, я понял, что все до сих пор спят. Не в силах побороть сиюминутное желание, на цыпочках пробрался с кухни до комнаты. Как и ожидалось, все спали. Мой взгляд упал на того, на кого я, собственно, и пришёл посмотреть. С самого первого дня нашего знакомства меня одолевало жгучее желание посмотреть на спящего Акселя. Причины столь странного желания я не знал, но отчаянно чувствовал, что именно во сне увижу его настоящего, без прикрас. Он лежал на полу, где была расстелена моя постель, которую подарила сестра, когда я только переехал в Париж и обустраивал новую квартиру. Волосы растрепались и покоились на подушке, в которую он буквально зарылся лицом. Мне кое-что послышалось и я прислушался... Да, именно так. Аксель — настоящий и без прикрас — сопел во сне! Это немедленно вызвало во мне умиление и я улыбнулся. Кто бы мог подумать, что во сне он окажется ещё милее, чем обычно… Вдруг я заметил взгляд сестры, неожиданно проснувшейся или уже не спавшей, устремлённый на меня. В нём сквозило удивление, ещё больше — настороженность. Я тихо прикрыл дверь и ушёл. Меня беспокоило, что она стала нежелательным свидетелем того, что я смотрел на Акселя. И куда больше волновал не факт того, что я смотрел на него, а именно как. Что-то мне подсказывало, что взгляд мой был далёк от дружеского, иначе бы она не посмотрела на меня так, будто я делал что-то неподобающее. Придя обратно на кухню, я сложил спальный мешок и положил на стул, после чего решил заварить кофе и посидеть в блаженной тишине, пока вся эта гвардия не проснулась. Когда я уже наливал кофе в чашку, зашла сестра. Её появление заставило вздрогнуть и я чуть было не разлил кофе, но вовремя успел удержать турку. Она в полном молчании села на стул и принялась внимательно, изучающе наблюдать за мной. Это напрягло. — Кофе будешь? — задал я вопрос самым спокойным тоном, но не глянув на неё. Молчание. — Так будешь или нет? Снова ни звука в ответ. Только прожигающий мою спину взгляд ощущался так явно, словно она и впрямь могла прожечь в ней дыру. Осознав, что деваться некуда, я нашёл в себе смелость посмотреть на неё. — Ну что с тобой, Агата? — Со мной что? Это с тобой что, Максанс! — А что со мной? — Этот парень… Аксель… — она фыркнула, отводя взгляд, но быстро посмотрела на меня снова. — Кто он для тебя? — Друг. — Что-то мне подсказывает, что он больше, чем друг. Меня взбесили её слова. Какое право она имеет совать нос в мою жизнь? Почему я должен перед ней оправдываться? Я хотел огрызнуться, но понял, что это ещё болеьше убедит её в том, что между мной и ним что-то есть, поэтому избрал более правильную тактику. — Сестрёнка… — я подошёл и обхватил её за плечи, прижимая к своей груди. — С каких пор ты стала такой подозрительной? Она медленно отстранилась и сурово посмотрела мне глаза, пытаясь углядеть то, что точно убедило бы её в том, что ей всего лишь показалось и волноваться не о чём. — Что ты к нему испытываешь? — Дружеские чувства. Он мне как брат. Внутренне я поморщился, произнося эти слова. Это была явная ложь, и я спрашивал себя о том, кого пытаюсь заставить в неё поверить — сестру или же себя самого. — Макс… Если ты любишь его… — Агата, — резко оборвал я сестру, немедленно отстраняясь. — Я уже сказал, между нами ничего, кроме дружбы, нет. У него есть девушка. У меня тоже, если вдруг ты забыла. — Иногда ты ведёшь себя так, будто у тебя её нет. — Тебе кажется. Камиль прекрасна, я не раз об этом говорил. Мне хорошо с ней. — Ты её любишь? Этот вопрос заставил меня впасть в ступор. — Да, — ответил я после секундной паузы и мои губы предательски дрогнули. — Что — да? — не сдавалась она. — Да, она мне нравится. — Максанс! — Агата, я не из тех, кто раскидывается этими словами направо и налево. Если я их произнесу, это будет значить, что рядом со мной человек, с которым я хотел бы провести остаток жизни вместе... Не факт, что так и случится, но я буду желать этого всей душой. С Камиль я только начал встречаться, и не проси сейчас врать, говоря то, что я пока не готов сказать. Она тяжело посмотрела на меня и вздохнула. — Просто знай, что мы любим тебя и примем любым. — Знаю. Мы обнялись, и в тот момент я почувствовал себя необычайно грустно. Хотелось, чтобы рядом оказался Аксель, рассказал очередную забавную историю или шутку, проделал какую-то безумную вещь или просто помолчал — что угодно, только бы был рядом. Ни с кем мне не было так спокойно, как с ним.***
— Привет, папа. После того, как мы с сестрой выпили по чашке уже остывшего кофе и она ушла, намереваясь привести себя в порядок и отправиться гулять по утреннему Парижу, мне позвонил режиссёр, потому что к десяти часам утра мы с Акселем должны были быть на съёмках. — Планы поменялись, сегодня у вас всех выпадает выходной, — сказал он. — Третий подряд, напомню. Я насторожился, ведь ни о каком внезапном выходном речи не было, у нас ни разу не было дополнительных выходных, кроме еженедельных стабильных. — Что случилось? — Жена, — только и сказал он. — Приступ? — Да, положили в больницу. Так что, простите, ребята, на сегодня съёмки отменяются, но, думаю, вы не слишком расстроены. Остальным я уже сообщил. — С ней всё будет в порядке? — Ничего такого, чего не было раньше, но я должен быть рядом. Кстати, как прошёл День рождения твоей мамы? — Прекрасно. Даже Аксель присутствовал. — Даже так… — присвистнул Давид, но казалось, он не так уж удивлён. — Нелепая случайность. — Я рад, что вы хорошо повеселились, ребята, но подробности потом, мне уже пора. Кстати, — добавил он, будто только что вспомнив. — До Акселя я не дозвонился, поэтому передай ему мои слова. — Конечно. Спасибо за звонок. Скорейшего выздоровления Кристин. — Спасибо, сынок. До связи. — До связи, пап. — Максанс?.. — Да? — С тобой всё хорошо? Голос у тебя какой-то странный. Давид был таким внимательным... Это было то, что мы в нём так любили. Но именно тогда захотелось, чтобы он таким не был. — Я только что проснулся, какой ещё у меня должен быть голос? — отшутился я, пытаясь добавить в голос насмешливые нотки. — Ну хорошо. Отключившись, я уже хотел положить телефон обратно в карман и доесть завтрак, как вдруг увидел Акселя, зевающего и идущего в моём направлении. Он выглядел сонным и измотанным, а лицо украшали узоры чуть смятой наволочки от подушки. Вид был, конечно, ещё тот… Я не смог сдержать улыбку. — Доброе утро, чувак, — поприветствовал меня он, присаживаясь на свободный стул, стоявший через стол от моего. — Доброе утро, чувак. Должен сообщить, что сегодня у нас выходной. Он бросил в мою сторону заинтересованный взгляд. — Только что позвонил Давид, — объяснил я, — и сказал, что Кристин в больнице, поэтому сегодня съёмок не будет. — Астма? — Ага, но всё как обычно. Он кивнул. — Омлет? — предложил я, кивая в сторону сковороды с ещё дымящимся омлетом. — Я не ем по утрам… Помню, как раньше тоже часто не ел по утрам. Не хотелось и всё тут, и потом чувствовал себя ужасно, иногда даже доходило до голодных обмороков. Я всегда придумывал невероятные оправдания, чтобы не признаваться, что это из-за того, что не завтракаю. — Орьян, — довольно жёстко сказал я, — это ты у себя дома не ешь по утрам, но сейчас ты дома у меня, поэтому съешь всё до последнего кусочка, я прослежу. Под его удивлённый столь дерзким заявлением взгляд, который вмиг утратил остатки сна, я взял сковороду и переложил содержимое на узорчатую тарелку, которую торжественно поставил прямо перед Акселем, положив справа от тарелки красивую вилку. У него даже рот приоткрылся, когда я поставил сковороду обратно на плиту и уселся прямо напротив, не взявшись за еду, а принявшись наблюдать за его дальнейшими действиями. Если взгляд Луки выражал бы умиление, преподнеси Эл ему с утра завтрак, то взгляд Акселя выражал одно — охреневание от моей наглости. В этом он и отличался от Луки. Видимо, он не знал, что, когда нужно, я мог быть жёстким и бескомпромиссным. Это появлялось в нужные моменты и, как ни удивительно, действовало. Убийственно взглянув на меня, он неохотно взял вилку и отломил кусочек омлета, подозрительно осматривая. — С чем он? — С овощами. Не бойся, отраву в этот раз я решил не сыпать. На этот раз он улыбнулся и сунул кусочек омлета в рот, медленно жуя и стараясь распробовать. Я вопросительно поднял брови, ожидая похвалы, но он, кажется, вздумал поиграться со мной. Вместо ответа, он скривился, а затем медленно отломил новый кусочек и положил его в рот. А затем опять, и опять… Наверное, моё лицо приняло такое же охреневающее выражение, какое было у него несколько минут назад, потому что он неожиданно залился приступом смеха. — Ну и засранец же ты! С этими словами я отломил вилкой кусочек омлета, лежащего доселе нетронутым на моей тарелке, и кинул в него. Аксель, открыв рот от изумления, поспешил ответить тем же, и буквально через несколько минут кухня превратилась в поле боя, пока мы, встав за стулья и пригибаясь, пытались попасть друг в друга омлетом, но не получить им в лицо. Аксель кинул в меня очередной кусочек, а потом начал бежать в сторону выхода, но я начал идти прямо на него, а он, не оборачиваясь, начал отступать назад, идя обратно к столу. Оказавшись плотно прижатым к столу, ему некуда было бежать, и я, теряя последнюю выдержку, прижал его к себе, вспотевшего и обезумевшего. Его дыхание было тяжёлым, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он посмотрел прямо в мои глаза, а затем поцеловал мой слегка покрытый трёхдневной щетиной подбородок, после чего поцеловал в губы — уже по-настоящему. Его язык приятно скользил у меня во рту, пока руки блуждали у меня под футболкой и слегка царапали ногтями кожу. «Сейчас я усажу его на стол и… и…» Шаркающие шаги заставили нас мгновенно отпрянуть друг от друга, как раз за секунду до того, как в кухню зашла моя сестра. Увидев нас, стоящих в нескольких сантиметрах друг от друга и тяжело дышащих, с розоватыми горящими щеками, она несколько раз оглядела нас с головы до ног, переводя взгляд с одного на другого, но, вновь обретя внешнее спокойствие, она поздоровались с ним и он ответил ей тем же. — Макс, — обратилась она уже ко мне, — я иду гулять и хотела попросить у тебя запасные ключи на тот случай, если ты решишь выбраться куда-нибудь. — Да, конечно. Они в коридоре, в шкафу. Она ещё несколько секунд постояла, оглядывая нас, а потом резко развернулась на носочках и, хмыкнув то ли задумчиво, то ли удовлетворённо, поспешила удалиться. Я развернулся к Акселю, неловко почёсывая затылок, а он наградил меня доброй усмешкой. Спустя несколько секунд кухню разразил наш радостный смех. Писал ли я о том, какой у него смех? Нет? Смех Акселя — это нечто… Мне нравится, когда он смеётся, а смеётся он, отмечу, очень часто. Если, по его словам, я не смеюсь, а «хихикаю», то он смеётся громко, заразительно. Слыша этот смех, нельзя удержаться от того, чтобы не засмеяться тоже. — У тебя есть планы на этот день? — прозвучал его вопрос. — Планы? На сегодня никаких. — Тогда… Может, сходим куда-нибудь? — Это предложение прозвучало как приглашение на свидание, но я постарался отогнать навязчивые мысли, кружившие в моей голове, будто стая ос. Я знал, что нужно ответить отрицательно, знал, что нужно пресечь любые попытки к ещё большему сближению, что не стоит вестись на поводу у сиюминутных желаний… — Почему нет? Я всё это знал, но всё равно не смог сдержаться. Когда дело касалось Акселя, мои слова всегда расходились с мыслями. Оставив завтрак для родных на плите и коротенькую записку, мы тихо покинули квартиру. Да, это очень напоминало сцену двойного свидания, когда Лука и Элиотт покинули своих девушек и попросту сбежали. Думать о том, что скажут наши девушки по нашему возвращению, мне не хотелось, поэтому временно я заблокировал в мыслях любые упоминания о них и сконцентрировался на единственном человеке, о котором хотелось думать — об Акселе.