~***~
«Это всё сон? Кошмар? И почему мне так тепло?» Джек слишком неожиданно и быстро просыпается, с учащенным дыханием садясь на почему-то слишком мягкой и большой черной кровати. Тьма… Он резко вспоминает всё что было вчера и чуть не задыхается от волны паники и легкого страха за содеянное им же, но чужой голос заставляет моментально успокоится и повернуть голову налево: — И как спалось, мелкий? Король Кошмаров, нависающий над кроватью, хитрым взглядом осматривает перепугавшегося мальчишку, и для него почти пытка не продлить этот чистейший резкий страх, появившийся в душе белоснежного. Но он только щурится, и вытаскивает страх из чуждого слишком быстро бьющегося сердца. А Джек, наконец, тихо выдыхает и хрипло спрашивает, осматривая приведенную в норму комнату: — Что произошло? Я вчера уснул или… Ты меня усыпил? — Опять на «ты»? — игриво приподнимая тонкую бровь, издевается Питч, однако тон и легкость с какой мальчишка называет его на «ты» будоражит слишком темные чертоги души. А Фрост же только смело переводит взгляд на Тёмного, заглядывает ему в глаза и твердо сипло произносит: — Я ведь сказал вчера, и менять своего решения не собираюсь. — Да? — резко став серьезным, и цепко осматривая Фроста, слишком желанно переспрашивает Император, пристально смотря в успокоившуюся лазурь больших глаз. — Да, — так же твердо и непоколебимо. Пожалеешь… — Не усыпил, — моментально переводит тему Кромешник, небрежно взмахивая рукой, — Сам вырубился, я лишь тебя уложил, и ты не просыпался до нынешнего момента. — Почему… — Джек смущен и ему неловко, парнишка запинается, прикусывает нижнюю губу, но он всё равно идет на поводу слишком важного ему вопроса и любопытства, — Почему не воспользовался мной? Ведь… Парень не договаривает и легких холодок всё же пробегается по телу, когда он едва ли представляет, что с ним могли сделать. Но Король Кошмаров не был бы собой, если бы не прочувствовал страх мальчишки, связанный с этой темой, и потому делает ставку на свой язвительный ответ, опуская момент, что оставшуюся часть ночи лежал рядом с этим мелким ледяным бедствием и просматривал его слишком неясные сны и эмоции. — Прости, но не имею склонности к труположеству, учитывая твою отключку и ледяное тело. Питч усмехается слишком довольно, наблюдая бесценную реакцию на молодом лице и возмущенное, почти обиженное, фырканье. Но мальчишка так же быстро становится вновь серьезным и, переведя взгляд на балкон за спиной Питча, тихо спрашивает: — Вы меня накажите за вчерашнее недозволительное поведение, Император? — внезапный переход на «вы» и уважительное «Император» вновь можно было бы списать на дерзость, но Кромешник идеально улавливает в этом тоне извинение и скорее уважительное обращение, нежели насмешку, потому только хмыкает и склоняется над парнем, приподнимая его голову за подбородок и как вчера заставляя посмотреть себе в глаза. — С чего бы? — Я чуть… — Джек сглатывает, не желая вспоминать и уж тем более озвучивать, и это прекрасно понимает мужчина, перебивая глупое молчание мальчишки: — Я тебя спровоцировал, и даже не смотря на наши разнящиеся уж слишком статусы, наговорил того, что говорить, как минимум по этикету, не положено, даже рабу. А учитывая… тебя, — Питч выделяет последнее, давая понять мальчишке под этим «тебя» всю необычность и нестандартность, — И вовсе перешел определенную грань, и твоя реакция вполне понятна. Пусть непонятна людям, но понятна мне. И потому винить или наказывать тебя не за что. Но вот над твоим контролем поработать придется. — Что? — потухший было взгляд мальчишки, вновь разгорается необычной яркой искрой какого-то облегчения и даже удивления, но подобрать как всегда правильные слова Джек не может, — Но как? — Учись. Ты в Саду. Так пользуйся случаем — изучай себя и свою жизнь, это лучшее что ты можешь сделать, — едва намек на улыбку, но Император слишком быстро выпрямляется и отстраняется от мальчишки, формируя в руке клубок теней, — К тому же у тебя, пусть как и у йёру, есть неограниченный и очень важный ресурс — время. С твоей магией и её контролем могут иногда помогать феи или я, а Анэш давать нужные советы, которые пригодятся. Но не вздумай больше блокировать себя и свою силу намерено, мальчишка. Питч почти угрожающе сверкает глазами, и Джек словно нашкодивший ребенок, вжимает голову в плечи, забавно смущаясь. — Если вновь будешь это делать, сила может вполне уничтожить тебя изнутри, ну или вырвать часть души, все эмоции… — да, Король Кошмаров страшит парнишку, однако правильно, дабы ледяное бедствие даже и не думало о блоках внутри себя, — У каждого разные последствия, но окончание одно — тебя не станет как личности, будешь лишь физически действенной куклой. — Я понял… Спасибо, — едва слышно произносит Джек, и прекрасно понимает хоть и боится внутри, что Темный Император сейчас прав, полностью и без придирок. Потому он нерешительно стаскивает с себя черный плед и осторожно поднимается с широкой кровати, понимая, что, наверное, на этом разговор окончен и ему пора, но на всякий случай уточняет: — Я теперь могу идти? — Не задерживаю, — Кромешник в легком жесте указывает на выход, где за дверью его уже ждет Анэш, чтобы так же тайно вернуть в комнату для йёру. — Однако перед этим, — Питч останавливает уже двинувшегося мальчишку, и манит к себе пальцем, забавляясь, как в секунду успокоившиеся эмоции беловолосого вновь взбунтовались, и липкие страхи вновь проникли в душу. Какой же он наивный и глупый… Джек подходит осторожно, перебирая в голове уже под десяток мыслей, от смущающего и пугающего — поцелуй, и до банального и реалистичного — напутсва ничего не выдавать. Но вновь ошибается, когда подходит совсем близко, и Император даже не церемонясь берет его за левую кисть и с помощью свой Тьмы оплетает тонкое запястье черной очень тонкой тенью. — Это получше того браслета будет, и может вполне сдержать твою внезапную магию внутри, если тебя кто-то доведет. Но для верности… — Питч вытаскивает всё из того же клубка Тьмы новый браслет сделанный Анэш и закрепляет ленту поверх своей тьмы, перекрывая теневую нить, — А теперь иди. И да, надеюсь ты не настолько глуп, чтобы рассказать о всем что видел вчера и что в принципе здесь происходило, кому бы то ни было. Джек же, настолько поражен всеми словам и действиями Императора, что кроме как нового скованного «спасибо» и кивка, в виде сохранности тайны, ничего не говорит и не делает, и быстро поклонившись, как всё же того подобает, идет к выходу, переполненный смятением и не верием что все сложилось именно так.~***~
Джек и вовсе забыл с самого утра, после подъема, прибывая в своих мыслях, о том, что вчера обещал подумать и принять предложение Луноликого. Однако, когда тот же Чарано поспешно нашел его всё у тех же уличных фонтанов, парнишка вспомнил и пристыдил себя, почему-то резко запаниковав. Пока сайи вел его все по тому же длинному коридору, к конечной комнате фаворита, у Джека не переставая копошилось под сердцем странная тревога и отрицание будущего, даже легкое недоверие к будущему разговору. Он таки не смог посоветоваться об этом случае хотя бы с Радом или же Джейми, да даже совета у Анэш спросить некогда было. «Спросил бы у самого Императора, чего уж мелочиться?» — возмущенно играло подсознание, но парнишка игнорировал свои мысли и с замиранием сердца ждал, когда же они дойдут и что будет, когда Лунный потребует дать ответ. На несчастье Джека, коридор кончился слишком быстро, ровно, как и массивная дверь распахнулась легко, и в одночасье он вновь оказался во всем ослепляюще белом. На этот раз цвет чистоты и непорочности его не успокоил, а, наоборот, встревожил, но Фрост не подал вида, и уже выучено склонил голову, наблюдая за Эйль-хас, что восседал на низком мягком табурете перед трюмо, пока его верный служка расчесывал его длинные белые волосы. — Ты явно не спешил ко мне, йёру, — едва за сайи вновь закрылась дверь, начал Эйль-хас, скрывая раздражительность за непринужденностью, — Забыл про наш разговор, или тебя заболтали эти завистливые приживалы? — За…заболтали, — едва различимо вымолвил Джек, почему-то впервые соврав, но не почувствовав за это вины, — Прошу простить. — Наверное… — Лунный взмахнул правой кистью и его Эй-йёру отошел на шаг назад, прекратив расчесывать белоснежные, отливающее серебром, волосы, — Ты уже убедился в моих словах на целую сотню раз и принял правильное решение, ведь так? Юноша не хотел смотреть на йёру, но ярко-голубое отвлекало его от созерцания себя в зеркале, и Лунный повернулся, осматривая беловолосого мальчишку в лазурном новом наряде, который покорно стоял почти на пороге и держал голову низко опущенной, а потому не было видно какое у него выражение на смазливом лице. — Вы всё верно говорили, господин… — Джек отчего-то морщится, вспоминая совсем не тщеславного и доброго Рада, который столько ему показал и объяснил, и такого открытого и наивного Джейми, и потому не может назвать здесь абсолютно всех приживалами и сплетниками-завистниками, — Я имею в виду, что здесь есть очень много таких… злых и двуличных, но я все ещё колеблюсь по-поводу принятия вашего решения. — Да как ты… — резко взвинчивается служка Луноликого, но сам Эйль-хас только резко взмахивает рукой и золотоволосый быстро смолкает, тихо проронив извинения. — Правда? — голос Лунного всё ещё спокоен, и он не цедит зло, как хотелось, ведь тогда игра будет слегка подпорчена, а упертый мальчишка не последует к нему в услужение, — И почему всё ещё колеблешься? Скажи, ты готов пожертвовать своим спокойствием и благополучием, из-за того что сомневаешься? Лунный по-королевски встает со своего места, медленно продвигаясь к мальчишке, и не обращая внимания, как длинный шлейф комнатного одеяния цепляется серебряной вышивкой о шкуры на полу. А йёру в этот момент решается слегка приподнять голову, но всё ещё разумно не смотря прямо в глаза Лунного, и хмурит брови, словно задумываясь. Луноликий пренебрежительно задается вопросом у себя в голове: «Разве есть в этом необразованном остолопе хоть капля мозгов, чтобы задумываться, и противиться моей воли?» «Готов пожертвовать своим спокойствием и благополучием…» — у Джека эти слова раздаются эхом в голове и он в принципе теперь сомневается. Что для него благополучие и спокойствие? Ещё вчера он думал, что его жизнь кончена; он пережил сотню чувств и эмоций, он напал на самого Императора, он дал жизнь самому страшному тандему — Холоду и Тьме, он показал себя и свое проклятие, но остался жив, он был в самом прекрасном месте во дворце… Джек с легким замиранием сердца вспоминает ядовитые цветы Ирии и улыбку Анс, наивную игривость маленькой Агаты и пронзительный взгляд желтых глаз Повелителя Тьмы. Джек сглатывает и понимает, что именно спокойствие он нашел вчера, когда отключился в теплых объятьях того, кем его пугали и кого пугался он. Он подорвался утром, но кроме насмешливого взгляда тех же золотых глаз, нескольких вполне нужных советов и нового браслета с вплетенной тьмой ничего не получил, ни выговор за вчерашние, ни одного повреждения, или даже слово о том как себя вел. Да, черт возьми, сам Император Тьмы признал, что перегнул палку! И да, его отпустили, приказав, естественно, увиденное и услышанное держать в тайне… Джек смущен тем, насколько он переменчивый, но он ожидал всего, но только не того, что сам Император ему все объяснит. Покажет… Даст совет про эмоции, усилит этот поблескивающий серебром браслет своей тьмой, дабы сдержать этот чертов дар льда. Парнишка тяжело выдыхает и закусывает всё же губу, под напором этого строгого серебристого взгляда Эйль-хас. Язык не поворачивается сказать этому прекрасному юноше, что спокойствие он обрел вчера, когда заглядывал в глаза тому, кто объяснил природу его дара, когда услышал слова Ламеи, которая словно сбросила с него ярмо проклятого — брата, который боялся сделать больно сестре и не спас её. Эмма ни за что бы не посчитала его злом. И её убил не он. — Я… — Джек всё-таки резко возвращается в реальность и прочищает быстро горло, вновь потупив глаза в пол, — Я не хочу вас никак обидеть… господин. Я просто слишком растерян, и возможно в Саду, если буду вести себя тихо, меня никто не тронет… — Никто не тронет? — насмешка теперь слышна в голосе Айсек, и он почти в плотную подходит к дерзливому рабу, который посмел идти на попятную, — А ты знаешь, что каждый, кто там обитает, уже потенциально нацелен на то, чтобы уничтожить тебя? Как же, новеньких всегда ломают, и с тобой сделают то же самое эти гнусные продажные подстилки! «А интересно чем отличаетесь от них вы, Эйль-хас?» — быстро промелькнувшее в голове заставляет ещё больнее закусить губу, ибо парнишке резко становится смешно. Странно слышать этот надменный и слегка раздраженный тон от такого чистого и благородного юноши, по крайней мере, таким этот Лунный показался Джеку в первый раз. Но сейчас… Словно Фросту глаза открыли, или… «Или ты увидел настоящее благородство и чистоту. Признайся же самому себе, Оверланд? Прекрасные Феи в тысячу раз превосходят это существо… Да и вспомни с каким пренебрежением они говорили о нем?» Это ещё одна странная зацепка, словно звено цепи, которое защелкивается и оттягивает Джека от согласия стать служкой этого фаворита. — Я надеюсь мне повезет. И я уже встретил как минимум двоих прекрасных ребят, которые были со мной очень добры и вежливы, они мне и рассказали про всё. Да и… другие ко мне не подходили с угрозами. — Вздор! — резко прерывает Лунный, — Все обманщики и подхалимы, а я — твой единственный шанс, хотя бы слегка подняться в иерархии, и быть в безопасности. Ведь они отнимут у тебя все! Айсек сдерживается, чтобы не дать пощечину гнусному упрямому мальчишке, и прекрасно знает, что без согласия этого болвана никак не сможет его взять в свои служки — приказ Повелителя не имеет право нарушить даже он, тем более личный приказ, при свидетелях. Словно Кромешник лично поставил в его присутствии незримую печать на мальчишку, которого теперь и правда из Сада никуда нельзя сослать. Даже ему… Но вот лазейка всё-таки есть, и она и заключалась в том, если мальчишка попросит у него помощи и защиты и добровольно согласиться стать служкой. Только вот почему-то этот крестьянский болван теперь идет на попятную, и это почти выбивает хладнокровного Эйль-хас из колеи. — У меня и так ничего нет, господин. Не думаю, что я им нужен… — Джек едва усмехается и тихо продолжает, — Изломанный, потерявший духовные устои мальчишка, который забитым зверенком сидит в стороне и итак не высовывается. Мне не нужны все эти склоки, а, следовательно, я не буду в них лезть. — Глупый наивный раб! — едва заметно цедит Луноликий, — Тебя будут использовать в играх как только угодно и ты этого даже не заметишь. Потому я тебе в последний раз предлагаю сдаться и принять мое предложение. «Нет!» — почти рявкает подсознание и перед глазами у Джека милое личико Эммы, и тихим эхом слова Ламеи. И потому он не имеет право сдаваться, ломать себя и признавать, что эта жизнь в служках его устраивает. Как минимум, потому что он… Он не научился ещё контролировать себя, не познал и не обуздал свой проклятый дар, ему нужно учиться этому. Нужна относительная свобода, которая может быть только если он останется в Саду, нужны будут те советы Анэш и тем более те обещанные встречи с девушками в Саду Фей и возможная практика с Императором. Все это и есть его жизнь, и он не имеет права променивать этот шанс на спокойное существование в виде служки фаворита. — Прошу меня простить, но я не готов стать вашим слугой. Я… я попытаюсь выжить в Саду, — Джек всё же поднимает голову и встречается с совершенно другим взглядом Эйль-хас. Жестким, холодным, но не это резко пугает Фроста, а то, что впервые взгляд прекрасного юноши не выглядит наигранным. Это его настоящие эмоции. «А до этого, ты был в масках, Луноликий?» — Значит… — почти неслышно заговаривает Лунный, — Ты готов пожертвовать своей свободой, пусть и относительной, и терпеть нападки и каждодневную травлю? — Я все равно раб, а к травле я привык очень давно, господин. Потому, да. Готов. — Джек лишь слегка прищуривается, и старается не расправлять плечи и не смотреть больше в глаза Эйль-Хас. — Здоровьем? — Лунный слегка улыбается, но это больше похоже на маску лицемерия, ровно, как и его королевская статная поза, которая лучше его слов говорит о его надменности возвышенности над никчемным йёру. — И этим тоже, — твердо кивает беловолосый мальчишка. С каждым вопросом словно все уверенней принимая свою позицию, и словно этим возвращая себя. — Жизнью? — прямая угроза и усмешка, яркая, намекающая, заставляя задуматься; Луноликий достает почти козырную карту, ведь такой прямой намек должен расколупать даже твердолобого идиота, и заставить вновь задуматься. Однако реакция мальчишки совсем не та, которую ожидает Эйль-хас: Фрост только прохладно улыбается и на его губах начинает играть настоящая, почти издевательская усмешка, он поднимает взгляд на Лунного, и сверкает леденящим кровь лазурным взглядом. — Жизнью? — вкрадчиво словно переспрашивает Джек, — Кто-то захочет меня убить? — Всё возможно, — передергивает плечами Эйль-хас, словно пытаясь скинуть чужой, слишком противно-холодный, взгляд с себя. — Я уже мертв, — усмешка Джека и он понимает, что его взгляд становится непроницаемо ледяным, от чего Луноликий даже слегка вздрагивает, — А мертвеца невозможно убить дважды, господин. — Да что ты, наглый мальчишка, говоришь? — юноша почти шипит, но пытается сдержаться и брезгливо отодвигается от йёру, приводя последний аргумент, который боятся все новички: — А как тебе лечь в постель Повелителя?! Он уж тебя щадить не будет. Он может приказать тебе всё что угодно, от банального разделить с ним ложе и до убийства несчастных слуг или животных; использовать тебя, как подопытного для своей Тьмы, или в угоду своих других прихотей. Он — жестокий и хладнокровный Император, который вполне может приказать тебе все, абсолютно всё, что угодно, и тогда у тебя не будет защиты в лице меня и никто тебе не поможет. Думай головой, прежде чем ответить! И запомни, что выбрав Сад, ты обрекаешь себя на полное подчинение и волю жестокого существа, страшного и капризного, который будет делать с тобой, если захочет, абсолютно все, йёру! «Всё что угодно?» — едва мелькает игривое в мыслях Джека, и почему-то в глубине души становится тепло, — «Например после того, как я его чуть не убил, совершив покушение, объяснять, что такое дар и открывать для меня свой самый защищенный Сад? Держать меня в объятьях и дарить тепло от самой Тьмы? Успокаивать, и даже не трогать, когда я в обмороке? Обещать контролировать мой проклятый дар? Это называется — всё что угодно?» Беловолосому смешно, но смотря сейчас на явно злого, совершенно иного Луноликого, он знает какое примет решение. И Джек выбирает Тьму. Свет слишком ослепителен для него и лицемерно ярок. Теперь он прекрасно это видит, ровно, как и навсегда меняет свое мировоззрение. Он странный возродившейся — злобный недоверчивый звереныш, с кровавым шлейфом прошлого, и зыбким туманным будущим, но он… принимает сейчас единственное существо в этом большом неизведанном мире, которое, не смотря на заверения всех остальных, ни сделало ему ничего плохого, не тронуло и по-настоящему помогло, поставив мозги на место и вернув внутренний покой и свободу. А это дорогого стоит. Настолько, что Джек искренне ему благодарен, даже несмотря на то, что будет в дальнейшем. Хотя, ему кажется, что ничего плохого уж точно. И, если уж Фрост раб и вынужден кому-то подчиняться и кого-то считать своим господином — единственным и неизменяемым, то это будет Император Тьмы — Король Кошмаров. — Что ж… — Джек впервые свободно легко выдыхает и слегка улыбается, не пытаясь даже на грамм быть злым, — На то будет воля нашего Повелителя. И я беспрекословно её выполню. — Я могу стать тебе господином! И выполнять ты будешь только мои приказы! По сути, и сейчас ты не имеешь права меня ослушаться, ибо я — Эйль-хас Айсек Императора! Господин над тобой, йёру! — это последняя капля, почти переходя на безразличное холодное шипение и сдерживаясь, чтобы не выжечь своим Светом глупого йёру. — Прошу меня простить… Эйль-хас, вы невероятно добры ко мне, но единственный для меня господин это… — Джек почти хочет с вызовом назвать имя, такое звучное и почти греющее душу, но сдерживается и с не меньшей гордостью произносит другое: -… Повелитель, Император Тьмы! И кроме него никто из Сада не может в полной мере называть господином другого, как бы высоко по иерархии он не стоял. Ведь над всеми нами только он один. Джек глупый наверное, и не совсем еще все выучил, да что уж, часть информации в принципе вылетела у него из головы, но единственное что он прекрасно понимал с самого начала, а сейчас и подавно — каждый, начиная от йёру и заканчивая членами Кишили и Зо, Зу Иррет, беспрекословно подчиняется лишь одному вышестоящему, а всё остальное лишь проволочки делений на ступени. Потому парень не боится говорить такие слова фавориту. — Хорошо. Пускай будет так, — Эйль-хас на время отступает, резко сминая края своей накидки в тонких пальцах, — Но учти, йёру, с этого момента ты сам за себя, и я даже кончиком пальца не пошевелю, когда ты прибежишь ко мне весь в слезах и будешь молить о защите от этих взбешенных нелюдей, что живут в Саду. Так и знай! — Я запомню, Эйль-хас… — Джек покорно склоняет голову, отчего-то понимая, что на душе становится легче от принятого решения, хотя по логике — это самое глупое, что он совершал за последние пару дней. — Пошел вон! И не попадайся мне больше на глаза! — почти рявкает Луноликий и щелчком приказывает своему служки выпроводить нахального йёру за двери.~***~
— Эй? Йёру? Ты чего в облаках витаешь? — звонкий голос выдергивает его из воспоминаний произошедшего в обед, и беловолосый мальчишка резко дергается, подрываясь с красных подушек и оглядываясь. — А, Радостный… — Джек пытается выдавить из себя улыбку, но не может, и получается лишь тень натянутой ухмылки. — Так. Что произошло? — в момент подобравшись, рыжеволосый наложник усаживается напротив новенького и мерит его пристальным подозрительным взглядом. А Джеку только и остается, что неверяще усмехнуться, понимая, что большую часть информации придется утаить от этого чудного мальчишки. Беловолосый оглядывает Серебряный Сад и не верит в то, что за сутки с ним столько уже произошло. Даже не за сутки, а за часов десять, наверняка. Начиная от того знаменательного появления у… Императора, и до сегодняшнего обеда, когда его неожиданно позвали к Эйль-хас. Наверное он наломал дров, но ему правда легко после принятого решения, после воспоминаний о Саде Фей, о того, что поблескивающий на свету браслет тепло обволакивает запястье, грея незаметной нитью темноты… Плевать что будет дальше, ведь он хочет жить, а не выживать. И значит он будет жить здесь, в этом странном мире. Надеется только на свои силы и прислушиваясь только к себе, к тем кто делает для него добро и пытаться вытаскивать из этого пользу. — Я тебе так и не рассказал, что было вчера, когда меня позвали к Эйль-хас, — Джек мнется, усаживается поудобнее и осторожно, в обход некоторым деталям, начинает рассказывать Раду о всем, что предлагал ему Луноликий, и как сегодня Фрост, подумав, отказался служить фавориту. Джек не знает, сколько проходит времени, просто абстрагируется от внешнего шума разнообразных голосов и меха, трели музыки и журчания фонтанов; он эмоционально, в кои то веки, всплескивает руками, делится эмоциями и впечатлениями, подробно пересказывает все слова Эйль-хас рыжику и наблюдает за вытягивающимся молодым лицом парнишки, пытаясь сдержать улыбку. — Ну, как-то так… Что скажешь? — Фрост выдыхает и складывает руки на коленях, забавляясь замершему статуей самому себе рыжеволосому. — Что я могу сказать. Ты теперь не сможешь в принципе попасть в Алмазный Сад, йёру, и путь к Императору Луноликий тебе аналогично отрежет, — Радостный пожимает плечами, зная, конечно же, позицию Джека, но все равно говорит что будет, — Ты ему не соперник, хотя я слышал что-то такое, когда один из юношей, которого уже нет во дворце, был очень хорош собой, и дабы устранить его из Сада, Луноликий предложил ему пойти в служки… Тот согласился, и Лунный тем самым убрал с дороги красивого мальчика, который вполне мог стать наложником, увидь его Император. А так, был служкой у Эйль-хас, а после его вовсе сослали в южные дворцы. Джека едва ли передергивает от слов паренька, сочетание слов «уже нет во дворце — сослали» и «дабы устранить, ибо был красивым» дают неплохую такую пищу для размышлений, но беловолосый откидывает эти мысли, отвлекаясь на шум, что нарастает со стороны главного коридора. «Ужин? Нет, слишком рано, даже пяти часов по полудню ещё нет!» — думает Джек и повернувшись ловит такой же удивленный взгляд Рада, однако в отличии от Фроста, удивление в глазах паренька быстро сменяется пониманием и легким нервозным предвкушением. А вдалеке, выходя из коридора, останавливаются несколько сайи, и глухим стуком посохов о мраморный пол, привлекают всеобщее внимание в Садах. — Луноликий Эйль-хас Ёно Айсек! — громко оповещает один из сайи в начале коридора, и кланяется, равно, как и большинство служек, стража и все наложники в Садах. Джек же, как всегда, не успевает быстро подорваться, встать и, аналогично Раду и остальным, склонить голову, замечая уже знакомый силуэт, что в белый развивающихся шелках величественно шествует в свой Алмазный Сад. — Третий день… Как же я забыть мог! — тихо шепчет рыжик и порывается вперед, и Джек следует медленно за ним, но еще не понимая что происходит. — Что? Что случилось-то? — озадаченно осматривая предвкушающих и хитро улыбающихся мальчишек. — Иди к ним, йёру сегодня там можно присутствовать. Это что-то вроде посвящения, — равносильно шепотом напутствует Рад, и осторожно направляет беловолосого к территории Алмазного Сада, куда на удивление сайи сгоняют таких же йёру. — Что? Чего? Да объясни ты толком! — приглушенно шипит беловолосый, раздраженный тем что большинство разномастных суетящихся мальчишек сконфужено пересекают черту маршрабии и оказываются полукругом на площадке возле фонтанов в Алмазном Саду. Парню не нравится, что теперь новые, более пристальные взгляды цепляются на нем, что их — йёру, здесь слишком мало, и стоят они на обозрение тех хищников, которые непринужденно или слишком вальяжно стоят, или вновь опустились на свои лежаки, и едва ли тихо переговариваются с друг другом, обсуждая новеньких. — Всё просто, каждый третий день Повелитель желает видеть у себя в покоях Эйль-ар, и им может стать кто угодно из наложников, но чаще всего это Луноликий. Йёру же, впервые попавшие во дворец, в этот третий день приглашают сюда, дабы поняли, как разнятся в статусе с фаворитами, и приобрести возможность, на правах новенького, стать избранным Повелителя на эту ночь. Волю и желание нашего Императора передает Анэш, которая передает дар от Повелителя избранному рабу, обычно это черно-золотой платок. Сегодня будет так же! — дабы не смущать других йёру, пояснительно шепчет на ухо Джеку рыжик, и быстро толкает в бок парнишку, и сам склоняет голову, когда мимо них с презрительным цоканьем проходит высокий черноволосый юноша, обряженный в фиолетовые одеяния с позолоченной вышивкой. — Это кто был? — едва различимо спрашивает Фрост, стоит надменному незнакомцу пройти к большой, заваленной подушками и белыми шкурами, тахте, где восседает пришедший Луноликий. — Ухиш, Бедствие, бывший Эйль-хас Повелителя, — равнозначно тихо отвечает Рад, и сразу же замолкает. — Новенькие как всегда слишком скромны… — какой-то смугленький юноша, на вид не старше двадцати, в изумрудных шароварах и легкой сетчатой накидке, покрытой золотыми висюльками, склоняет голову вбок, восседая на бортике фонтана и рассматривает йеру, поднимая первые разговоры Эйль-хас и нареченных в Алмазном Саду. — Вас мало и, думаю, в этот раз все из вас уйдут в служки или сайи, по крайней мере это было бы хорошо, дабы не мозолили глаза, — Ухиш присаживается с левого края от Лунного и своим высказыванием поднимает волну лицемерного смеха пронесшегося по всему Саду. «Хотел свободы и думал будет легко, Фрост? Отлично, терпи теперь!» — мысленно помечает Джек, но даже в лице от этой скабрезины не меняется. — Как всегда, — слегка раздраженно тихо шипит Рад и вновь обращается к Джеку, — Не обращай внимания, просто прими как их данность. А Джек же только кивает. — Ну, зачем же столь жестоко, Бедствие? — мелодичный знакомый голос Эйль-хас, заставляет Фроста слегка подобраться, и посмотреть на грациозного юношу, что расположился на шкурах и сейчас ленивым взглядом скользит по новеньким, пока не наталкивается на взгляд Джека и мягкая улыбка исчезает с его губ, — Они всего лишь новенькие бесполезные рабы, которые хоть чему-то, но должны научиться. — Только, как жаль… — Луноликий встает со своего места и плавно, но целенаправленно начинает подходить в сторону беловолосого и рыжеволосого мальчишек, другие же присутствующие, элегантные и высокомерные наложники, молчат под его слова, наблюдая за каждым изящным движением. А Луноликий, задержав небольшую театральную паузу, подходит к Джеку, словно случайно осматривая парнишку, так непривычно пренебрежительно. — Им ничего не светит, — почти сожалеюще и так же ядовито проговаривает Эйль-хас, и в момент меняет тон, словно приказывает, не терпя возражений, — Дар от Повелителя сегодня вновь будет в моих руках, и это неизменно! — Хранительница Сада, Анэш Зу Иррет! Джек мысленно благодарит вовремя входящую в Сад Госпожу и сайи, что оповещает о ней, потому как взгляд Луноликого быстро перемещается на девушку и он слегка отходит от Джека. — Да… Не повезло тебе, йёру. Теперь ты выше служки не поднимешься… — едва слышно, пока каждый склоняет голову в поклоне, говорит Радость, хмурясь от того, что новенького Лунный настолько теперь не переваривает. Но на странность всю напряженность и скованность пребывания в Алмазном Саду развеивает хрупкая на вид Госпожа; она в более чем в довольном расположении духа ступает в центр Сада и быстро осматривает цепким аметистовым взглядом каждого присутствующего, отмечая по правую сторону стайку из йёру. — Зу Иррет, — Лунный не дает и рта открыть каждому кто здесь находится, делая шаг по направлению к Хранительнице, и как ни в чем не бывало требовательно начинает, — Думаю, не стоит ради йёру устраивать представление, просто вот вам моя ладонь и положите на неё платок, ну или очередную драгоценность от моего Повелителя. Юноша снисходительно улыбается, под смешки и восхищенные вздохи других наложников и бывших фаворитов, знает наверняка и стопроцентно, что сегодня он будет в покоях Императора, а потому слегка позволяет каждому здесь увидеть, насколько сильна его власть и неизменен статут постоянного Эйль-хас Повелителя. — Ну, всё-таки начнем мы с йёру, потому потерпи Луноликий, и прояви уважение к новичкам, с учетом того, что они здесь больше не задержаться, — Анэш говорит спокойно и даже слегка добро, однако от одного понимания, что ничтожных рабов наконец куда-то сошлют у лунного юноши поднимается настроение выше небес и он победоносно вскидывает голову, едва ли желая посмотреть сейчас на реакцию этого дерзкого мальчишки, и милостиво дожидается своего дара. А Хранительница, под тихие шепотки наложников, оборачивается всего к пяти йёру, стоящих в сторонке, и сдержав хитрую улыбку, командным тоном оповещает их: — Все вы с сегодняшнего дня отправляетесь в прачечные и на кухню, и лишь двоих йёру позволено взять в личные служки, если кто пожелает из Алмазного Сада… — Туоф делает паузу, замечая надменность и довольство на лице Луноликого, и ровным хорошо поставленным голосом продолжает, — Все четверо йёру, кроме… белоснежного. Луноликий первым не успевает среагировать и высказать возмущенное «что?», он даже не успевает перевести тему и взять свой платок, который как всегда лежит в шкатулке которую держит в руках Тесс. Анэш только минует белесого фаворита, едва отодвигает его со своего пути сложенным веером, под шокированные шепотки да смешки остальных, и подходит к обомлевшему Джеку, который от услышанного не смог сдержать волнение и любопытство и поднял голову, с вопросом смотря на Хранительницу. — Ибо ты больше не являешься йёру, и сейчас же отправляешься на подготовку, — мягко осматривая новенького белоснежного, оповещает Анэш и из предоставленной шкатулки, которую быстро подносит Тесс, достает широкий черно-золотой браслет-ленту, отдавая её ошарашенному Джеку, — Император желает видеть тебя в своих покоях сегодняшней ночью, белоснежный Эйль-ар.