~***~
— Я… Куда вы меня ведете? Это настолько необходимо? — слегка отходя от волнения и ошеломления, надтреснуто спрашивает Джек, замедляя шаг, но всё также не поднимая головы. — В купальни, — на ходу отвечает Хранительница, — Тебя нужно привести в порядок, полностью и абсолютно. Через семь часов ты должен предстать перед Императором, и быть подобающе ухожен и одет. А также подобающе вести себя. — То есть, стать покорным наложником, желающим разделить с ним ложе? — Джек прикусывает язык уже после того как Госпожа останавливается и смотрит на него слегка удивленным взглядом. — Я не хочу так… — А кто тебя спросит, раб? — едва раздраженно сверкает взглядом Хранительница, но видя насколько мальчишка сжимается от этих слов, едва корит себя за столь поспешность слов и грубость. Ведь этот мальчик не такой, как большинство здесь живущих. Ему не нужны ни власть, ни золото, ни, тем более уж, внимание. — Я… Я не хочу! — прерывисто, словно шаг с обрыва, хрипит беловолосый и вскидывает голову, упрямо смотря Анэш в глаза, — Я не смогу так, не смотря на… Джек морщится, не договаривает, подмечая удивленный взгляд Рада, нескольких служек и Тесса. За то его прекрасно понимает сама Хранительница, бесшумно подходит ближе на два шага. — Сможешь и будешь, ибо только от этого зависит твоя жизнь, Эйль-ар, — спокойный голос Анэш ещё больше раздражает мальчишку и вводит его в панику, а слова про то, что он теперь наложник и сегодняшнюю ночь должен будет провести с Питчем, коробит настолько, что Фрост передергивает плечами. «Да ни за что!» — рявкает он в своих мыслях и неосознанно пятится назад, как-то слишком по затравленному смотря на Госпожу. — Нет… Нет! — вскрикивает Джек, чем привлекает внимание даже стражников, — Не буду, я… Все понимаю, но не хочу! Не буду! Почему бы… Джек впервые так отчетливо ощущает свою панику и заламывает руки за голову, тихо скуля и озираясь в поисках помощи и поддержки. — Я не хочу! Почему не прачечные? Почему я? Почему… Я ведь новичок, так нельзя! Он... — Фрост тычет пальцем в Рада, — Он говорил, что йёру сначала проходят подготовку в полмесяца или даже месяц, и только после отправляются к Императору. Почему так? Неужели меня… С моим-то… — Джек осекается, поймав строгий взгляд Анэш, — Меня нельзя сослать куда-то и не трогать? — Почему, говоришь? — девушка теперь целенаправленно подходит вплотную к перепуганному мальчишке и заглядывает в мечущейся паникующий лазурный взгляд, — Чтобы ты выжил. Хранительница знает, что сейчас должно твориться в Саду, а потому хочет убить двух зайцев. Она быстро берет Джека за руку и, несмотря на всю свою утонченность и хрупкость, тащит его по коридору за собой, лишь жестом указывает нескольким служкам отправляться в купальни, а Рада и Тесса берет с собой. Девушка проходит всего лишь до лестниц, что ведут на третий этаж, и тут же активирует телепорт, который был в рубиновом кольце на правой руке. Магия срабатывает мгновенно, и Джек даже растеряться не успевает, и вот уже он, Госпожа и Тесс с Радом стоят на широком просторном балконе третьего этажа, рядом с резными колоннами, что уходят в высь подпирать прозрачный купольный потолок, и здесь прекрасно виден Сад — все открытое помещение второго этажа. И то как юноши переругиваются, пританцовывают, смеются и снуют туда-сюда, а в Алмазном Саду, кажущимся таким роскошным, на странность слишком спокойно и тихо. Но Джек, как завороженный, смотрит с балкона третьего этажа на Сады и понимает, настолько всё же те огромны, и сколько на самом деле в них пестрых красивых юношей. Однако перевесится через мраморные перила и разглядеть всех подетальнее не дает Анэш. Она жестко дергает Джека за плечо и утягивает в тень колонны, так, чтобы если кто-то из Сада и посмотрел вверх, но на балконе никого не заметил. — Ты хочешь правды, и спрашивал почему? Тогда смотри, Эйль-ар, но не издавай ни звука. Чтобы ты не увидел, не услышал, ни звука, ты понял? — Хранительница строго смотрит на парнишку и дожидается его сконфуженного кивка, а после берет Джека за руку и теснит к колоне. Позади молча и отчего-то слишком мрачные стоят Тесс и Рад; Джек даже оборачивается всего на секунду, чтобы спросить у рыжика или хотя бы обменяться взглядами, но вид у того настолько непривычный — серьезный и мрачный, что Фрост оставляет свои попытки, и вновь поворачивается к Саду. Вся наигранная непринужденность и спокойствие, смех, музыка и танцы прекращаются примерно через пару минут, когда один из наложников, на вид худенькой комплекции француз, с кудрявыми золотыми волосами, вторгается на территорию Алмазного Сада, минуя предостережения двух сайи, и приосанившись подходит к той самой тахте, где вновь возжелал сидеть Луноликий. — Я не понимаю… Не понимаю вас, господин! — парнишка шипит, возмущенно и отчаянно, но из-за резко создавшейся тишины и хорошей акустики Джеку понятны и слышны даже малейшие изменение голоса этого паренька, — Почему вы приказали сослать меня на первый этаж? Я… я три раза был у Повелителя, я имею право находиться в Алмазном Саду, я — Эйль-ар! Тот, кто… — Замолчи, предатель, — слишком спокойно обрубает беловолосый юноша; Лунный даже не шевелится, лишь взглядом подзывает нескольких сайи ближе, чтобы на всякий случай они смогли сдержать этого выскочку, — Ты спал со стражником… О, нет, даже с двумя стражниками… Луноликий осекается, едва сдержав подлый смешок, но это подхватывают другие, презренно косясь на наложника, а Джеку от этого вида становится противно, словно не золотоволосый парнишка стоит перед этими лицемерами, а он сам. — Ты отдавал им себя, и после этого еще хочешь обвинить меня? Эйль-хас Айсек Повелителя? В том, что я тебя изгоняю, дабы ты не порочил Сад и честь нашего Повелителя? Сколько в тебе наглости, мальчишка! — Столько, сколько нужно! — вскидывается парнишка, и смахивает со своего плеча руку одного из подошедших к нему вплотную сайи, — Ты знаешь здесь лучше меня — никто из стражников не посмеет прикоснуться ни к йёру, ни к Эйль-ар, это под запретом смертной казни. Ровно, как ты — Луноликий, прекрасно знаешь, что ни один живущий в Саду не пожелает отдать себя кому бы то ни было, кроме нашего Повелителя! Я был только с ним, и ты, как и половина Алмазного видела меня и черный платок, присланный мне неделю назад. Ухиш может подтвердить, Иам, Ойко и Баст! Я не нарушал правил, и я точно так же, как и ты, по закону имею право быть в Алмазном Саду, ибо являюсь Эйль-ар и провел три ночи в покоях Императора! — Провел, говоришь… Свидетели… — Луноликий лениво взмахивает руками, и поворачивается в сторону названных наложников, — Ухиш, Иам, скажите, действительно ли этот раб, — изящный юноша коротко усмехается, — Получил неделю назад тот, третий, подарок от нашего Повелителя? Кажется, за ним тогда не приходила Зу Иррет, и… тем более, его никто не видел в сопровождении сайи… В Саду вновь проходятся смешки, а представленный, надменный Ухиш, лишь ведет оголенными плечами, брезгливо осматривая француза, всем своим видом давая понять, что ничего не видел и ничего не было. Иам — Диамантовый, когда-то один из первых Эйль-хас Повелителя, только тихо цыкает, и отрицательно качает головой, под хитрую улыбку Луноликого. — Вот видишь, Эйль-ар, никто не видел, как именно тебе отдавали платок и, тем более, что тебя сопровождали в покои Повелителя. А следовательно… ты врешь. Врешь нагло, дабы выставить себя невинной жертвой. — Но мои знаки на теле… Я… — золотоволосый паренек озирается, вертит головой, пытаясь выцепить из толпы хотя бы одного сайи или наложника, который подтвердит его слова, но каждый либо не замечает его, либо присоединяется подленьким смешком к Луноликому. А Джека передергивает от этого, и он неосознанно сжимает руку Анэш сильнее, видя насмешки и ядовитую злобу внизу, то, с какой легкостью они загоняют мальчишку в тупик, заставляя испуганно озираться в поисках поддержки. Но никто не имеет право пойти против Луноликого, и для Джека теперь это становится понятно и ясно как день. Это — Закон Сада Императора. — Твои знаки… Глупости! Повелитель лишь своих Эйль-хас клеймит! И то это редкость… И судя по всему, царапины ты нанес себе сам, а метки на шее и плечах оставлены теми же стражниками, к которым ты спускался на первый этаж, — Прерывает его Лунный, со злостью оглядывая с ног до головы, — Все ведь знают, что стража на первом этаже более… строгая, грубая. Тебе захотелось отдать свое тело этим невоспитанным мужланам, но, а после, когда понял что натворил, решил таким способом всех одурачить. Да, какая же ты поистине неблагодарная тварь, уподобившаяся животным страстям! Красивый беловолосый юноша сверкает серебряным победоносным взглядом и щелкает изящными пальцами унизанными перстнями. Сайи слушаются его незамедлительно, хватая растерявшегося и ошарашенного от такого заявления француза и заламывая ему руки за спину. — Нет! Прекратите! Нет! — крик парнишки разносится эхом по Саду, приглушается слегка внизу из-за язвительных насмешек наложников, но до Джека доносится слишком четко и громко, со всеми отчаянными нотками, и Фрост с замиранием слишком сильно колотящегося сердца наблюдает, как сайи быстро оттаскивают вырывающегося француза к фонтану, все также сдерживая его, — Нет! Не надо! Не хочу! Жалкий крик наложника затихает в бульканье воды, когда его насильно наклоняют и начинают топить в журчащей воде. Джек подрывается, но тут же его дергают обратно, крепче сжимая ладонь, и вновь оттаскивают в тень. Но даже так ему прекрасно видно беззаботность или же злорадство на лице наложников, всей этой элиты фаворитов, и как брыкается, захлебываясь водой, золотоволосый парень; его руки соскальзывают с гладкого мрамора, спина неестественно выгибается, и вода разбрызгивается сильней, но сайи держат его крепко, погружая голову несчастного глубже, чтобы тот сильнее нахлебался воды. Жест Лунного и евнухи прекращают, выдергивая парнишку обратно, который отплевывается, задыхается и кашляет, его трясет и он почти безвольно обвисает в руках сайи. — Так что? Ты припоминаешь, что неделю назад, ночью пробрался на первый этаж и отдался двум стражникам, а после клеветал на всех, включая даже меня, раб? — Всё… Все было не так! Я… — парнишка задыхается, озирается, перепугано во все глаза смотря на хладнокровного Лунного, но тот лишь опечалено качает головой, словно не веря парню, и вновь шевелит указательным пальцем, и мальчишку вновь начинают топить. Резкий крик тонет в бульканье и плеске воды, а смешки служек и наложников, и тихая музыка начинающая играть на фоне этого зверства, доводит Джека до мурашек. «Они это видели не раз, знают, что будет, но также наплевательски не обращают внимания, предпочтя закрыть глаза и наслаждаться жизнью!» — доходит в сознании, и его обдает раскаленной волной, заставляя дернутся и сипло выдохнуть. Золотоволосый парнишка дергается больше, сильнее, его голову держат под водой уже значительно дольше времени, но вот Лунный вновь дает знак сайи, и те беспрекословно исполняют приказ и резко дергают наложника вверх, позволяя пока что дышать и жить. — В последний раз спрашиваю, ты нарушил Закон и предался блуду со стражей, раб?! — наигранно строго вопрошает белоснежный юноша. И молоденькому французу ничего не остается, как, откашливаясь и подрагивая, кивнуть, тихо просипев: — Да… У него нет выбора. Иначе его утопят в этом фонтане, и парень прекрасно это понимает. За него никто не вступится, и защиты у него нет, вровень и всем кто здесь находится. «В Саду правит не Анэш, а Луноликий Эйль-хас», — теперь молнией простреливает в голове Фроста, и он понимает всю глубину тех слов, когда его предупреждал Рад. — Уведите этого предателя на нижние этажи! — брезгливо в последний раз посмотрев на приговоренного, командует Лунный, и сайи, быстро поклонившись, под общий гомон и тихие шепотки да смешки, уводят обессиленного мокрого мальчишку вниз. Но Луноликий на этом не останавливается и припомнив красоту раба, а также недавние события связанные с белобрысым мальчишкой, который украл у него ночь, он подзывает к себе своего служку и даже не смущаясь никого вокруг говорит в слух, так, что даже наверху слышно: — Подложи эту дрянь под стражников, и пусть они сделают из него настоящую потаскуху, а затем сбросьте со скалы в море. Пусть выглядит так — приговоренный предатель-изменник испугался гнева Правителя и решил таким способом избежать кары, — Лунный усмехается и наконец расслабляется на тахте, облокачиваясь на мягкие подушки. Его слова служат каждому в Саду примером, что будет, если кто-либо захочет перейти ему дорогу и посягнуть на Повелителя. А вскрики мальчишки в последний раз доносятся на лестнице, ведущей на первый этаж, и Фрост зажмуривается до боли в глазах и хочет дернутся, порывается туда, понимая, что ждет этого несчастного невинного парня, но вторая рука Анэш с силой сжимает его плечо и беловолосый ничего не может сделать, лишь медленно оседает на мраморный пол, обессилено смотря на довольных фаворитов и продолжающееся веселье в Садах. Словно ничего и не случалось сейчас. — Теперь ты понимаешь? — Хранительница присаживается рядом, осторожно поворачивая голову Джека к себе, и заглядывает ему в глаза, — Видишь, что здесь происходит? Но у паренька остается сил только на слабый безразличный кивок, словно из него разом выкачали всю силу и надежду, оставив одно смирение с такой паскудной судьбой. Однако такой взгляд и настрой не нравится Туф, а потому она поднимается и тянет Джека за собой, заставляя его подняться на ноги, и быстро отводит с балкона, прислоняя к дальней темной стене. — Дай мне тебе помочь, Джек! — тихо просит она, пока Тесс и Рад стоят неподалеку и следят, чтобы никто не заметил Хранительницу. Она специально обращается к нему по имени, знает, что не положено, но так будет проще повлиять на слишком чувствительного мальчика. И это срабатывает, Фрост вздрагивает и в легком удивлении распахивает глаза, и Анэш этим незамедлительно пользуется, шепотом заговаривая: — Здесь такова жизнь, такова расплата за роскошь и власть. Но даже если ты этого не хочешь и хочешь просто выжить… — она осторожно подбирает слова, зная его прошлое, — Если хочешь жить и научиться быть собой, контролируя себя, то тебе придется смириться с тем, куда тебя сегодня приведут и с кем ты разделишь ложе. Тебе, мальчик, придется пройти многое, научиться уже за сегодняшний день многому. Но ты должен, слышишь меня, Джек? Ты должен полюбить себя и полюбить жизнь настолько, чтобы выжить здесь и противостоять всем тем, кто находится внизу. Но пока ты просто маленькая рыбешка, красивая, яркая, да! Но такой акуле, как Луноликому, на один зуб. Ты сегодня забрал у него ночь, и он теперь будет тебе мстить. И единственное существо в этом мирке, в этом дворце, кто может тебя защитить и предоставить тебе право существовать, даже не смотря на козни — это Император. Все что ты так хочешь в его руках и его власти. Раз хочешь здесь жить, учиться и тренироваться, то ты должен подчиниться Повелителю! И только под его защитой тебя не посмеет здесь никто тронуть, даже Лунный с его властью и вседозволенностью. Слова Хранительницы пусть и звучат приглушенным шепотом, но каждое слово доходит до сознания парня четко и ясно, и он понимает это. Понимает, что он меж двух огней, между молотом и наковальней, и ему некуда деваться. Но в голове ещё почему-то крутятся давние слова рыжика с Икарии, когда Лай говорил о неподчинении. И Фроста передергивает. Он помнит примеры, которые приводил и рассказывал ирландец. Как такие же завистливые фавориты обжигали другим мальчишкам лицо раскаленным маслом, травили, подставляли… И сейчас, то что произошло на его глазах, и хуже того — никто даже не пикнул, не вступился, говорит о многом, ровно и слова самой Хранительницы, которая пусть и является главой Сада, но не может предотвратить бесчинства фаворита. Дрожь осознания проходит по телу Джека, когда он понимает, что может точно так же подставиться, и уже его будут подкладывать под стражников. «Да ни за что!» — сознание в штыки воспринимает любое такое посягательство, даже мнимое, и парнишка скидывает противное липкое ощущение продажности с себя. Но с другой стороны Император. С этой чертовой, проклятой, другой стороны. Пусть Фрост уже подчинился ему, признал в нем своего господина… Остается последнее — отдать ему себя? Отдать, ради своей жизни, тренировок, обучения, спокойного существования и защиты? Разделить ложе, дать этому горящему золотому взгляду скользить по своему обнаженному телу, длинным пальцам с острыми чёрными когтями прикасаться к своей прохладной коже, этим губам целовать… Джек вздрагивает, скидывая морок фантазии, и пугается. Только не понимает чего больше — самого страха и факта покушения на себя или того, что его щеки слегка порозовели и сердце пустилось вскачь, при представлении этой картины. Однако Анэш вовремя вытаскивает паренька из этих странных мыслей и дергает за плечо. — Позволь мне тебе помочь, позволь защитить и дать советы. Это всё что я могу, несмотря на свою власть, Эйль-ар, — аметистовые глаза Хранительницы словно в его душу заглядывают, и Джек больше не может противится или размышлять, он просто сдается на волю странной судьбы и твердо кивает Госпоже, прекрасно понимая, что помимо страха, удивления, ошеломления и боязни, внутри после всех этих представлении об Императоре ни разу не проскользнула неприязнь и омерзение.~***~
После этого разговора Анэш не медлит и вновь активирует телепорт, и на следующие два часа парнишку затаскивают в купальни, где несколько служек, Джейми и Рад помогают ему с разными омовениями, отпариваниями и специальными отчищающими ваннами. Хранительница же на это время их покидает, но даже так никто больше не задевает тему того, что произошло на балконе. Даже веселый и не ожидавший что Джека выберут Джейми, после того как видит мрачного Рада и задумчивого Фроста, смолкает и перестает улыбаться. Видимо мальчишка тоже становился свидетелем подобных расправ и прекрасно все понял, лишь по одному выражению лиц наложников. Потому теперь, в полной тишине, нарушаемой порой тихим всплеском воды, Джек, как послушный наложник, лежит в одной из купелей, прикрыв глаза и проворачивая в голове все то, что произошло за сегодняшний день. Происходящее за все это время вообще не дает покоя, и парнишка просто не успевает осознавать произошедшее: слишком все быстро, спонтанно и ярко, неумолимо. Фрост распахивает голубые глаза и обводит безразличным взглядом просторную белую комнату, почти пустую, лишь всего две мраморных купели по середине и окруженную колоннами, возле которых полукругом стоят клумбы с вьюнами, и цветы заползают вверх на эти колонны создавая подобие уютного сада. «Сада», — едкое повторение в голове, и Джеку кажется, что скоро его будет тошнить от этого слова, и всего что с этим связано. С мраморных стен медленно стекают капельки воды от пара, два больших арочных окна почти не пропускают вечернего яркого солнца, закрытые машрабией и тяжелой серебряной тюлью, рядом с купелью на небольшом парапете лежат мягкие подушки, на одной из который уютно притулился Джейми, подложив руки под подбородок и рассматривая рядом стоящие скляночки с разнообразными маслами и эфирными настойками, что добавлялись в воду. Рад же не разделял лень служки, и перебирал на дальнем кованом столике, что был рядом с другой, более большой и глубокой, купелью разнообразные скляночки. Джек повернул голову в его сторону и грустно усмехнулся; сейчас сходство этого рыжика с Лай почти идентичное: такой же сосредоточенный вид, рыжие волосы, забавный наряд — полупрозрачные лиловые шаровары с капельками висюльками по левой штанине и просвечивающая грудь и торс легкая туника такого же насыщенного оттенка светлой сирени. Пару позолоченных побрякушек в виде ракушек на шее… И от этого, пусть и слегка, но Джеку становится спокойнее и в тоже время тоскливей. Но вот раздается легкий плеск воды, и он словно просыпается от временного транса, а сердце бухает внутри, при новом осознании, что будет ночью. Наверное, не стоило ему забывать, не стоило даже на секунду расслабляться, но после всего что он пережил, что увидел, что говорила Анэш… Джек забылся, когда его привели в купальни, а после в бани, и снова в купальни. Все эти запахи масел, мягкий обволакивающий пар, служки, что в несколько пар рук натирают тело разнообразными смесями, поливают водой, осторожно обтирают бледную кожу мягким хлопком, и вода: от холодной, дабы взбодрить организм и до почти кипятка, когда он погружался в молочные ванны, от который исходил приятный аромат сливок и ванили, и кожу прогревало до самых костей… Джек делает глубокий вдох, расслабляется и признает, что все эти хитрости действительно работают, даже на нем, и он теперь понимает отчего новичков, и не только, настолько долго и тщательно готовят ко встречи с Повелителем. Здесь, после всех этих процедур, массажей, тишины и умиротворения с запахами успокаивающих благовоний, хочешь не хочешь расслабишься и нервозность снимет как рукой. Только вот всё равно, пусть основной страх и раздражение куда-то испарились, но парнишка при воспоминаниях все равно нервничает, барабанит пальцами по прохладному мраморному бортику и поджимает ноги к груди. От последнего, звук всплеска воды словно пробуждает вечно спящие купальни, и двое мальчишек вздрагивают, переводя взгляд на Джека. Впрочем ему и проще, ведь ещё полчаса просидеть в воде он не хочет, пусть и вода всё ещё горячая и очень приятно обволакивает тело, словно шелком. «Странное сравнение» — проносится в голове, но беловолосый умалчивает это в мыслях и слегка приподнимается, садясь спиной к теплой спинке купели, выдыхая и разминая плечи. — Долго ещё? — тихо спрашивает Джек, посматривая сначала на разморенного Джейми, а после и на Рада. — Потерпи. Четверть часа осталось, — рыжик же, в свою очередь, берет со столика самую большую пузатую склянку, доверху наполненную странной белой жидкостью, как будто молоком, и плавно подходит к Джеку. Наложник без лишних движений, словно уже в тысячу раз это проделывал, откручивает резную крышечку и выливает всю жидкость в купель, — Перемешай теперь воду и постарайся полностью, до шеи, погрузиться в неё, однако, ни в коем случае не опускайся полностью и не мочи лицо, и да, за волосами следи тоже! — Что? Почему? — теряя мысль о том насколько все это странно и боязно, спрашивает Фрост, и машинально создает волны, руками разгоняя воду в купели, превращая её — кристально чистую, в мутную молочную. — Это… — рыжик слегка улыбается, всего лишь краешком губ, но даже это Джек замечает и вскидывает в вопросе бровь, чем ещё сильнее сбивает с толка Рада, и тот как-то смущенно замолкает. Однако вот беззаботный и, судя по всему, без комплексов Джейми быстро перехватывает разговор и объяснения у Рада, и непринужденно выдает: — Эта смесь особенная, если в ней полежать, то она уберет все ненужные волосы на твоем теле. И ты станешь гладким, как младенец. В купальнях наступает густая тишина, пропитанная запахом ванили и цитрусовых, а беловолосый не сразу догадывается, о чем это Джейми толкует, но поразмыслив с минуту и достроив картинку в голове, густо краснеет и складывает руки на груди, отворачиваясь в левую сторону, дабы никто не заметил его выражение лица. Однако Джейми и Рада лишь веселит такая реакция новенького и они оба не сговариваясь начинают посмеиваться, пока лицо Джека превращается в пурпурную маску смущения. Он что-то тихо бурчит, но не злится. Просто понимает и не может ничего сделать. — Смирись, Эйль-ар, теперь для тебя такие процедуры, я надеюсь, станут еженедельными, — отставив пузырек на край купели, мягко говорит рыжик. — Почему еженедельными-то? — ворчит Джек, хотя сразу же прикусывает язык за свое любопытство, но слова уже высказаны. — Потому что такую процедуру с удалением нежелательной растительности на теле нужно проводить раз в неделю и не больше, если ты хочешь каждый раз представать перед Повелителем в прекрасном виде… — быстро тараторит знающий все Джейми. Но вновь повисает тишина, и сам служка осекается, поняв что он сказал, под посланным злым взглядом Рада мальчишка и вовсе тушуется, проронив тихое «ой». — Послушай, это… — Считаешь, что меня после сегодняшнего вообще допустят к нему, или я сам захочу на следующую ночь к Императору? — слишком холодно вдруг начинает Фрост, кидая пристальный взгляд на рыжего Эйль-ар. — Думаю, стоит привыкать, белоснежный раб. Рад слегка прищуривается, и склоняется ближе к парнишке, спокойно выдерживая его взгляд, и тихим тоном поясняет, что с Фростом будет то же самое, как с почившим французом, если тот не включит мозг и не станет пользоваться своим умом и своим телом. Ведь максимум что ждет Джека, если он сможет все правильно выучить это как раз таки постель Императора. Противно ему от этого или нет. Но на ужас Джека, ему это не противно… скорее, любопытно? Что ему может сделать сама Тьма?~***~
— Надеюсь, ты помнишь все то, о чем я тебе рассказала? — строго вопрошает Анэш перед тем как приказать Тессу открыть дверь и сопроводить подготовленного наложника через Сады к покоям Императора Тьмы. — Да, — коротко кивает мальчишка, не зная, почему мелкая дрожь по телу никак не хочет уняться. — Тогда… — Хранительница встает перед ним, и внимательно заглядывает в глаза, — Ничего не бойся. Это должен быть твой шанс на благополучную жизнь в дальнейшем, — последнее сказанное, и Анэш подносит к шее беловолосого мальчика массивное жемчужное ожерелье, защелкивает сзади и заставляет наложника распрямить плечи. Её легкая, едва видимая полуулыбка и она щелкает пальцами, приказывая Тессу открыть со скрипом массивную дверь. Он тихо выдыхает и открывает глаза, медленно выходя из комнаты, и в сопровождении Хранительницы Сада и ещё троих слуг медленно проходит на территорию Садов, как и положено, как и должно быть. Джек хочет кричать при этом, вспомнить дурацкую считалочку с детства, хочет закрыть глаза, хочет скинуть с себя этот легчайший шелк которого на нем слишком мало, несколько жемчужных браслетов и это тяжелое ожерелье, которое тянет шею, хочет скинуть все и убежать обратно, закрыться в своей временной комнате, или просто спрыгнуть со скалы, упасть в море и попасть в какой-нибудь другой мир. Все что угодно, но только не видеть, как сперва наложники и служки из Серебряного, а уже после и из Алмазного Сада прекращают свои вечерние посиделки, в завистливом молчании провожают его пожирающими взглядами и тихими шепотками. Но Джек прикладывает усилия, незаметно сглатывает и свободнее расправляет плечи, помня о словах Анэш. Он знает и помнит, что бояться их нельзя — словно не перед людьми проходит, а перед дикими животными. Не доли страха в глазах, и шаг слегка шире — увереннее, позволяя шелку развиваться у ног и не сжимая судорожно руки в кулаки. У парня замирает сердце не то от того, что вскоре его ждет, не то от того, что он настолько свободно и даже не обращая внимания проходит мимо Алмазного Сада, под взгляды всех бывших Эйль-хас, и самого Луноликого. Джек почти гордо держит голову и также гордо в создавшейся тишине проходит в главный коридор, когда ему указывает на это Анэш, направляя. Фрост знает, что возможно уже завтра пожалеет о настолько наигранности своего поведения, если, конечно, сегодня не случится ничего похуже. Только вот Джек не видит реакции остальных. Не замечает уже этих грязных завистливых взглядов в его спину, которые становятся в сотни раз злобнее и ненавистнее. Ведь для них… Он прошел подобно единственному здесь живущему — заклейменный раб и властитель одновременно. Он двигался настолько легко и свободно, что даже у тех, кто хотел высказать ядовитые слова, отнялся дар речи. Ведь беловолосый новенький наложник, обряженный в светло голубой шелк, струящийся за ним невесомым шлейфом, не был похож на остальных. На нем словно не было клейма наложника — клейма принесенного в дар. Его обрядили без дополнительных золотых накидок или расшитых сапфирами полуюбок, как любили другие, — всего-навсего пышные шаровары и тонкая накидка-туника, переходящая позади длинным шлейфом. На него не были навешены килограммы драгоценностей, — лишь жемчужные браслеты и одно увесистое ожерелье на шее, подчеркивающее белую кожу и делая ещё откровеннее вырез на тунике. Он был естественным, нетронутым, чистым; без дорогой позвякивающей обуви — босиком, без подводок и сурьмы на глазах — лишь гордый взгляд кристально лазурных глаз. Изящество, что граничило с иллюзорностью, и беловолосый мог бы с легкостью в эти минуты соперничать с самим Луноликим. Но он даже не повернулся к нему, даже не кивнул или поклонился, даже не взглянул на Эйль-хас. Ни на кого не взглянул, словно они и не были достойны его внимания. Отчего большая половинная Сада пришла в недоумение и ошеломление, пооткрывав рты. И лишь одна Хранительница незаметно усмехнулась, зная, что прекрасно рассчитала все ходы, и конечно правильно выдрессировала мальчишку за эти часы. Да, ему будет очень сложно завтра и в последующие недели, но первое впечатление всегда врезается в память жестоких наложников, и они уже с этой минуты должны понять, что во Дворце появился тот кто во многом их превосходит. Особенно Туф надеялась, что это поймет Луноликий.~***~
— Ну что ж, — тихо вздыхает Анэш, останавливая его возле знакомой двери на третьем этаже, — Теперь только от тебя зависит — прачечные и насилие стражников, с подачи Лунного, или титул неприкосновенного Избранного Повелителя, который может жить только лишь по своим правилам. Спокойно проговаривает Хранительница, правильно расставляя приоритеты для парня. Она отдает приказ страже и те послушно открывают дверь. Джек только кивает на слова Госпожи, и едва, сам не знает почему, успокаивается, когда осторожно проходит в уже знакомые покои Императора. Дверь же за ним сразу закрывается, как только он переступает порог, и все остальные, весь мир, остаются позади, когда Фрост тихо выдохнув и взяв себя под контроль, делает шаг вперед, но, пока не наблюдая в комнате хозяина. «Быстрее, быстрее, быстрее!» — неумолимо повторяет Джек в мыслях, желая, чтобы все это побыстрее закончилось, а сердце вновь начинает выпрыгивать из груди. Ведь он уже здесь, в знакомой комнате, где скоро появится сам Император, возможно из Тьмы, что клубится по полу и в углах, или зайдет с балкона, или вовсе просто появится рядом с ним, схватит, потащит на кровать… Джек вздрагивает и быстро зажмуривается, вспоминая все о чём ему говорила Госпожа и Рад. Противное и такое отвратительное «надо» не может улечься в мыслях и душе, и Джек боится вновь сорваться — показать себя и свою магию. — Вновь так боишься меня? — раздается едва насмешливое со спины, и парнишка моментально разворачивается, опуская голову вниз. — Повелитель… — на выдохе произносит Фрост, чувствуя, как горячий комок застревает в горле. А Питч оглядывает мальчишку, чувствует в нем целых три нити такого сладкого страха и хочет тихо прошипеть — «Вкусный!», но знает, что при этом будет с эмоциями беловолосого и пока умалчивает. Мужчина медленно, по хищному, делает всего один шаг, сокращая расстояние между ними до минимума, и приподнимает голову Джек двумя пальцами, заглядывая в красивые, но настолько испуганные глаза. Другого он и не ожидал. Более того — по-другому было бы не интересно. Император Тьмы усмехается, медленно, очень медленно, в полной тишине, проводит большим пальцем по губам мальчишки, и раздражается тем, что нельзя было позвать его к себе раньше. Без всех этих соблюдений правил, подготовки и других дурных традиций Сада. Увидеть этот взгляд, почувствовать эмоции, почувствовать смертоносную, уничтожающую все на своем пути, силу внутри этой души — дорого стоит. Он это понял ещё вчера, но ничего предпринять не мог, даже вновь выкрасть мальчишку с помощью своей тьмы. Выкрасть, черт возьми, из собственного Сада, из собственного дворца и оставить только себе, у себя в покоях! Пусть делает, что хочет — разносит тьму своим льдом, спит, разговаривает с ним, да Бездна, хоть злится и бесится, но главное оставить рядом с собой. — Боишься, — шипяще заключает Питч, всё также смотря в лазурные глаза, и парнишка едва вздрагивает, — Меня? Питч играется, забавляется этой реакцией, за столько лет впервые настоящей, не наигранной, и страхом, не таким как у других, не тем что боятся другие. И ему по правде интересно. — Нет… Не… «Не тебя… Не тебя, Питч!» — мысленно почти рявкает Джек, но медлит с устным ответом, — «Боюсь того, что ты сделаешь, боюсь боли, боюсь стать такой же ничем не отличающейся от других, твоей подстилкой. Не хочу быть твоей подстилкой!» Что-то утробно ревет внутри Фроста, ревет и воет, но он сдерживается и не говорит это в слух, лишь продолжает смотреть в золото чужих опасных глаз. — Не тебя… — едва формулирует Джек наконец, дрожит от легких прикосновений к себе, и даже не подумав, от волнения, облизывает губы, случайно кончиком языка задевая черный коготь. А вот это было лишним, малец. В следующую секунду Джека мгновенно притягивают ближе, и ещё через секунду опрокидывают на мягкую кровать, мгновенно к ней прижимая. Парнишка вскрикивает от неожиданности и смены пространства, от того, что уже лежит на черно-золотых одеялах, а над ним нависает слишком хитро ухмыляющийся Король Кошмаров. — Питч! — Джек не думает, вскрикивает и лишь упирает быстро руки ему в грудь, учащенно дыша от такой смены событий. Нет, он не готов. Не сейчас! Определенно не сейчас! Он не хочет… — Боишься всё-таки, — констатирует Блэк и наклоняется к дрожащему перепуганному парнишке, но не целует, лишь кидает заинтересованный собственнический взгляд, и после слишком быстро проводит губами по белой шее, отчего Джек тихо испуганно всхлипывает и зажмуривается. «Прекрати! Прекрати! Прекрати зажиматься! От этого не уйдешь, Фрост! От него не уйдешь! Он — Император, ты — раб! Даже больше — ты его наложник. Ты хочешь жить? Значит, тебе придется через это пройти! Хватит, как мелкая девчонка, надеется, что вот-вот жизнь поменяется и ты окажешься дома! Нет у тебя больше другой жизни, и как тебе и сказали, научись выживать в этой! Давай! Иначе будет не один он, а множество других. Ты хочешь этого?!» Джек медленно, почти нехотя, расслабляется, морщится едва от своих же мыслей, но прислушивается, подчиняется, и расслабляется до конца. Он с тяжелым долгим вздохом приоткрывает глаза, сразу встречаясь с цепким взглядом Императора, и думает, что уже некуда ему деваться, а потому просто нужно смиренно принять то, что его ожидает. Беловолосый парень соглашается на это мысленно, сглатывает, и тихо произносит: — Я не боюсь вас, Повелитель. Ничего не боюсь. И если вы желаете… — Джек не договаривает, знает что лишнее, старательно выдавливает из себя полуулыбку и прикрывает глаза. Питч же мысленно ставит пометку завтра же прибить Туоф, желательно в этот раз навсегда, в юбилейный, черт его возьми, двадцатый раз! Это нужно было взять и надраконить мальчишку точно так же как и остальных! А этот… Кромешник тихо рыкает, едва отстраняясь от Фроста. Этот решил из себя покорного агнца сделать! Не интересно. Не нужно. Совсем ему не нужно. Юркая и пока совсем ненужная мысль о том, что мальчишка слишком прекрасен и его очень-таки хочется попробовать всего, проскальзывает в голове, но мужчина отмахивается, наблюдая за эмоциями и страхами белоснежного. Глупый. Пожаловал в логово самой Тьмы и Страха, но даже не понял, что все его потаенные мысли и страхи как на ладони. Император усмехается, едва касаясь в той же тишине, которую разбавляет шумное дыхание Джека, проводит пальцами по щеке мальчишки, наблюдая за переливом эмоций страха внутри. — Желаю что? — разрывая тишину спокойно спрашивает Питч, и Джек моментально распахивает глаза. Он не был готов к такому, не был готов к отстранившемуся Императору, который склонил голову на бок и почти как на ребенка сейчас на него смотрит, с легкой хитрецой в горящих глазах. — Ну… — Джек сглатывает и мнется, а краска заливает его лицо. Он проклинает себя за это, — Ну… — Желаю тебя? — подсказывает Питч, издеваясь над смущенным белоснежным и сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, настолько этот мелкий кажется ему забавным и… Слишком чистым. Не для его коллекции изнеженных содержанок, которыми он пользуется каждую ночь. Питч едва раздосадован, что сегодня ничего не будет, но больше в нем наоборот играет удовлетворение. Потому мужчина не дает мальчишке оправдаться и поднимается с кровати, отходя на середину комнаты, и давая пареньку придти в себя. — Думаешь, ты мне будешь сразу нужен как любовник? — Кромешник нарочито отворачивается, кидая ленивый взгляд на свой рабочий стол, давая мальчишке свободу покраснеть и сжаться ещё сильнее. — Я… Мне сказали, что если ты… Вы… Черт! — не выдерживает Фрост и выругается, садясь на кровати и согнув колени, мальчишка поджимает ноги к груди, — Я… Я не знаю. Я просто делаю то, что положено такому как я. Это звучит обидно, но Джек упрямо смаргивает непрошенные слезы и хмурится, раздражаясь в этой тишине. — Мне нужно не это от тебя, — тихо цыкнув на «обучающие уроки» которые вдалбливали Джеку в голову, проговаривает Кромешник. Он разворачивается и бросает многозначительный цепкий взгляд на парнишку. — По крайней мере, ты не нужен мне сейчас. Тем более такой зажатый, неопытный и неготовый мальчишка, — он унижает беловолосого намеренно, давая понять, что пока Джек сам не захочет, не научится правильно себя вести и преподносить, его не тронут; эта лучшая тактика, чтобы мальчишка перестал его настолько бояться, — Однако, я вполне могу потребовать с тебя кое-что другое… — И что же? — от того настолько положение вещей меняется, тем более в его сторону, Джек не замечает как предвкушающе подбирается на кровати, с любопытством и в более приподнятом настрое смотря на Императора. — Скажем… — Кромешник знает, что, возможно, ничего не получится, знает также и то, что мальчишка может отказаться, но соблазн слишком велик, даже для него, а потому он выставляет белоснежному ультиматум: — …Поцелуй. Всего один затяжной поцелуй. Даже раздеваться тебе не обязательно. И дальше я не пойду. Но… Мужчина полностью разворачивается, осматривая менее смущенного, но всё же розового до кончиков ушей мальчишку. — Если тебя не устраивают такие условия, и ты откажешься, то я посчитаю, что ты хочешь большего и тогда… — Но! — Джек почти подпрыгивает на постели, его все почти устраивает, однако он моментально спохватывается, сожалеющее опускает голову, ему стыдно признавать свою неопытность, еще более стыдней идти на поводу у Императора и таких условий, но лучшего для него варианта нет, потому он соглашается моментально. — Что, «но»? — Я… Я не умею целоваться… — писком срывается с губ Джека и он опускает голову, пряча покрасневшее лицо. Однако Питч понимает, довольно так про себя ухмыляется, и моментально оказывается рядом с мальчишкой, нависая над ним, и нагло приобнимая его за талию. Император довольствуется замешательством на лице белоснежного, и медленно, с усмешкой, склоняется ближе, выдыхая ему в губы: — Я научу… Это последние слова Темного, прежде чем он сокращает незначительное расстояние и касается прохладных губ мальчика.~***~
— Питч!.. — Джек всхлипывает, упирается рукой в грудь мужчины и пытаясь отдышаться, — Так… Так нельзя же! Он не считал. Правда не считал сколько прошло времени. Он просто забылся. Забылся с первых секунд, нежась в горячих и таких аккуратных объятьях, забывая своё же возмущение о том, насколько это неправильно. Ему кажется, что сейчас он просто в самом защищенном месте, с самым, пусть и опасным, но надежным существом, который не тронет и не обидит. Который… Джек всхлипывает, когда чужие горячие губы легко касаются шеи, и роняет голову на плечо Императору. Нет. Так однозначно нельзя! Но ему теперь сложно рассуждать так, как в самом начале, ему вообще сложно оценивать то, что происходит и здраво мыслить. — Как? Ласкать тебя поцелуем, показывать как надо, поглаживать твои плечи, спину? Тебе ведь нравится, м? — искушающим шепотом, притягивая мальчишку ближе и вовсе теперь не собираясь его отпускать. — Но это смущает и… — Помолчи, — Король Кошмаров довольно фыркает и вновь затыкает белоснежного, опрокидывая его на подушки и целуя уже более напористо и жарко.~***~
— Скоро уже рассвет, ты не утомился? Спать не хочешь? — Питч едва прикусывает кожу на шее мальчишки, там где не мешается чертов ошейник, и обнимает его крепче, поглядывая на серовато-розовое небо через приоткрытую тюль отделяющую балкон. — М?.. — Джек словно выходит из прострации, медленно качнув головой, — Я?.. Нет, я просто… — мальчишка забывает о чем хотел сказать. Он вновь и вновь забывает за эти часы, что все время хочет что-то сказать или сделать, настолько уже привыкнув и расслабившись в объятьях Темного Императора. И вот вновь, парнишка сейчас плюет на заданный вопрос и как в дурмане, сладком и приятном, опять поддается, охотно отвечая на уже неизвестно какой по счету поцелуй. Хотя условно для обоих это всё еще остается один продолжительный. Как глупо он на это повелся, только вот в голове нет и мысли о сожалении. — Ты засыпаешь уже, — хриплый голос успокаивает его, а сильные руки прижимают плотнее, и Питч качает головой, отстраняя от себя белоснежного. Он укладывает уже не сопротивляющегося мальчишку на себя и прикрывает черным, сотканным из Тьмы, покрывалом, понимая что достаточно с этого мелкого на сегодня, — Спи, просто закрывай глаза и спи. А Джек с радостью укладывает голову на грудь мужчины, довольствуясь новой порцией тепла от покрывала, и уставшее прикрывает глаза, зная, что здесь его действительно никто не тронет и не обидит. И всё опять вышло совсем по-другому, в обход всех его страхов. Вновь чувство полной защищенности накрывает Фроста с головой, и парень расслабляется полностью, позволяя Тьме окутывать себя. — Такая мягкая, теплая… Моя. Моя Тьма… — едва различимо произносит Джек и беззаботно засыпает, но Король Кошмаров замирает на последних словах мальчишки, точно зная, что ещё никто и никогда не принимал настолько искренне и бездумно самую смертоносную стихию. Питч едва отдает приказ теням, и они медленно переползают с пола на тюль, изменяя её на полностью непроницаемо-черную, отгораживая комнату от утреннего света. А он сам прижимает парнишку ближе к себе, абсолютно обезоруженный и ошеломленный таким поведением и искренностью этой ледяной души. Души, которую во что бы то ни стало, он привяжет к себе всеми известными и неизвестными способами, и будет до последнего оберегать и ценить.