~***~
— Боги… — Джек почти устало вздыхает и наконец встает с кровати, поднимая со шкур вчерашнюю скинутую накидку, — Мне всё же пора… Он неловко разворачивается и тут же вскрикивает, потому что Император, который по идее лежал на кровати, нагло над ним шутя, сейчас стоит в паре сантиметров, с хитрой улыбкой на губах. — Ты…ты… — Фрост хочет сказать непотребства, оскорбления, но слова застревают в горле и он лишь возмущенно сопит, отходя на один шаг, и впервые задумывая о своей магии, которой не плохо бы остудить эту темпераментную наглую натуру; да и вообще шибануть, дабы не пугал так, — Ты… Демон! — Прекрасный комплимент тому, кто владеет Тьмой, — ничуть не смутившись, хищно усмехается Кромешник, довольный вызванной реакцией. Но в его планы входит кое-что важное, потому он без церемоний, и пока мальчишка ещё не пришел в себя, разворачивает его к себе спиной, притягивая за талию, и вынуждая склонить голову. — За-зачем? — судорожное от беловолосого, который не поймет что ещё от него хотят. — Формальность, дабы тебе было проще, — отмахивается Король Кошмаров, хотя и знает, что ничерта это не формальность, — И дабы поверили. Джек же не понимает эти слова до того момента, пока горячие губы не касаются участка на шее, над ошейником, и сразу же одергивает себя за чуть не сорвавшийся тихий стон. Метка. Обозначение принадлежности и подтверждение для остальных, что их ночь прошла так, как и положено. Что Джек и был тем, кем, по сути, и является — наложником. — Теперь мой… — хриплое на ухо мальчишке, и хочется ещё и вонзить когти ему в грудь, шею, запястья — поцарапать спину, живот, бедра… Но Тёмный только слегка отталкивает от себя белоснежного, с раздосадованным: — Тебе пора.~***~
Джек не запоминает обратной дороги: то, что на лестнице спускающейся ко второму этажу его уже ждёт Анэш с Тессом, то, что его ведут вновь сначала в купели, где другие две служки предлагают горячие ванны и омывают его тело… А после, облаченный в мягкие кремовые шаровары и длинный до полу халат, такого же цвета, с золотой нитью окантовки, его сопровождает так же Хранительница Сада в комнаты уже не для йёру, а для Эйль-ар. Джек помнит всё это смутно, лишь изредка подмечая шепотки у себя за спиной, когда его сопровождают вдоль Садов, и когда он заходит в светлую, на три кровати, комнату, где помимо темноволосого хорошенького итальянца, стоит только Рад, в удивлении его осматривая. Джеку почти всё равно, что говорит Анэш, и почему возле обитой бархатом тахты столько сундуков с различными тканями. Он помнит лишь то, как чужие губы его касались, как после, разочарованный голос приказал уходить, как он сам осторожно повернулся и уважительно, действительно уважительно, поклонился и высказал благодарность своему Повелителю. «Своему? Своему Повелителю?» — Фрост спотыкается на этих словах, когда Рад подходит к нему уже с четвертым рулоном шелка, что-то игриво говоря. И Джек в очередной раз бездумно кивает. — Беловолосый Эйль-ар!.. — почти командный тон вновь зашедший к ним Анэш выдергивает из бессвязных, но нужных мыслей, и Джек, наконец таки, возвращается в явь, непонимающе осматривая действительность. Слишком много золота, и серебра, шелка, бархата, бахромы, … Слишком много вокруг него пестрых тканей и двух незнакомых семенящих рядом служек, почему-то едва улыбающегося, но молчащего Рада. А теперь в комнате ещё народу прибавляется, благодаря Хранительнице и трех новых служащих, у которых в руках по несколько маленьких сундучков или ларцов. Ну и, конечно же, Тесс, по правую руку от своей Госпожи. Джек на странность тяжело выдыхает, склоняется вместе с остальными из-за вошедшей Зу Иррет, и вновь скашивает взгляд на темно-зеленый сверток, впихнутый ему в руки меньше минуты назад. — Зачем столько много?.. — едва различимо спрашивает он, но на его несчастье это слышит и Анэш. Она недовольно осматривает паренька, и со вздохом принимает ещё одно решение, видя растерянность в голубом взгляде. — Выйдите! — строго приказывает она, и все служки кроме Тесса стремительно заставляют и так маленький металлический столик посреди комнаты, вновь кланяются и уходят. В комнате наложников остается только сама Госпожа, Тесс и Джек с Радом; неизвестный Эйль-ар итальянец, куда-то убежал ещё пару десятков минут назад. И вот в тишине, нарушаемой лишь шелестом тканей, Хранительница теперь более расслабленно подходит к беловолосому, и всё тем же веером заставляет его повернуть голову налево, осматривая явно то, что Джек бы хотел скрыть. Ото всех. Это только их! Их дело! И только его метка. И Джек не хочет даже показывать её присутствующим, не говоря о публичном обозрении акул, находящихся в Саду. Может, потому он яростно дергает головой и слегка злобно смотрит в аметистовые глаза Госпожи. Только вот она ничего на его дерзкое поведение не говорит, улыбается краешками губ и слегка кивает, словно поняла его реакцию. — Зачем, спрашиваешь? — вновь заговаривает Туф, осматривая приведенного в порядок наложника, и делая ещё один шаг к нему, — Всё это затем, что теперь тебе положено, новенький избранный Императором. Слова острым пологом опускаются на комнату, и Джек вздрагивает, не понимая, что это означает, и в то же время понимая слишком хорошо, но не веря. Он хочет открыть рот, высказать, но Анэш вновь его прерывает, поднимая сложенный веер вверх: — Дорогие ткани, драгоценности, обувь, купальни каждый день, другая еда, другая комната, помощь служек и сайи… Это всё то, что ты приобретешь, и будешь приобретать дальше, если я хоть что-то понимаю в этой жизни и не ошиблась. — Хранительница снисходительно улыбается, — Ты должен быть лучше, должен показать тем кто в Саду, в Садах, что ты явная такая угроза — новая, ослепительная, и не каждому по зубам, потому и выглядеть должен соответственно с новым статусом. — Да с каким-таким статусом? — почти шипит парень, не понимая, почему слова Госпожи так его цепляют и, на странность, коробят, — Почему я должен целенаправленно их провоцировать? Чтобы потом с мной сделали тоже самое что с тем бедным французом? Почему я… Джек задыхается, резко выведенный из себя всеми словами девушки и не может понять, почему остальные отворачиваются, не может понять почему Анэш мрачнеет на глазах, превращаясь далеко не в прекрасную и мудрую. — Потому что один на миллион падают к Императору после трех суток с момента прибытия в Сад! — так же шипяще и строго одергивает Хранительница, указывая веером на Фроста, — Потому что с твоей внешностью здесь не живут больше суток, с момента прибытия! Потому что порой даже Император не может ничего поделать с тем, что происходит в Серебряном и Алмазном Саду. И потому что, несмотря на всё это, ты ещё сейчас жив! И, дай догадаюсь, во второй день тебя пригласил Лунный, дабы переманить на свою сторону в качестве служки? А знаешь, маленький мальчик, что это всё вместе означает? Зу Иррет прищуривается, и Джек быстро мотает головой, понятия не имея, и ему кажется что глаза девушки на глазах темнеют, превращаясь в глубокий темно-фиолетовый. Но она только тихо фыркает и не менее вспыльчиво продолжает: — Это все означает то, что даже он не уверен — хватит ли у него сил и власти тебя уничтожить! С твоей красотой, уникальность… С твоей… необычной особенностью, — осторожно, дабы не поняли другие, увиливает Хранительница, — С тем, что как минимум для тебя уже сделал Он… Всё это значит, что ни на один карат не обычный — не стандартный мальчик из коллекции. Ты разнишься в корне ото всех, кто здесь обитает. Даже Лунный не так хорош, а поверь! Он — хорош: во многом он уникален, но если не убил тебя сразу, приказав слугам прирезать или утопить, и взялся за тебя сам, то значит даже он чувствует в тебе конкурента и угрозу. И в тоже время чувствует, что от тебя исходит опасность. А это значит, ты стоишь того, чтобы на тебя тратить и время, и силу, и я уже не говорю об этих тряпках и драгоценностях. Пойми это, и пойми, что это и есть твое оружие! Анэш переводит дыхание, на полминуты берет паузу, осматривая временные, судя по её догадкам, покои мальчишки, и дополняет, посмотрев на беловолосого: — Схватывай все на лету, пользуйся тем, что так хочешь скрыть. Да, я о метке! Пользуйся тем, что ты тот, кто на третью ночь получил столь явный признак расположения Императора. Ты ведь хочешь выжить… Хочешь жить нормально, маленький беловолосый? — аметистовые глаза теплеют и Анэш мягко улыбается, — Так начинай думать и подчиниться моим словам, чтобы осуществить задуманное и не закончить, как сотни тех кто были до тебя и будут ещё вскоре. Это — арена, Эйль-ас, а на арене все жаждут крови, хлеба, зрелищ, жестокой расправы и непревзойденностей. В твоём взгляде сегодня что-то поменялось, и если я права, используй хотя бы это, дабы идти вперед. Анэш заканчивает, давая Джеку время прийти в себя и подумать в полной тишине. И он думает, понимает каждое её слово, несмотря на то, что эта мудрая говорила околицами и оговорками, дабы не выдать часть информации при посторонних. Он знает, почему его взгляд изменился сегодня, ровно и знает, почему ему больше не снились кошмары и внутри, там где была печаль, боль утраты и вина, теперь просто темный клубок тянущей тоски. Знает, почему ему было так спокойно сегодняшним утром, и почему он так яростно не хочет показывать всем остальным то, что у него на шее маленькое темно-багровое пятнышко. Знает каждое слово и отчасти смиряется, принимая правила арены, и следуя указаниям Госпожи. Джек в последний раз при всех собравшихся медленно выдыхает, прикрывая глаза и вновь их распахивает, растерянно смотря на множество тех самых тряпок и ларцов на столике. И только Хранительница понимает, как текут сейчас мысли в голове мальчика, и потому она ловко забирает красную парчу из рук Рада, и как истинный купец, перекинув её через правую руку, дает рассмотреть Джеку, с легкой подбадривающей волной тихо предлагая: — Как тебе эта парча? Конечно сейчас очень тепло, но думаю вместо накидки, в сочетании того же белого или черного будет смотреться очень красочно, тебе подойдет. — Нет, — Джек резко дергает головой, и сдерживает отвращение, — Только не красный. Всё что угодно, но я не хочу видеть этот цвет на себе больше. Тесс на это лишь хмурится, рыжик, стоящий рядом, удивленно смотрит на него и лишь видящая всё его прошлое Анэш понимающе кивает, отшвыривая дорогую ткань в один из сундуков под ногами. — Тогда давай посмотрим лазурь и, думаю, бирюзу, а также королевский синий. Тебе он безумно пойдет. Тесс, подбери пожалуйся несколько браслетов из платины и, пожалуй, что-то жемчужное. Ему очень подойдут жемчуга. Хранительница прячет хитрую улыбку, и с помощью Рада и своего служки развивает бурную деятельность вокруг беловолосого, строя на этого мальчика грандиозные планы.~***~
Он проводит за всеми ненужными, как ему кажется, процедурами выбора больше часа, безнадежно опоздав на завтрак, но Рад обещает ему заговорщицким тоном урвать несколько порций прожаренных цыплят и вкусных ломтиков белого хлеба, с вишневым соком. Джек правда благодарен этому рыжику и стоически выдерживает всё примерки и издевательства от Анэш и ещё нескольких служек, вкупе с прибежавшим по приказу портным. А когда в Садах наступает обед и все готовятся к трапезе, Джек только завтракает, благополучно игнорируя взгляды и злые шепотки у себя за спиной и что-то обсуждая с Радом, а после и с присоединившимся к ним Джейми. Последний очень эмоционально воспринимает слегка преобразившегося Джека, и заливается уж слишком понятливым румянцем, замечая у Фроста на шее то самое единственное багровое пятно. Сам же парень, по настоятельным просьбам и чуть ли не приказам Анэш, старается это игнорировать, так же как и упоминания той самой метки от каждого третьего, кто за сегодня его видит. Даже часть сайи недовольно перешептываются и косятся в его сторону. Про территорию Алмазного Сада и его обитателей Джек и думать не хочет, стараясь прогуливаться или общаться с ребятами так, чтобы не видеть за машрабией те острые взгляды и надменный вид избранных фаворитов. Его даже от мысли, что это увидит Луноликий или подобные ему, сразу мутит и кусок в горло не лезет. Вскоре, на его удивление обед заканчивается, и мальчики приступают к тому, что и делали до этого — веселью, танцам, смеху и игре на разных музыкальных инструментах, а некоторые, в сопровождении нескольких сайи уходят на уроки, в специально отведенный для этого зал. «А мои уроки начинаются с самого пробуждения и до самого отбоя…» — невесело вспоминает слова Госпожи Иррет Джек, и хмурится, потому что настроение у него падает, вопреки творящемуся вокруг веселью. И даже не спасают слова Рада, который упоминал о настоящих уроках, которые пройдут завтра, для их группы. Он меланхолично перебирает несколько серебристых капелек висюлек, что свисают с его короткой салатовой тунике, и понимает, что в Саду, лично для него, становится неуютно и душно. А вот прогуляться во дворике, где журчащие фонтаны и хоть какая-то видимость нормальной, не наигранной жизни, он не против. Рада и Джейми нигде не видно: они покинули его ещё как с полчаса назад, и Фрост смело поднимается со своего места, направляясь к заветному балкону, с которого идет спуск вниз, на аллею с олеандрами. «А ещё там забавные пташки купаются в воде фонтанов», — с улыбкой думается ему, когда он выходит на солнечную западную сторону, и щурится от яркого после полуденного солнца и запаха морской соли.~***~
Едва развеваемые легким ветерком полы накидки, и он неспешно идет по дорожке дальше, осматривая яркую насыщенную зелень деревьев и кустарниковых растений, которые цветут крупными желтыми и красными цветами. Ему нравиться здесь, когда шум чаек и альбатросов заглушается шуршанием кроны высоких кипарисов, когда запах моря и нагретого за день черного и серого камня, перебивается запахом сладких соцветий и цветков, а гомон и смех мальчишек не слышно вообще, лишь отдаленное птичье щебетание и всплески воды в фонтанах далеко позади. Джеку больше не хочется думать, как много прошло времени с его заключения в рабы, не хочется понимать, что через месяц наступит лето, и здесь станет ещё жарче. Что он к тому времени совсем обвыкнется и станет здесь своим, что, к тому времени привезут новую партию рабов, новеньких хорошеньких мальчишек, для которых уготована нелегкая судьба. Возможно, через месяц ему самому здесь станет невыносимо, невозможно дышать и жить. «Тебе всегда будет чем дышать и к чему стремиться жить, пока ты будешь чувствовать Тьму за своими плечами», — неожиданная мысль поражает настолько, что Джек останавливается прямо по середине красной тропинки. Тьма. Всё верно — именно она и её обладатель в последние сутки изменили настолько его поведение и настроение. Именно то, что произошло, не дает Джеку опустить руки. Какая-то тонкая, незримая, но прочная вера в то, что пока это существо рядом, он сможет преодолеть очень многое. «Единственный, кто ни разу не дал в себе усомниться, несмотря на сотни голосов кричащих обратное» Парнишка улыбается, вспоминая хитрого и, в то же время, настолько к нему благосклонного Императора, который не сделал ничего плохого. Про поцелуи Джек до сих пор не хочет вспоминать и напоминать себе. Не потому, что отделался малой платой, а потому что при упоминании этих моментов в голове, кончики ушей предательски алеют и дышать становится нечем от слова совсем. «Но тебе же понравилось?!» — предательский внутренний голос подстегивает признать истину, однако Фрост упрямо скидывает негу воспоминаний со своих плеч и в голове, и нерешительно делает ещё один шаг. Слова Анэш и поведение всех остальных, вот что его сейчас должно волновать. Приписанные нужные правила и их соблюдение, и скорость обучаемости, вот что тревожит душу. Беловолосый хочет рассмеяться, что впервые не думает о том, какой же он монстр или о своей ледяной силе, потому что на первый план вылезает совершенно иное — жестокая реальность и быт дворца Императора Тьмы. Сады и выживаемость здесь. Нужно хорошо учиться, нужно подмечать всё что видишь, нужно всё слышать и мотать на ус, нужно учиться отвечать правильно и не попадаться в коварные игры, что ведутся в Алмазном Саду. Нужно научиться себя защищать словами, поступками, а не грубой силой, как это было в его далекой прошлой жизни в Дании. Физическая сила и драки — это последнее, самое низкое, что здесь может быть. Думать с умом. Хитро, просчетливо, быстро, изворотливо. Фрост хмурится и делает ещё пару медленных шагов, вспоминая те первые десять нарядов, которые ему подобрала Анэш, а портной обещал выполнить все через два дня. Столько много, но Хранительница объяснила что это минимум, и ему придется привыкать. Ещё те пять браслетов, с мелкими камешками или жемчужинами, один не слишком дорогой перстень с изумрудом, который сейчас у него на указательном пальце левой руки, специально подобранный под зеленые одеяния… Джек морщится, что вскоре тоже будет нацеплять на себя такие же драгоценности и дорогие ткани, как и все другие — более важные в этом Саду. Садах… Но это всё для того, чтобы выжить, показать другим… Фрост прикасается к черно-золотому браслету на правой руке, тому самому подарку Императора и улыбается. Почему-то это украшение ему совсем не в тягость, ему нравится простота и изящество. Нравится то, что это дар Императора. Парнишка закусывает губу и отчасти теперь понимает, почему некоторые так безвкусно здесь нацепляют на себя различные мелкие украшения в обход своим более дорогим нарядам. Здесь один дар Императора, как приглашение на одну ночь, дороже всех тех метров шелка, которые на тебе пошиты, и всех тех драгоценных украшений на руках и шеи. Ирония. Жестокая. Жестокая проклятая жизнь золотых птиц в золотой клетке, которые грызутся за место под солнцем. И Джек тоже видимо будет грызться. Только не под солнцем. Он, наоборот, хочет в тень. «В Темноту… Во Тьму…» Беловолосый парень улыбается на этом упоминании. И уже было думает возвращаться, понимая, что слишком розовые и оранжевые лучи солнца, проникающие через крону и листву, означают приближающийся закат. Этот день для него пролетел очень быстро. Но как только он вполне себе с мягкой улыбкой и спокойный настроением выходит обратно к площадке с фонтанами, под шелест листвы и тихий стрекот райских птиц, то моментально понимает, что настроение ему сейчас испортят, и это по минимуму. Бедствие. И это во всех смыслах и прямом понимании. — Бушующий Эйль-ар, — Джек сразу же останавливается, склоняя голову в глубоком поклоне и понимая, что просто Бедствием его назвать нельзя. Не положено, как пояснил Рад. А жаль, с таким взглядом только бедствие и подходит. Бывший фаворит в сопровождении своего служки, решивший целенаправленно найти этого зазнавшегося беловолосого, лишь презренно его осматривает, и кривит губы, пока мальчишка этого не видит. — Я Бушующий — Бедствие Эйль-хас, мальчишка, и лучше тебе это запомнить! — неприятный с шипением голос столь надменен и презрителен, что вызывает в Джеке лишь дрожь, которая короткими иглами проходит по всему позвоночнику. — Вы — бывший Эйль-хас, — черт дергает Джека не только высказать эти слова, но и поднять голову, смотря в ртутные глаза парня, — А следовательно, Эйль-ар — наложник, со всем уважением… Он в последний момент прикусывает язык, но уже поздно, судя по прищуренному озлобленному взгляду бывшего фаворита. Черноволосый видимо не зря был так наименован, потому что он стремительно приближается широкими шагами к Джеку, так, что темно-серый плащ с изумрудной вышивкой развивается парусом позади него, и Фрост не успевает даже отшатнуться, как его резко дергают за ворот туники, отталкивают к позади растущему дереву. Служка не успевает среагировать, только лишь тихо вскрикивает, но тут же подбегает ближе, и в руку бывшего фаворита вкладывается маленький кинжал, который сразу же приставляется к горлу Джека. — Учить меня вздумал, тряпка?! — шипит разгневанно Ухиш, сверкая молниями в потемневших глазах, и нависает над сжавшимся мальчишкой, — Ты, даже четвертый толком день здесь не обжившийся, гадкая тряпка! Наглая мерзкая шавка, которую я разорву, стоит только… — Не трогайте меня! — порываясь, сипит Джек, и правда пугается этого темного взгляда, который его словно поджигает изнутри. Джек любит тепло, но не любит огонь и не любит, когда ему угрожают. Он не чувствует в себе изменения, кроме участившего свои удары сердца и сбитого из-за страха дыхания, но всё равно пытается вырваться, боясь что тьма и усиленный браслет могут и не выдержать, если он почувствует настоящую опасность и его сила вырвется на свободу. — Не трогать? Да кто ты такой, чтобы тебя не трогать?! Я здесь больше семи лет, и только -только начал возвращать себе былую силу, статус, веру Повелителя!.. А тут появляешься ты, шлюха, и за какие-то пару дней переворачиваешь жизнь в Саду с ног на голову! Да кто ты такой? Всего лишь ничтожество, которое проще некуда вырезать и мне… — Бедствие! — почти раздраженный чужой голос заканчивает и обрывает смертоубийство и вынуждает разъяренного бывшего фаворита развернуться, отставляя беловолосого мальчишку в покое. Радостный стоит почти в пяти метрах от них, и со странной смесью злости и страха смотрит на всё это. Благо успел он вовремя. Под дикий взгляд Ухиш кинутый на него, рыжик только склоняет голову и более спокойно теперь продолжает: — Тебя… Вас, срочно ищет и зовет к себе Луноликий Эйль-хас, а ещё через полчаса в Сад придет Анэш Зу Иррет. Вам нужно успеть подготовиться, — зная вспыльчивый характер Бушующего, Рад специально говорит от себя последнюю фразу, дабы замаслить темноволосого парня и дать ему понять, что возможно сегодня выберут его. И это срабатывает. Ухиш лишь недобро цыкает, вновь оборачивается к Джеку и, небрежно ударив его ещё раз о ствол дерева, убирает с его горла нож. И только после, опалив новичка опасным взглядом, в сопровождении своего служки уходит молча, гордо, так же стремительно, но на «прощание» несильно пихнув Рада в плечо. Джек все это время с перепуганным взглядом следит за удаляющейся фигурой, пока та не скрывается за поворотом тропинки, и потирает свою шею, удачно подмечая, что до пореза дело не дошло, лишь до покрасневшей от следа лезвия кожи. — Спасибо, — сипло выдыхает парнишка, переводя ошалелый взгляд на рыжика, — Скажи, и это часто?.. — С Бедствием? Да. Держись от него подальше, — так же расслабленно выдохнув, Рад теперь подходит ближе, осматривая испуганного приятеля, — Как ты? Живой? — Живой, — кивает Фрост, — И как, скажи на милость, от него держаться подальше, если он сам меня нашел и сам чуть не прибил? — Убегай, или держись в толпе, а лучше уже начинай заводить здесь знакомых и друзей, и ходи вместе с ними гулять! — фыркает Радость, и вновь становится тем самый огненным энергичным лучиком, которому не сидится на месте, — Или ты думаешь, почему здесь все по двое-трое ходят? Наученные горьким опытом. Вон у того ирландца рыженького, что утром с тобой здоровался, все руки перерезаны, потому и так много браслетов постоянно, а у похищенного перса, что с ярко зелеными глазами, еще на флейте играет, у него горло и часть спины разодраны, потому он и купается всегда отдельно. Всё либо Ухиш постарался, либо Иам… Пошли, прогуляемся, ты успокоишься, а я тебе пока кое-что расскажу. Рад легко улыбается и осторожно поправляет ворот туники на Фросте, и беловолосому от этого в который раз становится более спокойно. И он сам мягко улыбается, кивая рыжику на тропинку ведущую в заросли красных олеандров.~***~
Как оказалось, предвечернее появление Госпожи в Садах вызывает более бурную реакцию у мальчиков, нежели думалось Джеку в первый раз. Наложники так старались к этому времени, умудряясь вести себя либо более вызывающе, либо более спокойно и прилежно, кутались в красивые накидки или наоборот, оголяли живот и грудь, словно это от Анэш зависело, кто сегодня посетит покои Повелителя. Джек вместе с Радом и в сопровождении, на удачу выловленного, Джейми подошли в самый разгар всех перешептываний, споров и пересудов, впрочем, упоминания самого Джека было больше всего. А он, как виновник всех новых сплетен, лишь старался держаться под завистливые и заинтересованные взгляды, более хладнокровно, отчего-то вспомнив свою стихию — свой лед, и более-менее успокоившись. Так что по внешнему виду и мимике нельзя было понять о чем он думает, волнуется или нет. Рад такой его реакции был вполне доволен и вскоре шепнул на ухо что-то вроде — «Учись сам!», и осторожно отошел от него вместе с Джейми, оставив в самом центре всех ярких и миловидных наложников. Джек уже понял, что этот рыжик почти, как две капли воды, похож на ирландца, оставшегося на Икарии, и проклял это сходство, но в то же время понимал, что ему действительно нужно это, нужно научиться владеть собой и своими эмоциями. Это поможет ему в будущем. Приосанившись, парнишка даже не вздрогнул, когда сайи находившийся по ту сторону машрабии огласил, что в Алмазный Сад входит Диамантовый, тот самый проклятый Бушующий и, как всегда, сам Луноликий. Но даже здесь, где с учетом зелени и заграждающей ромбической решетки юношей плохо видно, мальчишки начали кланяться, поворачиваясь в сторону Алмазного Сада, будто Лунный их увидит и накажет, если они не отдадут ему это самое почтение. Не лицемерие — наигранное угодничество и лебезийство. Так, что становится противно, и хочется вновь принять очень горячие ванны. Но Джек стоически это выдерживает и в противовес правилам и здешнему этикету, лишь коротко кивает, даже не посмотрев в сторону Алмазного Сада. Его больше волнует слегка другое. И волнует тот факт, что его волнует. «Да, идиот. Тебя волнует кому сегодня достанется дар. Но больше тебя волнует своя же реакция на это. Ты ведь не хочешь, чтобы Дар доставался хоть кому-то, верно?» — мальчишка отмахивается от своих мыслей, и нетерпеливо кусает губу, волнительно дожидаясь прихода Госпожи. И только через десять минут нервного для него ожидания, под смех и каверзные пересуды в Алмазном Саду, которые лицемерным смехом передаются сюда, в их зону, Джек слышит стук посохов и говор сайи, что оповещают о приходе Анэш Зу Иррет. Хранительница, как всегда под смолкающую музыку и голоса, величественно и легко входит в Сады, осматривая сперва Алмазный, долго задерживая взгляд на Иаме, Лунном, и конечно же Бедствии, и только после подходит ближе, становясь почти посередине — меж разделением Садов, специально создавая интригу, заставляя всех замолчать, создавая почти гробовую тишину: воодушевленное журчание фонтанов не успокаивает и не поднимает общую обстановку ни на драхму.* Общая нагнетаемость повисает плотным облаком над Садами, а у беловолосого потеют ладони и он хочет нетерпеливо, впервые, тихо рыкнуть, побуждая уже Госпожу хоть что-то предпринять. Судя по виду и тому как нетерпеливо поднялся со своего места Луноликий, его это тоже доводит до точки кипения. Но Анэш слишком мудрая, в тоже время злопамятная и хитрая женщина, которая лишь слегка улыбается и взмахивает рукой затянутой в фиолетовый шелк; на ней сегодня пышное закрытое платье, со вставками сапфиров и изумрудов по линии шеи и ключиц. Тесс, как всегда, при своей госпоже услужливо подает ей маленькую шкатулку, при виде которой все наложники в Саду, словно дикие кошки перед раненой ланью, готовятся к одному единственному смертельному прыжку, и вот-вот этот прыжок произойдет. Это столь явно, что Джек на секунду действительно чувствует себя в гигантском прайде львов. Но это проходит, а Хранительница Сада берет шкатулку и минуя Алмазный Сад красивой, но быстрой походкой направляется к ним… К нему. Под общую звенящую тишину пропитанную ядовитыми взглядами из шкатулки достается платиновый перстень с большим необработанным сапфиром, и ложится в ладонь Джека. Анэш мягко улыбается и тем же поставленным, как и в тот раз, голосом оглашает: — Тебя желает видеть Император, белоснежный Эйль-ар. Иди готовиться.~***~
Переливающейся всевозможными отблесками синего и голубого камень кристаллической формы поблескивает подбадривающее на среднем пальце правой руки, а Джек сглатывает. Он поднимается вместе с молчащей, но отчего-то очень довольной Хранительницей на третий этаж, в ночи, и думает, зачем сегодня нужно было всё устраивать настолько показательно и слишком ярко — помпезно? Ему кажется, что сегодня было ещё более все кричаще. Больше слуг в бане и купальнях, больше семенящих служек и портных, когда его одевали в это — темно-синее, королевское, всё настолько тонкое и легкое. И специально перенесли ужин, ещё одна заслуга Анэш, чтобы он по традиции прошелся через Сады наверх. Фроста возмущает то, что Хранительница специально таким жестким способом его натаскивает, и провоцирует всех остальных. Сегодня он видел взгляды Уших и Иама, видел, как Луноликий не стал этого терпеть и демонстративно поднялся и вышел, когда его вели через Сады. Слышал приглушенные проклятия и шипение в свою сторону. «Не важно, просто нужно отвлечься!» — думает он, задерживая дыхание, когда Госпожа кивает страже и те распахивают уже в третий раз перед ним эти тяжелые двери. Джек только пытается успокоиться в момент разогнавшееся сердце и сосредоточено проходит внутрь, сразу же слыша как захлопывается позади дверь, и скидывает накидку-капюшон, закрепленный к волосам двумя серебристыми заколками по бокам. Он чувствует Его присутствие. Знает, что Питч на балконе и скоро выйдет к нему, но всё равно легко улыбается несмотря на нервозность, и склоняется в уважительном поклоне. И долгожданное, которое хотел сказать весь день, срывается с губ: — Мой Повелитель… — Неужели нормально меня назвал… Только вот чего ты вновь боишься? — не успевает Фрост поднять и головы, как звучит шипящее рядом, а следующее мгновение его голову уже аккуратно приподнимают когтистыми пальцами. — Просто слишком… Много глаз, — Джек теряется, вновь заглядывает в жидкое золото чужих глаз, и на мгновение забывает нить разговора, — Там… В Саду, в смысле… — Забавный, — Император склоняет голову и осматривает вновь мальчишку, такого яркого, в прекрасном сочетании его голубых глаз и белых волос королевском синем одеянии. Но вновь босиком. Он уверен, что Туф как минимум полчаса заставляла белоснежного надеть туфли, но тот, видимо, уперто отказывается каждый раз, и этот не стал исключением. Потому следующий вопрос мужчины и звучит в этой теме: — Почему вновь без обуви? — Я… — Джек на секунду теряется, смотрит на свои белые ноги на черных шкурах и после пожимает плечами, — Не люблю… Не стал любить. И приятно ходить по мрамору так… — Можешь простыть. Камень холодный, — как бы невзначай уточняет Кромешник, но внутри уже знает, почему по-настоящему Фрост не любит обувь. Мелкий свободолюбивый… — Я холодней, — следует неожиданный ответ, и на миг Питчу кажется, что глаза мальчишки приобретают более глубокий льдистый цвет. Дар льда будет брать свое, но этот мелкий уже начал понемногу принимать его и учиться контролировать. Это хорошо. — Твое дело, белоснежный. И смею тебя предупредить… Правила изменились, — Кромешник нетерпеливо переводит тему в нужное ему русло и сверкает хитростью золотых глаз, наблюдая, как до Джека медленно доходит сказанное. Вот так быстро и прямо в лоб, — Да. Сегодня будет по-другому. Сегодня будешь должен нечто большее. Сердце где-то под ребрами замирает, но Джек стоически контролирует свой голос и пытается не впадать в панику от этих слов, лишь прочищает горло, чтобы тихо спросить: — И что я… должен на этот раз? — Так это самое интересное!.. — Император Тьмы по хищному придвигается вплотную к мальчишке, осторожно приобнимает его за талию и отдает незамедлительный приказ теням сокрыть дверь до рассвета, — Сегодня два… Два поцелуя, маленький белоснежный. Затяжные, медленные, до утра… Последнее проговаривается коварным соблазнительным шепотом в губы мальчика, прежде чем Питч целует его. Всего на пробу, осторожно, расцепляя заколку на груди, и снимая с Фроста бархатную темно-синюю накидку с серебристыми узорами. «Но это ведь то, что ты хотел. Может хоть сейчас признаешься?» — маячит где-то далеко в сознании настойчивый внутренний голос, но парень его игнорирует и осторожно улыбается, расслабляясь. — Как захочешь… — едва отстраняясь, тихо шепчет в губы успокоившийся Джек, — …Мой Повелитель. Нетерпеливый рык и Тьму, заволакивающую всю комнату, Джек воспринимает как прекрасную данность, и прикрывает глаза, обнимая мужчину за шею.~***~
Уже за полночь, и свет прекрасного полумесяца проникает через серебристые тюль, вместе с легким ночным ветерком, в то время, как он ещё даже не собирается ложиться. Услужливый золотоволосый парень осторожно расчесывает его волосы и не встревает. Не сейчас. Не тогда, когда он раздосадован, опечален и зол одновременно. Зол настолько, что свет полумесяца в его покоях начинает светить сильнее, освещая предметы холодным ярким сиянием. Надо же вытерпеть такую наглость — этот мальчишка, не похожий ни на кого другого, дерзкий, упрямый, сам себе на уме, хоть и глупый, — имеет право отбирать у него вторую, вторую ночь подряд! Изящная скляночка из резного хрусталя громко ставится обратно на туалетный столик, и он раздосадованно шипит. Сегодняшний день не в его пользу. Явно. И впервые за столько времени он настолько опрометчиво поторопился, вламываясь посреди дня в покои Императора, и требуя объяснений. Получил. Конечно получил… Как это было глупо и расточительно, но даже так, Лунный не ожидал столь холодной и грубой реакции Тёмного. Который не продержал его у себя даже и десяти минут, высказав в грубой форме о недозволенном поведении и настолько жестко обрубив тему связанную с проклятым мальчишкой. Стук в дверь отвлекает, заставляя нервно вздрогнуть, и юноша раздраженно приказывает: — Войди! — Лунный… — шурша подолами темно-фиолетового одеяния приветствует темноволосый парень, склоняя голову в легком поклоне, — Зачем, позволь спросить, звал меня? — Скажи... Тебе было плохим уроком то, как ты из-за меня место потерял? — отворачиваясь вновь к зеркалу, ледяным тоном сразу начинает беловолосый юноша, — Теперь ты хочешь потерять в принципе место в Алмазном, да, Бедствие? — Но… эта тряпка, этот чертов мальчишка! — Замолчи! — перебивает разгневанное шипение Лунный, поднимая руку, — Угомонись Ухиш, и подумай головой, а не своим темпераментом и завистью. Ты только смог добиться того, что чуть не потерял, а теперь… Лунный прерывает жестом своего служку, который до этого так же послушно расчесывал его волосы, и встает с мягкого пуфика, величественно и в тоже время грозно подходя к бывшему фавориту. — Теперь ты срываешь мои планы? Наш план? Забыл договоренности, Бедствие? Или напомнить? Напомнить, как я с легкостью могу стереть тебя с памяти этого дворца? — Я ничего не забываю! И о договоре тоже! — в лицо Луноликому шипит парень, сужая глаза, — В том числе, что и Сад после твоего становления мой, а покои Императора — все твои. Мне нужно это место и власть. Но если ты сейчас ничего не будешь предпринимать, то буду я! Я не хочу из-за него сгинуть в бывших Эйль-хас! Просто из-за какой-то шлюхи, которая, сперва устраивала концерты Анэш, а после вернулась в Сад, с явными признаками того, что его хорошенько так оприходовали в покоях. — Замолчи! Закрой рот, Ухиш! Не тебе трепаться об этом на каждом углу! — почти рявкает Лунный, — И не тебе это решать! — Значит тебе! — И не мне тоже! Он глядя мне в глаза запретил его трогать! — рявкает вовсе голос Луноликий, наплевав на тонкие стены. Юноша резко отходит слегка назад, под удивленное молчание парня, и почти хочет царапнуть ухоженными ногтями стену от злобы и жжения в груди, но жалеет свои прекрасные пальцы. Только раздосадовано, желчно шипит в нагнетенной тишине ночи. — Ты понимаешь, что это значит?! — более низким, но не менее раздраженным голосом спрашивает он, кидая злой взгляд на темноволосого красавца, — Я был сегодня у Него, и только заикнулся об этой потаскухе, как получил такой взгляд, который тебе и не снился, и такую встрепку, которую он тебе не устраивал, даже когда ты Серебристого прирезал! А я всего лишь заикнулся о кухнях! Заикнулся, понимаешь?! — Проклятье! Но… Тогда, позволь им займусь я? — следует ледяное, разоренное, но Лунный на это лишь издает ироничный смешок. — Ты глуп в своей слепой ярости и ревности, Ухиш. У меня есть власть, неограниченная, мощная, а вскоре она станет ещё больше, когда мне передадут место в Кешили и снимут этот чертов ошейник. Но даже я ничего толком не смогу сделать. Пока Он приказал его не трогать. Правила Слово Императора. То, на что пришлось всем нам пойти. И если он сказал, значит... — И ты только из-за это?.. Из-за этой глупости не хочешь марать руки об это ничтожество? Ты?.. — Мальчишка — угроза! — взъерепенивается Лунный, яростно осаждая парня стоящего рядом, — Он такая угроза, что я ещё не встречал! Не видел! Я могу с ним сделать всё, все что угодно, и в то же время — его взгляд, его чертов проклятый внутренний стержень… Он может стать неплохой такой рыбьей костью у нас в глотке, и из-за этого мы можем погибнуть. А я, как ты понимаешь, дохнуть в ближайшие пару сотню лет не намерен! Его нужно уничтожить, и в этом ты прав, но своими руками я это не могу, точно так же, как и ты или ещё кто в Саду. К тому же его защищает ещё и Анэш. Будь проклята эта Фея! — Отравить мальчишку за ужином проще некуда, — едва проговаривает Ухиш, — Подставить новенького, повара и того кто проверяет блюда на наличие яда, и проблема решена, — мрачно вещает Бушующий, складывая руки на груди. Но новый злой взгляд серебристых глаз его осаждает, так остро и холодно что парень даже отходит на один шаг назад. — И думать забудь, Ухиш! Погубишь и себя, и меня за собой потащишь. Даже если всё пройдет хорошо, в Саду тебе уже не быть. А если плохо… Ты сможешь выкрутиться… Но на мою помощь не рассчитывай больше. И прими как факт — эта тряпка, очень злопамятна. Это читается в его взгляде. А я бы, к примеру, не хотел, если он начнет выигрывать и получать власть, стоять у этой мстительной шлюхи на пути. — Хорошо… — после двух минут напряженной тишины, сдается бывший фаворит, и недовольно косится на Лунного, который, впрочем, слишком утомился и вновь решил присесть на пуф, щелчком приказывая служке продолжать отложенное дело. — Я могу идти или ещё что-то? — Иди, — махнув рукой, отпускает Лунный, — Однако никакой самодеятельности, Бедствие. Иначе это последний раз, когда я тебя по-дружески предупреждаю и советую. — Как прикаже…те, Луноликий, — Ухиш кланяется и стучит в дверь, дабы ему открыли. Когда за ним закрывается дверь, Лунный дергает плечом, что означает его больше не трогать, и золотоволосый служка послушно кладет серебристую щетку на столик, в молчании замирая позади своего Господина.~***~
Ему кажется все это сюром — безумием, словно весь Сад свихнулся в один момент, впал в болезненное безумие и горячку; каждый считает долгом обсудить маленькую беловолосую шлюшку. Хотя, кто большая шлюха — новенький или Лунный, Ухиш по правде ещё не решил, но считает, что на данные момент, худшее это конечно же новичок, дерзкий маленький беспризорник. Парень величественной походкой проходит к себе в комнату и только после, как слуга закрывает дверь, злобно шипит, скидывая дорогую расшитую золотыми нитями накидку. — Арла! — рявкает сероглазый, и низенький щупленький парнишка сразу же оказывается в поле зрения, — Приведи мне Тайсю! — Я… Я… Хо-хозяин… Нельзя же так-к, — почти заикаясь тихо начинает паренек, испуганно осматривая взбешенного господина, но Бедствие оборачивается и сверкает хитрым и почти демоническим взглядом. — Можно, Арла! Можно и нужно! Пока этот параноик Лунный будет медлить, я потеряю всё что у меня есть! Зови чертового алхимика! — К-как при…прикажете!.. — мальчонка кланяется и шустро покидает покои Бушующего. А сам бывший фаворит лишь теребит перстни на пальцах, смотря на темную бархатно-синюю ночь за окном. Этот бархатно-синий теперь ему ненавистен настолько, что хочется разорвать небеса. — Ничего не сделается. Никто ничего не сможет доказать. Даже вы, мой Император. Всего две капли в еду, всего две ничем не выявляемые капли, и завтра, в такой же полуночи, чертовой шлюхи не станет во дворце.