~***~
— Мой Повелитель… Питч, — смотря в глаза, замирая на считаные секунды, но в них вечность, и легко улыбаясь, словно так и должно быть, когда в арочные проемы окон через прозрачную тюль начинают светить первые красные лучи раннего солнца. Уже рассвет? Всю ночь? Удивительно такое видеть, ведь Джеку кажется лишь миг, и справедливости ради так кажется не только ему. Кромешник сам едва удивлён почему так быстро пролетела эта ночь — ему мало, ему непомерно мало этой вроде как только что начавшейся ночи, и он все ещё сжимает белоснежного в своих объятья, наполовину обнажённого, такого хрустально-эфемерного, но одновременно твёрже мрамора и красивее его в тысячу раз; его доверчивость и вера — хрупкость тончайшего стекла, его сила льда и воля — тверже алмаза. Сочетание опасное, редкое, завораживающее, ровно и то, как Джек любит его Тьму, принимает её безоговорочно, доверяя всего себя, и потому-то времени насладиться всем этим, увидев искренность в голубых глазах, бесчестно мало. — Мне скоро уже уходи… Питч не дает ему закончить, прерывает долгим влажным поцелуем, от которого мальчик лишь сладко подрагивает, сильнее обнимая за шею, не сопротивляясь опасным когтям, проводящим по его плечам и оставляя красные царапины. — На сегодняшний день ты мой, и на ночь тоже… — прерываясь, Король Кошмаров заглядывает в глаза Фроста, смотрит более чем серьезно, так как и должен смотреть Император, только вот не на раба, а на свою неприкосновенную собственность, куда более серьезней и ценнее, — … И навсегда. Ты — мой. Нерушимо. И выбора больше у тебя нет. Вздрогнувший от этих слов Джек закусывает губу, пытаясь полностью унять ту волну ощущений которая, пронеслась с этим словами в его душе, с той силой, которую вложил его Повелитель эти слова, и не находится с подобающим ответом, да даже с благодарностью, лишь с тихим благодарным полустоном, но и тот Кромешник прерывает, склоняясь для нового поцелуя, последним приказывая теням сокрыть свет и закрыть его покои от какого-либо упоминания начинающегося дня. Ведь и ему, и Белоснежному стоит отдохнуть, но и это будет явно не сейчас…~***~
— И зачем же ты хотел меня видеть, Стер Иррет? — она, похлопав сложенным веером по ладони, обманчиво ласково улыбается высокому хмурому мужчине, стоящему неподалеку от мраморного балкона террасы, выходящей на внутренний сад с кипарисами. Прекрасная ночь чтобы подумать о многом произошедшем, обдумать будущие шаги, как свои так и обитателей дворца, и заодно дать оценку сегодняшнему удивительному по своей прецедентности вечеру. Но как обычно Хранительнице Садов не дают побыть в одиночестве, и возможно даже предполагая, что один из глав Кешили рано или поздно подойдет к ней с разговором, Туоф все же бы не хотела омрачать сегодняшнюю ночь тяжелым разговором. Однако, кого и когда волновали такие мелочи. Грустную улыбку она скрывает, едва лишь удостаивая этого переговорщика взглядом. — Разговор к тебе есть, Анэш, — начинаем молодой мужчина, почтительно перед этим кивнув ей, — Серьезный, и возможно… — Он мне не понравится, друг мой? — наслаждаясь запахом цветения ярких цветов даже такой знойной ночью, Туф устало улыбается, и все же даже из-за этого разговора она не намерена портить настроение. — Друг? — насмешливость напополам с обидой так и скользит в его тоне, и Стер, в угоду своего темперамента, не может не припомнить женщине былого, — Друга ты предала, эдак веков… сколько назад, не помнишь? — А ты единственный из всех оставшихся, кто до сих пор не простил. Но в какой-то степени тебя понять можно, — Анэш оглядывает более близко подошедшего к ней Хранителя пронзительным, но не опасным взглядом, — Ты молод, до сих пор не набрался опыта… Поживешь с наше, возможно и поймешь меня. Но прощения, ровно и понимания, я у тебя не ищу. А теперь, будь любезен, ответь, зачем меня вызвал? — Убери мальчишку из Садов, — напрямую переходит к главному Стер, слишком упрямо смотря на девушку и моментально ожидая положительного ответа, но вместо этого видит лишь то, как тонкая, хорошо очерченная, бровь Туоф резко поднимается вверх, и Хранительница удостаивает таки его взглядом, с насмешливой улыбкой на губах. — Прости? — со смешком поворачивается она к нему, — А может проще сделаем? Мне сразу голову под топор палача? Темный такой… топор, из Первородной сотканной, ну наверняка чтоб, — хоть Анэш и шутит сарказмом, но через мгновение меняется в лице, становясь той самой хладнокровной правой рукой Императора Тьмы и одной из глав Кешили, — Нет — означает нет! Он сказал свое Слово! Мальчишка неприкосновенен! — Значит, заставь его отменить это Слово! — рявкает в пылу повышенного тона Хранитель Надежды, сверкая зелеными глазами и раздражаясь все больше. — Прошу, не мог бы ты сбавить свой пыл и тон, Зо Иррет? — вежливо просит Туф, однако сразу же без переходов сама меняет тон на более опасный и холодный, — И не смей больше на меня его поднимать. Никогда, Банниманд. Мужчина едва дергается, вспомнив своё забытое прозвище, как второе имя, но все же слушается, кивая с неохотой. А Туоф сделав глубокий успокаивающий вдох, отвлекается созерцанием ночных пестрых птиц, парочкой пролетевших совсем рядом с террасой, улыбнувшись им, она смиряется, что продолжение разговора неизбежно и продолжает, уже более мирным тоном спрашивая: — Скажи, вы совсем по правилам не хотите? Ведь сами просили, условились, а теперь… Что же, только на четыре века вас хватило? И причем здесь твои просьбы? Кажется это в твои обязанности Нейтралитета не входило. Или ты все же принял окончательное решение? — А тебе есть разница, какое вообще я решение принял? — огрызается несвойственно зло Стер, но помня о том, что не стоит злить Анэш, продолжает уже спокойнее, — Если ты примешь наше предложение, то Лунный больше не станет досаждать. Он готов присягнуть тебе, управлять и разделять полную власть в Садах с миром для тебя, без двойных игр, без черни. И от тебя мы просим лишь намекнуть об этом Ему. — Значит всё же выбрал, — как это не кстати и как задевает ее в глубине души Туоф не показывает, только кивает, принимая к сведению, но и сдавать свои позиции не собирается, — И что? Зачем, чтобы он забыл про мальчишку, которого сразу после этого вы убьете? В этом вся просьба и великая компания на этот год, Стер? — Какая разница, что вообще будет с этой игрушкой? Один черт, он меняет их каждую ночь, а эту… возможно задержит на пару недель... Мужчина берет паузу, дабы и подумать над следующими словами и дать время Хранительнице Садов, он молча оглядывает зеленеющие кроны деревьев неподалеку, слышит шум прибоя и далекий смех в Садах и равно не понимает с чего это после стольких лет, что Анэш, что уж тем более Тёмный вцепились в одного замшелого раба, который тут еще и месяца не провел. Продумать все варианты, как это делает Индрит, Стер не может в ту же угоду своей вспыльчивости и легкомыслия принимаемых решений, ему кажется, что все очень просто, а значит и решения по поводу обычной игрушки Анэш должна принять правильное и отговорить Тёмного от этой глупой затеи. Подумать только, тратить свое Слово на сохранность какой-то очередной подстилки! Ведь Хранителю Надежды и в голову не может прийти, что так называемая игрушка, один из сильнейших в этом дворце существ, по силе магии и потенциалу способный на равных противостоять как Свету, так и Тьме. И если бы их светлая сторона знала сейчас то, что знает Анэш, так бы переговоры не велись, ровно и отношение к «игрушке» бы поменялось. Индрит, уверена Туоф, не был бы так легковерен, дозволяя все пакости Лунному, и не посылал бы вспыльчивого Стера на эти глупые уговоры. Но они не знают, даже не подозревают до сих пор, какое оружие заполучил в свои когти Кромешник, и наивно полагают, что Тёмный выжил из ума, растрачивая свою власть неприкосновенного Слова на какого-то обычного раба. Дурость и наивность. Прав Питч в сто раз, лишь наивная бравада в угоду Света и ноль тактики за последние двести лет. Расслабились Хранители, ставя все карты на Лунного. Не пройдет и года, как Джек может здесь все перевернуть, став фаворитом и одним из Рое Кешили, притом, быстрее сняв ошейник, нежели Луноликий. А учитывая то, что этот мальчишка выкинул сегодня, и какую притом силу Анэш от него чувствовала, так и будет в ближайшем будущем. И кто тогда в этой партии в невыгодном положении? Она легко улыбается, быстро все это обдумывая в голове, пока рядом стоящий Стер подбирает правильные слова, не зная истинного положения вещей. Он ничего не может ей предложить, чтобы сманить на свою сторону или даже уговорить в этом несчастном ходе, так она тоже думает. — Просто ты пойми, Анэш, что этих будет сотни ещё, а это не главное. И сейчас не подходящее совершенно время, чтобы заигрываться, когда повышение и свобода Лу стоит на кону игры! Ты прекрасно заешь это, и знаешь его шаткое положение в Кешили, ты передала Его волю и выставила ультиматум, да и по закону все верно, а потому, Лунному нужно время и Его расположение, ночи, которые занимает этот раб принадлежат Лу! Он ждал этого больше шестидесяти лет, он заслужил быть освобожденным! — Кормить рыб в Босфоре он заслужил! — рявкает разозлившаяся Анэш, поворачивается настолько резко к не ожидавшему Стеру, что он испуганно отшатывается, не ожидая её опасного нечеловеческого шипения гарпии и хищных глаз, полыхнувших сначала аметистом, и сразу после превратившись полностью в черные. — Фея… — предупреждающе просит остановиться Стер, понимая, что переступил грань, где стоило бы помолчать и взбесил окончательно Хранительницу Садов… Нет, сейчас далеко не Хранительницу Садов. Воин с даром черным — проклятым, что по возрасту равен Тёмному или Индриту, умелый и хитрый, тот ещё убийца в прошлом, несмотря на всю грацию и изящество хрупкой девы. Маг и убийца за пару минут способный вырезать армию Золотую или же Кошмаров… Один из самых опасных врагов, коль разозлить. И сейчас он её разозлил, за что уже мысленно себя проклинает всеми известными паскудными словами. Однако её выдержка и контроль идеальны, и за пару секунд Анэш берет себя в руки и успокаивается. Она, выдохнув, прикрывает глаза, а открыв они уже прежние и никакой горящей опасности или черноты в них нет. Туоф приосанивается, вновь отворачиваясь в глубокой ночи зеленого сада, вдыхая насыщенный запахом цветов воздух, и дает всё тот же ответ, как и ранее: — Ты знаешь мой ответ, Банниманд. Я не собираюсь нарушать или лезть в его Слово. Я не помогу вам. Лунный итак далеко зашел, и пойдет дальше, знаю я эту гнилую душонку. Но его я уже сегодня предупредила — мальчика он не будет трогать, во всяком случае, я надеюсь, что у него хватит на это ума, если он все же хочет снять с себя ошейник… На последнем Анэш улыбается коварно, слыша скрип зубов бывшего друга. Верно, это её карта, и они все знают принцип игры: посмеют в открытую пойти против приказа и Слова Императора, а особенно Лунный, то не видать ему свободы, как своих ушей, а значит и место Рое пропадет, влияние пропадет, статус, власть. Всё то, что он так усердно зарабатывал эти шестьдесят лет. Это же понимает и Стер, каким бы легкомысленным и не был, потому теперь не скрывает своей раздражительности и легкого волнения, идя на крайние меры, как и говорил ему Индрит, и применяя последнюю тактику к непоколебимой Хранительнице Садов. — Ты вернешь себе полноправное владение Садов, Анэш! Лу не будет претендовать уже на место фаворита и займется политикой, тогда делай что хочешь, властвуй, как пожелаешь и уже отправляй к Нему кого угодно! Да хоть законом утверди только одного фаворита и навсегда, а остальных йеру сделай! Но, черт тебя задери, Фея, дай понять Тёмному, что этот мальчишка сейчас ему не нужен! — распалённый Стер видит, как на все его сманивающие предложения она только качает отрицательно головой продолжая так же мерзко спокойно улыбаться, и он не выдерживает, выпаливает последнее что еще может на неё повлиять: — Сделай так! Ты только будешь в плюсе и вернешь себя! А ещё… — он подходит совсем близко, оглядывает миниатюрную Тоф уже другим взглядом, и его бесит эта непоколебимость на красивом лице, и потому достает последний козырь, едва гадко усмехнувшись, — …Индрит отдаст тебе карту с местом, где прячется последняя твоя… Кроха. Маска непоколебимости и умиротворенности трескается на глазах мужчины, и на секунду Анэш предстает бесконечно уставшей, с болью на исказившимся утонченном лице, тоской и ненавистью на весь мир, но это мгновение проходит, и она вновь прежняя, спокойная и опасная, резко повернувшись и столкнувшись с ним взглядом, смотрит молча минуты три, не моргая, читая правда ли сказанное в зеленых глаза Стера, и найдя подтверждение не выдерживает, отворачиваясь. — Подумай, но учти… — подстегивает он зловеще тихо, — Остался год, больше она не протянет. В одиночестве, в сумраке, без веры, без тебя… Стер уходит мягкой поступью довольный собой и тем, как наконец поломалась уверенность бывшей соратницы в когда-то принятом решении. Хранительница Садов же остаётся стоять на месте, силой воли заставляя себя смотреть вдаль глубокого изумрудного сада с кипарисами, и вовсе не замечая, как под её хрупкими тонкими пальчиками крошится мраморные перила балкона.~***~
— И там хоть не было опасно? — Джек лениво щурится, смотря на причудливые тени, ковром перетекающие по холодному полу, поглаживая когтистую руку обнимающую его поперек груди, и уже в сотый раз за этот день улыбается, когда его мягко целуют в висок. — Опасно? Для меня? — Кромешник усмехается, притягивая со спины чуть ближе к себе мальчишку, — Для меня — нет, а тех, кто пытался напасть я в расчет не беру, равно и стражу. Хотя это было весьма неожиданно, но нисколько не повеселило. — Что для других ужас, для Вас, судя по всему, мой Повелитель, развлечение, — фыркает беззлобно парень, спиной прижимаясь ближе к горячей груди мужчины, — А здесь было наоборот, все так напуганы этим… Такой переполох вчера был… — То, что и ожидалось от части людишек и тех, кто здесь обитает, Белоснежный. Не бери такие случаи всерьез. Просто игнорируй и уходи к себе. Кромешник медленным ленивым приказом стягивает еще немного теплых теней на кровать, чтобы они растеклись более широким покрывалом, давая возможность окутать беловолосого мальчишку, и думает о том, что в полуденное время, когда даже птицы снаружи не поют от такой жары и зноя, и ничего не хочется делать, лучшее время чтобы вновь немного поспать или подремать, особенно с вот этим сопящим прохладным мальчонкой рядом. Но Джек рушит все мысленно-возведенные и уже утвержденные планы, по ощущениям о чем то странно и надолго задумываясь, и в мыслях тех ничего спокойного и радостного Питч не чувствует, лишь неуверенность, страх, легкую панику и много затаенной злости, обиды, а это в таких ситуациях означает одно — мальчишка хочет что-то спросить или сказать, но вот решится ли — это другой вопрос. Однако, Король Кошмаров пока что терпеливо ждет, давая время Белоснежному на нужные мысли и решения. — Питч… — Джек все же начинает, через пару минут, решив спросить самое для себя на данный момент главное, но тут же замолкает, не решаясь, не в такой ситуации, да и не знает он своего положения, чтобы спрашивать то, что вертится в голове уже более двух дней. — Говори. — Нет, ничего. Прости. Глупости в голове... — Ты ещё не привык, — это в утверждении и не нуждается, но всё же Кромешник это говорит, давая площадку сконфуженному парню для дальнейшего разговора, ведь приятное время вместе — это одно, а надумки и страхи Фроста — другое, нуждающееся в корректировке и объяснении нового для него мира. Он ведь в полной мере взял над ним ответственность в тот миг, когда увидел силу и мощь его смертоносной стихии, и пусть понимание этого приходит только сейчас к Императору Тьмы. — К тебе? — ведется все же на такое простое Джек, и машинально отрицательно качает головой, — Нет, привык. Привык, ещё как, даже наоборот без тебя уже не… то, не могу. Но вот… — Сады? — предполагает второе значимое Питч, проводя мягко когтями по проступающим ребрам белоснежного, сам несознательно желает его отвлечь и закрыть эту тему. И на это Джек стыдливо кивает, но не в силах вымолвить совсем другое, более серьёзное и не обсуждаемое — «Почему ты сделал эту лицемерную подстилку Рое?». Ведь по статусу ему вообще не положено открывать на эту тему рот, молчать и смиряться с действительностью, тогда когда сердце упрямо ноет и пылает яростью от одной мысли, что внимание этим поступком Лунному уделяется больше, чем ему. «Да кто ты вообще такой, Джек, чтобы такое заявлять самому Императору и что-то требовать?» — Ясно. Не только Сады, — улавливая недосказанность сжавшегося в комок мальчишки в слух подтверждает Кромешнику, ему хватает мгновения, чтобы прочитать мелкого дальше и устало, но незаметно выдохнув, продолжить более мягким тоном, зная, что всё же разговор неизбежен, — Хорошо, что ты хочешь спросить у меня, что не осмеливаешься спросить у Анэш? — Какова вероятность, что если так продолжиться с нашим… общением, через неделю я… — Джек сглатывает, подавляя едкий страх внутри и неприятные липкие картинки вставшие в воображении, — …Я всё ещё буду жив, а не… подложен Луноликим под стражу первого этажа? Король Кошмаров не говорит на это ничего, но не осознавая сжимает мальчишку сильнее в объятьях, инстинктивно в попытке защитить прижимая крепче к себе, а в покоях становится значительно темнее от взбунтовавшихся, почуявших настроение хозяина, теней и опасно-колкой Тьмы. — Он вызывал тебя к себе? — Да… — Сколько? — Со вчерашним визитом — три раза… — парень говорит это совсем тихо, инстинктивно ощущая опасность исходящую от Кромешника, от сумрака сгущающегося вокруг из-за взбудораженных теней, которые готовы напасть со всех сторон, и вопреки всему этому Фросту сейчас не страшно, он с пониманием замирает, но не боится, и возможно потому осмеливается еще раз окликнуть, отвлечь от своих же слов, — Питч? — Молчи. — Король Тьмы опасно щурится, но не позволяет мальчику развернуться и посмотреть на себя не сейчас. А вот ситуация ему не нравится, только вот… паскудные действия одного конкретного юноши он никак предсказать и запретить не может, и это начинает злить и докучать уже по настоящему, — Помнишь, что я тебе говорил? — Ты про выживание? — Верно, — он ведет носом по затылку парнишки, вдыхая сладковато-морозный запах волос, медленно успокаивает поднявшуюся волну давнего запрятанного гнева и заодно Тьмы, плескающейся иглами по стенам комнаты, — Изучай Сады, изучай его, Белоснежный… — Я просто не понимаю, зачем же так? И зачем ты мне всё это говоришь, настаиваешь, даешь подсказки, но одновременно… Джек не заканчивает, его обнимают покрепче, отвлекая, укрывая до плеч мягким теневым покрывалом, так что даже в душе поднявшееся беспокойство пропадает, а его Император вновь заговаривает своим успокаивающим хриплым голосом: — Всё ты понимаешь, маленький Белоснежный. Всё, абсолютно. Ты не такой дурак, как могут посчитать тебя некоторые здесь. Но у каждого… — Питч замолкает, продумывает, — а стоит ли вообще начинать, наставлять его, толкать в сторону того, из чего после не выбраться, и все же парень должен как-то себя защитить, а потому и знать больше, чем знает сейчас, — У любого государства, королевства или империи есть свои законы, свои причины что-то делать, а что-то нет; наказывать или оставлять безнаказанным, осуждать или миловать. Жертвы есть всегда, но в случае с Садами… — Он останется безнаказанным? Потому что, что? Почему?! — Фрост всё же не выдерживает, изворачивается на другой бок, приподнимаясь на локте и почти возмущённо заглядывая своему Повелителю в глаза, — Если всё так сложно, то хотя б объясни мне, скажи, что делать? Зачем эти тайны, интриги, загадки, Питч? Пусть законы и табу, но ведь… Ты ведь здесь главный! Самый могущественный, ты — Император Эррэсаир, и я чувствую твою силу, твою мощь, так почему ты говоришь так, словно даже ты запретить не в силах? Что здесь происходит? — Видишь? Ты уже начал сам во всем разбираться, — Кромешник может сейчас сказать ему лишь это, запуская пятерню в мягкие, как пух, белоснежные волосы, отвлекая, перетягивая на себя, чтобы дать мальчишке улечься на своей груди, возмущенно сопя, и привлечь для легкого поцелуя. И ты смотри на него — без году неделя во дворце, а уже такой норов. Но может это его и спасет? Ты ведь в силах это изменить. Да. Всё тот же щелчок и по ветру всех подстилок, надоевших, набивших оскомину и лишь брезгливость. В тартар и Кешили, и всех этих болванов советников, и проклятых Хранителей, и главное эту по истине лицемерную потаскуху белого цвета. Одно движение, один щелчок и всё станет твоим. Но тогда ты проиграешь спор. Проиграешь игру. Согласен? — Или… я ещё не достоин узнать всего, что здесь творится? — перебивает его мысли Джек, всматриваясь в глаза и не понимая, какой будет ответ, — Что тогда я должен сделать, чтобы стать достойным и узнать? Что мне сделать для тебя, мой Повелитель? Живи! С нетерпеливым рыком Питч меняет их положение в одно мгновение, резко переворачиваясь и подминая мальчишку под себя, наплевав на его задушенный всхлип, он прижимает тонкие запястья к кровати, по обеим сторонам от головы парня, и опасно щурясь замирает над ним, как зверь голодный и готовый напасть в одночасье, вглядываясь в глубинное и ледяное на дне красивых голубых глаз. Только вот глупый паренек искренен, как и в первую их встречу. Искренен и непоколебим в своем решении узнать и быть рядом. Какой же он… Наивность и простота, но это лишь для тебя. И он уникален. Он оружие. Он… — Достоин ещё с того момента, как попытался меня убить своим льдом… — мягко ухмыльнувшись, тихо все же отвечает Король Кошмаров, понимая где-то в глубине души, что какое бы он решение не принял, Джек ввяжется и все равно узнает все подводные камни этого дворца и всех тайн, и опыт тысячелетий, а еще способность читать вот такие отвергнутые души, говорит сейчас Кромешнику лишь о том, что парень захочет помочь, влезет в игру и возможно навредит себе в самый неподходящий момент. А значит на данный момент его стоит остановить, или предупредить, дать шанс не ввязываться, может и поймёт, что не пришло еще время лезть в игры мира, в котором он ещё и месяца даже не провёл. — Тебе не понравится правда, маленький Белоснежный. Не понравится, что ты узнаешь ещё обо мне и многих, кто здесь обитает. Тебя будет мутить лишь от вида этих стен и смеха в Садах. Ты захочешь вновь уйти в то неведение, в котором сейчас пребываешь, если узнаешь хотя бы часть правды. И потому, мой тебе наставительный совет — не лезь! Обоснуйся в Садах и… — Да плевать я хотел на Сады! — шипит резко Джек, разозлившись и не выдерживая даже ни того, что с ним как с ребенком, а не понимая ради чего он пытается всё это разузнать, — Как будто я здесь остался и всё это делаю, мирюсь со всем этим ради Садов, ради украшений, ради чертового статуса! Плевать я на все это хотел с тех торосов, которые могу спокойно создать посреди этих же Садов! И ты знаешь, что могу! Так скажи — почему не делаю? Ты ведь Древний, ты — Тёмный! Так почему я все ещё по указке с раздробленной душой слушаюсь и хожу на поводке? — Джека ведет на такую откровенность и впервые такую злость, не замечая, как на глазах наворачиваются слезы, а на запястьях от его резкого порыва остаются кровящие полосы от когтей; парень просто устал скрываться и устал вот так притворятся, и либо сейчас, либо никогда, но он выскажет все что думает, и пусть после сгорит со стыда, или его выгонять, но он выскажет все что творится в его проклятой душе. — Почему же я до сих пор слушаю наказы Анэш, которая словно сама играет роли три, не меньше! Да и ты об этом знаешь и позволяешь ей, равно и сам играешь, и да я не такой дурак, хоть я и ребенок по сравнению с вами! Ты можешь всё, ты можешь вышвырнуть меня отсюда, можешь убить, можешь приказать и я буду под тобой, как послушный наложник, ублажая, но одно, Император Тьмы, ты не можешь изменить — то что в моей душе. А в душе, черт ты темный, у меня только то, что я к тебе по неизвестной какой причине привязался! Потому что ты единственный, кто остался в моей проклятой жизни, кто в тот момент, когда я создал тот отвратительный лед, не ужаснулся с отвращение от меня, как все остальные видевшие меня нового, а восхитился, и объяснил, и даже вернул мне часть покоя за погибшую сестру благодаря Феям. Это ты та причина, почему я все ещё это всё терплю! И скорее всего будут терпеть и дальше. И если не хочешь — не рассказывай, но не смей меня запугивать тем, что я могу узнать что-то еще более страшное про тебя или здешних. Пуганный уже! Но если у тебя есть ко мне хотя бы часть того подлинного интереса, что я ранее чувствовал, ты скажешь что происходит, и я приму это, каково бы не было. Приму и буду здесь ходить по той же указке, смеясь со всеми, пока в фонтанах топят невинных мальчиков! Я буду носить тяжелые украшения и прозрачные шелка, пренебрегая служками, как вообще людьми, буду противостоять всему Саду, всему миру, черт возьми, коль захочешь! Я буду на твоем личном поводке, потому что по иронии ты, уничтожающий всё, как о тебе говорят, но дал мне веру в новую жизнь и я не знаю, как дальше без этого и без тебя существовать, Темный! Доволен? Вот тебе моя правда и искренность, делай что хочешь, но не смей держать меня на расстоянии! Джек судорожно сглатывает, пытаясь сдержать ярость и боль от вспыхнувших в душе всех разом эмоций, и не замечая, как по виску все же сбегает одинокая слезинка, но смотрит так же упрямо в глаза Императора Тьмы, который за все время его распалённой тирады не сказал ничего, молча слушая и принимая каждое услышанное слово. Если его отпустить, то хотя бы будешь знать, что он в безопасности и выжил. Кромешник отпускает руки парня, перенося сам вес на левую, правой же осторожно стирая ту самую дорожку от слезы на левом виске Джека. Он усмехается, пораженный и смелостью и упорством парня, но уже без намека на веселье или насмешку, скорее понимающе, задумчиво, и склонившись, почти касаясь своими губами губ парня, ядовито шепчет: — Сады сожрут тебя и всю веру в людей и добро. А Лунный развесит твою душонку, растянув гобеленом, в своих купальнях, вот тебе моё пророчество, если ты продолжишь в том же духе. Но ты ведь уже знаешь это и согласен, не так ли?.. — ухмылка Питча становится такой же ядовитой, как и сказанные слова, и глаза Императора, и без того пронзительно желтые, сейчас загораются мистическим золотым огнем, приковывая все внимание Джека, — Однако одно ты забыл напрочь, мальчишка — я тебе сегодня это говорил — я тебя не отпущу. Ты — мой, ты принадлежишь не Садам, не Рое, не Кешили или этим законам, созданными четыре века назад. Ты, с момента как доверился, принадлежишь только мне и никому более! А это значит лишь одно, маленький бесеныш… Я прикажу, чтобы ты был всегда подле меня… — И я должен буду лишь уточнить, какой величины полагается быть торосам, что размозжат голову Лунному и остальным воспротивившимся в Садах, мой Повелитель? — перенимая ту же ухмылку, вкрадчивым тоном заканчивает Джек, словно зеркально поймав эмоции Короля Кошмаров и прекрасно их разделяя. Фрост понимает, что с этого момента не важно ничто, даже сам мир, если каждый раз он будет чувствовать это желанное единение, что нитью создалось и лежит между ними, и если каждый раз Питч будет на него смотреть как сейчас. Рыкнув, Кромешник всё же не выдерживает этого тона и взгляда, — такого смелого, полного решимости, внутренней силы и той же уникальной преданности, — он уничтожает несчастный миллиметр между ними, грубо сминая прохладные, но такие мягкие губы мальчишки, и сразу углубляя поцелуй, делая его жарким, нетерпеливым и болезненным. Но и сам Джек сейчас в равном состоянии, и отвечает так же агрессивно, моментально подчиняясь и охотно принимая болезненную, но необходимую ему ласку, обнимая крепко и притягивая на себе, не замечая, как по запястьям тонкими струйками течет кровь. Неужели нашелся? Идеальный… Идеально подходящий. … Жемчужный. Кромешник не находит опровержения этим словам внутри своего сознания и души, принимает их, зная, что так правильно, и только завтра после полудня, перед тем, как отдать Джека этой бездушной игре даст ему это наречение. Как шанс, чтобы спасти. Как шанс для себя, чтобы никто не смел отнять. Как похороненную давно веру, что возможно и не было бессмысленностью четыреста лет назад начинать эту глупую игру, запирая себя в статусе всего лишь какого-то обычного Императора Тьмы… Только сейчас Король Кошмаров отмахивается от всего постороннего, с удовольствием возвращаясь в реальность и дальше успокаивая этого взбесившегося бесёныша, довольный его характером, упрямством и наконец желанием жить, Питч увлеченно выцеловывая белоснежную кожу на искусанной шее, отдает за сегодня последний приказ Тьме — бережно обвязать оцарапанные кровавые запястья черными лентами, залечивая порезы, и до конца скрыть вход в покои непроницаемой стеной. До завтрашнего рассвета ему, равно как и Джеку, плевать на Эррэсаир и что там может произойти.