~***~
Когда золотистый закат заливает дворец своим вечерним светом, и Сады почти пустеют, и их обитатели от лени или скуки уходят то в свои комнаты, то гулять во двор, а некоторые и в библиотеку или принимать солевые ванны, Джек решает прогуляться по террасе, проводить солнце, осмотреть вдалеке к югу начинающийся сгущаться облака, кои наверняка приведут к хорошему шторму на море. Он запрещает себе плохо думать о новеньких йёру, равно и предполагать, что кто-то из них, особенно тот аристократ, понравится Императору. Ведь Анэш, даже если и занята сейчас, даже если и не может его обучать и помогать, на его стороне… Наверное. Боги, — Жемчужный роняет голову на сложенные на балюстраду руки и тяжело выдыхает, — Как же всё это ему не нравится. Как же он от этого всего устал. Почему просто не оставить все это: и мерзкие Сады, и проклятого Луноликого и всю эту борьбу, и просто… Парень злобно кривит губы. Если уж ему так тошно и он уже устал… Проведя не больше половины месяца здесь, то каково же Питчу, четыреста лет всё это терпеть? С его-то силой и жаждой Тьмы, что голодная превратилась в тень своего некогда величия и мощи? Парень царапает собственное запястье, сжимая пальцами до синяков, и поднимает голову, упрямо смотря на раскалённый диск, что клонится к морскому горизонту. Нет, он не имеет права показывать свою усталость и жаловаться, не тогда, когда стало всё настолько важно и серьёзно. Жемчужный распрямляется, приосанивается и медленно долго выдыхает, на мгновение позволяя себе прикрыть глаза, почувствовать соленый ветерок и лучи солнца, что ласково греют его лицо. Он улыбается, и решает больше так не паниковать, не психовать, не надумывать. Парень не замечает, как к нему подходят позади, встают практически за правым плечом, и с лёгкой улыбкой так же смотрят на закат. — Сегодня прекрасный закат… — этот голос заставляет Джек в мгновение распахнуть глаза и замереть напряженно, но оборачиваться он не собирается, хотя чувствует, как вся улыбка и краска сползают с его лица, а этот голос продолжает, — …Столь лучистый, сочащийся нежностью и золотом, уже и не припомню, когда видел такой прекрасный закат… — Надеюсь, вы им вдоволь насладитесь, Эйль-Хас… — пытаясь скрыть свой испуг и поднявшуюся неизведанную злость, тихо цедит Жемчужный, и закат ему самому уже не кажется чем-то таким красивым и волшебным. — Увы, — легкий смешок, как звон прекрасных колокольчиков, если не знать кому он принадлежит, и Луноликий, тихо вздохнув, продолжает, мягко зловеще улыбаясь: — Сегодня я должен подготовить зеленоглазое волшебство, как новый дар для Повелителя. Ты ведь не думаешь, что я пропущу процедуру показа новых йёру Повелителю? Ах! Бедная заработавшаяся Анэш Зу Иррет, так занята, что забыла о столь важной процессии. Но ничего, я, как наместник Садов, поддержу её и выполню за нее эту работу. Лунный пододвигается совсем вплотную к Джеку и склонившись, подобно заговорщику, шепчет ему на ухо: — Эта ночь будет дебютной для зеленоглазого аристократа. У которого и красота, и манеры, и кровь… всё лучше, чем у зарвавшегося мальчишки вроде тебя. Я-то… ещё одну ночь переживу, а вот ты, удержать сможешь? Джек молчит, сжимая кулаки так, что едва отросшие ногти впиваются в ладони, но молчит, ему нечего ответить на этот ядовитый ликующий шепот, даже повернуться он не в силах, и Лунный это знает. Эйль-хас тихо смеется, колокольчики вновь завораживающе звенят и от Фроста отстраняются наконец, исчезая так же мягко и бесшумно, как и появились. А у него словно стержень вынимают из тела, и мальчишка с резким выдохом чуть не валиться с ног, но вцепляется в каменный бортик-поручень, и кажется, что литой камень под его руками начнет крошиться, однако лишь кажется, и даже не замерзает. Хотя желание прямо сейчас проявить свой дар… Дар! Спасибо паскудной лунной твари, благодаря ей он впервые сам назвал это даром. Заморозить бы… Джек мотает головой, выкидывая ужасающие картинки из мыслей. Нет, он не поступит так опрометчиво и жестоко. Этот напыщенный, хитрый, мерзкий… сумел за пару минут вернуть его состояние к тому хаосу из которого парень так старательно выбирался. И страх, и злоба вновь поднялись, вылезли, как из речного ила — из глубин его души, и теперь внутри всё вновь мутное, грязное, противно пахнущее… дрянь. — Жемчужный Эйль-ар? — сайи окликает его, тем самым давая повод отвлечься, — Вас просит… Но белоснежный не дослушивает, оборачиваясь и кидая прожигающий взгляд на евнуха: — Госпожа у себя? — Госпожа вскоре должна отлучиться… Но парень уже не слушает, он останавливает раболепного сайи выставленной ладонью и спешно покидает террасу, направляясь на верхние этажи, прямо в покои Анэш. Он не обращает внимание на того же сайи, кои семенит следом, причитая, что так не положено, на свое стремительное и явно красноречивое прошествии через Сады и даже на стражу главного коридора. Жемчужный, быстро поднявшись и пропетляв по южной стороне крыла, несмотря на служек, стоящих у дверей Госпожи, просто открывает створные двери и врывается в её покои. — Сюда нельзя! — спохватывается Тесс, испуганно смотря на импульсивно влетевшего в покои Хранительницы Жемчужного и лепечущего извинения сайи за ним. Сама Туоф, поправляющая черную накидку, расписанную серебряными нитями и золотым бисером, удивленно оборачивается, оглядывая нежданного, однако предвиденного гостя. — Что это было, черт возьми? — не узнавая свой тон, заявляет Джек, без испугу смотря на Госпожу. — Если ты имеешь в виду йёру… — Я имею в виду Лу, что решил взять на себя все ваши обязанности, равно что и показ новых даров не обязателен, однако устроить вечерний триумф тому аристократу он-таки с удовольствием решился и даже организует. Получается, его слово теперь выше вашего, Анэш? Джек не знает откуда в нем столько сейчас страха, злости и клокочущего мстительного нетерпения. Он чувствует, как перестает себя контролировать, но эта вспышка ярости ему неведома, равно и смутно чувствуется её источник. Джек, как пленник шторма, что идет с юга, один в бушующем море своих же чувств, которые его захлестывают и поглощают, топят... и он уходит на мутное дно. — Успокойся для начала, Жемчужный. — Хранительница велит посторонним, кроме своего слуги, выйти, и те слушаются, и как только дверь захлопывается с той стороны, она делает ещё один взмах, — Тесс, пожалуйста, налей ему. Кудрявый мальчишка мигом понимает что и подлетает к круглому столику, звеня тонким стеклом и маленькими железными стопочками, пока Туоф полностью разворачивается и подходит к беловолосому негодующему юноше. — Что он тебе сказал конкретно? — Что у вас много дел и он, как понимающий, как наместник Садов сделает работу за вас, равно что и одну еще ночь потерпеть ему не сложно, а вот я не смогу удержать эту ночь. Звучало так, что он вывернется наизнанку, но сделает так, чтобы этот мальчишка сегодня затмил Сады и был… Черт! Джек не может договорить, представляя, как этот аристократ прошествует по Садам для встречи с Повелителем. Благо Тесс, уже успевший смешать все необходимое и подошедший к нему, протягивает маленькую железную стопочку, прося выпить это залпом, Джек так и делает, ощущает едва что-то кисло-мятное, но не акцентирует, его больше волнует то, что сказал и будет делать проклятый фаворит с новым подарком английского Короля. Чтоб и ему там икнулось, хорошенько так. Господи, когда он стал таким мстительным и злобным? — Однако долго этим задумываться парнишка не может, он понимает, что быстро и заметно успокаивается; все-таки выпитое было не просто охладительным, понимает Джек. — Значит, устроит дебют Шелли… — задумчиво склонив голову вбок, вслух продумывает Хранительница и едва щурится. Она понимает, какая сейчас власть у Лунного, равно, под негласным правилам показывая дары Повелителю он может вытеснить Жемчужного на одну ночь, а уже после, сделав из аристократа собственно марионетку, использовать, как баррикаду, и самому занять далее следующие ночи. Что ж. Неплохо, — приходит к умозаключению Фея. Однако… Она кидает взгляд на Жемчужного и чему-то улыбается. Питчу все равно, ему сейчас не нужен никто кроме этого белоснежного, он и смотреть не будет на любого наложника, будь тот аристократом или даже каким-нибудь королем... Однако и это можно обыграть и по-другому. Девушка улыбается и подойдя ещё ближе, осторожно касается плеча задумавшегося мальчика, и тот сразу переводит на неё едва ли не беспомощный и испуганный взгляд голубых глаз. — Пусть он устраивает дебют. Толку от этого… Сегодня не Дитор Эпэс, он завтра, и судя по всему полную свою игру Луноликий исполнит завтра, однако сегодня постарается вместо тебя послать мальчишку, и в этом я постараюсь тебе помочь. А вот второй его шаг будет доставить мальчишку с несколькими сайи прямо к покоям Императора после оглашения, если с подарком не получится пропихнуть. И тут ты сам должен будешь как-то справиться. Главное — не теряй голову, Жемчужный Эйль-ар. Джек же на такое только поднимает бровь, почти полностью успокоившись. Хорошая настойка у Госпожи, нужно после у Тесса попросить рецептуру. Да и ход мыслей и видения этого вечера его устраивает. Поэтому, словно сдавшись под напором внимательного аметистового взгляда, юноша тяжело выдыхает и слегка расслабляется, понимая, что паника и страх ему не помогут. — Я понял. Благодарю вас, Зу Иррет. — Сразу предупрежу, что завтра я буду отсутствовать, поэтому велика вероятность, что Лунному удастся привлечь внимание Повелителя к новому подарку. — Я… — парнишка морщиться, и мотнув головой, снова смотрит на красивую Хранительницу Садов, и едва ухмыляется, — Я постараюсь этого не допустить, ведь вам и правда сейчас не до интриг Лунного. Но благодарю за совет и что дали успокоиться. Пойду, пожалуй. — Жемчужный делает уважительней поклон и степенно выходит из её покоев. Однако Фея так и остается на том же месте, смотря ему в след. Ощущение своей беспомощности и того, что она не выполнила главное обещание по прежнему жжет сердце. Этот мальчик... за всё это время уже столько пережил и так отчасти слаб, наивен, а она… Туоф отворачивается, подходя к окну-машрабии, сожалеюще смотря на кромку моря и фиолетовых грозовых облаков. Она так и не смогла исполнить просьбу своего самого лучшего врага, друга и по сути… того, кого приняла, как Повелителя. — Тесс! — Резко командует девушка, и искорки аметистового пламени загораются в её глазах, — Дай возможность Лунному создать сегодня для Шелли прекрасный дар, пусть будет правдоподобное приглашение от Императора. Позволим ему это. Однако после… — она оборачивается и мрачно-опасно улыбается своему верному служке, — Жди меня подле Императорской сокровищницы.~***~
— Ты с ума сошел, прямо в покои Госпожи и без приглашения! Ты хоть знаешь… — Рад начинает возбраняться, как только они заходят в его комнату светлую, персиковую, с розовым мраморным полом, персидскими коврами и золотистым светом от последних лучей солнца. Его такая атмосфера отчасти успокаивает. — Лунный решил сегодня сделать дебют для того англичанина, — не слушая возмущения Радостного, морщась, говорит Джек, словно оправдывается, и слышит позади изумленный вздох, а после тихие ругательства. Да, теперь Рад полностью может понять его спонтанную выходку. — Так и знал. Может тогда, позовешь его? — Он ещё формально не определен в Сады. — Черт, и правда! — рыжик взлохмачивает волосы и кисло улыбается, — Нельзя ведь. Ахта Ты думаешь Лунный устроит такую пакость? — Он мне сам это сказал... — Джек медленно прикрывает глаза и думает, что сейчас искупнуться бы в море, в прохладном, спокойном… или же в холодной купели со льдом. Смыть всю эту липкую гадость с тела и души. Прям в ледяной воде можно. Кажется, его дар его действительно зовет. Или это последствие его импульсивных эмоций? В любом случае, идея не так плоха и ему стоило бы освежиться. Не столько сбросить жар и усталость от жаркого дня, сколько от эмоций. — Найди Джейми, пусть подготовит купели, только похолоднее, хочу подготовиться к вечеру, чую сегодня будет очень интересно и остро на реакции окружения, — Жемчужный вымученно усмехается, словно готовится прыгнуть со скалы в море с акулами, пока у него кровоточат запястья. И Джек понимает, что это сравнение с Садами настолько верно в своей жестокости, но выбора у него нет. По тихому согласию и закрывающейся двери ясно, что Рад беспрекословно ушел исполнять его просьбу-приказ. Однако, глупая мысль рыжика всё не выходит у него из головы… Вызвать к себе этого мальчишку? Сейчас действительно нельзя. Жаль. Но если его определят в Сады… Что ж…~***~
Противостояние в Садах прекрасно в своей жестокости: скрыто, хитро и продуманно каждым, у кого хоть немного есть ума и умения стратегически мыслить. Жемчужный это прекрасно понимает, понимал и ранее, но сейчас видит за обыденными привычными разговорами и действиями мальчишек свои невысказанные невербальные мотивы и попытки, то в шпионаж, то в безопасность, то в нужные сплетни и интриги. Он только начинает видеть эти тончайшие нити и клубки, связавшие Сады, тянущиеся к каждому, по своей причине. Но ни одно здесь живое существо не невинно — каждый в сетях, своих или чужих, каждая жизнь завязана на слове, золоте или страхе, опять же своем или другого наложника. Как же жестока эта игра. А он думал дворцовые интриги это самое кошмарное. Нет. Сады в тысячу раз ядовитей, и никого не щадят. И тебя в том числе… — шепчет голос в голове, и Джек по неволе смотрит на Лунного, кои под стук посоха и того же оглашения, входит в Алмазный сад, в сопровождении своей свиты и… Бокал чудом не трескается в руке Жемчужного... А зеленоглазый аристократ гордо следует за Лунным в Алмазный, как один из потенциальных будущих наложников. Он дерзок, самодостаточен, горделив и очень красив. Обряженный в черно-изумрудное, с несколькими браслетами на тонких запястьях и прозрачной, закрывающей лицо, паранджей, но этот взгляд, даже с такого расстояния — ярко-зеленый, пугающий и одновременно завораживающий, будто под чарами. И Джек оценивает этот взгляд, как очень опасный и своевольный. Шелли, как звала этого раба Анэш, всем своим видом кричит, что они ему не ровня, что он из знатной семьи и по крови выше всех их; юноша двигается неспешно, плавно, без стеснения давая всем остальным змеям себя рассмотреть, и по видимому гордится этим. Только Жемчужному от этого более тошно, и он не понимает почему обычный парнишка вызывает в нем такие смешанные чувства, не понимает почему тот же Йем или Ухиш настолько его не будоражили, не беспокоили, как это коварство в изумрудных глазах англичанина. Он ведь всего лишь новый йёру, раб, что возможно станет одним из множества наложников. Только разница в том, что теперь сам Лунный попытается его впихнуть в покои Императора. Огненная волна понимания окатывает парня, словно окунули в жерло вулкана, стоит лишь представить, как Шелли заходит в покои Питча. И Жемчужный наконец понимает, узнает это чувство, выедающее грудную клетку. Его топит в ревности, лютой, жгучей ревности. Никто. Больше никогда. Не войдет. В эти. Покои! Джек не видит и не чувствует, как на секунду его глаза блеснули ледяным светом, равно, как и содержимое бокала покрылось тоненькой ледяной коркой. Парнишка слишком быстро заталкивает взбунтовавшиеся чувства и свое удивление глубоко внутрь, дабы не начать распаляться ещё сильнее. Его ревность, как подсказывает ему интуиция, не имеет границ... Главное парнишка теперь понимает, а почему так, он разберется позже. Хотя почему тоже ведь ясно — всё его Повелитель, всё Тьма и та связь, что он чувствует каждую ночь, то ощущение покоя в душе, когда он подле существа, ставшего для него самым родным и близким в этом проклятом новом мире. Поэтому он никак не может допустить, чтобы зеленоглазый йёру или кто-либо ещё посмел быть в покоях Императора Тьмы. Только он! — Нервничаете, Жемчужный Эйль-ар? — Золото тут как тут, однако грамотно отвлекает, уводя всё внимание на себя, ведь перс прекрасно видит взгляд Джека на новую потенциальную угрозу. — Скорее думаю, что устроит в этот раз Луноликий, с учетом, что он взял под крыло этого аристократа. — О!.. Планов на аристократа у него очень много, поверьте, — перс смеется, и подмигивает Жемчужному, давая, как всегда, понять, что у него есть новые сведенья. — Что я буду должен? — зная жадность хитрого наложника уже даже без удивления, лишь с одной улыбкой, интересуется Джек. — Утрите сегодня нос им обеим, уважаемый мною Эйль-ар. Да, посмотреть, как скатывается Лунный, и его планы летят в бездну, пожалуй Золоту дороже, нежели материальная выгода, и это Фрост понимает и ценит как никто другой. Он услужливо кивает, давая этим обещание, а перс довольно хлопнул в ладоши, подползает ближе к его фиолетовой тахте и так нагло укладывает руки на колени Джека, задирая голову и смотря в глаза: — Поговаривают, что даже если сегодня и завтра, в Дитор Эпэс, у Лунного ничего не выйдет, однако мальчишка будет зачислен в наложники, следующий шаг сделать его фаворитом в Серебряном. И да, для этого Лунный решит, что у вас незаконно оказалось слишком много средств, ворованных у других наложников, а это значит у него появится шанс, как полноправный руководящий в Садах, отправить вас в ссылку в старый дворец, а мальчишку запихнуть на третью ночь к Императору. Но это только слухи, не верьте им… — Золото хитро щурит густо подведенные сурьмой глаза и улыбается равно по лисьи, довольный произведенной реакцией. Беловолосый юноша лишь медленно со свистом втягивает воздух в легкие, и прикрывает на миг глаза, давая себе приказ успокоиться. — Как же бы скучно мне здесь жилось без Луноликого… — сквозь сцепленные зубы, цедит Жемчужный едва слышно. Но перс слышит, смеётся понимающе и кивает. Долго же переговариваться они не могут, и через минуту-другую по залу пролетает острый отзвук от стука посоха, ознаменовывая приход Госпожи. И Джек, подобно другим, встает со своего места, стараясь не показать, что ему больше всех не терпится, равно и доля страха его подмывает, и он как на иголках. Анэш, как всегда, прекрасна и изящна, как дриада, пусть и под магией чар невидно её ужасной усталости и глубоких царапин на оголённых руках... Ведь дернул черт и она в этот вечер предпочла несвойственное ей золотое с серебристым: развивающийся при ходьбе шелковый сарафан без рукавов с глубоким вырезом на спине и позолоченным шлейфом. Хранительница ступает мягко и гордо, за ней же идут двое слуг: Тесс с правой стороны, несущий в руках пред собой шкатулку, по левую руку другой новенький, но очень услужливый мальчик с золотыми кудряшками, так же важно держа на вытянутых руках резную шкатулку. Сады, как и подобает, в нетерпении, стоят ожидающе и склоняют головы ниже, как только Анэш заходит на спорную территорию меж Алмазным и Серебряным Садом. Она дает и себе и остальным повод затянуть интригу, едва улыбаясь и поочередно осматривая наложников, сперва в Алмазном, а после и в Серебряном. Туоф прекрасно осведомленная планами Лунного решает подсластить ему… едва ли, но пусть поначалу думает, что он в выигрыше. Потому она обращает свой повелевающий взгляд на новенького, что сидит на подушках у ног Лунного, вскидывает рукой и приказывает ему подойти; обитатели Садов замирают в этот момент, не смея дышать и ожидая развязки. — Волей своей, Император Эррэсаир отдает свою признательность тому дару, что послала Англия. — Фея не боится столь громких слов, ведь подарок действительно дорогой, равно и благодарность мальчишке отдать стоит, и потому, как тот подходит достаточно близко, глубоко склонив голову в благодарность, она подзывает нового служку со шкатулкой, — Прими это как высшую признательность от нашего Повелителя и будь горд собой. Ликование на лице Луноликого видно даже ей, несмотря на то, как далеко он стоит и старается это скрыть, однако светлые сияющие глаза его выдают, равно и новенький мальчишка, будучи ещё не наложником, но невольником точно, окрыленный удавшейся первой интригой. Он открывает свой первый подарок и дивится искусно сделанному перстню из почернённого драгоценного метала, со вставкой большого, яйцевидной огранки, изумруда. Шелли улыбается и довольно слышно даже для Серебряного Сада благодарит за такую честь, склоняя ещё раз голову и сразу после гордо выпрямляется, показательно одевая на средний палец драгоценное кольцо. По тишине, что осязаема, почти гнетущая, Хранительница понимает, как Сады не ожидали такого хода, такого дорого подарка тому, кто ещё даже не наложник и это ставит их в тупик, это дает понять, что Лунный удачно расставил фигуры на доске, это дает усомниться каждому присутствующему, так же, как и гадать, пойдет ли сегодня новенький в покои Императора. Но Анэш, скрывая подлую ухмылку, вскидывает руку ладонью вверх, привлекая еще больше внимание к себе, обводит взглядом Сады и мягко, но не менее четко оглашает следующее: — Однако это не всё. Второй дар на сегодня… — она специально тянет, опасно прищуриваясь, и видя, как загораются предвкушением глаза Шелли, нарочно медленно отворачивается от него, переводя свое внимание на беловолосого фаворита Серебряного Сада и велит ему подойти одним кивком головы, — …Ровно как и ночь… Принадлежат тебе, Жемчужный Эйль-ар. По Садам проходит волна облегчённых или наоборот завистливых вздохов, но они оживают, равно и Джеку, что все эти минуты был как натянутая струна. Он незаметно выдыхает тоже и позволяет себе улыбнуться, грациозно подойдя к Анэш и уважительно поклонившись. Ведь она обещала… она сдержала свое обещание. Тесс подходит к нему ближе и открывает шкатулку, в которой… — Повелитель жаждет видеть тебя, так же как и…. Под слова Анэш, которые удивляют и коробят половину Садов, Джек сам задерживает дыхание, видя на черном бархате искусно сделанную брошь-шпильку, в виде чудной снежинки усыпанной алмазами, центром которой является большая белоснежная жемчужина. — …Эту Снежную жемчужину на тебе сегодня и впредь, как знак своего наивысшего расположения к тебе, — Туоф довольна как никогда эффектом вызванным её словами и самим подарком. Не даром она полчаса провела в лабиринтах Императорской сокровищницы. Питч и так давал понять, чтоб она перед каждым вечером отбирала для этого Жемчужного что-то необычное в подарок, так что она почти не соврала, сказав, что это дар от Императора, и он бы сам хотел это видеть на мальчишке. То, что понятно только им обоим — дар холода и его наречение, — и судя по блестящему взгляду, в котором радость смешалась с едва видимой нежностью, Джек это сам понимает и очень ценит. По возмущенному шокированному шумному выдоху по левую сторону понятна и реакция англичанина, который стоит очень близко, дабы видеть саму брошь, которая затмевает его перстень эдак в раза три, а то и пять, по красоте и бесценности. — Благодарю, Госпожа. И я пойду готовиться, — мягко говорит Жемчужный, едва отошедший от подарка, который теперь крепко зажимает в руке, но пока не надевает, и улыбаясь Хранительницы, да кивнув глубоко, с гордым видом покидает Сады. Но он делает главное, что шокирует всех остальных: даже не обернувшись щелкает пальцами, давая понять своей свите дабы следовали за ним, и под удивления все той же Туоф и остальных наложников, вслед за Жемчужным уходит не только Радостный и пару молодых служек и сайи, но и группа Золота, с ним же во главе. И того уже семеро. Ещё Серебряный, а у него уже свита почти такая же как и у Лунного по количеству. Да, прав был Тёмный. Далеко пойдет... — Анэш хмыкает тихо, оценивая и давая свое мысленное одобрение такой смекалистости парня, и сама завершает свое прибытие последним взмахом руки, давая понять, дабы Сады вновь вернулись к свои делам. Реакция всех участников ей пришлась по душе, особенно позеленевшего Луноликого.~***~
Негодующий и ущемленный, впервые за всю свою двадцатилетнюю жизнь, аристократ идет спешно за двумя евнухами, что верны Луноликому и теперь сопровождают его в покои Повелителя. Но он всё же расстроен, пусть и так — обманом, но это не показательная при всех победа — едва ли перстень, тяжелящий руку, может оправдать то, как он позорно проиграл какому-то простолюдину. Шелли — молодой граф влиятельной семьи приближенной к королевской чете, наследник в прошлом, обладающий влиянием и властью чуть ли не по всей Англии — должен признавать ныне свой проигрыш и считаться с каким-то пусть и красивым, но явно недостойным мальчишкой, который, к тому же, ещё и младше его на три года! Но раз не получается напрямую, можно и хитростью… Пусть в такие интриги он никогда не вмешивался, а теперь сам является её инициатором, но доля довольства в этом есть. Потому, спешно идя по коридорам со стороны скрытых, не центральных, холлов и лестниц на верхний этаж, англичанин празднует свою победу преждевременно, завидя широкостворную резную черную дверь и стражу, что стоит у покоев Повелителя. Страха у него нет: Лунный обо всем его предупредил и даже успел рассказать, как ему действовать, потому англичанин гордо вскидывает голову, как только они подходят ближе, и сайи уже решает доложить об их приходе, дабы стража пропустила его. Всё оказывается на редкость… Он не замечает никого в эти несколько секунд ожидания, только слышит смешки и после резко оборачивается, дабы увидеть, как к ним, с противоположной стороны главного коридора, приближается некая группа, во главе которой… Лиловый шелк едва касаясь, скользит по мрамору, подолами задевая его голые ступни, когда Жемчужный едва улыбаясь, ступает в нужное крыло. Парень, завидев перемежающегося у покоев Повелителя мальчишку, с двумя сайи, замедляет шаг, едва прищуриваясь, пока Радостный о чем-то переговаривается с Джейми, сопровождая его. Джек дает шанс служкам Лунного и самому англичанину увидеть их и принять решения об уходе, он делает им этот шанс специально. Приосаниваясь, чувствуя, как прохладный лиловый шелк прилегает к плечам, как полупрозрачная ткань, разрезанной на лоскуты юбки, скользит по бедрам и коленям, едва оголяя, подпитывая некую дерзостную свободу о чем-то говорить или совершать… Да, определенно, сегодняшний лиловый наряд ему по душе; он едва ли приталенный, со свободными прозрачными рукавами, расшитыми серебряными нитями, с несколькими серебряными поясами-цепочками на поясе и уходящее широкими пышными шлейфами к низу. В украшениях же Джек был категоричен, отдавая всё предпочтение шпильке-снежинке, прицепленной сейчас с левой стороны на шелковой, более темно-фиолетового цвета, накидке. Фиолетовый и лиловый — цвет Королей, цвет монарший, дорогостоящий, изысканный... Может поэтому на выборе именно этого наряда так настаивал Золото, прекрасно зная, как к этому отнесется встреченным им на пути англичанин. Жемчужный ухмыляется мстительно, подходя ближе, видя, как растерявшиеся подкупленные сайи делают глубокий поклон, однако останавливает своего сопровождающего, он не хочет разбирательств, и так все ясно. Вместо этого Эйль-ар молча подходит к самому нервничающему аристократу, который думал, если придет раньше, то обязательно попадет. Глупый… Однако взгляд у него упертый, и надо же — он не боится смотреть Джеку в глаза. — Рано или поздно, вы будете на моем месте… — шепчет уверенно Шелли, едва улыбаясь, уверенный в своих словах и не сумевший просто промолчать, чем взбешивает Джека моментально. — Рано или поздно, тебя вышвырнут отсюда, как отслужившую своё вещь. Это я тебе гарантирую от твоего нового хозяина. Которого, кстати, тоже самое и постигнет. Передавай ему от меня сегодняшний привет, — белоснежный Эйль-ар говорит это тихо почти в плотную придвинувшись к парню, прищурено смотря ему в глаза и хищно улыбаясь, ни капли не испугавшись, однако после этого резко отстраняется, и кивает служкам, дабы доложили о его приходе. — А теперь избавь меня от своего присутствия, йёру, — не глядя больше на аристократа, просит Жемчужный, чувствуя, как его вновь подтачивает присутствие постороннего, возможного соперника. И это прямо перед покоями Повелителя! Сколь не был бы упрям и уверен в своем превосходстве темноволосый невольник, но такого пренебрежения к себе он выдержать не может, и под уговоры сайи быстро ретируется, что-то шепча себе под нос, в то время как Фросту разрешено пройти в знакомые покои.~***~
Когда дверь за ним закрывается, он на секунду прикрывает глаза и судорожно выдыхает, понимая только сейчас, как его разозлила эта… особенная тварьская марионетка паскудного Лунного! Джек распахивает ярко-голубые глаза, ищет, но не видит и не чувствует свою родную Тьму… Где же? Питч? Но Повелителя нет в покоях, хотя Джек знает, что он здесь. Парень прищуривается и замечает, как по тончайшей черной тюли ползут ниточки черноты. Значит, балкон? Нервно улыбнувшись, парнишка мигом проходит через всю комнату, спешно ступая на балконную террасу, оглядываясь в поисках того, кто нужен ему сейчас больше всего на свете. Ведь он так ждал, он, черт возьми, скучал и тосковал, а тут эти, со своими мерзкими интригами и желанием забрать... Забрать то, что уже принадлежит только ему. — Питч?.. — не то вопросительно, не то облегченно, когда мальчишка встречается со взглядом горящих золотых глаз, и сразу вся стена мнимого безразличия и выдержки, строенная с утра, рушится, осыпается пылью. Жемчужный не успевает подумать, даже сделать уважительный поклон, он, движимый эмоциями, просто преодолевает в два шага разделяющие их расстояние, и не дав мужчине даже слово сказать, крепко обнимая, впивается в тонкие теплые губы, притягивая к себе ближе за шею, и столь требовательно, моментально углубляет поцелуй, до жадного, страстного, долгожданного. Джек отключает то, что зовется разумом, отдаваясь моменту, глухо застонав, когда его крепко обнимают в ответ, дергая ближе и несильно прикусывают за нижнюю губу. Мальчик чувствует, как острые иглы огня пробегаются по позвоночнику, как внутри всё довольно урчит и оплавляется, и поддается этому, обмякает в надёжном захвате смертоносной Тьмы. Я боюсь тебя потерять больше всего на свете… — страшное пробегает в мыслях, и Джек, будто это только что поняв, распаляется больше, жадно принимая ласки своего Императора, сначала ласково зарываясь пальцами в черные пряди, а после и дергая едва, словно в отместку, словно давая понять, что не отпустит, словно и он тоже может проявлять инициативу. Однако их положение вдруг меняется, и парень не успевает даже пискнуть, как оказывается зажат у стены, но его так же резко разворачивают лицом к черному камню и давят ладонями на поясницу, принуждая прогнуться. — Кто-то забыл с кем он находится? Дерзишь мне, мальчишка?.. — шелестящий нетерпеливый шёпот больше похожий на злую угрозу, если б не факт того, как Питч его обнимает, зажимая меж собой и стеной, другой рукой развязывая ленту на шее и моментально вцепляясь зубами в загривок, жадно прижимая ближе, под громкий протяжный стон парнишки. — Если каждая моя дерзость будет оборачиваться так, то… — Джек ликующе улыбается и заводя руку за спину, притягивает ближе к себе, дрожа от нетерпения и предвкушения, когда острые когти проходят по голой ноге меж полосками резной юбки, оглаживая, ласково царапая кожу, поднимаясь выше по бедру. Мальчишка вздрагивает, чувствуя, как замирает сердце, когда Питч затягивает поцелуи-укусы по его шее, и сжав сильнее, возвpащая первые объятья, произносит так тихо и одновременно лишь для него понятливо: — Снежный… Жемчужный мой. Джек сдается, с тихим подтверждением на губах — истинно, лишь его, лишь ему принадлежащий… Эйль-ар долгожданно прикрывает глаза и расслабляется в опасных объятьях своего Повелителя Тьмы, решая больше не задумываться в эту ночь ни о чем. Главное ему и так понятно — он никому не отдаст своего долгожданного, ставшего самым родным Короля Кошмаров — Императора Тьмы.