Какая из твоих реальностей настоящая?

      Мои глаза, словно бокалы, до краёв наполняются страхом. Всё происходящее кажется дурацким сном, в котором я застряла, но просто обязана скоро проснуться. Почему окружающая меня обстановка кажется мне подозрительно знакомой? — Элизабет, вы уже шесть лет лежите в нашей психиатрической больнице имени Хартвуда с диагнозом соматической деперсонализации. Ваши родители привезли вас сюда в крайне тяжёлом и удручающем состоянии, вам требуется ежедневное медицинское наблюдение и долгосрочные курсы реабилитации… — произносит голос, врывающийся в моё подсознание, будто пытаясь меня разбудить. — Какие родители? — я пытаюсь вырваться и дать страху волю, чтобы как можно скорее сбежать из этого места, и кричу, — Какая больница, что вы несёте?!       Моё тело начинает биться в конвульсиях, состоящих на 99 и 9% из судорог. Злость вперемешку с волной непередаваемого ужаса не даёт мне расслабиться, заставляя неконтролируемо биться головой о кровать, я не чувствую боли. По сигналу доктора я слышу, как ко мне подбегает девушка в таком же больничном халате, в её руках шприц и физраствор для введения капельницы.       Бешенство нарастает в моём теле, но я успеваю заметить её голубые как небо глаза. Резкая боль, что пронзает мою вену, заставляет вскрикнуть и почувствовать лёгкую холодную жидкость, растекающуюся по моим венам. Каждая клетка моего организма будто наперекор себе начинает поддаваться действиям этой девушки. Я успеваю почувствовать будто в мои вены запускают дельфинов, которые трепетно покалывая щекочут меня своими хвостами. Моя кровь — океан, в котором они обретают свободу.       Это забавляет меня настолько, что я начинаю смеяться непривычным истерическим смехом, но сейчас не та ситуация, когда можно смеяться. Резкие скачки изображения сменяются короткими, но быстрыми картинками, в которых заложен тот самый 25 кадр, отыскать который мне кажется невозможным.       Вспышка, конвульсии, несколько санитаров, пытающих меня удержать, яркие огни, потолок, вспышка. Наконец, моё тело полностью утихает, пассивно расслабляясь и превращаясь во что-то тёплое и бесформенное, как желе. Веки становятся тяжёлыми, и я чувствую, что засыпаю.

****       Уильям сидит в палате, особенно сосредоточенно заполняя карту пациента. Эта психиатрическая лечебница отличалась от остальных: здесь были особо строгие условия. Это место называли «проклятым», потом что сюда помещали особенно буйных пациентов, представляющих угрозу обществу, и тех, кто находился на реабилитации, не дающей никакого результата.       Как правило, отсюда не возвращались.       Сотрудники учреждения называли таких «пропащими душами», ведь надежда стать нормальным человеком и зажить счастливо давно была мертва, оставив их, словно сирот, на распоряжение злобной судьбе. Никому ненужные, покинутые всеми, включая Бога, отбросы общества доживали здесь свою скудную никчёмную жизнь, в которой каждый день ничем не отличался от предыдущего.       Элизабет оказалась одной из них. Как жаль, что такой юной девушке пришлось столько пережить, и застрять здесь навечно. Он осматривал её с грустью, расписывая каждую выходку, распорядок дня и приём лекарств, стараясь ничего не упустить. Столько лет он боролся с её болезнью, но все попытки лечения терпели крах. Её состояние ухудшалось, и она совсем терялась в реальности, не замечая, как каждый раз ощущает себя в теле разных людей вот уже на протяжении шести лет. Невольно Уильям вспоминает, как ему довелось увидеть настолько напуганные глаза Элизабет, что ему казалось, будто они остекленели насовсем, и больше никогда не станут прежними. Какую же крепкую нужно иметь психику, чтобы осознавать своё истинное местонахождение?       Доктор заканчивает работать с документом, вздыхая про себя, и назначает Элизабет новые лекарства. По сравнению с прошлыми, они были не такими сильнодействующими.       Нужно увеличить дозировку.       Дописывая последние предложения врач складывает папки, выходит из палаты и направляется к своему кабинету. Ему нравилось работать в этом месте, так как только здесь он мог по-настоящему ощутить власть и контролировать пациентов, словно маленьких детей, нуждающихся в заботе и внимании.              

***       Приоткрывая отяжалевшие веки я рассматриваю предметы вокруг. Что за хуйня и почему я всё ещё нахожусь в этой палате? Разве это не сон?       Я обращаю внимание на женщину, сидящую на ранее пустой кровати. На вид лет пятидесяти, интересно, что она здесь делает? Она безумно хохочет и тыкает пальцем в какой-то журнал, бубня себе под нос. Её поведение пугает меня, она выглядя при этом крайне неадекватно. " Вот же больная сука» — проносится в моей голове, едва опомнившейся от всех свалившихся на неё событий. — Единственная больная сука здесь — это ты, — раздаётся её грубый голос с кровати. Чёрт, я что, сказала это вслух? — Ты вчера такое отмочила, — вновь заливаясь пронзительным смехом продолжает она, — И как тебя так угораздило? Мне бы твою смелость пойти на такую глупую выходку! Кстати, на случай, если ты не помнишь, я твоя соседка по палате, — продолжает она, — можешь называть меня Дженн.       Её хохот разносится по стенам комнаты, отчего они, как и я, начинают дрожать.       Всеми силами я стараюсь принять только что услышанную правду, слишком жестокую для меня. Я замечаю, что моё тело больше не связано, а значит, я могу передвигаться. С трудом поднимаясь с койки и шатаясь от напичканных в меня лекарств, я пытаюсь покинуть палату, чтобы прогуляться, лишь бы не оставаться наедине с этой сумасшедшей.       Я бегло всматриваюсь в своё отражение в маленьком грязном зеркале в общем коридоре, и что-то заставляет меня в ужасе отпрянуть от него. Что-то явно изменилось с момента моего пребывания здесь.       Я испытываю очередную волну ужаса и понимаю, что в отражении я вижу не себя. Мои волосы стали более длинные, а тату на руке исчезли.       Я понимаю, что вместо своего собственного отражения я вижу кого-то очень родного и знакомого. Мне потребовалась несколько секунд, чтобы осознать: я вижу свою девушку.       Эта мысль заставляет меня ёбнуться окончательно и потерять контроль, будто бы открывая давно скрытый в моей голове ящик пандоры.       Это не может быть правдой. Это страшный сон, от которого я не могу очнуться. Очередной припадок снова овладевает мной, не позволяя ориентироваться в пространстве. И всё, что я чувствую — дельфинов, заплывающих в мою вену, словно в открытые ворота, успокаивающих мой разум. Чьи-то сильные руки укладывают меня на каталку, сжимают запястья в тиски и перемещают в неизвестном направлении.       Головокружение становится родным, в очередной раз наступая перед отключкой.