***
Я долго думал о его словах. Он и правда ничего не делает просто так: это он велел Питеру явиться в суд, так как понимал, что иных шансов на оправдание у Сириуса нет. Если бы я не знал его подлую натуру, подумал бы, что он пожалел меня. Что это за широкий жест такой? Да, у меня были сомнения, но фраза « Я ничего не делаю просто так» расставила всё по своим местам. Это была услуга, за которую он чего-то ждал. — Ну вот, ты опять в себе, вот увидишь — Айя нам поможет, — Гермиона обняла меня за плечи, я постарался ей улыбнуться. — Я хотела поговорить с тобой. Тебе не кажется, что Он изменился? — Просто пыль в глаза пускает, Гермиона, не обманывайся, — предупредил я. — Сам посуди, он мог насильственно захватить власть, переубивал бы всех — и дело с концом, а он решил легально выдвинуть свою кандидатуру. — Он свёл с ума Корнелиуса Фаджа, — напомнил я, перелистывая карту. — Он и так спятил от страха перед войной, — возразила Герми, в её словах была доля правды. Услышав на Турнире о том, что Волан-де-Морт вернулся, Фадж развернул масштабную кампанию на тему моего сумасшествия, одна Амбридж чего стоила. Запудрить мозги людям у него получилось. С моего последнего посещения Лютного переулка на втором курсе здесь ничего не изменилось: вдоль улочки, по которой передвигались, постоянно оглядываясь, редкие посетители, тянулись лавки с пыльными витринами, было мрачно и тихо. Неприятное место, спускаться сюда не хотелось. Гермиона постоянно дергала меня за руку как маленький ребёнок. Толпа людей собралась у заколоченного досками магазина. — Это здесь, — осмотревшись и, наконец, остановившись, сказала Гермиона. Подозрительные люди, дикое место — всё, как я люблю. — Понимаю, неприятное место, — согласилась Гермиона, увидев, как я оглядываюсь и стараюсь ни с кем не встречаться взглядом. — Не удивлюсь, если мы повстречаемся с Пожирателями, — сказал я. Люди, стоящие неподалеку, постарались отойти от меня подальше. Пару метров позади поднялся шум. Я обернулся. К нам шла женщина в красивом тёмно-синем сари, на руках сверкало множество золотых браслетов, в ушах свисали массивные серьги. Глаза женщины были глубоко-угольного оттенка. Она разбавила эту серую толпу. Все расступились перед ней. Это была та самая Айя. Не сказать, что она была безумно красива, но притягивала к себе взгляды. Осмотрев толпу, она задержала взгляд своих удивительных глаз на нас с Гермионой. Я почувствовал нечто странное: меня словно сканировали, читали. Я был уверен, что Айя всё обо мне узнала. — Ты, — указав на меня пальцем сказала она, — Будешь первым, — я осмотрелся кругом, может, она говорила не обо мне? Я почувствовал себя в точности также как тогда, на церемонии Турнира Трёх волшебников, когда Дамблдор выкрикнул моё имя. Сейчас на меня смотрели также, как на обманщика и предателя. — Пойдём, — снова позвала меня Айя. Гермиона почти вытолкнула меня к ней. — Здравствуйте, — поздоровался я. Айя обняла меня за плечи и повела внутрь. Это был старый магазин, поросший пылью и паутиной. Всё было заставлено сломанной или старой мебелью, только в углу стоял аккуратный чайный столик и табуретки. — Присаживайся, — я сел, но не знал, что спросить и надо было бы вообще что-то говорить. — Гарри, не волнуйся, я и так вижу, что ты на перепутье. Ты боишься, — я закивал как болванчик. — Страх и злоба питает в тебе что-то тёмное. Вместе с тобой мается и он, — я замер. — Вы — единое целое, Гарри. Я понимаю, что ты не можешь отпустить ему грехов, — я кивнул. — Ты думаешь о нём как о чудовище, и любая связь с ним тебе омерзительна. Общая магия как кровь объединяет людей, Гарри, один человек не выдержит такую мощь, только вместе вы можете сосуществовать. Это звучало для меня как приговор. Значит, если я буду и дальше упрямиться, то просто уничтожу себя. Выхода нет. — У вас необычный случай, — снова сказала Айя. Я посмотрел на неё совершенно потерянным взглядом. — Ты нужен Тому, но не только из-за этого, — я открыл рот, но Айя выставила руку вперёд, призывая замолчать. — Я всё знаю, Гарри. Ты ему нужен, чтобы исцелить душу, и только ты сможешь ему помочь. — У него нет души, — огрызнулся я. Айя улыбнулась и погладила меня по руке, выражая понимание. — Это правда. Он болен, он разорвал свою душу на несколько кусков. Объединить кусочки некогда своей души Том уже не сможет, вот взрастить новую — да. — Простите, но вы ошибаетесь, — ответил я и вышел прочь. Меня встретила Гермиона, она обеспокоенно посмотрела на меня, не понимая, что со мной. — Пойдём отсюда, — попросил я.***
Вернувшись в школу, я хотел пойти туда, где меня никто не найдёт, да и искать не будет. Я знал только одно такое место. — Что-то ты зачастил туда, Гарри, не боишься? — спросила Миртл, наблюдая, как открывается вход в Тайную комнату. Я улыбнулся ей. — Моё предложение всегда в силе, помни об этом, — сказала Миртл. Я кивнул. Когда умру, мне и правда будет приятно вернуться сюда в качестве призрака. И о чём я только думаю? Я просто стоял и смотрел на массивную статую из тысячи змей. Это место идеально подходило для Тома, ведь он по натуре своей змея, хладнокровная и бездушная. Он болен, он разорвал душу, но ведь это был его выбор. Как вообще можно разорвать душу, и, главное, зачем? — Очень просто, — сказал Том — его голос я стал узнавать безошибочно. Я обернулся, он стоял у трупа Василиска. — Ты убил моего любимца. — Снова проекция из воспоминаний? — спросил я, хотя вопрос этот был бессмысленным — передо мной шестнадцатилетний Том. — Так как ты это сделал, Том? — Когда совершил первое убийство, тогда и стал Волан-де-Мортом, — ответил Том. Я озадаченно уставился на него. Кого он убил первым? — Знаешь, по-моему я сделал ей большое одолжение, с ней стали больше разговаривать. — Плакса Миртл, ты её убил? — Фактически не я, Василиск по моему приказу, — ответил Том. — Ты залез мне в голову? — спросил я, понимая, что не задавал свой вопрос вслух, только подумал об этом. — Когда ты смиришься и перестанешь спрашивать? — спросил Том. — Я могу общаться с тобой мысленно, твой разум всегда открыт для меня. — Я никогда к этому не привыкну и не собираюсь! — огрызнулся я. Том закатил глаза. Я бы сказал, что не в его возрасте совершать такие жесты, но всё-таки сейчас передо мной стоял шестнадцатилетний подросток. — У тебя нет выбора, — сказал Том, — Я не жалею ни о чём, но из-за наших обстоятельств я советую тебе присмотреться ко мне получше. — Присмотреться? В тебе есть что-то хорошее? — с сомнением спросил я. — Не знаю, как сейчас, но когда-то было, — ответил Том, и иллюзия рассеялась.