Ты будешь моим

В одну секунду Занзас потерял всю свою выдержку и холодность. Альфа внутри него вскинулся, поднял голову и завыл, требуя своего омегу. И от тихого голоса Тсунаеши в груди разлилось незнакомое чувство. Из-за него не хотелось грубо срывать одежды с Савады, больно сжимать каштановые волосы в кулаке, беспощадно кусать пухлые губы. Боссу Вонголы не хотелось причинять боль – не здесь и не с Тсуной, таким хрупким и нежным. Занзас не мог отказать Тсунаеши, и вскоре он уже стоял рядом с кроватью и держал в своих больших грубых ладонях аккуратное лицо Савады. Мальчишка замер и не двигался, только смотрел своими большими, с расширенными зрачками глазами на Вонголу, слегка дрожа от напряжения и собственного желания, и только обжигающий губы поцелуй вернул ему возможность двигаться, сбросил невидимые цепи. Руки с тонкими пальчиками обвили шею Занзаса, скинув с плеч хвост енота и яркие перья. Тсунаеши прижался к нему всем телом в попытке стать еще ближе, позволяя обхватить себя за талию. Он потерял контроль над собой, не смог отказать своим желаниям и инстинктам. Через несколько дней, когда пройдет течка, Тсуна почувствует себя легкомысленной, готовой лечь под любого альфу омегой, а сейчас для него существовал только грубый, эгоистичный босс Вонголы, но почему-то все минусы этого человека стали блеклыми и незаметными. Казалось, что это вовсе не он стянул с него футболку и покрывал невесомыми поцелуями грудь, иногда прикусывая кожу, гладил ладонями спину. Слишком тепло и аккуратно. Тсуна не заметил, как Занзас повалил его на кровать, а после навис над ним. - Чертов мелкий, твой запах просто невыносим, - он провел носом по тонкой шее омеги. - Я не виноват, это все… - но договорить Тсуна не смог, застонав от легкого укуса. Вонгола быстро расстегнул пуговицы на своей рубашке и снял ее, а потом вновь припал к губам Савады, горячо, страстно, как будто в последний раз, скользя языком по ровному ряду зубов и заставляя отвечать. Тсунаеши ерзал под ним, выгибался, стонал от самых обычных прикосновений, хватался руками за широкие плечи альфы. Стянув вместе с бельем влажные штаны с мальчишки, Занзас вновь глубоко вздохнул. Вокруг пахло Савадой, его неповторимым запахом, насыщенным яркими красками, кружащими голову. У Вонголы было много омег, но каждая из них была похожа на другую. Нет, не внешностью, не типажом, а грязными целями и желаниями. Ни одна из тех шлюх не смогла бы так сильно и смешно покраснеть, застенчиво отвести взгляд и в то же время сладко стонать, выгибаться да неуверенно отвечать на поцелуи. Тсуна не испытывал стыда – слишком сильно он жаждал освободиться от ощущений стекающей смазки по бедрам и жара внизу живота, чтобы наконец испытать желанное облегчение. Но губы Занзаса, скользящие по телу, руки и пальцы, задевающие самые чувствительные точки, лишь делали сильнее страсть и все более сводили с ума. Каждая секунда начинала походить на тягучую сладкую пытку. Тсунаеши охнул, когда Занзас навалился на него и с тихим рыком до крови укусил его плечо, ставя метку. Савада заскулил и потерся пахом о бедро босса Вонголы, требуя прекращения своих мучений, но вместо этого получил еще один поцелуй, глубокий и жаркий. Сам Занзас был на пределе. Ему уже до чертиков хотелось расстегнуть ширинку своих штанов, чтобы вставить омеге сразу до конца, грубо, резко, отчего с губ Савады сорвался бы крик. Но нельзя. Впервые в жизни Вонгола задумывался о чужом удовольствии, сам испытывал некую эйфорию от сладкой дрожи своей омеги, от того, как он выгибается и закусывает губы. Поэтому, мягко надавливая на влажное колечко мышц, Занзас ввел сразу два пальца в анус Тсуны. Тот сразу отреагировал на это: сильно прогнулся в спине, схватившись руками за спинку кровати, и подмахнул бедрами в попытке сильнее насадиться на пальцы. Аккуратно массируя пальцами стенки прохода, Занзас провел языком по плоскому животу Тсунаеши, вновь слегка прикусил мягкую, нежную кожу, оставив на ней красное пятнышко. Ему нравилось делать это, нравилось, когда хрупкие пальчики зарывались в его черные волосы и сжимали их. А дальше они совсем потеряли ощущения мира, осталось только глубокое частое дыхание, тихие рыки и скулеж, громкий стон Савады от того, что Занзас, немного резко и грубо, толкнулся в него с пошлым хлюпаньем и шлепком яиц о ягодицы. Тсуна уже не помнил, не осознавал, что сам, крепко обнимая босса Вонголы за шею, требовал поцелуев, после обводил кончиками пальцев большие шрамы на его спине, старался двигать бедрами в такт глубоким толчкам и позволял ставить метки собственности на себе. Кончил Тсунаеши, не прикасаясь к себе. Занзас, почувствовав свой пик, попытался выйти из мальчишки, но разбухший узел плотно соединил их на несколько ближайших часов… - Странные ощущения, - пробормотал Тсуна, удобнее устраиваясь на альфе. - Так должно быть, - глухим голосом зачем-то ответил ему Вонгола и продолжил перебирать пальцами каштановые волосы, то спутывая их, то разделяя на отдельные прядки. - Перестань ерзать. Тсунаеши замер, прикрыл глаза. Возбуждение отступило, оставив после себя сладкую истому. За окном давно стемнело, а в особняке стало совсем тихо. Где-то на улице пел свою песню одинокий сверчок. Саваде нравится так лежать. Уютно и тепло. Все оказалось совсем не так, как он думал раньше. Реальность была более ошеломляющей и абсолютно другой, совсем не похожей на то, что мог себе представить Тсуна. Омега знал, что уже не сможет провести свои последующие течки в одиночестве, как было до этого раза. Запах его альфы – да-да, именно к такому выводу пришел Тсунаеши – приятно щекотал ноздри, успокаивал. А утром все повторилось вновь. Течка еще не прошла и не собиралась оставлять в покое Саваду, отыгрываясь на хрупком теле за все годы неудовлетворения. В общем-то, на этот раз никто не собирался противиться этой проклятой природе альф и омег. Прошла неделя, и у Тсунаеши, как ему казалось, все вновь встало на свои места. Университет, друзья и дом, в котором Занзас не появлялся с того момента, как у него закончилась течка. Не то чтобы Тсуна стремился ко встречи с ним, но отчего-то становилось грустно, словно использовали и бросили. И только Бьякуран не изменил самому себе: его частые визиты продолжались. Сегодня, впрочем, как и вчера, он вновь приехал в особняк по каким-то «важным делам». Савада иногда думал, что этому человеку совсем нечем заняться, раз он так бездумно тратит свое время на чаепития и посиделки за столом. А Луссурия смотрел на все это со стороны и качал головой. - Босс будет злиться, - выдохнул он, - очень сильно злиться.