Мой «Безымянный» Солдат

      Давящее и тошнотворное ощущение нисколько не собиралось покинуть его беспокойную голову, а встревоженное воображение — избавиться от назойливых мыслей. Стиву казалось, будто все, кто находился сейчас в переполненном коридоре, осуждающе оглядывали его с ног до головы, шептались и ехидно посмеивались за спиной, тыча в него пальцем, обзывая самыми обидными словами. Просто-таки жуткое наваждение. Роджерс всегда опускал свои заспанные светлые глаза вниз, чтобы не встречаться с чужими ему неодобрительными и критикующими, быстрым шагом добираясь до своего школьного шкафчика, разрисованного выдуманными им супергероями. Глубокий выдох; казалось бы, самое страшное уже позади. Никто не толкнул сзади и не повалил на пол, не подставил подножку и не харкнул в лицо тягучей мокротой. На этот раз обошлось. Вот только когда он открыл дверцу своей ячейки, ему на ноги, аккуратно обутые в новые кроссы, вывалились десятки листовок, огромным шрифтом чёрным по белому расписанных оскорбительным словом «Пидорас».       — Одно и то же, каждый день… Когда это уже закончится? — про себя, глухо проговорил Роджерс, услышав последовавшее незамедлительное гоготанье причастных к этой гадкой шалости испорченных негодяев.       Но это были ещё цветочки по сравнению с предыдущими проделками. Немногие новички в школе сталкиваются с по-настоящему жестокой и неоправданной публичной травлей: если с первого дня ты покажешься им симпатичным или ничем не отличающимся от других подростком, тебя возьмутся просто игнорировать, а может, без лишних вопросов примут в свою шакалью стаю, что маловероятно; если же ты серая мышь, но при этом слишком уж правильная и качающая свои никому ненужные права направо и налево, вряд ли общей примитивно мыслящей массе это понравится. А Стив был не так-то прост и мягок, как мог показаться на первый взгляд: отличник-забияка и тщедушный астматик никогда не отступал назад и не отнекивался от своих высказываний, когда его запугивали за (не)правильные рассуждения или на слабо звали разобраться на заднем дворе, собирая за собой развесёлую компашку ожидающих подобных «петушиных боёв» школьников.       — Стив, ты же прекрасно понимаешь, люди те ещё твари, им подавай одних хлеба и зрелищ. И вот спрашивается: куда ты опять сунулся? — шестнадцатилетний Паркер был единственным, кто с первых дней сдружился с неугомонным Роджерсом, у себя дома взявшись приводить в порядок его размалёванное кровью разбитое лицо. — Ты не можешь просто помалкивать и не лезть на рожон?       — Кто бы там ни был, я не позволю им выставлять меня мальчиком для битья. Не дам вот так просто сломать.       — Так тебе уже сломали нос, Стив, — Питер резко всунул Роджерсу в почти переставшие кровоточить ноздри гигиенические тампоны, наспех найденные в ванной комнате, спрятанные в выдвижном зеркале. Роджерс поморщился от внезапно наступившего дискомфорта в искривлённой переносице и резко дёрнулся.       — Всего-то. Так легко я им не сдамся, не дождутся, — Стив перекошено улыбнулся Питеру опухшими губами, как только на тот момент мимика ему это позволяла.       — Ну и тупица ты тогда, конечно, — Паркер потянулся рукой к столешнице, за замороженной курицей из холодильника, чтобы приложить её к лицу Роджерса. — Доиграешься.       Но Стив особо не зацикливался над собственным притеснением в школе, только ночью, перед сном, до появления съёживающегося неприятного нервного узла в животе, он досконально раздумывал о себе и вспоминал тех самых обидчиков, ни разу не получивших должного наказания ни со стороны сверстников, ни от взрослых. Сейчас же, низведя все свои трудности до глупых и несерьёзных проблем, он в шутку кулаком слегка толкнул в плечо Паркера, недовольно покачавшего головой. «Пора бы за ум взяться, что ли, и перестать геройствовать во вред себе», — собирая со стола всё грязное, оставшееся после процедуры, Питер отчётливо высказал ему свои претензии по поводу его неуёмного характера, но Стив мимо ушей пропустил его слова, прищуренно уставившись на полку над камином, где красовались рамки с семейными фотографиями. На одной из них были запечатлены ещё живые, молодые родители Паркера, и Роджерс, осторожно дотрагиваясь подушечками пальцев до собственных синяков на лице, ненароком задумался о самом главном человеке в его судьбе. О Саре. О женщине, почти большую часть времени отсутствующей в его жизни и в подробностях не знающей, а может быть, и вовсе не воспринимающей проблемы сына в школе слишком всерьёз.       Ни один мускул на лице Стива так и не дрогнул. Машинально взявшись собирать с пола мусор, вывалившийся только что на ноги Роджерсу, тут как тут появился Паркер и, наклонившись, принялся помогать другу поскорее избавиться от лишнего бардака, разлетевшегося по разные стороны от шкафчиков. Где-то неподалёку доносился издевательский хохот и имитированное блеяние, но даже эти обидные глумления не отвлекали их от общего дела.       — Ну да, конечно, как всегда действуете оригинально! Обхохочешься, как смешно! — во всеуслышание выкрикнул Питер, ни разу не обернувшись лицом к ликующим недоноскам. — Стив, я как бы тоже получаю изредка подобные позорные «подарки» от сердечных «друзей», так что забей. Ты сам как сейчас?       — Пофиг. Пусть и дальше продолжают насмехаться. Посмотрим в итоге, чья возьмёт, — Стив как всегда был непреклонен и выглядел преспокойным и сдержанным. Могло показаться, что он — сама невозмутимость, но Питер сомневался в его безоговорочном равнодушии ко всему происходящему. Сложно было так с ходу понять, что сейчас творилось за плотно скрываемой ширмой юношеской души.       Разорванные в клочья листовки вскоре оказались в ближайшей мусорной урне.       — Так ты слышал о Мэдисон Уолтерс? — легко перекинув переполненный учебниками рюкзак себе на правое плечо, поинтересовался Паркер, проходя вместе с Роджерсом мимо напыщенных членов школьной команды по лакроссу и хихикающих им вслед стервозных девушек-чирлидерш. Напряжение между ними всеми так и витало в воздухе и возрастало с каждой секундой, но это нисколько не помешало Питеру свободно продолжить диалог. — О той, что недавно в истерике выбежала из кабинета мистера Донована? Несколько дней назад с ней произошёл несчастный случай, но, судя по всему, это не совсем так.       — Вот почему я не отхватил от них подзатыльников на этот раз, они забеспокоились, видимо… — глядя куда-то в пол, задумчиво ответил Стив, остановившись у кабинета биологии, где вот-вот должен был начаться урок. — Мне известно только одно, Питер, что связалась она с дурной компанией, снабжающей наркотой местных школьников.       — Ну, насчёт этого я не в курсе. Но, как бы там ни было, Мэди в тяжёлом состоянии сейчас, почти двое суток в реанимации без сознания. Мне кажется…       — На суицид способны только слабые люди, Питер, если ты об этом. Вот и всё, что я могу сказать, — Стив неожиданно резко на полуслове обрубил Питера, вызвав у того недоумение.       — Как-то грубо это прозвучало, Стив. Что это с тобой?       — А кому она сделала хуже, скажи? Вот этим козлам, что стоят и до сих пор пялятся в нашу сторону? Что изменится, если её не станет? — неприкрыто возмущался Роджерс, снизу-вверх оглядывая своего коренастого товарища, остановившись на его тёмно-карих глазах.       — Стив, не горячись. Мэди, может, и в критическом состоянии, но она всё ещё борется за жизнь, — Питер заговорил чуть тише, сбавив тон, тем самым упрашивая Стива быть менее агрессивным и жёстким.       — Борется за жизнь… Не смеши меня, Паркер. Уолтерс сделала плохо только себе и своим родителям. А все остальные, кому по фигу на неё, через неделю-две забудут, что была такая девочка по имени Мэдисон. Мэди — пятнадцатилетняя истеричная наркоманка, вот как её прозовут и запомнят. Они все не стоили этого, а она так легко сдалась им и наложила на себя руки. Так ведь?       — Не тебе судить, Стив. Она пребывала в отчаянии, как узнала, что в фейсбуке…       — Это не оправдание поступку. Рядом с ней никого не было тогда. Никто не поддержал в трудную минуту. А я не хочу больше об этом говорить. Пойдём, — двинувшись с места, Стив нараспашку открыл дверь в класс и с угрюмым выражением лица мотнул головой вперёд.       «А кто поддерживает тебя, Роджерс?» — хотел задать вопрос Паркер, но подавил в себе это глупое желание, закусив нижнюю губу. Стив всегда найдёт способ как заткнуть настырного собеседника, даже если ответ будет противоречить его действительности.       Подходил конец учебного дня. Кто-то медленно добирался до дома пешком или бегом мчался до остановки, другие летели сквозь лёгкий ветер на собственном велике, третьи — ни с кем ни считающиеся — уезжали на припаркованных рядом с учебным заведением родительских дорогих автомобилях. Стив вместе с Питером, как и меньшинство из учащихся, никуда не торопились и расположились на свежескошенной траве, каждый по отдельности приступив заниматься своими делами: Паркер, закусив кончик ручки, на скорую руку разбирался с домашним заданием, а Роджерс, скрестив ноги по-турецки, сел напротив товарища и, как обычно, взялся за рисование, разбросав перед собой использованные мятые тетради. За ними последовал самодельный футлярчик с аккуратно разложенными один к одному простыми и цветными карандашами и чистый альбом для рисования.       — За кем это ты следишь? — Стив заметил, как Питер неожиданно отстранился от учебника и с приоткрытым ртом уставился на девушку-мулатку, с которой он пересекался только на занятиях по академическому декатлону.       — Я… Что? Да так, просто задумался, — помотав головой и будто придя в себя после длительного гипноза, Паркер с серьёзным выражением лица, как ни в чём не бывало, вновь уткнулся в книгу.       — Ну ладно, как скажешь.       — В смысле «Ну ладно, как скажешь?»       — Я ни на чём не настаиваю, будь по-твоему, Питер, — Стив понимающе закивал и взялся дальше рисовать, улыбаясь одними уголками губ.       — Вот мне интересно, Стив, а неужели ты ни за кем не приглядываешь? Не обращаешь внимания? Не может быть такого, чтобы ты кого-то тут не заприметил, — Паркер в который раз принялся вытягивать из немногословного Роджерса нечто интригующее и интересное для себя, ожидая, что все его попытки когда-нибудь увенчаются успехом.       — Мне некогда забивать голову всякой ерундой, Питер. Совсем не до этого.       — Может, тебе просто не нравятся девушки? Ну, так и скажи это мне, что тут такого-то? Я буду держать язык за зубами, — войдя в кураж, всё никак не унимался Питер, ближе подходя к поставленной цели. Вряд ли Стив ни к кому не пригляделся. Будь это хоть парень или девушка, неважно, кто-то бы пробудил в Роджерсе тёплые, трепетные чувства. Какой бы ханжой он сейчас ни казался.       — Я не говорил, что мне не нравятся девушки, меня в принципе сейчас мало кто волнует, — отнекивался Стив, мизинцем растушёвывая нарисованную им важную деталь.       — Хм… А когда ты остаёшься наедине с собой, ну это… самое… Кого ты себе представляешь?       — Прости, что? — Стив не ожидал такого от Питера, и, наконец, недоумевающе взглянул на неотступающего собеседника, мгновенно оторвавшись от рисунка.       — Когда ты передёргиваешь себе, Стив, что б тебя, кого ты фантазируешь на месте своей, блин, руки? — Паркеру всё же неудобно было спрашивать подобное, но нешуточное любопытство взяло верх над ним и поставило их двоих в довольно неловкое положение. Оба притихли и замялись.       — Никого. Просто молча смотрю в потолок.       — И…?       — Всё.       — М-да, как-то сухо и чопорно всё это там у тебя происходит. Сказать, что ты странный, Роджерс, ничего не сказать.       — А может, всё намного проще? Например, скрытный и не озабоченный, как некоторые, — поморщившись, Стив нарочно уколол Питера за развязный язык и вопросы интимного характера.       — Ага, и скромный пай-мальчик, ещё добавь, чтоб мои глазные яблоки закатились и не выкатились обратно, — демонстративно и искусно сделав то самое, о чём он сейчас упомянул и в чём ему не было равных, Питер вновь отступил назад, так и не получив желаемых ответов.       Попросту сидеть в тишине напротив друг друга также не имело смысла. Питер, покусывая ногти, то и дело елозил на месте и таращился по сторонам, временами останавливаясь на Стиве, изучая его угловатое, слегка веснушчатое лицо со впалыми скулами и твёрдо сомкнутыми пухлыми губами, где нижняя вечно была разбитой и припухшей. Его светлые нахмуренные брови, сдвинутые к переносице; задумчивый, а то и угрюмый взгляд, виднеющийся из-под опущенных длинных ресниц, и мозолистые пальцы рук, ловко проводящие карандашом по листку бумаги, придавали его подростковой нескладности некое своеобразное очарование.       — И как давно ты рисуешь комиксы? — Питер потянулся к Стиву и мельком взглянул на рисунки. На одном из них был изображён со спины некий рослый длинноволосый мужчина в напоминающей намордник маске, блуждающий по крышам в чёрном развевающемся по ветру распахнутом пальто и с реалистично проработанной в мелочах винтовкой в руках. На улице стояла ночь, и он, весь такой из себя загадочный и недосягаемый, выслеживал кого-то и, наконец, остановился напротив нужного ему окна, где тускло горел свет. Вероятно, нашёл провинившегося. Неожиданно Паркеру вспомнилась серия фильмов «Город грехов», а именно, эти тёмные полутона и главный герой — одинокий разведчик, борющийся против беззакония, при этом сам нарушающий закон, навевали ту самую мрачную, веющую безысходностью и унынием атмосферу в стиле нуар.       — Посмотри повнимательнее: скорее недокомиксы. Это обрывчатые истории, не имеющие к друг к другу никакого отношения. А занимаюсь я этим с тех пор, как мы с мамой после смерти отца переехали из Бруклина в Квинс. И вот, подобным образом я отвлекаю себя от каждодневной рутины, — сосредоточенно трудясь над новым рисунком, он, не отвлекаясь от важного дела, кивнул головой на разложенные в папку завершённые работы, чтобы тот открыл её и взглянул на них.       — И о чём твои истории? — опёршись подбородком о кулак, с увлечённостью выяснял Паркер, отбросив свои учебники в сторону от себя. Перед ним сейчас предстало нечто более занятное, чем бесчисленное количество занудных упражнений с логарифмами.       — О попавшем в плен солдате-калеке, оставшемся без рук и ног в результате зверских лабораторных экспериментов. После военнослужащие освободили его из «Лагеря Золы», и государство снабдило выжившего сержанта высокотехнологичными протезами.       — Мда, нелёгкая однако судьба у твоего персонажа. Он чей-то прототип?       — Нет, он оригинален и создан мной спонтанно. Когда что-то идёт не так, на его месте я представляю себя, или, если быть точнее, воображаю, что я — это он. Поэтому я так скрупулёзно и с трепетом вырисовываю каждую мельчайшую деталь. К примеру, Питер, вот здесь я уделил этому максимум времени: видишь шрамы вокруг обрубков и расползающиеся вдоль плеч синяки, похожие больше на гангрены? Так это из-за того, что протезы ему подобрали неподходящие. Но он терпит и не жалуется, и продолжает геройствовать и совершать подвиги. Весь смысл заключается в том, что с какими бы трудностями ты ни сталкивался в жизни, нужно идти вперёд, и, самое главное, оставаться человеком, даже если на пути встречаются одни ущербные личности. И знаешь, Питер, это прозвучит абсурдно, но иногда мне просто хочется, чтобы у нас в городе появился некто похожий на него. Некто... Какой-нибудь необразцовый блюститель закона, — мечтательно заявил Стив, просматривая разрисованные им бумаги, где повсюду мелькал один и тот же отточенный образ вымышленного персонажа.       — Какая же муть в твоей голове, Роджерс. А нельзя было сжалиться над любимым героем и выдумать ему историю попроще что ли? Так он ещё и без лица у тебя…       — Простых историй не существует, Питер. Тогда эта ересь будет зваться сказками. Да и я бы нарисовал своё ему, но мне хочется другое, совершенное, без единого изъяна. А моё мне вообще не нравится.       — Ага, значит, руки-ноги ты ему не раздумывая поотрывал, а лицо тебе захотелось создать филигранное. Ну и чудовище же ты, Стив. Что тут ещё скажешь, — Питер аккуратно отложил листы рядом с потёртой папкой, отстранился назад и, посмотрев на наручные часы, принялся собирать учебники и тетради в сумку. — Пора по домам. Не знаю, как у тебя, но у меня тётя Мэй скоро вернётся с работы, и мне нужно быть на месте, тут как тут. Собирайся.       Ближе к полудню, покидая опустевший школьный двор, Питер почему-то обернулся назад, хотя раньше даже напоследок не желал видеть опротивевший ему земельный участок, и, запрокинув тяжеленный рюкзак себе на спину, с печалью в голосе промолвил:       — Надеюсь, Мэдисон очнётся и вскоре вернётся сюда. А лучше пусть сменит школу к чертям собачьим. Как ты думаешь, Стив?       Но Роджерс ничего не ответил, в ступоре стоя позади него, хрустя костяшками пальцев. Сейчас он раздумывал не о несчастной Уолтерс, о которой сегодня верещали все поднявшиеся на уши педагоги, а внезапно вспомнил о сегодняшнем семейном ужине с Эдвардом — подозрительным маминым любовником, нисколько не вызывающим у него доверия и пугающим одним своим присутствием.