Мой «Безымянный» Солдат

      Однотипные и ничем не отличающиеся друг от друга мужчины Сары Роджерс вызывали в Стиве одно лишь нескрываемое презрение, дикое раздражение и жгучую сыновью ревность. Никто, абсолютно ни один претендент на звание будущего отчима, по его мнению, не заслуживал любви его матери настолько, насколько заслуживал, разумеется, трагически погибший Джозеф Роджерс — замечательный супруг, отец и семьянин. А все остальные потенциальные женихи, без всякого сомнения, как бы они ни старались, не сумели бы заменить Стиву родного папу, а Саре — порядочного мужа. Они казались ему чрезмерно напыщенными, туго соображающими и самоуверенными болванами, желающими при первой же удобной возможности охмурить его красавицу-мать и навешать лапши на уши, залезть ей под юбку и в итоге заполучить её, как глупенькую любовницу, ведущуюся на любое сладко высказанное обещание касательно брака и чудесного будущего для неё и её единственного сына. Хотя, сына того самого они толком живьём ни разу так и не увидели, да и желанием познакомиться с ним особо не горели. Их главной целью была свободная одинокая женщина, истосковавшаяся по мужскому вниманию и ласке. И от одной подобной мысли, что кто-то может обманом внедриться в доверие, прикоснуться к ней и соблазнить, Стива выворачивало наизнанку; именно в такие моменты ему хотелось стать неимоверно всесильным и могучим, как неукротимый герой его рисованного, выдуманного мира, чтобы за шиворот схватить очередного несерьёзного холостяка и вышвырнуть за дверь пинком под зад. И выкрикнуть вслед нечто едкое и оригинальное, что до предела напугало бы несчастного, забредшего не туда бедолагу, что больше никогда не рискнёт так просто заявиться у них дома.       Как только Роджерс ступал на порог квартиры и на слух в один миг различал доносящийся из гостиной мамин кокетливый смех и поверх покрывающий его противный мужской грубый хохот, Стив незаметно проскальзывал к себе в комнату и запирался там на целые сутки, не давая знать о своём скором возвращении ни матери, и ни тому самому странному типу, звали которого Эдвардом Клайном. На вид молодой профессор филологических наук, высокий и подтянутый, с чёрными как уголь, курчавыми, но идеально уложенными волосами, тёмными, хитрыми и выискивающими глазами, и всегда одетый с иголочки, красуясь даже до блеска вычищенной обувью, на первый взгляд производил впечатление добропорядочного, слишком правильного и законопослушного гражданина, при этом не имеющего ни единой вредной привычки и недостатка. Что-то тут явно было не так, не могло быть всё настолько гладко и чисто. Этакий прототип Патрика Бэйтмена*, искусно прячущего свою истинную дьявольскую сущность за идеальной внешней оболочкой.       Этот подозрительный мужчина стал частым гостем Сары не только за обеденным столом, но и в спальне, вскоре приобретя статус регулярного и ненасытного сексуального партнёра. Блаженные вскрики матери то и дело будоражили Роджерса, заставляя его, накрученного, носиться по комнате, словно забитого хищного зверька в клетке, не находящего себе удобного положения. Он со злости отбрасывал все учебники со стола на пол, за ними следовали и канцелярские принадлежности, и ещё неиспользованная бумага для рисования.       Никто не имел права дотрагиваться до его матери! Абсолютно никто!       — Да! Ещё! Грубее, Эдди, грубее! Ну же, я не фарфоровая! Ох, как хорошо, Эдди!       Роджерс обречённо, с безысходностью возвращал разбросанные вещи обратно на свои места, а после ничком падал на собственную неразобранную с утра постель, лицом уткнувшись в мятую подушку, прикрыв уши ладонями, только бы не слышать поскрипывание кровати за соседней стеной, мамины неразборчивые постанывания и отвратительное животное рычание Эдварда. Признавать, что вскоре у них дома появится чужой, со своими правилами и устойчивыми взглядами на жизнь посторонний ему мужчина, завладевший его матерью от и до, вовсе не хотелось. Сара несомненно заслуживала женского счастья, но Стив чуть ли не до безумия хотел быть её единственным защитником и опорой на всю оставшуюся жизнь.       Стив сбился со счёту, сколько карандашей в своих немощных ладонях он попросту переломал из-за вечных раздумий о собственных физических недостатках, всячески переводя весь свой гнев на них. Как больно было на душе оттого, что его мечты быть грозным и устрашающим кардинально отличались от суровой действительности, каждодневно напоминающей ему и тыкающей его носом в перечень врождённых и приобретённых болезней. Его тошнило от себя, слабого и щуплого, ведь будь он другим — здоровым и крепким, его дрожащая рука в паническом приступе атаки не тянулась бы сейчас в кармашек свежевыстиранных брюк за чёртовым ингалятором.       В своей забитой всяким вздором голове Стив ни раз одной рукой сворачивал Эдварду шею до жуткого сочного хруста, а после выкидывал тяжеленный бездыханный труп вниз головой через открытый балкон, прямо на вовремя приехавший свалочный грузовик. Но он бы и не смог, да и сам был неглуп и хорошо понимал, насколько бредовые мысли его посещают. Ведь поступать так с кем-либо противоречило гуманности и закону.       В обычные дни Стив предпочитал находиться вне поля зрения, в одиночестве и полной тишине, за рисованием, не потому, что он слепо и необоснованно, по собственным личным причинам, недолюбливал Эдварда, как и предыдущих маминых сомнительных ухажёров. Стив боялся оставаться наедине с этим псевдоидеальным человеком: не просто заботливым и приносящим радость и безграничное удовольствие его матери, но и неоднозначно относящимся к нему, когда рядом не оставалось никого, кроме них одних.       — Удивительное сходство между тобой и Сарой, ну просто поразительное! Кому-то явно повезло встречаться с таким симпатичным юношей, не так ли, Стивен?       — Тебя бы привести в порядок, причесать и как следует одеть. В тебе явно есть что-то такое, что ты скрываешь не только в себе самом, но и в этой не выделяющей твоих мужских достоинств одежде. Я не могу понять, почему ты так поступаешь с собой? Ты же красавец, Стивен, весь в Сару! Я вижу, в тебе есть некий потенциал…       — Ты до сих пор одинок? В твоём возрасте я имел порочную связь с одной молодой, но уже зрелой замужней женщиной. Той ещё развязной штучкой была. К тому времени я уже не был девственником, потерял её я довольно-таки рано, в тринадцать лет что ли, и то по пьяни, поэтому не вспомню, как это всё было. И вот, опытом тогда похвастаться перед ней я пока не мог. Так вот о чём я. Та самая горячая преподша научила меня почти всем тонкостям в постели, вплоть до фистинга и аннилингуса. Ты же должен понимать, о чём я, да, Стивен?       — Ты смотрел «Глубокую глотку» с Линдой Лавлейс? Нет? Так вот, советую тебе, Стивен, пока меня с твоей мамой не будет дома, взгляни на этот шедевр, не пожалеешь. Там по сюжету главная героиня не может достигнуть оргазма, так как клитор её находится не там, где положено, а глубоко в горле. Забавно, правда? И тут она пускается во все тяжкие и отсасывает направо и налево у каждого второго, пока не находит тот самый член, что подходит ей. Ох, неужели я тебя и на этот раз смутил? Ну, хватит, ты не ребёнок уже, так что воспринимай подобные темы за нечто естественное и непостыдное. Договорились?       Эдвард соврал, не получив желаемого от Роджерса: он нисколько не краснел и молча выслушивал его развратные россказни, принципиально не встречаясь с ним взглядом. Он смотрел куда-то подле него, то вертелся на стуле, будто и вовсе был не при делах и не понимал, что тот упорно пытается до него донести. Затаив дыхание, Стиву оставалось только терпеливо ждать, когда Сара наконец присоединится к ним, чтобы самому вскочить с места и отлучиться на улицу, пока тот к вечеру не покинет их квартиру. Или не уснёт, если останется ночевать у них.       — Всё же мистера Адамса не просто так уволили: в любимчиках у него числились одни мальчики... и со стороны это так странно выглядело... Где-то я слышал, что в основном те, кто имеет склонность к педофилии, устраиваются работать в детские сады, школы и колледжи. Ну, сами понимаете, почему: невинные, свежие тушки прямо-таки совсем рядом мелькают у тебя перед глазами. Так и манят, чертовки, ничего себе там не подозревая. А потом ты такой «оп», поймал и вертишь её на своём… — Флэш Томпсон появился весьма не вовремя с очередной порцией бессмысленных заявлений, пока Питер пил воду из-под крана и чуть не подавился ею после услышанного.       — Замолчи уже! Я ненавижу, когда кто-то шутит на эту тему, — с внезапной резкостью оборвал его Стив, сжав хрупкие ладони в кулаки.       — Вот именно. Тебя бы повертели без твоего согласия... сам знаешь, на чём, мы бы посмотрели на твою реакцию, бестолочь. Уйди с дороги, — Паркер нарочно задел плечом Томпсона и вместе со Стивом оставил его одного на школьном дворе, прямиком отправившись в учебное заведение.       Сегодня утром Стив сломя голову выбежал из дома, позабыв даже попрощаться с мамой и поцеловать её перед выходом за дверь. Эдвард вышел из ванной и предстал перед ним абсолютно голым, и не спешил укрыть свои обнажённые бёдра полотенцем, наигранно возясь с ним и наблюдая за реакцией неопытного мальчика, который, плохо разобравшись со шнурками собственных бутсов, тут же пулей вылетел из квартиры. Несколько раз споткнулся на ровном месте, но сдержал равновесие, чтобы окончательно не шмякнуться лицом об асфальт. Роджерс впервые за всю свою недолгую жизнь во всей красе увидел чужой мужской член и мошонку в нескольких шагах от себя, и был ошеломлён и сконфужен настолько, что не заметил приближающегося ему навстречу Питера, проигнорировав его слова. Стива мутило от того, что Эдвард мог специально показаться ему нагим и похвастаться своим детородным органом, заставить Роджерса разглядеть его и оценить. Ему стало не по себе от этого, а от переизбытка нахлынувших эмоций возникло неприятное ощущение, что сейчас он точно лишится сознания и грохнется прямо на середине улицы. Но не тут-то было: Паркер дёрнул его за рукав толстовки и привёл в чувство, несколько раз пощёлкав пальцами перед его побледневшим лицом:       — Хэй, ты слышишь меня, Стив? Что с тобой стряслось? Я тебе столько раз звонил, почему ты не отвечал?       — А… Да, я не заметил… А в чём дело?       — Как в чём? Стив, Мэдисон Уолтерс скончалась сегодня ночью. Очнись уже.