К подошве новых кроссовок что-то случайно прицепилось и ощутимо замешало, тем самым постепенно начиная раздражать Стива, стойко сохранявшего до этого как всегда напускное невозмутимое спокойствие и напоказ демонстрировавшего завидную выдержанность и такое же мнимое умиротворение. То ли под ним была жвачка, то ли кусок клейкой ленты или завалявшийся фантик от конфеты, но что бы то ни было, этот самый отход под ногой явно не отделялся так просто. Как только Роджерс ни старался избавиться от него, безмолвно не отводя пустого взгляда от выступавшего на трибуне очередного выпускника средней Мидтаунской школы и одновременно тщательно растирая прилипший мусор по земле. В конечном итоге одной рукой приподняв подол тёмно-синей мантии, другой Стив придержал шапочку-конфедератку, слегка съехавшую набок, и подсмотрел под белоснежные кроссы. Вместо ожидаемого куска ненужной обёрточной бумаги или клеёнки там, внизу, оказались продырявленные, истоптанные и запачканные в грязи, смятые в пыльную и однородную серую массу лепестки некогда светло-розовой лилии. Видимо, цветок отломился и выпал из чьего-то пышного праздничного букета и пустился под износ, подгоняемый тихим ветром и чужими ногами.
— Попробуй только подумать, что этот вонючий ошмёток — олицетворение нашей с тобой жизни, — Паркер крайним глазом наблюдал за заелозившим другом, неугомонно вертевшимся то в одну сторону, то в обратную, выглядя почти потерявшимся в собственной же академической мантии, вовсе не подходившей ему ни по размеру, ни по росту. Чего не скажешь о Питере: смотрелся в ней он куда более гармонично, складно и подобающе будущему студенту.
— Я вообще сейчас думал о другом, Питер, — отмахнулся Стив, судорожно поправляя свой топорщившийся, щекотавший шею воротник, лишь бы чем-то занять свободные руки, не зная куда их деть.
— Ну да, ну да. И о чём же это тогда? Отвечай прямо, не придумывай оправданий, — Питер с чуткой проницательностью недолго смотрел на друга и после, убедившись в своей правоте, довольно улыбнулся. — Ну вот, как я и говорил. Не забывай, что на лице у тебя всегда всё написано чёрным по белому. Меня не проведёшь.
Красочная вывеска над центральной ораторской трибуной так и гласила: «Всё самое лучшее только впереди. Добро пожаловать во взрослую жизнь!», а вокруг шумного гогота и разворачивавшегося среди выпускников и их родителей весёлого празднества одни Стив и Питер примечательно выделялись на фоне таких радостных и беспечных сверстников, по сути не столкнувшихся и с половиной того, что пришлось пережить им обоим за последние тяжкие полгода. Для них эта так называемая «взрослая жизнь», в которую все так стремятся с головой нырнуть и больше не вынырнуть обратно, началась уж слишком рано и с размаху показала все свои самые острые углы, и грани, и тупиковые, безвыходные концы. Ещё до появления Эдварда Клайна, как вишенки на торте. Вишенки прогнившей, покрывшейся плесенью и поедаемой личинками заразных мух.
— Кого ты там так усердно пытаешься разглядеть? — Питер сидел той стороной к Стиву, с которой почти зарубцевавшийся глубокий шрам на лице виднелся только ему: с Роджерсом он себя чувствовал комфортнее и менее скованно и неловко, не задаваясь теми самыми не щадящими вопросами, что сиюминутно же воспаляли восприимчивую к подобным размышлениям юную голову в присутствии тёти Мэй и ЭмДжей. Если первой, безотчётно принимавшейся винить себя во всём, что произошло с ним, было невыносимо больно и трудно смотреть на него, то второй, как ему думалось, было дурно и противно видеть розовую рану снова и снова. Словно если девушка мягко и осторожно коснулась бы до его ещё незажившей до конца челюсти, из неё тут же, как назло, начала бы сочиться сукровица и пошёл зловонный гной — такое только в самом страшном сне можно было себе представить.
— Да так, кое-кого, — задумчиво ответил Стив, с любопытством оглядывая задние ряды. — Нат. Правда, она не обещала прийти, но кто знает.
— Значит, и мистер Барнс появится здесь, так? — продолжил за него Питер, предполагая.
— Нет, только Нат, — возразил ему Стив. — Да и зачем им обоим быть тут? Вряд ли они даже помнят, какой сегодня день.
— Колись, Роджерс. В чём действительно дело? Я же не собираюсь отбирать микрофон у классного руководителя и растрезвонить всем обо всём, что ты сейчас скажешь.
— Тут дело только в том, что именно Баки пообещал прийти, — наконец признался он, как есть. — Так сказать, исполнить одно из главных обязательств моего отца. Папа очень хотел присутствовать здесь однажды, увидеть меня вот в этой мантии, в которой я, по существу, выгляжу, как какой-то клоун-недоросток: мне только кегли в руки — и на цирковую арену осталось выйти… Но самое главное, он мечтал запечатлеть меня в своей памяти счастливым и полным жизненных амбиций. Которых у меня вообще не осталось.
— В смысле, Стив? — удивился Питер, слегка приоткрыв кривившийся рот. — Что это значит?
— Я перестал рисовать и передумал поступать в Институт Изобразительных Искусств. И потому забрал заявление, — твёрдо объявил Стив, предчувствуя надвигавшуюся бурю недовольства и гнева.
— Ты идиот? Ты совсем свихнулся что ли? — ещё чуть-чуть, и Питер поднялся бы с места и яростно запротестовал во всеуслышание с целью, чтобы все присутствующие пристыдили Стива и заставили усомниться его в своём неосознанном ошибочном выборе. — Весь смысл твоей жизни, гадёныш, заключался именно в этом — рисовать. Когда тебе было плохо или когда всё шло по плану, ты брал карандаш и начинал творить, независимо от того, где ты находился и с кем. Что ты наделал, а? А как же твои комиксы?
— Мне сейчас некогда этим заниматься, и тем более — с кем-то обсуждать, пойми уже, — оборвал его Стив, возмущённо впиваясь своими беспристрастными, потухшими глазами в глаза ничего не понимавшего, во всю запротестовавшего друга. — И сбавь тон, на нас смотрят все, кому не лень, а я всё сам за себя решу.
— Ну а что тогда дальше? — продолжал негодовать Питер.
— Единственное, чего мне сейчас хочется, так чтобы этот день поскорее подошёл к концу. И выпускной тоже. Я вообще не собирался куда-то идти.
— Ну, тогда, видимо, только мистер Роджерс не ошибся в своём выборе, раз обговорил всё с мистером Барнсом, прежде чем его не стало. Будто чувствовал, что что-то пойдёт не так и выбрал правильную кандидатуру себе на замену. Вот поэтому меня интересует кое-что ещё, Стив. Ты уже определился, как относишься к нему? Или если напрямую, что именно ты к нему чувствуешь?
— К кому? — не сразу вник Стив. — Боже, Питер, прекращай… Нашёл время докапываться. Да и к чему сейчас эти расспросы?
— Нет, погоди, не так быстро, шустряк. Можешь годами водить за нос каждого второго тугодума, кто тебе попадётся на пути, но не меня, и ты это сам прекрасно знаешь. И на выпускной ты не желаешь идти потому, что хотел бы пойти с тем, кто тебе сильно нравится, а такого во всей школе нет. Но есть кто-то за её пределами. Просто послушай: школа осталась далеко позади раз и навсегда, а ты по себе знаешь, что с самой жестокой травлей — будь она касаться неидеальной внешности, расы или ориентации — сталкиваешься именно за теми дверьми. А отныне мы на свободе. Ты на свободе, Стив, бояться или стыдиться больше нечего. Вот взгляни на вывеску, огромным и жирным шрифтом написано, прямо будто на слепых было рассчитано: «Всё самое лучшее во взрослой жизни». Согласен: честно, и по мне так сомнительное утверждение, но какое есть, видимо, его придумал кто-то слишком оптимистичный и неунывающий. Я веду к тому, Стив, что диктовать тебе что правильно, а что нет, больше никто не станет. Так что дерзай, друг.
— Ты говоришь сейчас точно как Мишель, — отметил Стив, в ту же минуту ощутив у себя на плече чью-то крепкую, тяжёлую, но девчачью ладонь.
— Ну мальчики, улыбнитесь, — ЭмДжей незаметно подкралась и присоединилась к ним, собираясь присесть позади парней. — После Шерон на трибуну выхожу я. Речь даже не готовила, но вы меня поддержите, даже если меня попытаются освистать. Лады?
— Да ты и к урокам особо не готовилась и не парилась по этому поводу, — шутливо поддел её Питер, развернувшись к ней здоровой, неповреждённой стороной лица. — Ничего удивительного.
— Вот зараза, так и просишься, чтобы заткнули тебя самым лучшим, твоим наилюбимейшим способом, — ЭмДжей притянула Питера к себе поближе, обвив рукой его со спины и поцеловала, улыбаясь сквозь мимолётный, но такой требовательный, пылкий поцелуй. Стив отодвинулся от них, вновь задумавшись о чём-то своём, не дававшем ему так просто душевного покоя. О
нём, конечно, но так некстати.
— Ну что ж. Всем здравствуйте для начала, — Шерон прервала смех и оживлённые разговоры, появившись за трибуной, и ободряюще улыбнулась: Стив тут же отметил насколько прекрасно она выглядит в академической мантии и как уверенно, ничего не страшась, готова преподнести себя публике. — Рада приветствовать всех в такой солнечный, тёплый день и видеть всех вас вместе. В первую очередь я несказанно счастлива, что сегодня со мной здесь мои родители, учителя-наставники и близкие друзья, и не только со школы. А это очень важно для меня. Ох, кстати, я совсем забыла представиться, меня зовут Шерон Картер, и я выпускница средней Мидтаунской школы. Что ж, раз тема выпускников должна касаться того, чего мы ожидаем от будущего, ступая не совсем подготовленными на нелёгкий путь взросления, я поделюсь. Честно говоря, меня учили жить здесь и сейчас, настоящим, короткими мгновениями, что так быстро ускользают, как вода сквозь пальцы; переживать и чувствовать вот в этот самый момент, пользоваться случаем и всеми предоставленными возможностями сразу, не откладывая их на потом, на завтрашний день. Ведь это самое «завтра» может и не настать.
Я понятия не имею, что ждёт меня впереди, да и кто из нас знает, что всем нам уготовила судьба и с чем нам придётся иметь дело, как мы будем справляться с серьёзными проблемами, с которыми зачастую сталкиваешься тогда, когда перестаёшь быть тинейджером. Но кого-то взрослые проблемы настигают слишком рано, весьма не вовремя, когда маленький ребёнок, или пускай это будет подросток с ещё с неокрепшей психикой, должен довольствоваться только лишь детской беззаботностью, ребяческими шалостями… одним словом, юностью. Солнечной, невинной, безмятежной.
Я лично знаю таких подростков, которые вынуждены были встать на тернистый путь, отстаивая свои права, своё имя, свои запятнанные честь и достоинство, которые успели им опорочить в столь юном возрасте; обязаны помогать или вовсе содержать целую семью, идя на всё возможное и невозможное, напрочь забывая о своём будущем. Забивая на него. И я хочу, чтобы у каждого моего сверстника или подростка младше меня не возникало подобных трудностей перед выбором — а что мне и моей семье поесть завтра, как мне прожить — в данном случае — пережить это «завтра», все ли мои родные и близкие будут живы и здоровы… Завтра. Всё, что должно волновать тинейджеров в наше время — так это сейчас: чтобы мы помогали друг другу и заботились друг о друге сейчас. Дружили и весело проводили время вместе. И не забывали благодарить высшие силы над нами, что именно сегодня я был сыт, здоров и счастлив оттого, что со мной были мои близкие и родные люди. Не забывайте говорить, как сильно вы их любите. А что будет завтра? А «завтра» пройдёт ещё лучше и будет сиять намного ярче и ослепительнее, чем пылающее солнце над нами, согревающее своей теплотой и мягкостью. Спасибо большое всем вам за внимание!
— Лишь бы от этого «ярко пылающего солнца» ожогами не обзавестись, — обливаясь потом, передразнил её Флэш Томпсон, в то же мгновение получив заслуженный увесистый подзатыльник от ЭмДжей. — Ауч, больно же.
— Заранее огрела тебя, солнышко, — покосилась она, нисколько не отвлекаясь, другой рукой изредка, но нежно поглаживать плечо Питера.
— Этот растлитель… урод ходит здесь, где-то совсем рядом, а я просто сижу и в ус не дую, — спустя недолгие минуты вполголоса произнёс Стив, нервно покусывая собственные губы — сначала верхние, а затем перейдя на нижние. — Будь я другим, а не тем ничтожным слюнтяем, каким я вырос, в два щелчка покончил бы с ним и привёл в порядок нашу с матерью жизнь.
— Не кори себя в том, что мы вынуждены молчать и не подавать виду. Сколько таких мерзавцев сейчас бродит на свободе? Со всеми счёты никогда не сведёшь. А скольких невиновных сажают за решётки за чужие преступления? Мы не супергерои и не в фильме-блокбастере, где все проблемы разрешаются за полтора часа экранного времени, — рассудительно объяснил Питер.
— Но это не делает меня оправданным и не снимает с меня ответственности. Я только боялся за мать, не хотел впутывать её во всю эту муть, что приключилась со мной: Эдвард пригрозил мне расквитаться с ней, если пожалуюсь хоть кому-нибудь, и я струсил. Вот поэтому всё так и затянулось. Чёрт бы меня побрал! Я ведь никогда и ничего не боялся, всегда бросал вызов тем, кому так и не терпелось задеть меня и унизить.
— Не горячись так: с Эдвардом иная ситуация, он не какой-то там задиристый школьник, как что — тут же бежавший жаловаться старшим. Знаешь, может, мне не стоило наседать на тебя сейчас насчёт мистера Барнса, но мне необходимо ещё кое-что рассказать тебе, — Питер вновь обернулся к Стиву и тот понял — деваться вновь некуда. — О нём.
— А у меня есть выбор? — тоскливо усмехнулся Стив. — Мы сидим рядом, плечом к плечу, почти прижаты ухом к уху, я в любом случае, как бы ни сопротивлялся, услышу, что ты пытаешься до меня донести.
— Мистер Барнс навещал меня в больнице, — начал Питер. — Именно такое же выражение лица было и у меня, поверь. Я поначалу пребывал немного в замешательстве, не узнал даже его. Он присел рядом со мной и убрал трость назад, вальяжно закинул одну ногу на другую, получая максимальное удовольствие от того, что теперь может ими управлять, сложил руки на груди и долго изучал моё перекошенное лицо, устроившись напротив меня. Он был вместе с Наташей, куда уж без неё, скажешь ты… Кажется, она всегда в курсе всего, что происходит вокруг, и знает гораздо больше, чем сам мистер Барнс. А вообще, он практически каждый день захаживал ко мне в палату, рано утром, любезно и одновременно со всей строгостью во взгляде и голосе расспрашивал, как за мной смотрит медперсонал. И, как я узнал, позже, это он полностью оплатил моё лечение.
— Вот оно как, — произнёс Стив, нисколько не удивившись: Баки мастерски умел поражать и сбивать с толку.
— Именно. Мэй категорически запрещала ему это делать, успела даже повздорить с ним. Но… Перед ним невозможно было устоять и отказать ему, тем более, в такой щедрости и бескорыстности было непозволительно и входило в разряд неприемлемых поступков в ответ на его. Мистер Барнс обнял её, знал, что именно в этих исцеляющих объятиях она нуждается как никогда прежде до этого, пообещал ей, что всё будет хорошо. А взамен ему ничего не надо — ни благодарностей, ни признательности и прочих услуг в знак радушия за оказанную им поддержку.
— Он умеет производить впечатление, кто бы сомневался, — ухмыльнулся Стив, хотя что-то неприятно кольнуло у него в животе, точнее, в солнечном сплетении, где собраны все нервные точки и окончания. Укол ревности?
— Так-то на тебя произвёл же. Тот ещё чертяка, поучиться б у него.
— Закроем на этом тему.
— Ладно-ладно. Я просто хотел сказать тебе, что там, в палате, когда мы остались с ним один на один, он взял с меня слово держать язык за зубами и ничего не рассказывать ни тёте Мэй, ни полиции, ни следователям, ни кому-то ещё об Эдварде и обо мне. И о Мэдисон Уолтерс в том числе. Ничего. Просто поверхностно: я ничего не помню, лица тоже не помню, меня накачали наркотиками. Чтобы отвязались. И всё.
— Баки и меня предупредил о том же самом — не говорить никому, что с тобой на самом деле произошло, — поделился с ним Стив.
— Как думаешь, может, он наёмный убийца, киллер? — вдруг ни с того, ни сего предположил Питер, ожидая незамедлительного ответа Стива. — Раз он сам готов со всем разобраться.
— Он бы не светился тут и там. Баки, я думаю, мозговитый в этом плане и мыслит трезво. Так что он не будет играть с огнём и действовать наобум.
— Так, получается, мистер Барнс до сих пор ничего не знает о тебе и Эдварде? — ещё раз удостоверился Питер.
— Разумеется, нет. Хотя я был уже на полпути, чтобы взять и доложить всё матери, откровенно, начистоту, но не со всеми подробностями… Как последний дурак, опустивший руки. Я сходил с ума, видя тебя на больничной койке, меня тошнило от своего бессилия и бездействия, и это стало последней каплей. Я направился прямо к нам домой.
— Да ты просто наглая морда, на самоубийство решился пойти? А я-то думал, это я один такой тупой и шибко самоотверженный. Я насмехался, что «Слабоумие и отвага» — это только твоё жизненное кредо. Но и моё, оказывается, тоже. Ну и что потом?
— Баки прервал меня, придя к нам домой. Но вот моя мама, кажется, и без меня обо всём догадалась и выгнала Эдварда за содеянное, — заявил Стив.
— Твою ж… Повтори, что ты только что сказал?
— Если мама высказала ему все претензии касательно меня, — продолжал предполагать Стив, смахнув попавшую в глаза кисточку от шапки, — заделала его виноватым и беззаконником, а затем спросила напрямую обо мне и о нём, то…
— Не хочу казаться грубым и мрачным, но в таком случае ваша песенка спета, — заключил Питер и, пребывая в крайнем смятении, шумно выдохнул. — Вам следует как можно скорее выехать из города на время, пока всё не разрешится. Срочно. Это план Б.
— Но…
— А другой, — настойчиво перебил Питер, — заключается в том, что ты вряд ли осмелишься сделать вот так сразу: взять и признаться Баки, что ты был изнасилован этим самым же Эдвардом ещё задолго до приключившегося со мной. Хочешь быть как твой отважный герой из комиксов — начинай с малого — с откровения нужному, готовому помочь тебе человеку, — закончил он, как только услышал звонкий голос ЭмДжей.
— Ну, в общем-то, я буду честна с вами, речь я не готовила, но это не значит, что мне нечего сказать, не имея под рукой вызубренного листка бумаги. Наоборот, мне есть что сказать. И меня зовут Мишель Джонс, но друзья зовут меня просто и коротко — ЭмДжей. Долго распинаться не буду, пощажу ваши уязвимые глаза и уши и сэкономлю ваше драгоценное время.
Прежде всего, что для меня значила школа все эти годы, спросите вы? Признаюсь, школа — это отстой. Полнейший отстой, который только можно себе представить: ну давайте в кои-то веки будем честны. Как и многим ребятам моего возраста, мне лично всегда было сложно вписаться в коллектив, каким бы разношёрстным он ни был: я постоянно чувствовала себя изгоем, не в своей тарелке, когда кто-то, допустим, шутил, а я совсем не вникала в суть и как белая ворона стояла в стороне и не смеялась. Так я и заработала себе всякие тупые кликухи, вроде «странная, недалёкая Мишель», «мрачный, неразговорчивый синий чулок», меня также за спиной обзывали фриком и задротом. И знаете, что мне хочется сказать в ответ? А вот вам, — ЭмДжей ловко вскинула руку вперёд и показала средний палец. Кто-то хотел зааплодировать как вне себя, кто-то же успел фыркнуть и выразить недовольство за похабное поведение перед аудиторией, но мгновенная суматоха в заполненных рядах надолго не задержалась. — Другими словами, школа и есть пробник взрослой жизни.
Это несправедливо, когда порой взрослые и их отпрыски, ничему не поучившиеся от своих таких же недалёких, как они сами, родителей, не понимают, что, занижая кого-то, ты не поднимаешься вверх и круче не становишься. Тешат своё непомерное эго за счёт тех, кто слабее, кто имеет в чём-то ограничения и не в состоянии дать отпор. Но однажды придёт такое время, когда эти самые фрики и чудаковатые аутсайдеры дадут о себе знать и… нет, они не столкнут вас с пути, это вы сами подвинетесь и уступите им место, предварительно почистив его за собой. Поздравляю всех с выпуском за пределы грёбаного чистилища под незамысловатым названием «школа»! Будьте смелее и ничего не бойтесь, только вперёд!
За честным и местами жёстким выступлением последовала буря оглушительных оваций, в основном со стороны выпускников, но продолжительные аплодисменты перешли в более громкие и неперестающие рукоплескания и ликующие вопли, когда на сцене показался Питер. Питер — главный герой средней Мидтаунской школы. Выживший и несломленный.
— Спасибо, но не стоит всего этого, — смущённо отозвался Паркер, поправляя перед собой микрофон и продолжая слышать своё имя в зале. — Не встречайте меня, будто перед вами сейчас будет выступать именитая рок-звезда, я далеко не такой, каким вы себе меня представили.
Приступим к главному для меня. Я благодарен моей тёте, моему лучшему другу и любимой девушке за то, что они были со мной всё это время, и поэтому сейчас я стою перед вами всеми, хоть и малость перекривлённый, пугающий немного, да и не совсем такой, каким я был раньше. Но я живой и здоровый, а это самое главное, и я продолжаю надеяться на лучшие дни впереди. Я знаю, что такое невозможно всегда, но я только хотел бы одного. Чтобы в самом конце беспощадного и кровопролитного боя добро в итоге с разгромом победило зло, справедливость восторжествовала во всём, в чём только можно, положив войнам конец, и изобрели уже наконец лекарство от рака. Спасибо за внимание. Я немногословен, поэтому на этом у меня всё.
Торопливо спустившись вниз по короткой лестнице, пока в рядах крикливо скандировали его имя, Питер остановил Стива, неуклюже поднимавшегося к трибуне и одновременно выискивавшего кого-то впереди, и наклонился к его уху.
— Знаешь, Стив, мы всегда были откровенны друг с другом, чего бы это ни касалось, но именно сейчас ты словно воды в рот набрал: увиливаешь от любого разговора, хмуришься и отворачиваешься от меня и… неустанно ищешь в толпе его. Позволь договорить, и я отпущу тебя, больше не возвращаясь к этой теме. Рано или поздно придёт тот решающий момент, когда ты в первую очередь самому себе признаешься и, возможно, сильно удивишься, что на ноги обратно, может, и я тебя поставил, но то же самое ты проделал далеко не со мной, а с Баки. Он стал совершенно иным, это уже не тот извечно угрюмый, ворчливый оружейник, которому на всех и на всё было наплевать. Уж поверь мне, Стив, я весьма прошарен и наблюдателен, и ни одна мелочь не ускользнёт от меня. Это именно ты дал ему толчок взяться за себя и вспомнить былые годы, когда ему всё было нипочём. Что ж, теперь-то я всё сказал, можешь в своей манере начинать перечить мне и дальше ожидать опаздывающего гостя.
— Опаздывающий гость не придёт, — с разочарованием проговорил Стив и неуверенно зашагал по сцене, оставив Питера позади.
— Эту речь я посвящаю своим родителям, — Стив немедля обратился к Саре, как только повисла долгожданная тишина в аудитории, — Саре Роджерс и Джозефу Роджерсу. Моя мама сегодня здесь, и мой отец тоже, вот тут, — он указательным пальцем постучал по левой части груди, в сию же секунду прочитав по губам взволнованной матери: «Я так горжусь тобой». — Да мам, он сейчас с нами, и всегда будет с нами, пока память о нём живёт. А значит, папа будет жить вечно.
Мам, у нас тобой часто возникали проблемы и разногласия, а с тем, как я становился старше, всё только усугублялось — мы только и делали, что ссорились на пустом месте, многим не делились друг с другом, недопонимали друг друга, а я вообще отказывался выслушивать тебя и при каждом удобном случае уходил из дома, громко хлопая дверью за собой. А однажды я ушёл, ничего не объяснив, не звонил, а позже соврал тебе, что съехал от тебя во благо нам обоим. Я почти каждый вечер приходил к нашему дому, долго смотрел на наше окно и видел тебя там, совсем одну, ожидавшую меня, моего скорого возвращения. Ты на всякий случай оставляла включённым свет в моей комнате и ждала… А я только и делал, что причинял тебе боль, мам. Игнорировал наши встречи, отталкивая тебя. Но если бы только знала, почему я себя так гадко и холодно вёл по отношению к тебе…
— Стив… — грубые ладони Питера внезапно похолодели и сделались влажными, а левая нога дёргано затряслась. Роджерс на такое точно не способен, а если и решился, тот он настоящий придурок, что только свет видал. — Не надо.
— Но, — облизнув сухие губы, Стив не дал всем понять, что происходит и почему так внезапно запнулся, продолжив речь, как ни в чём не бывало, — то, как сильно я люблю тебя, мама, я никогда не смогу передать словами, потому что на слова я скудный, некрасноречивый, а в мои умения не входят сладкие речи, мне ближе поступки. Ведь они куда яснее и действеннее любого слова, даже самого громкого, звучного и сказанного от чистого сердца. Да, слово, может быть, и дорогого стоит, но кто-то может и не сдержать его и подвести. А я своё сдержу — став старше, тебя я больше никогда не подведу, ну, а вы все свидетели.
Сара крепко обнимала Стива, прижимая его к себе со всей нежностью и теплотой, как только он успел прямиком спуститься к ней, а Стив долго не отпускал мать, прошептав на ухо слова Баки: «Всё будет хорошо». И он в это верил: у них должно быть всё хорошо. Достаточно натерпелись, достаточно настрадались и многое пережили, не переставав терять и мучиться от различных не прекращавших следовать по пятам невзгод. Внимательно рассматривая передние и задние ряды, Стив так и не обнаружил в теснившийся многолюдной толпе знакомого ему лица. Мэй, Питер и ЭмДжей. Шерон и её родители. А Баки среди них всех не было. Баки так и не пришёл.
***
Billy Joel — Uptown Girl (!)
— Эх, ребятки, я так вам завидую, мне бы ваши годы, — мечтательно произнесла тётя Мэй, изящно повернув автомобильный руль в левую сторону, — всё бы отдала, чтобы вновь окунуться в мои неповторимые восьмидесятые, надеть своё самое шикарное платье с блёстками, над которым вы бы сейчас, конечно же, посмеялись. Ценители моды, на них только посмотри. И до упаду отжигала бы под Forever Young, пока не наступит рассвет. Наслаждайтесь молодостью в полной мере, она ведь так скоротечна… и глазом не успеешь моргнуть, а тебе уже почти тридцать шесть, — Мэй лучезарно улыбнулась и, поглядывая в зеркало заднего вида, лукаво подмигнула Питеру и ЭмДжей, — так что повеселитесь от души, слышите меня? Это и тебя касается, мистер Сердитая Физиономия. Кстати, тебе идут брюки на подтяжках. У вас тематическая вечеринка?
— Спасибо, миссис Паркер. Нет, не тематическая, мне просто нечего было надеть.
— Ну а вы как там, голубки? — поинтересовалась Мэй, машинально поправив съехавшие на кончик носа очки средним пальцем. — Мы вам со Стивом, случаем, не мешаем? Что-то совсем притихли там, сзади.
— Ну Мэй, — недовольно протянул Питер.
— А что? Потерпите, вот как доедем до клуба, только тогда я вас оставлю в покое. А ты почему никого не пригласил на выпускной бал? Хэй, я к тебе обращаюсь сейчас.
— Простите, — вдруг опомнился Стив, всю дорогу находившийся в каком-то странном оцепенении и ощущении сжатости и дискомфорта. Плохая была идея выходить из дома. — Я не расслышал.
— Я говорю, почему ты один, без пассии? — терпеливо повторила Мэй.
— Ну, если быть честным, я не собирался на выпускной, и поэтому упустил этот особенно важный момент — выбор партнёра, которого бы я должен был сопровождать весь вечер.
— А если бы успел, то кого бы позвал?
— Эм… Даже не знаю, — почесав переносицу, робко высказался Стив.
— Ты встречался с кем-то в школе, ну или, может быть, тебе кто-то нравился и заставлял твоё сердце трепетать?
— У меня была подруга. Но…
— Но? Ах, понятно, не срослось, значит. А с кем не бывает? Не унывай, у тебя ещё будут отношения. Такие, как надо. Но знаешь, я всё же считаю, что тебе бы стоило с кем-нибудь пойти на вечер, чтобы не провести его в одиночестве. Можно было и близкую подругу позвать, почему бы и нет. Необязательно же идти с тем, кого чуть ли не облизал с ног до головы.
— Мэй, пожалуйста, — вновь жалостливо взмолился Питер под безудержные смешки ЭмДжей.
— Я тридцать шесть лет как Мэй, окей? И я сейчас не с тобой разговариваю. Уймись там. Ну так, на чём мы остановились… Ах да, Стив. У меня к тебе такой вопрос. Смею ли я предполагать, что человек, о котором, возможно, ты умалчиваешь из личных соображений, старше тебя вдвое?
— Да вы только поглядите, наш Роджерс улыбнулся что ли, или только мне показалось, — подхватила ЭмДжей, поближе подвинувшись к переднему сиденью.
— Нет, миссис Паркер. Нет, — несмело ответил ей Стив, будто сам ощущал, что не совсем договаривает и выглядит чрезмерно глупо и неубедительно, противореча себе и обманывая. Питер молча наблюдал за всей этой забавной сценой, прекрасно осознавая, что и тётя Мэй потерпит грандиозное фиаско: Роджерс та ещё каменная глыба — простой киркой не расколешь.
— Стив, в этом нет ничего такого, поверь мне на слово, — настаивала миссис Паркер, выехав на центральную дорогу, освещённую по обеим сторонам уличными фонарями. — Вот, к примеру, я. В твои годы мне нравились парни постарше, буду откровенна. Тихо там сзади, не шушукайтесь. Так вот. Ну а что? Они меня больше привлекали, чем мои недалёкие сверстники, ну я говорю именно о тех, кто меня тогда окружал. Не все семнадцатилетки малоразвитые, неначитанные, крайне глупые и стеснительные. А вот мой бойфренд был опытен, умён, знал, как правильно ухаживать за девушкой и что говорить. А моих одногодок то и дело бросало из крайности в крайность — если первый был слишком застенчивый, то второй так и норовил залезть мне под юбку.
— Боже… — закатил глаза Питер, тяжело вздохнув. — Это никогда не прекратится?
— Продолжайте, миссис Паркер, — легко толкнув Паркера в плечо, ЭмДжей вновь подалась вперёд, держась за спинку сиденья, на котором сидел Стив.
— С удовольствием, но кажется, мы уже приехали.
Уже вскоре оказавшись внутри заведения, первыми на глаза не могло не попасться огромное количество надувных разноцветных шаров, поднимавшихся к потолку, светившиеся отовсюду красочные декорации и маленькие фуршетные столики с обилием закусок и безалкогольного питья. Играла ненавязчивая музыка, а на самом верху крутился диско-шар, бросавший яркие блики на пока ещё незаполненный выпускниками танцпол. Всё как и полагалось: вокруг мелькали красивые девочки в нарядных платьях и мальчики в строгих костюмах, кто в бабочках, а кто в галстуках или вовсе без них. В одном Питер был точно прав: среди них всех Стив в последний раз видел тех, кто когда-то почти каждый день караулил его в школьном дворе, принижал и цеплял; тех, кто заставлял ощущать себя полным нулём и никчёмным неудачником. Но ничто не вечно и всему приходит конец, даже самую чёрную из всех чёрных полос сменяет белая. И пока Стив оглядывался по сторонам и с любопытством рассматривал каждого в помещении, словно мысленно прощаясь с каждым, Питер и ЭмДжей в одно мгновение растворились в пёстрой немногочисленной толпе, перед этим что-то прошептав Роджерсу, но он их даже не расслышал. Стив остался один на самом краю зала.
Но, к счастью, ненадолго.
— Не стой как истукан. Пригласи уже кого-нибудь и не позорься. Давай, будь смелее.
— Баки? — Стива будто огрели кипятком, и первым, что запылало неистовым пламенем, были щёки и шея. Хорошо, что в полуосвещённом прожекторами помещении с ходу не сообразишь, смущаешься ты, жарко тебе или свет софитов так падает. Барнс дал знать о себе слишком неожиданно, но так своевременно и уместно, что не позволил Стиву ощутить себя брошенным и одиноким, никому не нужным мальцом.
— Он самый, — Баки также не изменил своему безупречному стилю: облачаться во всё чёрное и желательно в кожаное, с металлическими заклёпками, каким был и его из того же жидкого сплава навороченный заказной протез, приводимый в действие импульсами мозга. — Неплохо выглядишь, прямо как мой прадед в молодости. Ну, знаешь, у меня сохранилось старое выцветшее фото с ним, так вот — один в один. Да расслабься, я не серьёзно, — а самым ошеломляющим для Стива стала его открытость к долгим разговорам и наличие хорошего чувство юмора, о котором он даже себе представить не мог. Что же заставило Баки так существенно преобразиться?
— Я думал, ты не придёшь вообще.
— Стив, у меня много причин, чтобы отсутствовать или пропускать подобного рода мероприятия. Но сейчас я здесь, как видишь. Ну а в общем, как ты, Стив?
— Настроение внезапно так приподнялось почему-то, — честно ответил ему Стив, не прекращавший чувствовать себя слегка окрылённым и… Влюблённым? Ну нет, что за бред?! — Поэтому очень хорошо. А ты?
— Лучше и быть не могло, — спрятав ладони в карманах куртки, Баки изучал каждого, кто проходил мимо него, будто находился на спецзадании. — Но пока ты не потанцуешь, я не уйду отсюда. Мне нужно убедиться, что тебе действительно хорошо… и весело, естественно.
— Баки, но я не умею танцевать, совсем. Не знаю ни как вести партнёршу, ни куда и когда ставить ногу. Не чувствую ритм, — сам от себя того не ожидав, вдруг разоткровенничался Стив.
— А вот это плохо. Если бы я мог, то, может быть, взялся бы за тебя… Но необязательно же дожидаться медляка, можешь просто попрыгать на месте и повторить пару движений парней рядом. Только не наступи девушке на ногу. В общем, без особых происшествий, пожалуйста. Поблизости с клубом скорой помощи я не обнаружил, поэтому держите себя в руках, молодой человек. Ну давай, иди уже.
Стив, озадаченный и весь напрягшийся, не знал никого, к кому можно было так скоро приглядеться и смело подойти с очень заманчивым предложением составить ему компанию. Роджерсу и вовсе хотелось сейчас другого: постоять с Баки как можно подольше, рассмотреть его с ног до головы, пока тот не видит, и слушать. Слушать и слушать. Бесконечно. Можно даже было попросить выключить надоедливую, монотонную музыку и предоставить возможность не только себе, но и всем остальным в зале довольствоваться только лишь его звучным, мелодичным тембром голоса, чтобы все присутствующие ахнули от изумления и единодушно согласились со Стивом, что тот и вправду непревзойдённый, уникальный и необыкновенный. И позволить только самому себе безнадёжно пасть перед фантастическим, феноменальным обаянием мужчины, о котором даже Питер не мог забыть. С Баки так спокойно, так безопасно, и кажется, что весь мир сейчас в твоих руках и нет ничего невозможного, непреодолимого и более важного, чем он. Сержант Барнс. Всё так, как говорила Нат.
— Мне ещё долго тебя ждать? Хм? — нетерпеливо поинтересовался Баки, недовольно взглянув на Стива почти тёмно-синими от освещения глазами. Роджерсу ничего не оставалось, как последовать его указаниям и подчиниться ему. Стиву становилось дурно от такого беспрекословного повиновения взрослому мужчине, мозг и тело будто нарочно перестали слушаться его и пустились куда глаза глядят или, скорее, куда им велят.
Стив наконец нашёл Шерон, стоявшую в полном одиночестве у фуршетного столика, держа в тоненькой руке бокал чего-то красного, но неалкогольного. То ли обычного сока, то ли коктейля — было совсем неважно. Картер сверкала в приталенном синем платье из атласа, а волосы её были аккуратно собраны в конский хвост: уж точно никто бы не остался равнодушным к ней, так по какой же причине она не позволила одному из её воздыхателей украсить запястье скромной бутоньеркой? Изумительная девушка, но как жаль, что Роджерс никогда не был заинтересован ею всерьёз и не видел в ней потенциальную возлюбленную. Как и в других девушках, окружавших его.
Стив всё ещё медлил, нарочно топтался на месте, растягивая напряжённый для него момент, вообразив, как Шерон отвергает его, или хуже того — посылает и отворачивается, почему-то даёт ему звонкую пощёчину и начинает злобно осмеивать его при всех. Но Картер на такое гнусное поведение была не способна, да и разошлись они не ругаясь в пух и прах, а тихо и мирно, но и друзьями не остались. Стиву неожиданно так некстати поплохело, и он уже знал, что сделался болезненно бледным и напуганным от собственных же неутешительных тревожных мыслей.
— Действуй! Я жду! — настырно повелел ему Баки через весь зал, обратив на себя пристальное внимание нескольких ребят одновременно.
— Шерон, — находясь под натиском Барнса, хрипло выдавил Стив, взявшись судорожно почёсывать свой вспотевший затылок.
— О, Стив! Я так рада тебя здесь видеть! Ты всё-таки пришёл, молодец.
Пронесло.
— Потрясающе выглядишь сегодня, — выдохнул он и собрался духом. — Да и по-другому и быть не могло.
— Ну, ты тоже ничего. Тебе идёт ретро.
— Так ты тоже одна? Если хочешь, можем потанцевать вместе, — любезно предложил Роджерс.
— Конечно, пойдём потанцуем. Но я здесь не одна. Вот, познакомься, это Эшли Мередит, сегодня она сопровождает меня.
— Оу, — опешил Стив, увидев перед собой рослую девушку с тёмными волосами под каре и в стильном брючном костюме. Она крепко сжала его влажную жилистую ладонь и дружелюбно поприветствовала его.
— Ты ничего не имеешь против этого? — уточнила Шерон на всякий случай, не совсем поняв для себя неоднозначную реакцию Роджерса, переводившего непонимающий взгляд то на Картер, то на её совершенно не хрупкую, высокую и броскую девушку.
— Нет, конечно, нет. Это здорово, что ты и она… вместе. Круто, правда круто!
— Раз нет никаких возражений, тогда пойдём на танцпол. Но только всего на один танец, это наш с Эшли вечер, как-никак. Ах, вот она, моя любимая песня заиграла! — радостно завопила девушка. — Пойдём.
— Uptown Girl? Серьёзно?
— О вкусах не спорят, мистер Роджерс. Вам ли не знать?
Баки удовлетворённо кивнул Стиву и поднял большой палец вверх в знак одобрения: его мальчик смог, переборов стеснение, страх и мешавшие ему придуманные им же несуществующие неудобства, а Стив был не в себе от переполнявшего его счастья. Впервые за такое долгое время он узнал, что значит быть молодым и прекрасным, и всё дело заключалось именно в нём, в Баки. Но как же обидно, как же жаль, как же невыносимо было признавать тот факт, что с ним ему здесь пребывать сейчас в качестве пары было нельзя. Невозможно. Чересчур фривольная мысль зашла слишком далеко, имея горьковатый привкус необратимых, печальных последствий. Но не для Шерон.
— Я так безумно счастлив за тебя, Шерон, — невпопад повторяя движения парня рядом, искренне признался Стив, успевая при этом иногда поглядывать на Баки. — У тебя, оказывается, есть девушка, и ты вывела её в свет. Правда, это немного неожиданно.
— Понимаю.
— Но я горжусь тобой. Очень горжусь, правда. И я всегда восхищался твоими бесстрашием и смелостью.
— Стив, и я буду очень гордиться, когда ты однажды возьмёшь за руку желанного тобой человека и не только потанцуешь с ним, но и скажешь, как сильно любишь его. Кто бы он ни был.
— Шерон… — не успел проговорить Роджерс, как Картер поднесла к его полуоткрытым губам указательный палец, тем самым не позволив ему что-либо сказать или возразить.
— Я поняла всё ещё гораздо раньше, чем ты можешь себе представить. Но момент истины и принятия самого себя таким, какой ты есть, наступает у всех в разное, определённое, но правильное время. Просто знай, я буду одной из тех, кто поддержит тебя, несмотря ни на что.
Растерянно обернувшись назад, Стиву необходимо было поймать на себе одобрительные взгляды Баки, как если вдохнуть глоток свежего воздуха, приводившего все смутные запутанные между собой мысли в порядок и вместе с ним учащённое сердцебиение в норму. Но, скорее, всё бы вышло наоборот: видеть Баки сейчас, после тех решающих для Стива слов Шерон, что поставили жирную точку в его бесчисленных сомнениях в себе и были услышаны им в такой подходящий час, не стоило. Не сейчас. Его мог ждать абсолютный провал, болезненное поражение, ведь бурлящие, но так строго и уже не совсем умело подавляемые им чувства не всегда могут оказаться взаимными и выходят вовсе не такими, какими они представлены в романах-бестселлерах и десятках клишированных любовных кино. Стива мог ожидать холод и совершенное безразличие в глазах Барнса, что сейчас могли быть пронизывающе устремлены на него. Но вместо этого Роджерс заметил Баки со спины, когда мужчина, чуть прихрамывая, неспешно покидал клуб, бегло набирая чей-то номер телефона.
