Четверг, 6:30. 22 ноября, 2019 г.
Чимин еле-как заставляет себя открыть глаза и проснуться, пожалев об этом в этот же самый момент, когда всепоглощающая реальность, словно буйная лавина посреди тихой антарктической пустыни, так же внезапно настигает его, не дав толком разживиться ещё. Тяжесть сковывает его в своих крепких объятиях. Вставать никуда не хочется, да и нужно ли это? Чимин едва ли находит в себе силы сдержать слезы с постепенно накатывающей истерикой, подступившие к и без того опухшим и красным глазам в последствии опустошающей ночи. Ночь выдалась бессонной и до боли беспокойной. Пак долго не мог прийти в нормальное состояние, сдавшись под давлением сильнейших чувств, что будто плоть его выгрызали, не отпуская ни на одну секунду, удерживая на коротком поводке до самого конца, — пока его силы окончательно не иссякли, покинув его, и он уснул, изнеможённый мукой и тяготой существования. Искусанные в кровь собственные руки, когда он безнадёжно пытался заглушить свою боль, свои всхлипы и крики, закапываясь лицом поглубже в подушку. Это не дало ничего. Тогда вообще ничто не могло помочь ему справиться с той болью, что он ощущал от предательства всего мира. И ощущает до сих пор. Запястье неприятно жжёт, а другое — болит от порезов. Вчера этого совсем не ощущалось, да и он не думал, что потеряет рассудок настолько. Тело совсем не слушается. Губы тоже были до крови искусаны. Он весь дрожит, всё ещё разбиваясь внутри. Удивительно, что там ещё есть чему разбиваться. Слёзы снова обжигают щеки, скатываясь по ним беспрерывным неконтролируемым градом, проделывая свой горький путь к ушным раковинам. Кожа тут же вспыхивала, будто кислотой обожжённая. Вытерев слёзы и судорожно втянув необходимый истощённому организму воздух через плотно стиснутые зубы, он огляделся. Видеть собственную комнату, а не темноту перед глазами, было очень странно. В своей пока выдуманной реальности он думал, что уже больше никогда не вернётся сюда, оставшись в вечном сне, где вокруг расстилалась одна лишь непроглядная чернота, не имеющая ни начала, ни конца себе. Чимин резко зажмурился до тёмных пятен, выцветших перед глазами, и зарылся рукой в копну спутанных блондинистых волос, с почти вымывшимся цветом, после с силой оттянув их. Нужно вставать! Иначе он точно опоздает в школу. Последний день, как никак. Никому писать не хочется, ни прощальной записки, ни сообщения. Хочется просто тихо исчезнуть, возможно даже просто слиться в одно целое с водой и стечь в водосток, растворившись в его густой тьме. Звучит эгоистично. Но его друзья и так знают, что он их любит, даже больше, чем себя. Почувствовав твёрдую опору под ногами, что резко контрастировала с его горящей кожей, он неуверенным шагом направился в ванную. Пока по спине стекала холодная вода, разбегаясь неисчислимыми ручейками по всему телу, Чимин вновь теряет рассудок в мыслях, предаваясь им полностью. Эта процедура заставила его окончательно пробудиться и понять где он здесь и сейчас. Прежнего вакуума и ограждённости от внешней среды больше не ощущалось, отчего его живот вдруг резко скрутило. Так всё это не один сплошной, длиною в бесконечность, сон? Значит, всё это также реально, как и его существование? Впрочем, это всё больше не имело никакого значения. Паку уже всё равно на то, что он чувствует. Его сердце разбито. Давно уже, но вчерашний день добил его последние силы на какую-либо борьбу. Маленький, зародившийся пятьдесят дней назад, огонёк, зажигающий жизнь в нём, погас. В один момент мир стал просто картинкой, а он — никем. Простой человек, который решил умереть, ненавидя свою жизнь. Пак хватается за свои плечи и медленно опускается на корточки, потупив взгляд куда-то в стену. По его спине непрерывно стучат капли, и тут же больно об тело разбиваются на меньшие крупицы. Но он этого не чувствует, и кажется, даже не слышит шум воды и собственное тяжёлое дыхание, словно снова отстраняясь от внешнего мира и его раздражителей. Голова идёт кругом, и всё, что он слышит — его медленно бьющееся сердце. Сердце, что разбито вдребезги. Душа, что кричит от боли. Тело, что мелко дрожит, но далеко не от холода. Чимин ложится в позу эмбриона, и на какой-то момент ему кажется, что он так и умрёт. Сил на то, чтобы встать нет, а капли воды, всё так же стекающей на его обессиленное тело, казалось, прибивали его к полу, словно сильный град бил по никчёмно сложенным плиткам крыши. Всё тело ломит и болит. Ранки кровоточат, кровь смешивается с водой. Он отстранённо наблюдает за всем этим и пытается понять, где его вина и в какой именно момент он свернул не туда. Спустя минут десять, а может быть ещё больше (он совсем потерял в нём счёт), Чимин находит в себе силы встать и пойти одеться. Теперь уже совсем неважно было опоздает он или нет. Его роль уже была решена. Он хочет лишь поскорее попасть к родителям, хочет, чтобы эта боль прекратилась. Надев вчерашнюю одежду, Чимин берётся собирать портфель, складывая туда всего пару учебников и дневник. Последнюю запись он сделает там. Собрав портфель, он проходится по квартире, выключая везде свет, и после, наконец, выходит в коридор. Телефон он решает оставить дома, так как брать его с собой, в последний путь, казалось глупостью. Чимин откладывает его на полочку, окидывая пустую квартиру прощальным взглядом. Он видит и стоит в коридоре собственного дома в последний раз. Не верится даже, что всё так быстро закончилось. На секунду он замешкался. Что если всё это того не стоит? Ведь сейчас так тихо и спокойно на душе, будто он обрёл наконец свой долгожданный покой. Будто над его океаном остановилось солнце, лучами разглаживая гладь и отблёскивая. Чимин ещё раз обводит долгим пристальным взглядом квартиру; немного сомневается, но потом всё-таки решается, смотрит и на полочку в коридоре. Что-то там манило его взгляд, не отпуская за порог дома, пока он не посмотрит в ту сторону. На полке одиноко стояла рамка с фотографией. Пара, изображённая там, улыбалась, смотря прямо в объектив камеры. Нет, даже не в объектив, а будто сквозь камеры, сквозь Чимина. Там стояла фотография мамы и папы. Снова истерика подступает к горлу. Блондин быстро вытирает слёзы, обувается, и, более не мешкаясь, идёт в школу. Место, которое он возненавидел ещё с самого начала.***
Мин стоит на крыльце школы, разговаривая с какими-то одноклассниками. Вдруг, среди толпы учащихся промелькнула знакомая фигура, направляясь сюда. Юнги отрешённо отвёл взгляд. Сердце отчего-то сжалось, но брюнет тут же поспешил успокоить его, разогнав лишние мысли и нахмурившись, бросая мимолётные короткие взгляды в сторону идущего ко входу парня. Юн замечает насколько плохо тот выглядит, когда его силуэт проходит мимо, спешно скрываясь за спинами учеников. Он увидел эти красные опухшие безжизненные глаза, искусанные губы и руки. Бледная кожа. Он видел, как тот дрожал. И он точно знает, что на руке Чимина есть порезы. Он их видит и на своей. Парень выглядит действительно изнемождённым, и Мин соврёт, если скажет, что стоит здесь случайно. Соврёт, если скажет, что ничуть не волновался. Из него очень плохой лгун, но он остаётся просто стоять на улице, совершенно ничего не предпринимая. Возможно, он погорячился, поверив в «слухи», но всё равно какое-то чувство внутри не даёт простить Чимина. Его слова, брошенные во время их последней прогулки, сильно отразились на парне. Он растерял былую уверенность в словах Чимина в тот день и держит её по сегодня.***
Первый урок проходит мимо вянувшего за партой Пака, второй настигает и ощутимо толкает в спину. Звонок. А Пак совсем никакой уже. Большего он бы просто не выдержал. На большой перемене Чимин спешит сгрести учебники и прочие принадлежности в одну кучу и выйти в коридор, где останавливается, пытаясь засунуть всё в рюкзак. Он вышел последним, из-за того и не успел сложить всё в классе. Рюкзак битком набит. Приходится вытащить кофту оттуда, чтобы вместить всё. Руки дрожат, когда он понимает, что тот самый момент вот-вот должен будет наступить. Кое-как он закрывает рюкзак и идёт дальше, совсем не замечая, что на полу лежит его дневник. Ему некогда обратить на это внимания, все его мысли крутятся возле одного и того же, более неминуемого выбора. Решения, от которого зависит всё. А кто-то подбирает странную книжечку с пола, мельком листает, проглядывает, и, решив не придавать этому значения, выбрасывает в неподалёку расположившуюся мусорку, не желая забивать голову чужими проблемами.***
Теперь уж точно есть причины сорваться с крыши. Да, именно с крыши. Он решил, что сделает это на крыше школы. Не хочется идти куда-то далеко, попросту нет сил на это и как-то не хочется их тратить. Он немного подрагивает. Тут ощутимо холоднее, чем в школе. Порыв ветра стремится забраться парню под рубашку, то и дело поддевая её, пока Чимин в спешке надевает кофту. Это не очень-то помогает ему укрыться от ветра, но ему незачем бояться болезней, если он пришёл сюда для того, чтобы больше не вернуться. Само по себе здание школы было высоким — этажей четыре, с подвалом. Чимин давно заприметил схему корпуса и даже немного практично изучил её. Он не в первый раз уже здесь. До появления дневника тоже, бывало, загуливал, но по другим целям. Со стороны крыши открывался замечательный вид на задний дворик. Там ученики могли провести перемену, а может даже прогулять урок. Чимин усаживается, практически, на краю, смотрит вдаль и размышляет. Точно ли он делает всё правильно? Станет ли ему от этого лучше? Станет ли легче и спокойнее другим? Да. Теперь-то, он уверен. Закрыв глаза, Пак ненадолго погружается в себя. Перед ним в один миг проносятся все моменты его боли, счастья, воспоминания с Юнги… Он вспоминает, как проснулся утром, и впервые обнаружил надпись на запястье. Его имя. Как же он тогда «обрадовался». Признание Чонгука в тот же день, в школе… «Я не брошу тебя и больше никогда не обижу. Знаю, выгляжу, как ребёнок…» «— Ты и правда выглядел, как ребёнок, Чонгук.» — Чимин слегка улыбается, вспоминая дальше. Когда Мин приходил в кафе только для того, чтобы посмотреть на Чимина, пока тот работал. Их отношения тогда складывались не самым лучшим образом, но, если вспоминать сейчас, было довольно весело. «— Суно…» — улыбка спадает. Чимин вспоминает телохранителя. «— Ты был бы красивой девушкой.» — сказал как-то Ли. Он до сих пор помнит это, пусть и его слова звучали немного странно, но, почему-то, сейчас греют душу. Теперь Суно счастлив со своей девушкой и наконец обрёл настоящую семью. Воспоминания доходят до первого поцелуя с Юнги. Как на них тогда смотрела вся школа и была явно шокирована представшей картиной! Чимин был смущён до предела, но не вниманием со стороны учеников. «Интересно, они и на ощупь такие?» — промелькнуло у него в мыслях тогда, прежде чем он начал касаться мягких губ парня своими. Он помнит, как Юнги угостил его шоколадом, и снова-таки на виду у всей школы. Слёзы скатываются по щекам, хотя, казалось бы, как ему может быть ещё больнее? Монкут… Самая первая причина страданий Пака, по её вине произошла первая, настолько масштабная ссора с Юнги. Из-за неё пришлось столько всего не самого приятного пережить. Только ради одного брака и союза компаний, они собирались идти на такие жертвы. Он вспоминает домик, куда его, однажды, отвёз Юнги, подальше от всех. Очевидно, боялся, что его отец мог как-то навредить младшему, и не прогадал ведь. Чимин вспоминает их первую ночь… Заглядывая дальше в воспоминания, блондин не выдерживает, всхлипывая. Далеко не вся его жизнь, но… Это ведь того стоило? Чем дальше он уходил в воспоминания, тем больнее сжималось слабое сердце в груди. Он знал, что уйти будет не так просто, так резко оставив всё и всех, кто был дорог ему, и кому был так-же важен он. Чимин осознавал каково им может быть после этого, однако всё же он надеялся, что его не будут винить за такой выбор. В конце концов, чтобы не захлебнуться в рыданиях из-за пережитков прошлого, он открывает рюкзак и рыскает в нём в поисках дневника. Раз время позволяет, почему бы не сделать последнюю запись? Но его там нет. Пак пересмотрел все отделы, куда тот только мог закатиться, перевернул и вытрусил сумку дважды — книжки там не было. Холодный пот накрывает его с ног до головы. Что если он потерял его где-то в школе? Он вскакивает и хватается за голову, корчась. Или, может, он и вовсе не брал его? Проще поверить в это, чем в собственную растерянность и невезение, преследующее его по пятам, где бы он ни был. Чимин успокаивает себя мыслью, что, скорее всего, тот просто остался дома. Состояние его сейчас такое, что он не понимает даже где он и что он, поэтому, так будет даже лучше. Неважно. Он произнесёт всё, что хочет, в своей голове. — Ну что, пора?.. — Чимин смотрит ввысь, будто ожидая чего-то. Но серое пасмурное небо молчит, лишь ветер обводит его тело. На крыше тихо и пусто, он словно стоит посреди пустыни — так же один, а вокруг — ни души; его окружают лишь кирпичные бортики, ограждающие края крыши. «— Дорогой дневник… Прости, что сегодня не пишу, а говорю, но ты далеко, а я уже не вернусь туда. Сегодня последний день. Точнее, его последние секунды, — Чимин потихоньку приближается к самому краю. Остановившись, он закрывает глаза и полностью расслабляет тело, тяжело вздохнув, и после с вызовом смотрит вперёд, на открывшийся перед ним вид. — Мне совсем не страшно. Я больше не боюсь смерти, ведь мне нечего терять. Мой самый дорогой человек меня бросил, решив поверить слухам, а не мне. Но я прощаю его, потому что так будет легче нам обоим. Мне так больно, ты бы просто знал, дневник. Не передам словами… Мне… Кажется, мне больше нечего говорить…» — он с трудом подбирал слова. Тяжёлый ком застрял в горле, знаменуя приближение новой истерики, но Чимин постарался откинуть все воспоминания, порождающие сомнительные мысли. Расправив руки и повернув голову, чтобы мимолётный ветер меньше доставал его, он продолжил, зажмурившись: «— Тогда… Прощай, дневник. Прощай, Суно, Чонгук, Тэхён, Сокджин-Хён. Даже ты, Монкут. Простите меня. И… Юнги… Я люблю тебя… Очень сильно…» Самое сложное он уже прошёл, остался последний шаг. Последний шаг, и всем его страданиям в этом мире наконец-то наступит конец. И Чимин без страха переступает его, чувствуя себя пушинкой, а весь мир — ветром, что в реальности бил в лицо обжигающим ледяным потоком. Всё проносилось слишком быстро, а в последние секунды его глаза ослепила яркая вспышка, тут же растворяясь вместе с остатками сознания Пака. Он не нашёл покоя в этом мире, но обрёл новый.***
Через пару минут задний дворик школы наполняется взбудораженными лицами и возгласами. Учителя, те, что покрепче, пытаются разогнать столпившихся учеников от печального зрелища. Вызвали скорую и полицию. Администрация школы экстренно отправляет всех учащихся по домам, в связи с ЧП, произошедшим в школе. Вскоре сюда наведаются спецслужбы для выяснения всех обстоятельств происшествия. Юнги выходит на улицу со своей компанией, и, видя толпу, собравшуюся около заднего дворика, решает тоже подойти. Учительница ещё в классе очень просила всех быть понимающими и сразу разойтись по домам, косвенно говоря о том, что весь этот ужас коснулся какого-то бедного мальчика. Интерес всё же берёт верх над рассудком, который настойчиво отзывает его оттуда. Пробираясь вперёд через столпившихся учеников, которые, как ни странно, сами расступались перед ним, его сердце вдруг будто останавливается при виде Чимина. Вернее, уже не его, а его полуживого вида. Бездыханное тело соулмейта лежит в неестественной позе. Его лицо всё в крови, под головой растекается небольшая лужа крови, медленно впитываясь в землю. От увиденного тошнота подкатывает к горлу. Он не может поверить своим глазам… Мина тут же накрывает панический ужас от осознания реальности происходящего. Его Чимини… Его мальчик лежит мёртвым перед ногами старшего и половины школы. Юнги вмиг преодолевает всё разделяющее их расстояние и садится рядом, прижимая его обессиленное тело к себе. Он ощупывает пульс младшего, но пальцы его сильно дрожат, мешая, и, в конце концов, он отпускает его руку, склоняясь над ним и крепче обнимая остывшее тело. Впервые Мин чувствует себя таким беспомощным. Он воет и кричит от боли, поддерживая тело соулмейта за плечи. Слёзы лезут и лезут на глаза, не унимаясь. Кто же это сделал с ним? Или он сам?.. Юнги корит себя за то, что не сумел уберечь дорогого ему человека, как обещал. Отвернулся от него и довёл до такого ужасного состояния отчаяния. Он не сможет больше жить без него. И не хочет.***
— Почему, Чимин?.. — горло обжигает. Юнги вкидывает в себя третью по счёту стопку виски, но алкоголь не унимает и грамма той боли, которая душит его после ужасного события. Он уставился пустым взглядом в стену, будто сам Чимин там воскрес и материализовался перед ним в живом обличии. Тот смотрел жалостливо прямо в глаза соулмейту, но молчал. В больнице сообщили, что смерть была ненасильственной. Самоубийство. У Мина тогда весь мир второй раз в пропасть рухнул. Окончательно. Юнги отрывает взгляд от стены, опираясь головой в ладони и закапываясь руками в копну спутанных тёмных волос и с силой оттягивает их, сжимая в кулак. Он не верит, просто не хочет верить в то, что то, что случилось, произошло наяву. Весь этот день напоминает ему страшный сон. Вот только после сна ты проснёшься, и всё будет нормально, а тут — нет. Мин бросает взгляд в сторону каких-то успокоительных таблеток, лежащих рядом. Сегодня один раз они ему уже пригодились, когда его организм был истощен максимально, не желая принимать факта смерти младшего. Сейчас же у него на уме другое. Юнги наливает виски в стакан, высыпая в алкоголь всё содержимое этого препарата, а потом залпом осушает его до дна. Голова кружится, брюнет еле дышит, пыхтя, смотря перед собой, на поплывшее перед глазами фото. Такое родное и любимое. Парень оттуда улыбчиво смотрит на него в ответ, однако, от этого выражения чувствуется укол совести. Таблетки уже действуют. Ему плевать на компанию, на школу. Он не сможет жить так, поэтому принимает для себя единственное решение. Он также умирает с фотографией Чимина в руке. Конец пятидесятого дня.