Я так и не ответил на твой вопрос о том, хотел ли я стать человеком… Однажды я был в Андах, и ко мне прилетела колибри. Смотрела на меня замерев. Её крошечное сердце стучало как пулемёт. И я подумал: «Как же это удивительно, так стараться каждый день, просто чтобы выжить… и всегда быть на грани смерти… И сколько же удовольствия приносит новый день». Только тогда я думал о том, чтобы стать человеком.
Дневники вампира
Давон проснулась первой. Вчера, в суматохе и беспорядке, их с братом пихнули в один из жилых блоков для мужчин и женщин. За неимением выбора мест ребята разделили одну кровать, подушку и одеяло. Теснота никого не смутила, ведь Давон испытывала на себе более худшие условия, а Хосок вообще не отличался капризами. Так что одна на двоих жёсткая кровать для них — сущая мелочь, такая же несущественная, как заноза в пальце, аккуратно удалённая Ионой из пальца самого молодого новобранца… Кстати, о ней. Об Ионе. Едва открыв глаза, Давон заметила в полумраке сгорбившийся на кресле, знакомый силуэт. Жилая комната небольшая, и приученная к плохому освещению Давон хорошо видит в темноте. Поэтому определить чужую личность — простейшая задачка. Грубая форма, вкупе с короткой стрижкой, делающая из девушки субтильного пацана, оказалась комбинезоном, наполовину снятым (рубашка своими рукавами подвязывала пояс, удерживая штаны), позволяющим разглядеть острые плечи и жилистые руки Ионы. Она до сих пор не казалась хрупкой, но теперь, будто сжавшись, больше напоминала девушку. Вчерашним вечером Иона сама решила познакомиться ближе, подозвав новенькую после того, как ситуацию с Тэхёном уладили. Они разговорились ни о чём: жизнь в метро так и так создаст общие темы разговора. Потом к ним присоединился Хосок, и они болтали все вместе. Оказалось, что по возрасту Иона ближе к Давон, а не к Хосоку, отчего парень присвистнул, обозвав воительницу девочкой. Иона не оскорбилась на такое высказывание, но говорить больше не хотела — предложила готовиться ко сну. Она же отвела брата с сестрой в жилой блок и подарила им какие-никакие удобства в виде одного на двоих спального места… Давон, отведя взгляд, немного повошкалась в постели, но, спустя несколько минут, поняла, что больше уже не сможет уснуть. Брат рядом негромко похрапывал, и Давон, осторожно спустив ноги на пол, позволила себе ещё немного поразглядывать мягкие черты родного человека. Их называли близнецами, но Давон была намного младше брата, поэтому лишь улыбалась такому замечанию, шутливо задумываясь: она ли выглядела старше своего возраста, или это Хосок казался всем младше, чем был на самом деле? В конце концов, девушка поднялась с постели. Жёсткие пружины скрипнули, Хосок завозился, всхрапнул, но не проснулся. Давон накинула на себя курточку, укутала брата, как маленького, влезла в сапоги. За ночь её длинные волосы сбились в комок, и больше всего времени девушка потратила на то, чтобы их распутать и заплести тугую косу. Куда идти после — не знала. Замешкалась в центре комнаты, но тут ей на помощь пришла Иона, видно задремавшая в неудобной позе, проснулась и с тяжким вздохом разминала шею. Заметив Давон, спросила: — Не хочешь прогуляться? За неимением выбора, Давон согласилась. Тёмные коридоры бункера встретили двух девушек почти полной темнотой — как и в жилом блоке их освещали лишь аварийные красные лампы, потому окружающее пространство казалось залитым кровью. Эхо шагов растекалось по кишке коридора от одного конца до другого. Было жутко, но Давон не боялась. — Почему ты спала в кресле? — Иона, шагающая рядом ровно, как солдат, усмехнулась, ответив: — У нас недостаток кроватей. — И чью заняли мы с братом? — Мою, — честно и прямо, даже как-то нагло бросила девушка. Острый профиль, тонкая шея и торчащие ключицы, торс, обтянутый майкой не первой свежести, поставленная осанка воина… Давон не могла объяснить чему именно завидовала больше всего: происхождению попутчицы или её же силе? Ведь Давон до такого жёсткого образа пацанки дальше, чем до Луны пешком из-под земли. А ещё в кобуре на бедре Ионы маячил крупный «Ваншот». — Скажи честно: почему ты здесь? — А ты? — Нет-нет, ты первая отвечай. — Иона засмеялась, остановившись и скрестив руки на груди, заждалась ответа. Давон встала впереди на несколько шагов, опустив взгляд, затеребила свою длинную косу. — Ты веришь в то, что мы там… что-то найдём? — «Там» — это очень размытая координата. — Но мы же не знаем сколько придётся быть в пути. Этого места может и вовсе нет. — Вот я и спрашиваю: почему ты здесь? — Брат верит, что нас ждёт успех. Я сказала ему, что пойду за ним хоть на край света, но… — Ты в успех не веришь. — Если и нет радиации, то есть что-то другое. Мутанты или другие люди, выучившиеся жить наверху. Со своим укладом мы везде будем чужими, и найти личный угол — будто утопия, за которой мы будем гнаться всю жизнь, но так и не сможем догнать. — Сколько тебе лет, девочка? — Иона почему-то посмеялась, подошла ближе. — Иногда кажется, что слишком много. — Метро ломает людей, но ты выглядишь целой, если всё-таки оказалась здесь. Понимаешь, иногда можно не верить в успех, но это не значит, что ты должен отказаться от перемен. Метро — временное укрытие, а за его стенами — наш настоящий дом. И каким бы ни был этот дом, мы должны учиться в нём жить. Поговори со своим другом Тэхёном, думаю, он много сможет рассказать тебе о вере в лучший исход. — Слышала я его речи. — Давон хихикнула, отмахнувшись. — Ему палец в рот не клади — откусит. Он больше ничего вокруг не видит, кроме света в конце туннеля… — Миру нужны такие люди, Давон. Мужчины, которые сами несутся к свету, в итоге выведут к свету и тебя, главное — вовремя за них ухватиться, а потом — вовремя отпустить. — Отпустить, чтобы не ослепнуть от света? — Чтобы этот свет не стал последним, что ты увидишь в своей жизни. Конечный пункт у всех свой, а такие попутчики, как Тэхён, несутся к этому пункту быстрее других. Давон всё ещё теребила косу, молчала, не заметила, как Иона оказалась ещё ближе. Красный свет сделал её, и без того острые черты ярче, казалось, о некоторые легко порезаться, лишь играючи проведя кончиком пальца. — Хочешь избавиться от этого? — Иона ухватила Давон за подвивающийся кончик чужой косички. — Зачем? — Груз прошлого в новой жизни будет только мешаться. Не найдя веской причины отказываться от предложения, Давон почему-то вспомнила один раз, когда эти волосы не ощущались ей самым настоящим бессмысленным грузом. Тогда она пришла к ужину с вымытой (в общем умывальнике) головой, и её волосы блестели, отражая искры, взметающиеся в воздух от поленьев. Они сидели привычной компанией, и никто из друзей брата не заметил в девушке перемен, кроме Чимина. Он сказал, что её волосы очень красивые — именно в тот момент в сердце что-то ёкнуло… Какая же малость может так глубоко тронуть хрупкое девичье сердце. Такая несложная разгадка. От первой любви всегда или тяжко, или (обманчиво) легко, но Давон чувствовала что-то среднее: любила просто так, не требуя взамен ничего. И это её утомляло. «Груз прошлого»? Пусть так. — Хорошо.***
Душно. Тяжело дышать. Чимин ворочался, поджимая ноги под себя, скукоживался комочком, но уже не мог уснуть вновь. Губы пересохли, как и горло, голова кружилась и гудела, а живот не переставал подавать позывы к рвоте. Сколько раз он зарекался не пить? И вот он снова здесь — как говорит Юнги — «в состоянии тухлого дерьма». Последний, кстати, лежит рядом, и по его мирному сопению можно сказать, что он тот ещё говнюк, раз уж сопел в обе дырки преспокойно, значит чувствовал себя прекрасно, пока Чимин распадался на молекулы и атомы. В темноте смог ощупать себя и понять, что спал полностью одетый (даже ботинки остались на нём) на толстом ватном одеяле, которое расстелили прямо на полу. Конечно, в личной палатке, на своих койках спалось слаще, но Чимин сейчас был даже рад оказаться на полу, где его переодически обдувало сквозняком, что пробирался чрез приоткрытую дверь. В духоте и густом запахе грязных тел эта мелочь казалась сталкеру спасением. Рядом тяжко выдохнули, сопение, наизусть Чимином выученное за несколько лет совместного обитания в одной палатке, прекратилось. — Как ты? — хриплым шепотом поинтересовался механик. — Могло быть и лучше. — Понятно. На этом разговор оборвался. Спустя какое-то время Юнги снова засопел. А Чимин уже не мог сомкнуть глаз, степенно привыкающие к темноте. Льющийся из щели приоткрытой двери красный свет не давал комнате погрузиться в полную тьму, и можно было постараться разглядеть очертание окружающей обстановки. Сталкер сел, подтянул к себе ноги, обнял колени. Попробовал уцепиться хоть за какую-то мысль, но ничего не получалось, будто за ночь мозг подменили кашей — противной и вязкой. Тошнота тоже не спешила уходить, скручивая желудок. Чимин обернулся на лежащего к нему спиной механика. Тот, словно повторял недавнюю позу сталкера, свернулся пополам, поджав ноги. Само спокойствие. Что несколько дней назад, когда они ещё спали на своих койках, что сейчас — на полу в каком-то бункере, сон — первостепенная вещь, которую каждый обязан беречь. Чимин усмехнулся: Юнги ничем не изменить. Потом со стороны выхода чуткий слух уловил звук шагов, разговоров. Кто-то уже не спал. Посидев так ещё немного, сталкер всё-таки решился выйти. Он старался остаться незамеченным и тихим, но когда осторожно потянул скрипучую гермодверь на себя, всё-таки потревожил спящих в блоке парней. Послышались нервные вдохи-выдохи. Чимин поспешил скорее удалиться прочь. В коридоре никого не обнаружилось, и сталкер не придумал ничего лучше, чем направиться в уже известном направлении — в сторону общего зала. По пути тоже никого не встретил, зато в зале нашёл несколько уже проснувшихся женщин и детей, а рядом с палаткой на стуле сидела Давон, над которой стояла Иона с ножницами в руках. Длинные локоны падали на пол, и это было до того грустным зрелищем, что парень не удержался — зашагал к девушкам, спешил задать лишь один вопрос: — Зачем? Иона, заметив сталкера, усмехнулась, продолжая щелкать ножницами и срезать красивые и (что удивительно) здоровые волосы Давон (в метро у всех пожизненный авитаминоз, поэтому хоть что-то здоровое — уже подобно чуду). Локон за локоном. Выручить ситуацию поспешила лично «пострадавшая». Слишком потерянным и испуганно выглядел парень перед ней. — Привет, Чимин, — очаровательно улыбнулась девушка, зарумянившись. С одной стороны волосы уже были короткими, поэтому тонкая шея теперь ничем нарочно не пряталась и представала чужим взорам во всей своей юношеской красе. — Вчера решила, что в химзащите неудобно с моими патлами. Иона предложила помочь… это исправить. — Тебе бы тоже не помешало подстричься, — заметила Иона, состригая последний длинный локон Давон. — Пока ножницы у меня в руках — могу с этим помочь. Сестра Хосока уже встала со стула и взялась трогать свою новую прическу, весело закрутила головой так, будто раньше это давалось ей тяжко, а сейчас вдруг стало так легко. Беззаботно… Чимин в расфокусе переводил взгляд с кучи волос на полу, на Давон, игравшуюся новым образом, как ребёнок игрушкой. Она заглядывала в старый осколок зеркала и совсем не выглядела расстроенной. — Садись, — настояла «парикмахер». Чимина усадили на стул, совсем недавно занятый Давон. Щёлкнули ножницы. Снова полетели волосы. — О, у тебя тоже волосы лезут, как у наших. И седина проклёвывается, — девушка говорит об этом таким весёлым тоном, словно всё это — сущий пустяк. — Ты сталкер, да? Странно, что мы с тобой не пересекались раньше. Хотя я знала парочку ребят с вашей станции. Может быть, мы просто оба до хрена невнимательные? Кто знает, — Иона заговорила сама с собой, не получая никаких ответных реакций. Давон уместилась на другом стуле. Замерла взглядом на лице сталкера, окончательно смутив Чимина. — Ты тоже… сталкер? — скорее для того, чтобы не показаться немым дебилом, а не из-за обострившегося интереса, спросил Кафа. — Можно и так сказать, но я скорее… кто-то вроде помощника. До того, как мы всё это затеяли, я помогала сталкерам с химзой, оружием и оборудованием. Леон учил меня рации собирать. А на поверхность я стала недавно вылезать — не больше года прошло. А у тебя какой стаж? — Три или четыре. Я не считал. — Опытный чертяга, — хмыкнула Иона. Потом хлопнула по плечу, оповещая об окончании процедур. — Ну всё. Вперёд. Стрижка готова. Ещё у наших где-то станки есть для бритья, если надо, зубные щётки тоже где-то там же. Это я вам двоим говорю, если что. После завтрака мы обычно умываемся всем скопом, а потом отправляемся на вокзал по группам. Стивен или Хаджун всё расскажут. Чимин так и не встал со стула. Вокруг него скопились горки отстриженных волос. Иона, добавив ещё информации сверху, куда-то ушла. Повисло неловкое молчание, спешно нарушенное сталкером. Он спросил: — Что-то случилось, пока меня не было?***
А в больничной палате, как в космическом пространстве — за исключением двух небесных тел, от стены до стены больше никого нет. Юнхо не смыкал глаз всю ночь, но под утро не выдержал, прикрыв веки, опустил голову на койку и неглубоко задремал. Тэхён в себя не приходил, но иногда бывший Командующий чувствовал, как его руку слабо сжимают (он так и не отпустил чужую ладонь) — и этого хватало, чтобы раз от раза успокаивать самого себя. События последних дней проносились перед глазами, как на ускоренной перемотке кассетной плёнки. Всё, что было до, отличалось от того, что происходит сейчас — застоем, словно болото вдруг встретилось с бурной рекой и училось течь, а не стоять на месте. Сейчас, когда уже ничего нельзя изменить, когда рубикон вот-вот будет пройден, Юнхо вдруг понял, что ни о чём не жалеет. В тот момент, когда он дёрнул Тэхёна за руку и вместе с ним зашёл в дверь, ведущую в вентшахту, он ещё не совсем понимал, куда точно ввязался и почему. А теперь знает: он пошёл следом за любимым человеком, чтобы его защищать. И какой бы тяжкой ни стала эта дорога, что ждёт их впереди — он её преодолеет. Даже если любимый человек будет против этого… Сквозь сон, скорее почувствовал, а не услышал чужой тихий-тихий голос. Юнхо моментально проснулся. Уставившись на очнувшегося Тэхёна, смотревшего из-под полуопущенных ресниц, не знал, как реагировать, но шумно выдохнул — от облегчения. Всё обошлось. Пока. — Ничего не болит? — Юнхо спросил, как маленького ребёнка спрашивают: «Где бо-бо?» — Тебе честно сказать? — Тэхён прошелестел свой ответ, но нашёл силы усмехнуться. Неисправим. — Да. — Лёгкие будто горят. «Вот тут бо-бо». И пальчиком в район груди. — Здешние врачи сказали, что такое среди их сталкеров часто случается. Они что-то вкололи тебе, чтобы фон изнутри не сожрал. Сказали, что всё пройдёт за день. — Хорошо, если так. — Больной завозился на койке, но Юнхо не дал ему даже сесть. — Перестань. Я в порядке. — Твоё вчерашнее кровохаркание говорит о другом. — Не лежать же мне пластом весь день. Ю. Перестань меня опекать, я не ребёнок. «Ю» перевёл взгляд на их руки. Тэхён, наверное, ещё не заметил, что они продолжают держаться друг за друга. Юнхо готов был уже взяться оспаривать свою собственную точку зрения, но в голову опрометью ударила иная идея. Он решил перенаправить разговор в совершенно другое русло. — Прости меня. — Бывший Командующий поднёс их сложенные вместе руки к своим губам, легко коснулся поцелуем чужих костяшек. — Я не планировал специально увозить тебя. Я знал, что времени было мало, но твой кашель… Там на поверхности я не обманывал, обещая, что мы успеем. Я так думал. Но я этого не хотел. Не знаю, Тэхён, я запутался. Просто… прости меня. Тэхён руку не отнял, перестал елозить и пытаться сесть, засмотрелся чужим лицом. Глаза мужчины рядом с ним буквально горели искренностью — это трудно было не заметить. И Тэхён вдруг вспомнил их первую встречу — приторно запахло ностальгией. Наверное, именно это странное чувство очень часто заставляет нас цепляться за что-то просто потому, что не отпускают приятные воспоминания о былом. Тэхён — не исключение. Если подумать, то теперь, когда опека в виде человека, занимающего пост Командующего станцией, потеряла свой вес и свою, прежде высокую, цену, Тэхён мог сбросить этот груз со своей шеи. Он же эгоист и, шагая по головам, он бежит вперёд быстрее паровоза… Но почему-то отношения с Юнхо его не отягощают. Или он хочет так думать? Ностальгия? Ха… О каких-то чувствах он даже не думает. — Тэ! — С шумом резко распахнувшейся (старой и скрипучей) двери в палату влетает обеспокоенный утренней сводкой новостей Чимин. Юнхо первым отдёргивает руку. Первым отстраняется прочь. Как делает всегда. Тэхён, сжимая кулак там, где раньше были чужие пальцы, не чувствует ничего кроме влаги — кожа вспрела за ночь, и он спешит оттереть ладонь о простынь больничной койки. Бывший Командующий, что мгновение назад казался открытой книгой, захлопнулся, отгородившись от постороннего человека стеной. Он показывал настоящего себя лишь одному, а другие… пусть знают его таким, каким он хочет казаться в чужих глазах. — До встречи. — Юнхо кивнул Тэхёну, так и не дождавшись прощения, которое попросил, широким шагом вышел прочь, оставляя двух лучших друзей наедине. Чимин проводил взглядом мощную фигуру Юнхо, а после, закрыв дверь, подошёл к Тэхёну, удобно севшему и облокотившемуся спиной о холодную металлическую стену. Сталкер, немного отодвинул стоящий впритык к койке стул и мягко на него сел. Сразу приступил к «допросу»: — Что с тобой было? — Юнхо сказал, что это из-за фона. Я нахватал рентген, пока мы до станции добирались по вентиляции. Они мне что-то вкололи. Сейчас всё хорошо. — Чувствуешь себя как? — Могло быть и лучше. Чимин покивал, излюбленным жестом потянулся расстрепать свои волосы и вдруг осекся: вспомнил, как его коротко остригли, и Давон… — Решил сменить прическу? — Тэхён не сразу, но, конечно же, заметил перемены в облике друга, как и его растерянный взгляд. Ну и, кроме того, очень уж хотелось увести тему разговора от себя. — За компанию с Давон. Чтобы не мешались. — А то у тебя космы были, как у Давон. — Тэхён посмеялся, но заметив мрачный вид сталкера, остановился, спросив: — С тобой-то всё хорошо? — Я, кажется, только сейчас начинаю понимать, на что согласился. — На новую жизнь? — Хорошо, если это действительно будет какая-то «новая жизнь». — Чимин закрыл руками лицо. — А не та, в которой молодая девушка берет в руки дробовик и отстригает свои волосы, потому что… они мешаются ей под химзой. Тэхён не стал ничего говорить, лишь хлопнул по плечу. У сталкера не получилось скрыть от единственного зрителя свои слёзы — это невозможно. Скупые, но мокрые, они перепачкали Чимину щёки. Тэхён подполз к краю койки, чтобы обнять друга за шею, и сам вдруг ощутил потребность развесить сопли и заплакать. Это заразно. — Представляешь, — прошептал Тэхён, комкая пропахший Чимином свитер в руках. — У меня вчера… умерла мама. Прямо на моих руках. Одна боль налегла на другую, как масло, пролившееся на воду — слоем, прижимающим собой, но не позволяющим смешаться двум разным веществам в одно. Чимин обнял Тэхёна в ответ. Он знал: если и есть человек, о котором Тэ думал больше, чем о своей мечте, так это была его мама. Потому и чужая боль ощущалась, как своя собственная, ведь когда-то сталкер сам точно также плакался другу в плечо о смерти собственной матери… — Она мне всё говорила про отца. Напоминала. Будто знала, куда я собираюсь… Чимин, я хочу думать, что впереди нас ждёт жизнь, которая будет лучше прежней. Даже если ради этого девочке придётся впервые взять в руки дробовик. Даже если придётся убивать, чтобы шагать вперёд… — Он говорил навзрыд, всхлипывая через слово, но высказал в итоге всё, что хотел. Девочка в окровавленном белом платье печально склонила голову. Её волосы вдруг тоже (как и у Давон, чьё лицо она носила) стали короткими, а белое платье обратилось тёмной химзой… в руке показался дробовик. Тэхён зажмурился, но этот образ въелся в сетчатку его глаз. «Новая жизнь» даже в далёком прошлом стоила дорого, а сейчас ценник в очередной раз взлетел до небес, выставляя прайс, в котором указаны не деньги и не патроны — нечто большее. Например… че-ло-веч-ность.***
К завтраку худо-бедно, но подгребают все. Тэхён с Чимином ещё в коридоре пересекаются с Минджэ и Стивеном — оказалось, что эти двое оба были пограничниками, поэтому общий язык умудрились найти очень быстро. Сокджин ошивался в компании женщин, прошлой ночью спасших Тэхёну жизнь — тут тоже всё понятно — доктор со станции «Конечная» набирался опыта у бывалых врачей, имеющих дело с болезнями, вызванными повышением фона. Намджун с Хаджуном вышли из палатки в зале, весело переговариваясь — у них своя атмосфера. Уплетая кашу, Тэхён нашёл глазами и Леона, стоявшего немного в стороне. Рядом с ним статная Иона ломала корку хлеба, макая её в чай. Давон с Хосоком пришли немного позднее, потому что старший проспал, а теперь был жутко рассеян и не сразу понял чем сегодняшняя Давон отличается от вчерашней. А как понял, так заголосил, насмешив других: — Малая, ты чо?.. Ты куда волосы свои дела?.. Пока Давон успокаивала брата, пришёл Юнги, с компанией сталкеров — было видно, что механика напрягает общество парней, но пока он держался и не спешил никого отсылать прочь. Он коротко глянул на Тэхёна с Чимином, но потом сразу же отвёл взгляд в сторону, отвлекаясь на еду. Умываться всем скопом было жутко неудобно, но Тэхён даже улыбнулся, наблюдая, как взрослые и дети по очереди подходили к большому подвесному бочонку и, надавливая на специальный рычаг, радовались простой воде, льющейся в руки. Водопровод, как в метро, тут не был предусмотрен, а под самодельный «умывальник» отвели отдельную комнату, пол и стены, от влаги давно покрывшиеся отвратитедьным грибком… Но люди улыбались! А чистая фильтрованная вода проливалась в их руки, вопреки всему. Горький порошок скрипнул на зубах, когда, обмакнув им щётку, Тэхён принялся чистить зубы. Состав того, что пихаешь в рот знать не хотелось, хватало и того, что эта гадость не позволяла гнить зубам. На «Конечной» они пользовались разбавленной зубной пастой с истёкшим сроком годности, поэтому жаловаться на отвратительный привкус было даже как-то смешно. И не такое пробовали, да. После общих водных процедур, как и сказала Иона, от Стивена и Хаджуна последовали указания: кому, куда, когда и зачем сегодня держать путь. Естественно, новеньким полагались какие-то поблажки, но из-за нехватки времени и небольшого отклонения от графика (недавняя вьюга подпортила планы) работать отправили всех. Даже Давон получила направление в отдел по сбору припасов в дорогу, а Тэхёна, обычно везучего на лафу, прибрал к рукам Леон. Кроме Тэхёна Леон взял с собой Юнги, Чимина и ещё пару ребят сталкеров — им поручили разобраться с запуском локомотива для группы Намджуна. Минджэ и Юнхо Стивен назначил под свой контроль, и, вместе с другими работягами, они пошли таскать уголь со склада на вокзале, чтобы потом отправить его в грузовые вагоны, крепящиеся прямо за локомотивами для удобства перебрасывания топлива. Сокджин остался в бункере — всё наслаждался обществом милых дам, учивших его своим премудростям. А вот Хосока сцапал Намджун, которого Хаджун позвал с собой поработать на втором локомотиве, что (как и все пригодные для использования пассажирские вагоны) был отведён людям с «Первой».***
На поверхности команду Леона уже ждали. Два белокожих мутанта стояли у люка, протягивая тощие руки, помогали выбраться наверх. Никто им не удивился, кроме Юнги, не сразу протянувшему руку. Но большие чёрные глаза даже его не оставили равнодушным. — Путь у нас не долгий. Мы выбрали этот бункер специально, потому что он самый близкий к вокзалу и депо, — пояснял Леон, когда все выбрались. — Но всё равно мы должны быть осторожны. Новенькие пойдут в центре, я впереди, а наши сталкеры станут замыкающими. — А зачем нам они? — Юнги, наконец, смог задать мучающий его ещё со вчерашнего дня вопрос о присутствии мутантов. — Чтобы добраться без происшествий, — расплывчато ответил Леон, поправляя противогаз. Больше мужчина прояснять не стал, двинувшись вперёд, повёл за собой свою команду. Тэхён зацепился вторым, а по бокам от него уже возникли два мутанта. Парень улыбнулся такому раскладу, ведь теперь они его не пугали. Агуст шаг от шага матерился, сетуя на яркий свет, и землю, местами расходящуюся неаккуратными рытвинами и ухабами, в которые так опасно проваливались ноги. Где-то через пять минут не выдержал Чимин и, нарушив общую цепочку, сравнялся с механиком, предлагая руку помощи. Юнги не отказался, а сталкеры отнеслись с пониманием к капризам своего кумира. — Ну что, проблевался? Легче стало? — Так выглядит забота авторства механика. — А тебя совесть съела за то, что споил меня? — Чимин даже усмехнулся, не имея возможности посмотреть на собеседника из-за неудобной маски. Вообще, вся эта наигранная сценка с руганью сразу показалась сталкеру странной, но он поддался на провокацию. Позволил себе обмануться чужим флёром грубости, надёжно скрывающий за собой искреннее беспокойство чужим состоянием. И пусть на свой заданный вопрос Чимин так и не получил честного ответа — молчание говорило ему много больше, чем какие-то слова. Сталкер посмотрел вперёд, где Тэхён шёл, преодолевая развалины, в компании белокожих мутантов, и почему-то не видел в этом чего-то странного. Вчера эти мутанты, скачущие тут и там, уже приелись взгляду, и сегодня казались чем-то, что уже давно стало привычным и естественным. А Тэхён в их компании и зашагал легче прежнего. Может быть, боль от утреннего разговора и не покинула его голову, но всё вело именно к этому — к очищению. Давон сказала про волосы «груз моего прошлого», а для Тэхёна этим грузом были мысли о маме, которую он оставил бы в метро… Но мамы Тэ больше нет. Теперь осталось только отпустить её и идти вперёд. Но что было «грузом прошлого» для самого Чимина? Волосы, которые ему отстригли? Ха. Или страх перед неизвестностью?.. Он не знал. Может быть, всё вместе? Почему он заплакал этим утром? А может быть, так показал себя страх обратиться хуже чудищ, раньше им самолично убитых, во имя спокойствия метро? Зубастые монстры с когтями и клыками, кривые от радиации, обтянутые толстой кожей, позволяющей быть им неуязвимыми для нового мира… Когда Чимин стрелял в них, то его никогда не покидало чувство, будто он-то со своей снайперкой не менее опасен, чем они… Такой же монстр, только вместо кожи — химза, а вместо клыков и когтей — огнестрел. Чем он отличался от мутантов? Ничем. В этом вся соль. Так, поэтому он плакал? «Боже…» Голова, совсем недавно остывшая от сильного похмелья, будто разболелась с новой силой, полная мыслей в ней роящихся… Тем временем, перед путниками выросло неказистое здание, каким-то чудом сохранившее вывеску с простой надписью: «Вокзал».***
— Силикагель из котла мы выгрузили, прочистили трубы от накипи, заполнили водой и углём на первое время. Если говорить прямо, то наш паровоз готов к отправке, но я позвал вас двоих, чтобы ознакомить с механикой этого чуда. — Леон ткнул на неразлучный дуэт механика и сталкера пальцем, усмехнувшись самому себе под маской. — Вашего пограничника я присмотрел в кочегары, а тебя, Чимин, в мои помощники. Соответственно, я буду машинистом. — Тогда на кой хер я? — Поинтересовался Агуст. — Чтобы у нас в команде было два машиниста, а не один. Если ты освоишь механику паровоза, то это, в любом случае, плюс в нашу копилку. Тэхён не стал спрашивать зачем взяли его — не хотел слышать из чужих уст то, что и так прекрасно понимал. Оглядывая руины бывшего вокзала, железнодорожные пути, уходящие вдаль, он чувствовал себя близким скорее не к людям рядом, а к мутантам. От этих мыслей стало смешно. Горло вдруг напомнило о вчерашней экзекуции приступом кашля, и Тэхён, склонившись немного, закашлявшись, заметил, как два мутанта приблизились к нему с любопытством заглядывая в скрытое за маской лицо. «Ты болеешь?» — не прямой вопрос, не буквы, воспроизводящиеся звуками, не человеческая речь… Образы в голове внезапно сложились картинкой, словно кто-то забрался внутрь и, поводив воображаемым карандашом над полотном тэхёнового разума, изобразил понятную ассоциацию. Это было странно. До безумия. «Если они решат с тобой «поговорить», то ты не сможешь этого забыть», — вот о чём говорил Леон?.. Тэхён не знал, как ответить на вопрос, так и не заданный вслух. Он замер полусогнутый в спине, прижавший к груди одну из рук. Кашель отпустил, но мутанты остались на своих местах, заглядывая в душу чёрными глазами без зрачков. «Не бойся». Сердце заколотилось вдвое быстрей. — Теперь ты понял? — Голос Леона вырвал в реальность, где люди всё ещё использовали слова, чтобы обмениваться информацией. Тэхён оглянулся на него. У него дрожали руки, весь он вздрагивал, дышал через раз. Но не от страха. Нет. То был не страх. Такой эмоции ещё, наверное, даже не придумали названия. — Юнги спросил сегодня: зачем они идут с нами? Ты тоже вчера об этом спрашивал. Я решил, что пока ты не поймёшь меня, то не сможешь понять и настоящую причину их присутствия. Но теперь ты понимаешь меня. Они долго за тобой наблюдают, ты знал? — За мной? — Да, Тэхён. Не все люди смогут вступить с ними в контакт. Твоя голова должна работать немного иначе, чем у других. Но, если честно, я и сам не знаю, в чём именно причина такой избирательности. Но они знают. И чувствуют. И тебя почувствовали. Когда ты начал выходить, никогда не задумывался: почему на тебя ни разу не нападали хищники? Не видел демон, хотя с высоты своего полёта он, как сокол, запросто мог увидеть и тебя, и твоих спутников. Не думал об этом? Ответ и без слов ясен: «Нет, не думал. Считал удачей…» Но Тэхён всё равно отрицательно покачал головой. Маска надёжно скрывала его широко распахнутые глаза. — Они могут управлять хищниками. Как дрессировщики, только без кнута и пряника. Можно сказать, что все мутанты на одной волне, но только наши. — Леон показал на парочку перед Тэ. — И подобные им, в силах передавать на этой волне сигналы, которым обязаны подчиняться остальные. — Они защищают нас? — Меня. И тебя. На других им всё равно. — Ответ прозвучал чрезмерно жестоко. Тэхён кивнул: сам не осознал ещё с чем именно согласился. А где-то на локомотиве Агуст, Кафа и сталкеры продолжали обследовать их единственный способ вырваться в новый мир…***
Вечером, с началом темноты, все группы в целости и сохранности вернулись в бункер. Обосновавшись в общем зале, решили отправляться в душ по очереди: кто-то ест, кто-то моется. Теперь-то группа Намджуна знала, в какие «душевые» вчера держали путь натруженные мужики. Привет, один общий бочонок с водой, в гниющей комнате… Минджэ громче всех кричал о том, как сильно устал, сгружая мешки с углём со склада в грузовые вагоны. Пограничник быстро влился в новый коллектив — сказывалась его прошлая работа. Иона и Давон сидели рядом с ним, и последняя, смеясь над Минджэ, выглядела весёлой… счастливой даже. Юнхо, кажется, впервые за долгое время говорил с кем-то, кроме Тэхёна, встав рядом с Хаджуном и Намджуном. Хосок ускакал мыться, а Сокджин помогал на раздаче порций еды. — Ты сегодня больно молчаливый, — Юнги обратился к Тэхёну. Этим ужином они сели рядом, а Чимин и Леон стояли неподалёку и даже общались будто давние друзья. Ну, конечно, в отличие от Намджуна, тоже посещавшего «Первую», Кафа был знаком со знаменитым иностранцем-знатаком-паровозов лично. Поэтому в том, что они могли пообщаться друг с другом, как старые знакомые, не было ничего удивительного. — А ты — нет, — Тэхён ответил тем же, ещё и в плечо пихнул, но Агуст отреагировал на всё до нельзя спокойно. — Знаешь, мне кажется, что сегодня я ненавижу тебя за то, что я сейчас здесь, немного меньше, чем вчера. — Почему? — Не знаю. — Зачерпнул ложкой кашу и продолжил с набитым ртом: — Может быть, потому что решил поверить в твою мечту? — Без издёвки. Юнги говорит искренне. Тэхён посмотрел на него удивлённо, но не решился продолжить. Механик и не требовал. Ныне рядом и сидеть проще стало — уладили прежний разлад мнений. — Как говорили у меня на родине: «Пока твой корабль не испытан океаном, судить: хорош он или плох — ещё рано*». — Леон сел со стороны Юнги, пихнув последнего в бок, чтобы подвинулся. Чимин остался наблюдать издалека с какой-то необъяснимо глупой улыбкой на лице. Пословица Леона была адресована и ему тоже. — О нет, отвянь с этими нравоучениями. — Агуст не менял свою грубоватую манеру, но теперь не только Кафа разглядел её фальшивость. — А я знал, что ты добрый малый, — продолжал лезть, под чужую «грубую» кожу, Леон, прекрасно замечая скривившиеся в улыбке губы механика. — Всё. Отвали, мужик. Это невыносимо. Я курить. Провожали Юнги общим смехом. Некоторое время погодя народ стал разбредаться по койкам — отсыпаться до нового тяжёлого рабочего дня. У костра осталось всего ничего: Тэхён, Леон, Чимин, Давон, Иона и Стивен. В палатке закрылись Намджун с Хаджуном и Сокджином. Общая зала практически опустела, и догорал большой костёр. — Давон. — Девочка вскинулась от неожиданности, оборвав свой диалог с Ионой. К ней обращался Тэхён. — Тебе идёт новая причёска. — Спасибо, — она скромно и тихо ответила на комплимент от столь странного адресанта. — Знаешь, Чимин сегодня признался мне, что твоё такое неожиданное решение обрезать косы его очень беспокоит. Надо было видеть лицо недоумевающего Кафы, не знавшего ничего больше, кроме прожигания лучшего друга уничтожающим взглядом. Тэхён на него не смотрел вовсе, хотя, конечно, чувствовал столь тяжёлый взгляд кожей. — Почему? Круг замкнулся, когда Тэхён внимательно прослеживал краснеющие щёки девушки, пока Давон не сводила взгляда с перекошенного от злости лица Чимина. А сталкер всё прожигал насквозь лучшего друга. — Боится за твою добродетель. Ну, знаешь, из миленькой девочки вдруг станешь воином, возьмёшь в руки оружие… — Это просто волосы, — усмехнулась Иона. — Не придавайте им большего значения, чем есть на самом деле. — Слышал? — Тэхён, наконец, ответил на взгляд Чимина своим. — Впереди нас ждёт много проблем, — вдруг заговорила Давон. — Беспокоиться о моей добродетели нет смысла. Я же сама решила идти. Я хочу этого. Никто не должен брать за меня ответственность, даже мой брат. Я иду сама… — Кто мы такие, и что мы делаем чтобы выжить — это разные вещи, — перебил девочку Хаджун, в компании Дока и Кэпа вышедший из палатки. На него сразу обратили взор присутствующие. — Девочка права. Она решила идти сама, как и все мы здесь. А значит, мы все должны понять одну простую вещь: дальше будет трудно. Мы все так или иначе станем воинами и будем делать ужасные вещи. Но всё это — ради нас. Новый мир таков, и мы обязаны принять условия его игры. Как там было, Леон? Изречение с твоей родины. — После дождя всегда светит Солнце*. — За это бы выпить, но нам пора спать. Завтра у нас тяжёлый день. А на послезавтра уже назначено отправление. Чимин быстро остыл, позволив Тэхёну его шутливо приобнять за плечи. Ещё утром они плакались друг другу, а сейчас тянет засмеяться назло всем тяжестям впереди. Че-ло-веч-ность? Она останется. Просто само это понятие придётся немного изменить. Подправить, чтобы не бояться потерять. Вот о чём подумали парни, закрывая глаза этой ночью. Новый день подарит шанс сделать последний шаг навстречу новому миру — с таким настроем и уснули все добровольцы с «Первой» и «Конечной» станций. Теперь они были одним целым — пусть и на совсем краткий срок. Потому что Солнце светит не только после дождя, но и после тёмной ночи. А тот, кто дольше всех решается смотреть во тьму — первым видит долгожданный солнечный свет.