…И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло…
Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсис)
— Юнги, слышал анекдот про зайчика и белочку? — Нет. Отъебись. Леон захохотал прямо в душной маске-противогазе, да так громко, что от стен близлежащих строений (тех, что ещё не рассыпались горой кирпичей и бетона) отразилось эхо. Группа лишь на пару километров удалилась от железнодорожных путей, вклинившись в одну из прежних улочек, более-менее сохранившихся после войны, а механика уже по полной выводили из спокойного состояния — куда-то в сторону пометки «бешенство». Леон ничего не боялся — даже чужого крайне краткого пробега меж спокойствием и яростью, а вот Чимин и Минджэ всё-таки немного отстали (сбежали), оставляя этот странный дуэт (практически) наедине. — Могу рассказать. Хочешь? — Нет. Отъебись. — А я расскажу. Слушай. — И понеслась… — Идёт зайчик по лесу, увидел белочку и влюбился. Говорит ей: «Белочка, давай вместе быть?» А она ему: «Ну, давай». Живут счастливо, но детей у них никак не получается сделать. Зайчик говорит: «Это, наверное, потому что я зайчик, а ты белочка». Она ему: «Наверное». Он предлагает: «Пойдем у совы совета спросим, она мудрая». Пришли к сове. Зайчик говорит: «Сова, вот живём мы вместе, любим друг друга, а детей нет. Это, наверное, потому что я зайчик, а она белочка?» Сова смотрит на них, как на дебилов и ухает со смехом: «Это потому что ты мальчик, и она мальчик!» Сначала все замолчали. Первым не выдержал Минджэ, хоть и шёл немного позади, всё расслышал и теперь еле слышно подхихикивал, слюнявя фильтр. Вторым не сдержался Чимин, но не засмеялся — закатил глаза, в сущности не выдав себя посторонним шумом. Юнги молчал, а Леон ждал от него хоть какой-то реакции. И дождался. Агуст, как гной, выдавил из себя вопрос, полный яда: — Думаешь, если я ростом не удался и по возрасту не дотягиваю, то не смогу по роже тебе двинуть? — Думаю, что ты можешь всё, кроме посмеяться над глупым анекдотом, а не воспринимать его в штыки. По какой-то необъяснимой для меня причине… — Слушай. — Юнги даже на месте встал, дёрнув Леона за руку. Группа из четырёх человек остановилась, как по команде. — Не лезь ко мне со своими идиотскими шутками. Я как-то непонятно прошу? Мне выучить твой родной язык, чтобы ты меня услышал? Или как бля? Заебал, Леон. Честно. Я сейчас один пойду, только бы в тишине. — Давай иди. Один. Вперёд. Только сначала уйми дрожь в руках. — Леон стал серьёзнее, переменившись за секунды — даже сквозь противогаз это отчётливо ощутилось. Юнги тут же отнял руку, но чтобы всё-таки скрыть свои истинные чувства под слоем злости, нужно озаботиться раньше, дабы подготовиться к чужой проницательности. — Пойдём в молчании, и все помрём со страха. Это же ясно. Даже меня трясёт в чужом городе и без поддержки. Что уж говорить про тебя и других. Просто признай, что ты не железный человек, которому всё нипочем, и жить станет легче. И шутки все смешными покажутся. И страх не будет так сильно докучать, ведь мы его на всех нас поделим в равных долях. Остынь, Юнги. И пошли дальше, времени в обрез. Двинулись. Агуст не бухтел, замолчав в принципе. Он и ответить не смог, хотя на язык прежде просились едкие словечки — и они попрятались. В окружении полнейшей неизвестности не помогала старая бравада, как доспехи покрывающая тело. Леон её сломал. Или это случилось раньше? Рядом громче захрустел бетон и слой снега, густо его объявший. Механик сначала насторожился, и лишь потом распознал знакомую сталкерскую поступь. Легче не стало, но Чимин навевал какие-то отстранённые мысли, слабо действующие на взбудораженное нутро успокоительным. Где-то на окраинах памяти зашуршало море, однажды увиденное в той — прошлой жизни. Запахло солью слёз… И сразу вспомнилась причина, по которой он сейчас шагал не по затхлой станции, а по новому городу мёртвой земли. Или это — лишь одна из множества причин, по которой он сделал столь страшный выбор?.. Головоломка на ближайшую… жизнь? Вот бы отвели достаточно времени, чтобы так обозвать этот временной «промежуток». Сколько ни учись, что анализировать «если бы да кабы» — бесполезное занятие, а отучиться от этой привычки не получается. Да и Юнги сейчас не оглядывается назад, виня Чимина во всех своих бедах. Ему просто страшно. И всё. Вот и дрожат поджилки. Вот и трясёт всего. Вот и самая главная первопричина натянутых до предела нервов… мыслей, что лезут и лезут, как рой тараканов на залежавшийся мусор. — Только не говорите мне, что и здесь мы не встретим тех, кто захочет нас сожрать. — Голос Минджэ отвлёк от пагубных мыслей, вереница которых тянула вытащить сигарету и снять противогаз, чтобы затянуться горьким дымом до отказа лёгких. — Радуйся, — одёрнул пограничника сталкер, недовольный чужим замечанием. Уж он-то прекрасно знал, что такие слова до добра не доведут; уж он то точно не хотел встречи с мутировавшими тварями! — Придурок. Радуйся, а не возмущайся. — Ты не понимаешь. Разве сидение под землёй целых пятнадцать лет стоило того, чтобы выйти наружу и не увидеть того, чем нас пугали всё это время?! Я ещё думал, не ошибся ли… А оно вон как складывается — так бы и сидел внизу, если бы не Тэ. — Потом ему спасибо скажешь. Когда набредём на стаю тварей. — Радиацией нас тоже пугали. А счётчик-то твой и трещать перестал через несколько часов после нашего города. Ещё немного и показания окончательно в норму придут. Ты сам-то как себя чувствуешь? Я, вот, полным придурком, как ты меня и назвал. Чимин тактично решил промолчать, не возбуждая новый поток слов. Минджэ хмыкнул в свою маску, кивнул, ускорил шаг, догоняя Леона и оставляя механика и сталкера плестись в конце. Он чувствовал себя до бесконечности правым. Эстафетная палочка точнехонько перешла в следующую буйну голову. И Чимин захворал тяжкими думами. Вроде вот — отпустил прошлое, идёт дальше. Но всё по новой: а зачем? А почему? Какого чёрта?.. И ведь люди-то действительно остались там — в этом проклятом метро — гнить, медленно умирать от туберкулёза и других, не менее страшных болячек. Ради чего? Мнимой безопасности, в которой Чимин раньше сам же был до тошноты уверен? Ради привычки? Ради каких-то иных целей вышестоящих лиц, простому человеку непонятных? Их там всех обманом держат в чертовой клетке под землёй! Всех. Близких, знакомых и просто… людей. Как же страшно, оглядываясь назад, видеть их несчастные бледные лица призраков ускользающего водой сквозь пальцы прошлого. Как же страшно… Вот почему все вокруг повторяют про: «Вверх» и «Вперёд». Чимин ещё только учится, но схватывает на лету, стараясь удержать от полного распада своё и без того покалеченное сердце — всё ещё слишком слабое пред жестокими законами и порядками новой реальности. Самое время вспоминать принцип взгляда на мир сквозь прицел снайперской винтовки, ведь так, действительно, намного проще жить. Чимин вдруг посмотрел на Юнги, идущего рядом. Плечом к плечу. За бронёй из крепких тканей и пластин свинца, накрепко вшитого в одежду, трудно увидеть и хмурый прищур, и губы которые никогда не разгадать на присутствие в их линиях улыбок или насмешек… Неосознанно сталкер улыбнулся. Это будет сказано сотни и сотни раз, потому что чувство вины — одно из самых тяжёлых на подъём. От него и избавиться сложнее, если это вообще возможно. Но когда рядом шагает близкий человек, то и другие уже не котируются на одной с ним ступени. Стоит признать, перестав корчить из себя всепонимающего ангела во плоти сталкерской брони с калашом наперевес. Ирония… Может быть, Тэхён прав, разбирая нужное и ненужное? Последнее — определять и выкидывать, а первому давать время до истечения срока годности, чтобы потом, путём не хитрых умозаключений, откинуть просто и легко, будто стереть из сердца — всё равно, что провести ластиком по черте от грифеля карандаша. Тэхён и живёт проще: не лжёт — самое главное — самому себе. Он такой, какой есть. И хватит об этом. От него, всего-навсего, стоит перенять это полезное умение — шагать по головам, не смотря под ноги. В ином варианте — «не оглядываясь». Не оглядывайся назад! Как же просто… — Стоп. — Еле слышно. Замыкающие уперлись в спины Леона и Минджэ. — Мы здесь не одни. Звучит более, чем зловеще.***
Дорога вдоль рельс и шпал показалась Леону проще, чем сквозь городские крошащиеся, занесенные снегом «джунгли», по самой короткой дороге добираться до местного железнодорожного вокзала. Поэтому он отправил идти по путям вторую группу, в которую вошли: Юнхо, Намджун, Хосок и Давон. Их задачей обозначили поиск наиболее пригодных для использования жилых вагонов, в то время, как Леон и его группа решили попытать счастья в поиске большего запаса топлива и иных немаловажных вещей. В том числе была и специальная грузовая дрезина, позволяющая отбуксировать найденные вагоны к оставленному в черте города локомотиву. Всё это Леон давно распланировал, вспоминая годы до войны, проведённые в городах этой страны, изучая железную дорогу вдоль и поперёк — отправляли командировкой с родины. Пути сохранились лучше вагонов и города, что не могло не радовать тех, кто предполагал и далее путешествовать сидя верхом на железном скакуне. Для такого скакуна требовалось топливо и устойчивые рельсы со шпалами: первое возможно восстановить упорными поисками, а со вторым могло лишь крупно повезти… Пока им везло во всём: от того, что пути и правда остались целыми, не повреждёнными взрывами войны, до отсутствия разветвлений по этим же путям, что могли запросто сбить с курса тех, кто пока изучал новый мир с большой опаской и страхом. Юнхо не покидало странное чувство, которое он никак не мог определить точным термином: тревога или страх? Вроде и разница не очень большая, но голову решение этого вопроса забивало знатно. Под ногами ломались хрупкие скелеты снежинок, а в голове перемалывался образ Тэхёна, что вроде бы пообещал остаться с Джином на локомотиве, но останется ли он верен своему же обещанию? — уже другой вопрос. Шаги давались с натугой, хотя они уже миновали большую свалку вагонов электропоездов, преграждавших локомотиву дорогу к городу. Юнхо сжимал кулаки, но шёл — хотел верить, забывая про мириады «но». И не переставал тревожиться и… бояться. Переживания изнутри никто не запрещал и никто не видел — самое главное. Все эти мысли, как и каждая другая мысль о Тэхёне, глушила собой и восприятие внешнего мира в том числе. Ведь Юнхо — одному из немногих (если не единственному) — за себя было не так страшно, как за другого человека. И это поражало, пугало — такая беззаветная привязанность взрослого мужчины к парню, который, по сути, никогда по достоинству не оценит столь бесценный подарок, давшийся (практически) за просто так… — Всё бы сейчас отдал за железную кружку с чаем. — Послышалось на периферии. Юнхо сильно вырвался вперёд, но спутники нагнали, и теперь их беседа, наконец, достигала его ушей. Говорил Хосок. — Оставь это «всё» себе, — ответил ему Намджун. — Ещё немного и напьёмся. Нужно только терпения набраться. И сил — для преодоления пути. Давон, едва поспевающая за широким шагом трёх мужчин, молчала, стараясь лишний раз не оглядываться по сторонам, где «гнутый» и таинственный лес степенно переходил в город устрашающим градиентом. Даже чая не хотела, желая лишь оказаться в месте, где безопасно и не так много воздуха… всё-таки привыкла к замкнутым пространствам подземелий и не знала: что такое этот бескрайний мир? Первым искру вдалеке заметил Юнхо. Он же и замер посреди пути, ощущая себя добычей более лёгкой, чем мышь для орла на открытой местности. Повезло, что именно в этот момент он выбрался из своих мыслей, вернувшись в реальность, не прельщавшую неё возвращаться. Всё произошло скоро: реакция военного сработала даже у Давон, пусть и недолго, но она тоже посещала военное училище на седьмой станции Аванпост. Четыре человека мигом скрылись в ближайших кустах, затаив дыхание… Впереди мелькал огонь, вокруг которого стояли… люди. Пять человек. И все без противогазов… Намджун титаническими усилиями сдержал свой раскатистый смех, рвущий его широкую грудь на части.***
Казалось, что в Тэхёне замер даже кровоток, хоть это и противоречило обозначению жизни в его теле. Глаза сфокусировались на когтях и клыках, на шкуре, скорее напоминавшей хитиновый покров насекомого, чем мех животных прошлого, представленный в старенькой энциклопедии, которую они с Чимином и Минджэ однажды нашли в библиотеке восьмой станции. Чудище смотрело в ответ, а тем временем человек, чья тень и завлекла Тэ в лес, сделал шаг, ловко и легко спрыгнув с небольшого возвышения на коем стоял прежде. Всё существо разрывалось надвое, но пока зверь не нападал, Тэхён решил отдать своё внимание человеку (это же человек?), медленно идущему в его сторону лёгкой поступью прирожденного охотника. Лесничего… Нет. Просто кого-то, кто никогда не был скован сыростью и тьмой метро, где многие шагали неуклюже громко — просто потому, что особо в замкнутом пространстве не разбежишься. Негде тренироваться столь лёгкому шагу, да и незачем. Но Тэхёну вдруг очень захотелось ему научиться! Любой необдуманный жест мог привести к непоправимому, поэтому Тэхён даже дышал едва-едва. Фильтр хрипел, знатно втянув в себя пыли ещё там — в городе, оставленном позади. Тэхён и не потрудился его заменить. Датчик не трещал, а желание глотнуть свежего воздуха, наоборот, кричало птицей, запертой в клетке страха и отчаянно взывающей к безрассудству, что обязательно должно её спасти… Человек (пусть будет так) уже подошёл ближе некуда — пара-тройка метров разделяли их от контакта. Зверь, словно позабыв, как рычал ещё несколько мгновений назад, стоял молчаливо — Тэхён чувствовал взгляд его страшных сверкающих глаз своей кожей. Но страх степенно отступал — вопреки здравому смыслу. В голове расползался странный, но знакомый туман, обволакивающий и дарящий спокойствие внутривенно — кровоток восстанавливался, приходя в норму и возвращая жизнь… — Кто ты? — Сорвалось с губ заторможенно. Противогаз заглушил собой звук, и когда человек, оказавшийся ну совсем близко, потянулся снять свою костяную маску, Тэхён по наитию повторил сие движение за ним.***
— Слышал? — Не. — Гули, наверное, шуршат поблизости. Нужно тише говорить, а то набегут… — Па, ты стал какой-то параноик. Успокойся. У нас патронов на целую армию хватит. Отобьёмся если что. — И то верно. Но, послушай, я же вот о чём говорю… Кто бы мог подумать! Стоит отъехать от метро на несколько часов, как они наткнутся на других людей! Минджэ прав — время чувствовать себя полным дураком, упрекая за потраченные годы в заточении. Но сейчас Леон гнал подобное прочь, потому что первостепенно — вызнать про чужаков всю возможную информацию, а уже потом предаваться глубинным размышлениям собственного бытия. Конечно, никто не собирался выходить на прямой контакт, ведь это могло бы стать последним решением, принятым в жизни. И в прошлом встречи с незнакомцем в том же лесу, в глуши — не всегда оборачивались хорошим исходом, что уж говорить о нынешнем положении вещей. Незнакомый город разрухой лежал вокруг, и кто бы предупредил заранее, что среди обломков старого, уместилось новое, и что в этих обломках кто-то… может жить. Леон завёл механика, сталкера и пограничника за стену обитаемого дома, поэтому их могли лишь услышать, но и тут мужчины затаили дыхание, выжидая продолжения диалога. Всё, что успели разглядеть: отсутствие тяжкой химзы, противогазов и присутствие… оружия. Какие-то старые автоматы, покрытые грязью, такая же грязная одежда: болоньевые куртки, шапки, штаны в заплатках и ботинки стёртые и давно потерявшие цвет. Лица бледные, бородатые, чумазые, но… человеческие. Два человека — судя по их разговору — отец и сын, сейчас стояли и говорили друг с другом — так просто! — в мире, где, как утвержлало руководство метро, не осталось места чистого от радиации! — Ты так и останешься в стенах Храма Иоанна? Неужели не видишь, что он не в своём уме, сын? — Отец. — Послышался тяжкий вдох и такой же тяжкий выдох: — Ты застрял в прошлом. Иоанн единственный, кто может нас спасти. Мы тут пятнадцать лет уж живём. И что? Выжили же. Нам ещё и завидуют вон — бандитов всё больше с окраин подгребает. — Сколько ещё раз мне тебе повторить? Иоанн в прошлом… — Избавь меня от этого. И вот — забери. Мне не нужно твоё оружие. И техника не нужна. Вот. Всё забери, — что-то зашуршало, брякнуло громко о деревянный настил перед домом. — Теперь ты точно уходишь? — Я устал жить изгоем, отец. У меня девушка там, друзья. Хочешь, чтобы я, как мама тут… зачах? Без еды, без лекарств… — Тогда тебе, в самом деле, пора. На какое-то время повисла полная тишина. Глухая и тяжёлая — придавила своей горечью и попрятавшихся путников. — Отец. — Начал, но не закончил. А продолжил уже глухими шагами, пропадающими вдали — так обычно прощаются навсегда. — Можете выйти. — Обратились напрямую к «шпионам» за стеной.***
— Вот тебе и мёртвая планета, — не унимался Кэп, нашёптывая себе под нос предложения, лишь ему казавшиеся смешными. — Они там… точно не мутировавшие? — неуверенно спросил Хосок. — Фон почти в норме. Это не сильно вредит здоровью. Если они живут здесь с самого начала, то давно привыкли и выработали иммунитет… Не мутация, а эволюция. Здесь остались сильнейшие… — Давайте оставим эти разговоры на потом, — вмешался Юнхо командным тоном. — Парни явно не добродушные местные жители, которые не откажут нам в помощи, если мы вдруг решим их попросить. — Или решим выйти сейчас к ним, — тихо кивнула Давон. Решение необходимо было искать немедленно, но головы, прежде до краев наполненные убеждением о смерти всего живого на поверхности, никак не могли вобрать в себя опровержение данного факта. Это казалось переломом всего, что было до — поэтому-то Намджуна прорвало на смех. Истерический. Мир живее, чем все они могли себя представить… А раз думали, что одни такие, то и не соблюли все правила безопасности. Стоило сначала отправить разведчиков, которые ловко бы исследовали местность и, вернувшись к оставленному у города локомотиву, доложили обо всём остальным. Далее было бы намного проще разработать план по добыче важных ресурсов и вообще — по всем возможным вариантом действий в принципе. Юнхо краем глаза глянул на Давон. Естественно, с девочкой за спиной он не будет рисковать успехом слежки за незнакомцами. Значит, в данный момент, они должны доложить обо всём другой группе — предупредить о наличии посторонних в городе. И вернуться всем вместе обратно к паровозу — мысленно Юнхо был уже там, ведь сердце в такой ситуации больше болело за один ходячий магнит для приключений. Внезапно чужие шаги раздались совсем рядом, и голоса из неразборчивой речи стали понятнее. Кем бы ни были эти пять человек — они приближались, а значит — покидать укрытие в кустах уже слишком поздно. Остаётся уповать на везение и удачу, которые, к слову, редко приходят к тем, кто их действительно ждёт. — Это должно быть где-то там. Точно вам говорю. Я видел и слышал. — Паровоз?! Смеешься? Он действительно тащит нас к чёрту на кулички за воображаемым паровозиком?! И мы ему это позволяем?! — Кончай орать, придурок. Если это правда, и какой-то идиот пригнал в эти края рабочий локомотив, то ты представь как мы быстро доберёмся до Ковчега! Несколько недель по путям и на месте, а там… Тут говорящие замолчали. Именно в момент, когда пять вооруженных до зубов мужиков миновали кусты, служивших засадой для тех самых «идиотов» с паровоза, у Юнхо зашуршала рация, условленная использоваться лишь в самых крайних случаях. — Мы здесь не одни, — громким голосом Леона, а за ним… Автоматная очередь — с этой стороны.***
Наверное, кто-то нажал на функцию замедления кадра в реальном времени, потому что момент снятия масок — открытия — затянулся на две небольшие вечности, слепленных в одну. Туман в голове успокаивал, но сердце колотилось, как бешеное, и голова шла кругом — в буквальном смысле. Как под гипнозом: стягивался противогаз, резиной прелипающий к коже, дрожали руки и качался маятник — обратный отсчет. Пальцы в перчатках словно задубели, хотя до этого Тэхён не мёрз… Под надзором зверя два человека уставились друг на друга широко распахнутым удивлением. Когда маски стёрлись, не надломившись в действительности, Тэ удивлённо заглянул в незнакомое, очень… юное лицо. Меховые накидки, маска, тяжёлая обувь — тоже вся перемотанная лоскутами меха — делали из человека напротив огромного рослого мужчину, но лицо под костью дикого животного оказалось совсем иным, чем рисовало богатое тэхёново воображение. Хрупкий воин настолько увлёкся наблюдением, что совершенно забыл о давнем (о-очень «давнем», да) желании глотнуть свежего воздуха, прочувствовав его вкус. Когда он вспомнил об этом, то уже в деталях разглядел чумазое, но симпатичное лицо напротив: что-то вроде сажи отпечаталось на впалых щеках, подбородке и лбу. Глаза, ранее показавшиеся слишком яркими и янтарными, всё-таки больше походили на светло-карий цвет, просто отблёскивали, как самые настоящие… звериные глаза. Похоже блестели глаза кошек, десять лет назад ещё иногда встречавшиеся в тоннелях метро. А воздух на вкус отдавал холодом и свежестью. Палитра незнакомых запахов с каждым новым вдохом вливалась в лёгкие неудержимым потоком. За выдохом тянулся вдох, и так они кружились без устали, насыщая кислородом внутренности. — Кто ты? — Нестерпимо хотелось узнать. Это было важно — услышать ответ и подтвердить, что кто-то напротив — не мираж. Тэхён не верил собственным глазам, нуждаясь в достоверности фактов, в подтверждении, что он не спит… вот только ущипнуть себя некого попросить, ведь даже на такой, казалось бы, простой вопрос он не получал ответа. От переизбытка чувств намокли глаза, под носом тоже намокло — солоноватый привкус крови на губах оповестил не о пролившихся слезах, а о новом кровотечении из носа — так организм кричал о скорой помощи — ещё немного и не хватит его небесконечного запаса сил. А человек… юноша в одном от Тэхёна шаге, склонил голову к плечу, своего взгляда не отвел и даже не моргнул. О чём он думал? Пытался подобрать слова или просчитывал степень чужого сумасшествия? — от перекошенного то ли скорбного, то ли блаженного лица никак не исходила аура нормальности. Боже. Ну скажи же хоть что-то! А в ответ глухая тишина, что делает только хуже. Выстрел, прозвучавший далеко, вдруг задел и Тэхёна. Это последняя капля, рвущая натянутую до предела струну. В глазах темнеет. И только чьи-то (понятно чьи) сильные руки не дают упасть, навеки потерявшись в груде камней и снега где-то на окраине вселенной, ведь именно в этот момент жизнь хрупкого воина снова делится, логически обменивая одну вселенную на другую…