— Убить или пощадить? — Пощады не существует. Мы её придумали, создали в тех частях мозга, которые слишком сильно развились с первобытных времен. — Но это значит, что не существует и убийств. Просто мы придаем им значение.
Ганнибал
Леон целится. Минджэ рядом задерживает дыхание. Дилемма о добре и зле в это мгновение до абсурда бессильна. — Я того, кто слева, ты — справа. По центру будет заложником. — Они же люди… — Будь у них такая возможность, как у нас, то ты бы уже лежал с пробитым затылком лицом в землю. Стреляй. — Так подвёл итог Леон, когда они только подходили к стоянке сектантов. Минджэ, последовав примеру старшего, прицелился тоже. План был прост: одновременно убить сразу двух из троицы, чтобы потом поймать и допросить третьего — самого разговорчивого. Всё просто. Сложно. Но это уже вопрос этики и морали. Наконечник винтовки предусмотрительно украсили самодельным глушителем, чтобы не привлечь к разборке ненужное внимание. Сейчас на их стороне лишь скорость, тьма и тишина. Всё остальное — против них. Вот и получилось — во враждебном мире приходится и самому вести себя враждебно. Иначе — носом в землю, и предаваться процессу гниения с последующим полным разложением. Смерть — это просто. Цепляться за жизнь — сложнее. Руки дрожат, дыхание сбивает прицел. Минджэ ещё никогда не убивал людей! Да и в мутанта стрелял лишь однажды, успешно промахнувшись… Страшно, что у Леона с виду ничего не дрогнуло. Он как стоял ровно, ждал подходящий момент, так и стоит. Минджэ честно надеется, что этот «подходящий» момент не настанет никогда. — Стреляй.***
Юнхо холодно. Он внезапно так отчётливо это ощущает. Холодно. По-настоящему. И одиноко. Словно он совсем один на этом локомотиве, пристроился на носу и сидит. И никаких друзей за железным коробом рубки. Страх за Тэхёна живёт с ним очень долгое время, что уже вывелась привычка. За этого парня всегда страшно — не без причины. Но сейчас страх всё-таки другой — более полный. Проедает до костей, ломает и крошит всё внутри. Одиноко — это не сейчас. Это про будущее. Без Тэхёна Юнхо не сможет жить. И вот здесь уже стоит подвести черту. Взгляд упирается в тела железных электричек впереди. Они все искорёженные, поваленные ржавой кучей — кто вниз брюхом, кто — вверх. Как самые настоящие трупы. Мёртвые до жути, никому ненужные. Бессмысленные. Точно, каким себя чувствует Юнхо. Жаль, что нельзя устало пожать руку, оказывая понимание. Лес, подсвеченный луной, шевелится под порывами ветра, скрежещет, воет. Но Юнхо подобных трюков не боится. У него, как говорилось выше, свой бич, в котором сконцентрировались чувства. Под рукой лежит ваншот, за спиной — винтовка. Пусть хоть кто-то попробует сунуться. Даже сон, всё норовящий прикрыть тяжёлыми веками внимательные глаза. Вдруг за спиной хлопает дверь рубки, и раздаются тихие шаги. Подобравшийся было Юнхо, сбавляет уровень собственного напряжения — узнаёт ночного гостя по шагам. Свой. — Ещё не время меняться? — Мы не назначали очередь. — Да, но и позволить кому-то отдуваться за всех — как-то не по-дружески. — С каких пор мы стали друзьями? — С тех самых, когда в одной лодке оказались, Командующий. Хочешь ты этого или нет. Но чтобы выжить мы должны доверять друг другу. Помогать. Командная работа. Слышал о таком? Хосок сел рядом, не дождавшись ответа. — Твоя сестра не будет плохо спать? — Важнее, что её сон будет безопасным благодаря тому, что я сменю уставшего часового. — Я не устал. — Вон там. — Хосок указал пальцем в сторону леса. — Что-то стоит, глазами светит уже минут десять. Я всё ждал, что ты заметишь, но не дождался. Постой! Оно нас не трогает, — он поспешил удержать дёрнувшегося ночного сторожа. — Сейчас не трогает. — Мне могло показаться. — Нужно проверить. — Хотело бы напасть — напало. Хватит с нас убитых мутантов, не желающих нам зла. Тот белокожий тебя ничему не научил? — Тэхён рассказал? Хосок пожал плечами. Из двух — свидетеля и убийцы — только один страдал многословием. — Иди отдохни. За несколько часов ничего не изменится. — Я так не думаю. Чем-то они с Тэхёном всё-таки похожи… Твердолобые упрямцы. — Знаешь, давно думал сказать тебе, что я не в обиде за те… показательные выступления. Сам каюсь. Теперь, когда мы все, моя сестра в подобном положении, то я всё понимаю. И поступил бы, как ты с таким, как я. — Хосок искренне улыбнулся, зная, что на него и не смотрят в этот момент. — Просто чтобы ты знал, что я не держу зла. — Ты победил. Я спать. — Юнхо скоро встал, стоило его соседу договорить. — И тебе сладких снов, Командующий.***
Не было громкого звука выстрела. Лишь отдача в плечо и щелчок, после которых — гнетущее затишье. Пустота. В воздухе и сердце. Два попадания в яблочко. Мозги во все стороны, две пробитые головы и дикий крик единственного выжившего — доза адреналина. Леон закидывает винтовку на плечо, ускоряется, хватая за шкирку, взбесившегося свидетеля-пленника, возможного доносчика. Минджэ лишь собирает самого себя по частям — ему страшно туда идти. Там, где теперь ляжет человек. Ляжет и больше не встанет — по его вине. Это Минджэ нажал на курок. Это он убил. Леон лишь направил, но не выстрелил за него… Не на кого переложить вину за чужое прерванное исчисление лет. — Заткнись, — Леон указал тихо, не спешил перебивать вопль загнанного в ловушку сектанта без рода, но с племенем, о котором и должна пойти речь. — Замолчи или тебе тоже башку прострелю. — Я нужен вам! Не убьёшь, ублюдок! — В лицо плюнул, сразу как закончил кричать. Леон даже в чертах не изменился, когда впечатал мощный кулак в чужой нос. — Нужен только твой рот, чтобы сказал нам где другие попрятались, а о других частях тела уговора не было. Пленный заверищал так, что по лесу прокатилось многократное эхо. Леон выстрелил ему в ногу, героически избавив от возможности сбежать. — Говори. — Что?! Что ты хочешь знать?! — Бедняга из последних сил держался, чтобы позорно не заскулить, как полудохлая псина, но вместо этого выл и кричал осипшим голосом не менее жалко. — Где медик, о котором ты так живо трепался совсем недавно? Сектант уже не знал где себя хватать, чтобы облегчить боль. Из носа текло красным, кожа вокруг пухла синяком, а нога горела, словно её жгли наживую раскалённой кочергой. — Зачем вам знать? — Сплёвывая кровь мужчина (в темноте не определить даже его точный возраст) что-то ещё хрюкнул, но Леон не смог разобрать и слова. Собравшись с силами, пленный всё-таки проговорил напоследок, более отчетливо: — Иоанн сам к вам придёт… Скоро встретитесь.***
— Совсем уже… всё не в порядке, Тэ? — Чимин никак не мог осознать происходящего на его глазах. И понять это происходящее для него — тоже чересчур. Такое не понять. Тэхён остался рядом с Чонгуком, а сталкер, опершись о холодную стену спиной, переводил свой взгляд с одного на другого, как последний дурак. К этому его не готовили в военном училище метро и не предупреждали после — на службе. — Я потом всё тебе объясню. — Что ты собрался объяснять?! — Не шуми. Просто на секунду остановись и подумай. Разве до тебя ещё не дошло? — Тэхён устало вздохнул, получив в ответ отрицательное мотание головы. — Сектанты, мутант, которому они поклоняются, связаны — я абсолютно уверен в этом — вот с ним. — Он показал на Чонгука. — Когда мы с ним встретились… «Зачем ты говоришь ему?» Тэхён успешно игнорирует вопрос, прозвучавший в его голове. — Медведь. Тот мутант, о котором ты говорил. Он был с ним. Такого ни с кем не перепутаешь, уж поверь мне! — И что мне даёт это знание? — Чимин, ты тупой? «Я не буду вам помогать». Чонгук оказался сообразительней. — Я хочу помочь не только нам, но и тебе. «Мне не нужна помощь». Опять! Опять вернулся этот холод — в голос, в слова, в жесты. Янтарные глаза стали ярче и страшнее. Но Тэхён победил испуг, который сбил с ног в первый раз, когда Чонгук вдруг стал вести себя враждебно. Они уже прошли подобное. Сейчас остаётся закрепить. Тэхён искренне надеется, что не ему одному больше нравится обниматься, а не рычать и сидеть в голодном одиночестве. — Расскажи мне. Просто расскажи о тебе, о месте, где мы сейчас, о местных, о… твоих друзьях здесь, — он успешно оговорил резкое «мутанты» более приятным на слух понятием. — Я тебе не враг. Ты сам мне помог. Помог Чимину. Прошу, позволь теперь мне ответить тебе тем же. «Мне не нужна помощь». Так всегда говорят те, кто больше всех в помощи нуждаются… Тэхён это лучше многих других знает. По личному опыту. — Ложь. Перестань вредничать. — Тэхён подтянулся ещё ближе и щёлкнул по носу, как маленького нашкодившего ребёнка. Воспитательный процесс. Или дразнилка. Но Чонгук замер сначала в непонятках, а потом насупился, раздув щёки. — Ты сам сказал, что всё видишь. Так посмотри. Разве я желаю тебе зла? «Он желает». — Чимин ничего не понимает. Он проснулся несколько минут назад. Что с него взять? — Тэхён. — Сталкер шумно сглотнул. — Как ты с ним разговариваешь? — Долго объяснять. «Что ты сделаешь, если расскажу?» — Выберусь отсюда. И заберу тебя с собой. Лучшая защита — это нападение. И здесь, бесспорно, первенство берёт Тэхён.***
— Шагай, верблюд. Шагай. Ничего-ничего, не с такими ранами придётся учиться выживать. — Да я вас всех!.. — Да-да. Мы уже это слышали. Вперёд. Под прицелом ваншота (Леон не поленился на деле показать огнестрельную мощь этой, с виду простоватой, игрушки) сектант шагал наощупь в темноте. В просвете можно было разглядеть тропинку — её увидит знающий, но для чужаков она совершенно незаметна. Леон нацепил на шлем прибор ночного видения, поэтому максимально вглядывался в пространство, подмечая необходимые детали. Тропинка — одна из таких деталей. Минджэ, растерявший харизму пограничника, тихо держится позади. — Твою мать, мы вас порвём! Вас всех!.. — А по рассказам вы ничего сами не можете. Кто там у вас в божествах ходит? — Не смей Его трогать, ублюдок! Твой грязный рот не смеет даже намекать на него! — Я одного понять не могу. Ты собрался на нас весь лесной сброд натравить своими воплями? Пленник остановился. Хрипло забулькал-засмеялся. — Нет. Только на вас. — Так ты уже сколько орёшь. И никого нет. — Леон тоже посмеялся. Ни крупицы страха в его голосе, облике, жестах… Всё ему по плечу и по зубам. А если посмеют тронуть — сам перекусит пополам. — Ты, мужик, всё своими яйцами стальными хвалишься. А стоит гулю просто прыгнуть из-за угла, как ты очень скоро станешь не больше, чем кучей его говна. Если повезёт. — Ну это только время покажет, кто станет кучей говна, а кто нет. Шагай давай. — Начал подталкивать, а сектант затоптался на месте и рухнул в снег. Леон потянулся руку ему дать, а тот из-за пазухи каким-то лезвием небольшим махнул. — Тоже мне, верующий человек. Только и можешь, что другим вредить, да? Ради своего блага. — Леон немного расстроенно посмотрел на порезанную перчатку. Теперь будет дырка. Опять зашивать… — Кто бы говорил! — Сектант заплевался на эмоциях скопившейся во рту слюной. От злости, от неудачи руки его опустились. Лезвие упало в снег. — Кто бы говорил, убийца! Ты моих братьев застрелил — даже на секунду не задумался! Не тебе мне морали читать! — Так я ни в кого не верю. И несу ответ только перед самим собой. Это тебе ещё перед Богом твоим стоять. А я как-то сам справлюсь, когда время придёт. Да и… посчитай сначала сколько вы человек в жертву принесли. Даже не задумались. У меня пока что только двое на счету. — То были не люди, а жертва. Не лучше диких зверей, совсем как ты. — Кончай. Вставай и пошли дальше. — Ты уверен, что он нас правильно ведёт? — спросил Минджэ со спины. Это были его первые слова за достаточно долгое время. — Что мы сейчас не в западню идём? — Не уверен, — Леон ответил честно. — Но выбор у нас не велик, поэтому пошли. Потом придумаем, что делать с ловушкой. Бывший пограничник как-то бесстрастно пожал плечами, мол, твоё дело. Хотя дело-то до сих пор их общее. Он помог сектанту подняться и пихнул вперёд. Что странно — его пленник никак не задел словами и даже пошёл дальше, на что Леон только хмыкнул. Странный заёб, но молчание не могло не радовать после потока ругани и оскорблений. — Скажи честно, Леон. Почему ты здесь? — Минджэ удивил внезапным вопросом спустя какое-то время их шествия. — У меня есть цель, к которой я стремлюсь. — Как у Тэхёна? — У Тэхёна больше мечта, а не цель. Он не знает своего точного конечного пункта. А я знаю. И к нему стремлюсь. — Даже с учётом того, что мы вполне можем скоро умереть, ты не скажешь, что это за цель такая? Конечная. — А ты со мной поделишься секретом в ответ? — Ты живёшь намного больше меня. Если у кого и есть цель достичь чего-то на поверхности, то у тебя. А я здесь ещё ничего не знаю. Леон покивал. Согласился. С фактами не поспоришь. Они шли цепочкой друг за другом, поэтому когда говорили, то Леону приходилось оборачиваться, чтобы Минджэ его услышал. — Война разделила меня с моей семьёй. Но я надеюсь, что нам всё равно ещё суждено встретиться вновь. Посмеют тронуть — перекусит пополам, а если не суждено, то станет таким. Леон перевернёт мир, чтобы это стало возможным. — А та фотография, про которую старик говорил… — Да. Моя семья. — Спасибо. — За что? — За тайну. Я унесу её с собой в… — Погоди себя хоронить, парень. Мы пока не пришли. И мы всё ещё живы. Успеешь сто раз растрепать мою «тайну». И я, честно, не против. Только больше не говори ни про какие могилы.***
— Давай так. Ты — мне, а я — тебе. По одному ответу на вопрос. Я спрашиваю и ты отвечаешь. Потом отвечаю я. Это будет как игра. Чимин опустил руки врубиться в происходящее. Он не понимал. Чувствовал себя наркоманом, плотно подсевшим на «плесень» и зревшим какие-то выдуманные приходом видения. В метро таких на каждой станции хватало. «Плесень» — скопление неопознанных органических веществ на влажных стенах станций и границ. Эту гадость пытались травить, но она появлялась вновь. Кто-то додумался соскребать её, давить жидкость внутри, а потом вкалывать себе. В вены. Долго такое не могло продолжаться. Вены в месте постоянных проколов начинали наживую гнить. Человек умирал медленно и мучительно, но с сумасшедшей улыбкой на лице — одна из самых страшных картин, которые Чимин видел когда-либо. Сейчас ему казалось, что он очень близок к таким. Смерть его будет наверняка мучительной. Без улыбки. И с гниением где-то в стенах этой комнаты… А Тэхён воодушевлённо щебетал сам с собой, смотря на молчаливого парня в меховых накидках. Чем не цирк? Самое настоящее представление уродцев. — Где твои родители? Семья? «Я один». — Совсем-совсем? Но кто-то же должен быть… Хорошо. — Тэхён сдался идти по изначально выбранной дорожке викторины. — Моя семья сейчас на локомотиве. Ищет и ждёт меня, как Чимин. Тогда… Ты помнишь хоть что-то, что было до войны? «Что такое война?» — Ты… Не знаешь времени до войны? Чонгук, явно не желая повторять уже сказанное, отвернулся. Тэхёну пришлось коснуться его, привлекая внимание. — Война… Понимаешь? Когда-то мир был совсем другой. Людей много, красивые дома, цивилизация… а потом это всё сломали. Вот что такое война. «Я помню только такое, как сейчас». — А сколько тебе лет, ты знаешь? «Ты не ответил на вопрос». — Я… успел увидеть то, что было раньше. Совсем немного. И я был совсем маленький. Но я успел запомнить. «Не понимаю. То, что было раньше… Не понимаю». — Теперь ты. — Если ему выгодно и надо, Тэхён решает играть по правилам, в ином разе — вечно все правила нарушает… — Ты знаешь, сколько тебе лет? Вместо ответа Чонгук подполз к тому самому ящику, который Тэхён окрестил пандорьим. Открыл, порылся в нём. Шкатулку не достал. Зато вытянул мятый блокнот в тёмно-коричневой, тканевой обложке. Без задержки отдал вещицу Тэхёну. «Здесь». На жёлтых от времени страницах подвивались кривые записульки, вышедшие из-под пера неизвестного автора. Тэхён умел читать, но разобрать почерк мог с трудом — через слово-два едва ли что-то действительно понимал. — Чимин, поможешь? — он ожидаемо вспомнил о друге только тогда, когда тот ему понадобился. Сталкер не блистал силой подняться на ноги, поэтому Тэхён сам к нему переместился, всучив в руки блокнот. — Кажется, он против, чтобы я тебе помогал, — сказал Чимин, намекая на хмурого Чонгука в стороне. — Извини, Чонгук. Я не могу разобрать, что здесь написано. — Тэхён… — Что? Сталкер нервно перелистывал страницы. — На каждой странице есть подпись внизу. Имя… Иоанн. — И что с ним не так? — Этот человек. Он… стоит во главе сектантов. Я запомнил имя. И теперь… совсем ничего не понимаю.***
Юнги так и не смог уснуть. Когда, покинув сестру, из рубки вышел Хосок, он сел, а когда зашёл Юнхо — встал и подошёл к стенду с картой. До этого момента он как-то несерьёзно отнёсся к изучению их маршрута. Теперь бессоница за бесплатно подарила ему время и шанс. Топографическим кретенизмом механик не страдал, наоборот — обладал прекрасной памятью. Его проклятье и благо — в одном лице. — Что там пизданули те долбоёбы, которые по вам огонь на путях открыли? — О чём именно? — откликнулся Юнхо, ещё не успевший даже коснуться головой скомканной куртки, служившей Хосоку подушкой. Количество спальных углов ограничено. — Про место, куда они собирались. — Только название. Ковчег. И что на паровозе до него скоро можно было бы добраться. Карта не дала ответа на вопрос, где мог бы находиться Ковчег. Юнги просмотрел множество окрестностей; Юнхо успел уснуть. Но, скорее всего, речь шла либо о каком-то секретном объекте, либо об объекте, появившемся уже после того, как создали карту. Потому что ничего, даже отдалённо созвучного, механик найти не смог. И здесь — ничего. Бездействие ломает человека, непривычного к нему. Юнги всегда забивал голову делом: оружие, проверка оборудования, снова оружие. Он мастерил, читал о том, как мастерить. В перерывах предпочитал пить, что, опять же, помогало ему не-без-дейс-тво-вать. А сейчас… он вынужден просто ждать. Непонятно чего, кого и когда. Просто ждать. Верить в чудо — Юнги не учили в детстве. Но он зачем-то верит, что услышал голос Чимина не в последний раз.***
Огни выдали искомое убежище. Леон не спешил сдавать позиции, целился ваншотом пленнику меж лопаток, но позволил себе улыбку победителя. Даже если это ловушка, то одна из тех, которую можно покорить и идти дальше. Он не сомневался в себе и своих силах. Где-то в десяти метрах на подходе к неказистой постройке с горящими факелами по периметру сектант дёрнулся и закричал диким воплем — ничем, впрочем, не удивив. Подобного от него и ожидали. Не мог же он молча позволить врагам напасть на родное место — решил предупредить. Леон даже не выстрелил, когда тот сорвался с места, хромая на больную ногу с застрявшей в воспалённой от ранения плоти пулей. Подмога не заставила себя ждать, только одно сектант не предусмотрел, когда кричал, созывая братьев своих на кровную месть чужакам. Всё-таки Леон и Минджэ как держали в руках внушительную огневую мощь, так и продолжают держать. А общество Иоанна отвергает все возможные современные изобретения и виды оружия. Так и схлестнутся два войска, в одном из которых пара огромных мужиков с винтовками, дробовиками, а в другом — орава дикарей с ножами и вилами. Леон насчитал дюжину человек, не беря во внимание уже раненного, скрывшегося за спинами друзей. Щёлкнул предохранитель… — Стоп! Не стреляй, мужик! — Хоть одна причина, чтобы я последовал твоему совету. Из небольшой толпы перед полуразрушенной аркой какого-то дома на подходе к городу (Леон понял, что лес в итоге вывел их к окрестностям близким вокзалу) появилась женщина средних лет с грязно-алым платком на голове. — Эти люди не брали вашего медика. Они тут просто живут и защищают своего. Тебе нужен Иоанн. — Нужен-то нужен. Я уже понял, у кого мне аудиенции добиваться. Только всё никак не могу до него дойти. — Ты почти дошёл. Позволь только помочь тебе. — С чего такая милость? — Мой сын. Я хочу его защитить. Ты не уйдёшь без координат верховного. Я понимаю. Поэтому предлагаю вариант, в котором ты находишь того, кто тебе нужен, а я продолжаю воспитывать своего живого и здорового сына. Наконец, опустив взгляд, Леон и Минджэ увидели маленького мальчика у ног обращавшейся к ним сектантки. — А не боишься кары божьей? Или что там у вас есть в ассортименте для предателей. — Страшнее потерять сына. С карой я как-то справлюсь. С потерей — нет. Леон кивнул. Опустил оружие. За ним выдохнул Минджэ. Но и тот, и другой прекрасно понимали чем может обойтись подобный исход каждой из сторон. Пощада — временная мера. В любом случае кто-то умрёт. Но это будет потом. Сейчас есть только женщина, которой плевать на всё, кроме своего ребёнка. И это, в самом деле, достойно уважения.