Я спустил на их лагерь сель. В пять минут они остались без техники, без связи, без палаток. Без всего, только одежда и оружие. Спустив на перевал лавину, я запер всех в долине, как в мышеловке. И тогда я начал охотиться на них. Выслеживал и убивал по одному. Все честно! Равные шансы. Они охотятся на меня, я — на них. Не знаю, скольких я убил, но стали попадаться убитые не моей рукой! Скорпионы в банке со страху начали жалить друг друга! Как я тогда смеялся! Как смеялся!
Павел Шумилов
Тэхён помнил своё прошлое лишь редкими кусочками многочисленного пазла — тем самыми, затерявшимися из общей массы. Но он точно знал: детство его полнилось счастьем быть искренне любимым ребёнком, ведь из того времени только и смог унести, что любовь матери. А любовь отца сконцентрировалась немного в ином русле — в его продолжающейся жизни… Из рассказов мамы Тэхён знал, что папа буквально вынес их из завала, когда посыпались от ударной волны стены зданий. Бомбы точечно приземлились в несколько участков города, сметая всё в ноль в эпицентре взрывов и только лишь больно задевая на окраинах. Поднялась паника, завыли сирены, народ неорганизованными кучами бросился к бомбоубежищам и метро, так как то изначально и строилось для этих целей (успели предвидеть атомный конфликт). Человеческая мясорубка грозно зачавкала подошвами брендовых (и нет) ботинок… Только отпраздновав четвёртый год от своего рождения, Тэхён, конечно, был ещё совсем маленький, чтобы помогать. Тогда он, в самом деле, боялся. Это сейчас всё кажется по плечу, а тогда и без того большой мир казался огромным и бескрайним. Взрывы — того разрушительнее. Шрамы до сих пор напоминают прошлое — кривыми дорожками по коже. Под одеждой их никто не видит. Но больший шрам, конечно, не телесный. Тэхён знал: тогда катастрофа забрала у него отца (так ему сказали), а несколько дней назад (с задержкой в полтора десятка лет) не стало и его матери. И не думать об этом круглые сутки — лишь по причине желания бежать вперёд без оглядки. Зачем вспомнил сейчас? Зачем измучил себя этой паскудной ностальгией? Снова. Вот так затосковал о том, что не может вспомнить отца. Его лицо… просто лицо, которое он уже никогда не увидит даже в своих мыслях, но зачем-то раз за разом подумает о нём, вновь и вновь истерзав сердце. — Он родился через пару месяцев после ядерных ударов. Здесь. Как такое возможно? — Чимин всё читал между строк чужой блокнот. — Этот Иоанн, кажется, его отец. Ну или тот, кто заботился о нём. Какое-то время. Но как такое, чёрт возьми, возможно?! — Негодование на негодовании. Бесконечный кошмар. — Значит, война случилась не везде. — Допустим, этому парню не больше пятнадцати лет. Допустим, его отец — повёрнутый главарь сектантов. Допустим. Но где здесь связь с поклонением народа какому-то мутанту. — Сам подумай, Чим. Кто станет поклоняться мальчику? Если такое и возможно, то только не здесь. Пусть Чонгук и мутант, но он больше смахивает на человека. А толпе людей, оставшихся выживать после войны, необходимо было бы что-то более внушительное… чем маленький мальчик. — Ты говорил, что видел того медведя… — Он подчиняется Чонгуку. Теперь понимаешь? — Иоанн это использует? — Или защищает так своего сына и прихожан. Защищает так, как умеет. Откуда нам знать… — И ты говоришь, что хочешь увести его? С нами? Куда тогда денутся сектанты. Если это правда, то мы должны оставить всё так, как есть. Не наше право — вмешиваться в чужой микроклимат. Медведь, потеряв хозяина, сожрёт живых. Или пойдёт за нами, если этот пацан заморочится или… что он там делает? Тэхён молчал. Под взглядами двух внимательных пар глаз, он надламывал себя изнутри. Этот процесс происходит долгое время, но в моменты, подобные нынешнему, он чувствуется полнее. «Я хочу» — не чьё-то благо. Но порой только чужой эгоистичный жест способен перевернуть ход истории. Всё тело дёрнулось, пусть и знало, что в той стороне его ждёт несоизмеримая ответная сила. Чонгук, хоть и младше, но больше, во много раз мощнее — жизнь его закалила. Тэхён рядом с ним — до обидного хрупкое существо с бледной кожей и истончавшими запястьями. Но остановить его порыв ни у кого бы не получилось. Хоть какой силой — даже острым набором когтей. Тэхён слишком сильно хочет найти причину, чтобы перевернуть чужую жизнь с ног на голову… Он вцепился в гору накидок, в тряпки самой последней свежести — ногтями до дыр. Ветхие доспехи, но крепкие мышцы под ними. Парадокс. Но и так Тэхён смог лишь немного открыть флёр детской тайны, и шрамы… нанесённые не рукой войны. Нет-нет… «Я тебе помогу!» До слёз. До вывернутых внутренностей — образно. Наружу — лишь капли крови. Случайной, бессмысленной. Но нужной. Ещё один парадокс на счету. Вскрик, не сорвавшийся с чужих губ, заставил замереть. Чонгук от неожиданности не удержал повязки на руке, поэтому полоснул (слабо) по лицу, возникшему слишком близко. Оставил два росчерка на коже. Сам испугался, даже не вспомнив об уродстве, которое всё прятал, не желая никого пугать… А теперь смотрел, едва не выронив глаза из глазниц — так широко раскрыл веки. — Тебе здесь холодно. Это заговорило сердце. «Я хочу помочь». Какой болтливый и глупый орган!***
— Просто говорю, что я обучался нескольким видам борьбы, в идеале знаю самбо и смогу заломать тебя, даже не вспотев. — Я пуганая. Можешь не стараться. — Жаль. Думал, получится напугать достаточно, для того, чтобы нож в спине не найти. — Если честно, у тебя больше шансов ударить меня ножом. — Я знаю цену чести и достоинства. Мы договорились. — На том и порешим. Леону и Минджэ пообещали, что идти недолго. Базы сектантов по каким-то личным стратегическим предпочтениям находятся близко друг к другу. Но до Иоанна придётся преодлеть ещё несколько, встречая на пути факелы и вилы… Провожатая оказалась не больно-то разговорчивой, но то — не повод унывать. Леон просто отвлекался от мыслей, что их скорее всего ведут в ловушку. Конечно, огнестрел решит часть проблемы, но и полностью опираться на преимущество — всё-же не стоит. Свет факела и фонарей (теперь можно было не прятаться) выжигал в тёмном ветвистом пространстве леса достаточно, чтобы чувствовать себя комфортнее, чем прежде. Раньше шли наощупь, а теперь подобных неудобств не испытывали. И никто не орал под ухо о том, какие все они ублюдки… — Тэхён бы сейчас посмеялся над нами. — Почему? — Нам нарассказывали о том, как в этом мире опасно, а на деле мы до сих пор встретили только других людей. — Минджэ, не спеши каркать раньше времени. Это мы пока никого не встретили. Что будет дальше — сплошная неизвестность. — Гули сидят в городе, а вы шастали по его окраинам. В других лесах, там, откуда приехали вы — возможно — больше живности водится. У нас леса полупустые на хищников. Он всех перепугал или сожрал. Только олени да всякая мелочь осталась. — Вы такой акцент делаете на слове «Он», когда рассказываете. Слышал, что это просто зверь, переживший мутации. Не слишком много чести для бурого лесного лежебоки? — Когда у людей не остаётся ничего, кроме веры, то и медвежонок станет Богом. Думаете, что мы смешны? Обратите внимание на себя. Вторглись на чью-то территорию, убили местных, а всё смеётесь над нами. — Приносить в жертву других — тоже не образец адекватности. Ты должна это понимать. Сколько вы скормили вашему зверю? А сколько ещё скормите… Нигде не чешется чувство вины? Или то, что ты не прикладываешь к этому процессу руку — не считается за убийство? Женщина не ответила. Свет выхватил из тьмы фигуру, отдалённо напомнившую человеческую. Внутри всё похолодело от вида мутанта. Даже Леону сделалось не по себе, когда в него вперились абсолютно чёрными глазами без белка. — Пока есть жертвы — нас не трогают гули. Посмотри на него. Таких в городе сотни. Они сидят в наших домах стаями, и стоит хоть кому-то зайти туда — накинутся скопом и в миг обгладают косточки… — Она устало выдохнула и договорила: — Мы выживаем так. И не вам, приехавшим из ниоткуда, судить где хорошо и плохо. Просто уходите и не возвращайтесь. Никогда.***
— Сиди тихо, — грубо говорит Чимин. — И ты сиди! Оставайся на своём месте, если хочешь, чтобы я помог ему. Понял? Ты же понимаешь меня?! Нужно обработать его порезы, и если ты будешь мешать — я это сделать не смогу. В наборе сталкера есть огромное множество нужных вещей в полевых условиях. В том числе: аптечка с бинтами, антисептиком, иглами (самыми обычными, без специализации) и нитками, какими штопают дырки — на одежде и теле. Содержимым аптечки Чимин и решил воспользоваться, чтобы помочь лучшему другу. — Не огрызайся на него. — А ты вообще не шевелись, идиот. — Больно. — Переболит. Мастер на все руки — о чём-то таком говорили. Много раз. Но не только механик умеет творить чудеса… Всё это время живущий под боком сталкер втихомолку учился быть подобным своему кумиру. И его старания, в конце-концов, были вознаграждены. Условно. Но и эта награда не может не радовать. Тэхён стойко терпит первую пару стежков, но вновь начинает капризничать после. Будто ещё не привык к боли. Дуралей… Под стать себе и зверушку нашёл. Чимин поежился, на миг оторвавшись от кропотливого зашивания чужой щеки. Кто тут и кого нашёл — вопрос очень спорный. — Всё. Готовься к новым шрамам, — сказал он, когда закончил со вторым порезом. — Чуть насквозь щёку тебе не распорол. Совсем немного, и жевал бы так, что всё наружу валилось изо рта. — Но мне повезло. Как всегда. И не поспоришь. — Перепачкал из-за тебя все руки, — продолжал ворчать сталкер, вытирая кровь. — Одни проблемы. Что нам теперь делать, а? Он нас выпустит? Пойдёт с нами? Или что? Блять. Ничего не понимаю… — Успокойся. — Будто это так просто. Как сказать умирающему: «Не умирай». — Он идёт с нами. Мы здесь больше не пленники. — А до этого были пленниками? — Он защищал нас! Давай будем вещи называть своими именами. — Мне вообще плевать. Главное, чтобы мы выбрались отсюда. Какой-то вакуум собрался вокруг подвала, в котором их всех собрал необъяснимый рок событий. Тэхён чувствовал так, словно стоит им выйти — непременно вернётся всё плохое, грязное и страшное. Заставить бы всё навсегда остановиться… Он посмотрел мимо Чимина — на Чонгука, застрявшего на своём месте столбом. С его неприкрытой руки капало кровью. Тэхён на него не злился, но путался в своих мыслях, как в зарослях колючего терновника: то одно вспоминал, то другое. Смешивал между собой настоящее и прошлое. Забывал про будущее. Забывал, зачем он пришёл сюда… Потом вспоминал снова. И каждая мысль мелькала в голове всё быстрее, не стесняясь повторений. «Ты хочешь помочь, хотя сам нуждаешься в том, чтобы кто-то тебе помог». Янтарные глаза, сейчас ясные и чистые, прямо смотрят, проникая в саму суть. Такие глаза не встретишь под землёй, едва ли найдёшь в пустом ядерном городе, но шанс на миллион — погнаться за ними в заснеженном лесу. И догнать. И забрать себе… Такие глаза пламенем осветят путь, а их владелец станет собственным Прометеем! Тэхён Чонгука теперь не отпустит. Нет-нет. Не позволит оставить себя ни с чем. Ведь светочу, как бы смешно ни звучало, тоже (безумно) нужен светоч. — Ты можешь мне помочь. «Я должен помогать другим». — Кто тебе сказал это? Кто обязал тебя помогать?! — Тэхён не удержал вскрик. Ему стало так обидно! — Твой отец использует тебя. Ты ему не нужен. Знаешь? Ты прав, что люди не лучше скота, который они употребляют в пищу. Ты прав! А теперь пойми, что эта истина работает не только на чужих людей! Засмотревшись сорвавшимся на крик Тэхёном, Чимин уже не позволял себе подмечать односторонний монолог. Чонгук говорил на другом уровне — сталкеру до него далеко. Да и не сказать, что этот факт особо расстраивает. У Тэ вон — проблем с башкой сколько. А Чимину и своих достаточно по горло. Только, видно, Чонгук не успел ответить. Крик повис в пространстве. Мальчишка рывком подскачил на ноги, сорвался с места, хлопая дверью напоследок и оставляя своих гостей-пленников наедине… Планировать побег?***
Намджуну снились горы. Величественные скалы тянулись к небу, частично его затмевая. Многовековая мощь падала на плечи невыразимым чувством, сосредоточенным где-то в самом центре живота — говорят, что именно там обитают бабочки в миг сладкого привкуса любви. Такими он и помнил походы с отцом. Тот тоже для сына выглядел необъятным, величественным и непостижимым. В самом деле — далёким. И холодным, как камень под снежной шапкой острых вершин. Война поймала их в тиски подземных дорог, спаяла по рукам и ногам радиацией. А потом разлучила навсегда… не оставив выбора. Проснулся Намджун мокрый от пота, хоть железная стена и не укрыла пассажиров от зимнего колючего мороза. Лишь кипел паровой котел, который необходимо было поддерживать горячим (ещё одна причина бессонницы механика), чтобы потом, в случае чего, не столкнуться лицом к лицу с неминуемым взрывом. Но и с ним в рубке зябко подмерзали конечности. — Балаболил во сне знатно. Другим мешал. — Не ворчи. Все спали, как убитые. — Ну-ну. — Как ночь прошла? — У тебя отлично. Спроси лучше Юнхо и Хосока — они батрачили за всех. — А ты? Юнги не ответил. Тоже «батрачил». Никогда не признается. Хоть и работал, подбрасывая уголь и планируя дальнейший путь, переживал за каждого, но смолчал. Всего-то усталость скопилась в тёмных пятнах под его глазами. Второго Командующего в рубке не обнаружилось. Давон сидела в углу, замерев взглядом в пустоте и накручивая на палец короткий локон своих остриженных волос. — Хосок и Юнхо снаружи? — Верно несут дозор. Оберегают нас. — Не дави на совесть. — Вам — политикам — только бы отдыхать, пока простой народ работает за вас. — Вот же прицепился. Ещё что на меня свалишь? Давай, я весь внимание. — Что будем делать, если наши пропащие и их спасатели не вернутся? — Сейчас не время и не место говорить о таком. Просто подождём их. Они вернутся. Разговор зашёл в тупик. Механик нашёл глупым отвечать на очевидно глупые слова. Всё-таки, как для лидера, Намджун слишком часто витает в каких-то облаках. И говорит, как ребёнок, вопреки всему верящий в сказки. Юнги так не умеет, но не высказывается против, как любит делать. Сам же не готов уходить… По видовому стеклу рубки резко постучали. Хосок обеспокоенно заглядывал внутрь, а Юнхо как-то неуверенно кивал на выход.***
Кто-то ходил туда-сюда. Топ. Топ. Топ. Как в какой-то детской считалочке. Раз. Два. Три. И снова. Пока не покажет на ведущего. Проигравшего? У каждой игры свои правила… Сердце стучит, но снаружи всё холодно. Тело замерло, как у хищника перед прыжком. Звери и жертвы здесь не определены. И исход не ясен. Не стоит задирать нос над теми, у кого повязаны руки только потому, что они беспомощны в данный момент. — Так это ты? — Леон усмехнулся, морщась от лёгкой боли в пробитой губе. — Столько шума из ничего. — Ты помнишь меня? — Только лицо. Такое не забывается. Тогда вокруг были крики, толпа пыталась спастись. Крошился бетон, и с ног сбивала взрывная волна. Бомбили центр, а на окраинах добивало отголосками. Кто-то отчаянно просил помощи, но было слишком поздно. Закрывались гермодвери самого крупного в городе бомбоубежища. Секунды тикали не в сторону тех, кто опаздывал на подземный поезд… — Я тоже тебя запомнил, иностранец. И твои глаза. Такое не забывается. Были мужчина и женщина. Самые близкие ко входу, но всё равно далёкие — кричали через щель, между закрывающейся гермодверью и замком. Женщина держалась за живот… «Прошу, помоги хотя бы моей жене!» Не помог. Не успел. И унёс этот груз с собой под землю. — Уже поздно извиняться. — На самом деле, в этом и смысла никакого нет. — Твоя жена? — Мертва. — А?.. — Наш с ней ребёнок? — Иоанн остановился. — Жив. Конечно, не без последствий. Но он жив. Могу даже познакомить. Чтобы совесть твою снова пощекотать. Я знаю — такие, как ты, совестливые мерзавцы. Вы ошибаетесь и помните об этой ошибке до самой смерти. — Я понял. Ты зол на меня. Ну так оставь меня. Отпусти других. — Нет-нет. Вы пришли воевать. А на войне, как известно, без жертв не обходится. — Скормишь нас своему чудищу? Высокий сухой мужчина повернулся, посмотрел на Леона, единственного говорившего с ним. Другие молчали, повязанные по рукам и ногам. Джин был с ними. Они с Минджэ его нашли. Только сами же угодили в ловушку. Как и предполагали. Жаль не успели дать отпор — подвела скорость реакции. Иоанн стоял перед ними прямо, заложив руки за спину. Чёрная мантия укрывала его с высокого ворота у шеи до ног. На шее болтался золотой крест с простой бечевой веревкой вместо цепочки. Длинные волосы в тугой хвост стягивала резинка. На лице выделялся крупный нос и выразительные чёрные глаза в широком разрезе, смотрящие свысока. — Ещё хуже. — Местный священник с титулом лидера выдержал долгую паузу. — Скормлю вас своему сыну.***
— Чонгук! «Перестань кричать». — Остановись! «Не беги за мной». На пути вверх по лестнице его поймал мутант — один из тех, притащивших Чимина. Силы не равны. Тэхёна скрутили в узел, остановив порыв. От натуги высвободиться взрывались мышцы под кожей. Рвался голос, пока жёсткой лапой не заткнули и его. Всё тщетно, когда против тебя сговорился Новый мир. — Успокойся, — сказал Чимин со спины. — Если ты перестанешь дёргаться, то он тебя отпустит. Но у Тэхёна свои пути. Он всегда всё делает против. Никто ему не указ, если только выход к цели не включает в себя послушание. Сейчас, если его отпустят, то всё равно не позволят обойти, а значит — только вперёд. Наперекор. Бесперечь… — И кто же тут так кричит? — сказали незнакомым голосом. — Чонгук, ты кого-то прячешь от меня? Неужели к тебе забрели незваные гости? Мужчину в чёрной мантии не узнал, зато влепился диким взглядом в Чонгука за чужим плечом. Тот выглядел не то напряжённым, не то испуганным, не то всем вместе. На детальное изучение не было времени, на сопротивление — тоже. Поэтому Тэхён успокоился, позволив себя отпустить. Но не отвёл взгляда, чтобы ничего не ускользнуло из виду. — Вы Иоанн. — Тэхён не спрашивал — утверждал. — Какой сообразительный. Копался в чужих вещах? — Их от меня не прятали. — Да, ну? — Он посмотрел за свою спину — на Чонгука. — Кому-то заняться нечем, кроме как выдавать чужакам семейные тайны? Парень замотал головой, впервые за долгое время пробормотав нечёткое: — Нет, па-па. — Рожа у него почему в крови? Это твоя или его? Отвечай! — Моя. — Я спрашиваю своего сына, а не тебя. Чонгук попятился. Вот так и сломался его дикий звериный образ, и янтарь в глазах перестал быть страшным. Пятнадцать лет. Ребёнок! — М-моя. — Паршивец! — Пространство вздрогнуло от звука смачной пощёчины. У Чонгука моментально покраснела щека. — Разве я непонятно тебе объяснил? Твоя кровь принадлежит мне, как и ты весь. Понял? А ты вздумал тратиться на выродка из метро?! — Ещё одна пощёчина, повалившая мальчишку на пол. — Не трогай его! «Не мешай». Тэхёну вновь не дали сделать и шага, перехватив за пояс цепкими крючковатыми лапами. Кровь? Так вот что прекратило кашель… — Не лезь в процесс воспитания, малец. Ты здесь лишний. — Лишний здесь только ты. — С чего такие выводы? — Мои друзья за мной придут. Я не один. И я его заберу! Иоанн расхохотался. Чонгук у его ног силился подняться. — Твои друзья у меня. Все в заложниках. Пока. Локомотив тоже под моим контролем. Никто за тобой не придёт. Этот поганец не защитит тебя, как и ещё один твой друг позади. Ты обречён. Закончилась сладкая сказка. Пора возвращать прежний круговорот вещей.***
Его бросили к остальным полуживого, промёрзшего до костей — даже не подумали о тёплой куртке летучей мыши, оставшейся в подвале. Первым он почувствовал руки, объятия и тепло. Вжался носом куда пришлось и сразу узнал родной запах. Юнхо. Всё равно, что вновь оказаться дома… Бывший Командующий без запинки содрал с самого себя куртку, завернул в неё этого бесконечно глупого и безрассудного хрупкого воина. И вновь обнял, укрывая курткой, а поверх — самим собой, как щитом гладиатора. Следующим пихнули Чимина. Он тоже шагнул к остальным не в лучшем состоянии — больно брыкался, когда увидел, как заламывают Тэхёна. Полез защищать, ведь всегда так делал. С самого детства. Вот и дозащищался. Но важны были не синяки и ссадины. Нет-нет. Сталкер вернулся живым! Вот что достойно внимания. Юнги помогает ему подняться, случайно оказавшись рядом — ближе других. Обнять — не обнимает, но крепко держит за локоть, всё говоря одним взглядом глаза в глаза. — Как вы здесь? Все? Что случилось? — Чимин первым спрашивает, переводя дыхание и сплёвывая на землю кровь, набежавшую в рот из прокушенной изнутри щеки. — Они нас перехитрили, — ответил из дальнего угла хмурый Леон. — Так и скажи, что мы их недооценили, — фыркнул Агуст. — А самих себя переоценили. Куда нам тягаться с теми, кто всё это время жил не под землёй. Да они нас уничтожат по щелчку пальца. Какое там сотрудничество…дались мы им. — Стой, Юнги. Сейчас не до обиняков во все стороны. Пусть теперь Чимин расскажет нам, что с ними приключилось. Тэхёна никто не спрашивал — по виду сразу понятно, что он сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать. Юнхо увёл его, спрятал в своих руках, оградил на краткие мгновения от всех-всех опасностей поверхности. — Тэхён рванул в лес за местным парнишкой. Я так и не понял зачем. — Другие покивали, прекрасно представляя себе чужие непонятки. — Этот парень оказался… чем-то средним между мутантом и человеком. Он похож на тех белых, которые в городе с нами были — но только тем, что в голове умеет копаться. А снаружи человек. Только рука, как у дикого зверя. Но остальное… человеческое. И это ещё не вся история. Он — сын Иоанна. Именно из-за этого мы сейчас здесь. Иоанн пришёл к нему, а там Тэхён себя выдал, выбравшись из укрытия… Хотя я понятия не имею, зачем нас этот Чонгук запер. Может быть, мы изначально ждали его отца. — Рассказ выдался рваным, но основную суть удалось донести до всех. — И что нам теперь со всем этим делать?! — Минджэ, сжавшийся в стороне, рвал на голове волосы. Это подобралась истерика, которую никто не звал. — Тише, — поскребла по плечу Давон, уместившаяся к пограничнику ближе всех. — Тише, не кричи. От этого у нас не убавится проблем. — Сестра права, — высказался Хосок. — Сейчас нет времени на ссоры и споры. Если мы не определимся с планом действий, то все умрём. Сожрёт нас медведь или кто-то ещё… Всё просто потеряет смысл. «Помоги». Не чужой голос в голове. На фоне общего разговора Тэхён пытался вспомнить, как уже единожды смог обратиться к новому другу мыслями. «Это из-за тебя у меня каша в голове». «Помоги». «А я помогу тебе!» Но нет ответа с той стороны невидимого провода… Тэхён сильнее вжался в Юнхо. Он так хотел этот козырь в рукаве, но всё тщетно. Чонгук на чужой стороне, и их встреча… не значила ничего. Совсем ничего не значила! Намджун вертел в руках кусок верёвки, срезанной не так давно с чьих-то рук или ног. Их же всех повязали. Но абсолютно точно знали, что верёвки — просто дурость для новых знакомых. Они работали только на эффекте неожиданности. И краткого обезвреживания, когда осмелевшие сектанты лупили Минджэ и Леона везде, где приходилось. Мечты куда-то рассыпались, сдулись ветром, как вездесущая пыль. Какой от них толк, когда они ломаются, стоит появиться чему-то серьёзному на пути? Риторика. Бессмысленная и ненужная. Пустая… Сверху внезапно закричали диким воплем, умножающимся в числе. Что-то зашумело. Захрустело… Срочно зажать руками уши! Словно война вновь вернулась под маской хреновой ностальгии, попутавшей реальность с полками разума, полными всякого бреда, увиденного прежде наяву. «Не выходи». Тэхёна трясло, выворачивало желудок, но он ничего не ел, поэтому сплёвывал горькой желчью. Юнхо обеспокоенно гладил его по спине, покачиваясь из стороны в сторону. Но это не унимало дрожь, не успокаивало тело. Все запертые в подвале замерли, зажав руками уши, потому что крики становились настолько громкими, что с рассудком засобирался прощаться не только Тэхён. Никакие холодные подземелья не могли перепугать так сильно… как люди наверху, срывающие свои голоса в приступе первобытного ужаса.***
Когда дверь сверху открылась, ни у кого уже не было сил. По лестнице спустился ловкий мальчик лет пятнадцати. Вся его одежда была чем-то перепачкана, чем-то вымазано лицо… Он обошёл подвал, но не тронул никого, пока не нашёл человека, которого просил ни за что не выходить наверх. И как хорошо, что именно в этот раз Тэхён решил не противиться подобному предостережению. Это спасло его жизнь. Ведь, поднимая взгляд, вдыхая затхлый воздух, он уже знал, что и кого может увидеть совсем рядом… Кровь. Алая субстанция заливала лицо, волосы, меховые накидки, капала с когтей… запечатываясь в памяти стигматой непоправимого исхода. Тэхён не закричал. Ему не было страшно. Только вот Юнхо, всё это время непоколебимо сжимающий хрупкого воина в своих руках, дрогнул от вида улыбки на чужом, мокром от крови, лице. Выбор сделан. Ставки? Их никогда не было.