Есть выжившие. Победителей нет.
Голодные игры: И вспыхнет пламя
— Мы его не бросим. И убивать не будем. Он идёт с нами. Точка. — Я не знаю, что должен сказать. — Намджун, скрестив руки на груди, попеременно смотрел на собравшихся. На Тэхёне взгляд задержал дольше остальных. Дольше, чем требовалось, чтобы запросто взять и отказать. — Тэхён, ты вообще понимаешь, что произошло? Это не шутка. Не выдумка. Целую общину вырезали по щелчку пальцев этого мальчика. А ты хочешь, чтобы он шёл с нами? — Поэтому и хочу, Намджун. Поэтому он нам нужен! Тяжёлый день. Когда они добрались до локомотива — уже смеркалось. От общины через лес градиентом тянулась цепочка окровавленных следов. Даже на металле пола отпечатались едкие разводы. Всем хотелось разбежаться, но страх заснуть главенствовал и не позволял спокойно сомкнуть глаз. Смотрели друг на друга исподлобья. Мнения разошлись — честно. И гуманисты оказались в меньшинстве. — Я за то, чтобы взять его. — Уж кто-кто, но не Агуст должен был говорить «за». Рассудительность куда-то делась. А может быть, просто уступила место холодному рассудку того, кто хочет жить. — Он поможет нам. Это факт. А Тэхён обеспечит нашу безопасность. — Сегодня этот парень бегает за Тэхёном, а завтра обгладывает его кости. Нет-нет. Как спать, когда знаешь, что оно спит рядом? А может и не спит… ещё и в голову лезет! — У Минджэ всё не заканчивалась истерика, только подкормившаяся впечатлением от зрелища кровавой бойни на снегу. Когда он стрелял сам она только началась, а сейчас продолжилась и не собиралась заканчиваться. — У Чонгука есть имя. Он человек. И в голову он лезет только ко мне!.. — Спорное утверждение, Тэ. Он тебе так сказал? — Тише. Нам сейчас не нужны ссоры. Мы обсуждаем, но не спорим. Минджэ, ты высказался, теперь пусть говорит Чимин. Сталкер всё стоял в своём углу. Хмурый. Тёмный какой-то, побитый. Он не смотрел на Тэхёна, хотя тот не сводил с него глаз. Это какое-то издевательство! Ведь от него ждут ответа многие — как от того, кто видел, слышал и был рядом — непосредственно бок о бок. Значит, мог вынести вердикт, который можно принять в расчёт. Но он сам не знает, что должен сказать. Сам не знает: на чьей он стороне? — Он опасен, — говорит, наконец, собрав все оставшиеся силы. — Но я считаю, что нам нужна его опасность, если мы хотим идти дальше. Мне не нравится моё собственное решение, но если трезво оценивать шансы — с ним у нас есть хоть что-то, а без него… Мы никто в этом месте. — Я согласен с Тэхёном, Юнги и Чимом, — просто и коротко говорит Хосок, когда приходит его очередь. — Он нам нужен. С этим не поспоришь. — Да как же! — вскинулся Минджэ, оставшийся не у дел. — Стоит только головой подумать и всё можно оспорить. — Хорошо. Валяй. Чо бы ты делал, если бы не этот парнишка? — Юнги продолжал поддерживать Тэхёна, и, честно, хрупкого воина это по-настоящему тронуло. Ему очень не хватало, чтобы кто-то вот так защищал его «идею». — Молчишь? А я тебе скажу. Стал бы кучкой навоза. И тут уже без разницы чьей. Бывший пограничник скривился, как если бы его заставили подышать рядом с загоном скота на «Конечной». Аргументы прямо оспаривающие твоё мнение тоже неприятно пахнут. — Я против, — кратко отчитался Юнхо, когда все замолчали. Здесь без объяснений. Мужчина посчитал, что не обязан расписывать свои причины для отказа. — Меня пугает этот мальчик, прости, Тэхён. — Давон старалась говорить громче, но её тонкий голос подрагивал. Она думала обо всём сразу и разрывалась надвое между собственным мнением и тем, что вроде как обязана поддержать Хосока. — Я против. — Не извиняйся. — Пожал плечами Тэхён. У Давон есть всё, чтобы просто бояться чужой неизученной силы в их рядах — в принципе у каждого из собравшихся есть такое право. — Меня, как доктора, очень интересует этот Чонгук. Но я не настолько любопытен, чтобы голосовать за наблюдение среди нас убийцы. — Сокджин высказался кратко. — Джин, а скажи. — Леон, следующий по очереди, вдруг встрепенулся. — Вот только честно. Как ты думаешь. Эти сектанты, которые тебя выкрали. Они стоят того, чтобы бросать пацана пятнадцати лет одного в лесу? Просто подумайте сейчас все. Ради кого он бы этого не сделал… Если бы мы все с вами здесь не появились, то они бы так и продолжили жить. Выживать. Это случилось из-за нас. Это мы их убили. Ружьё само по себе не стреляет. Кто-то спускает курок. А Чонгук здесь самое настоящее ружьё. Убедительно и не требует ответа. Словарный запас аргументов себя исчерпал. — Я так понимаю, что выбор за мной? — Намджун засмеялся, пряча лицо в своих грязных руках. Опять на плечах ответственность — тяжкий груз на его и без того внушительный горб, как у верблюда полный обязанностей лидера. За смехом слёзы намочили щёки. К такому выбору его никто не готовил.***
Подниматься наверх — страшнее смерти. В последнее время два этих слова шли в контексте свободы, но сейчас даже Тэхёна едва держат ноги. Наверху — смерть. Отмщение и пустота. Больше нет сектантов, в составе горстки людей, чудом выжившей наверху. Больше нет ничего, что может помешать идти вперёд. Но какой ценой! Какой ценой они решили свою проблему… Несоизмеримая цена. Неисчисляемая. Бесконечно огромная и тяжёлая — по соображениям совести. Человечности… Ох, сколько слов было об этой человечности! И что теперь? Что от неё осталось?! Выпотрошенные тела лежали повсюду. Пол залило кровью, смесью перемолотых внутренностей. Местами плотью чавкали скрюченные гули. Пир на весь мир пах ржавчиной и сырым мясом. Всё это — до блевоты. Зрелище не для слабонервных… Отмщение? Кровавая расплата. Чонгука оттолкнул Юнхо, но тот не сопротивлялся. Только безотрывно держался за Тэхёна взглядом. Он доверял. Верил в то, что сделал так, как должен был — хрупкий воин видел это в его глазах. «Я буду ждать тебя там, откуда нас забрал папа». — Я приду. Обещаю. На том и расстались. Чонгук исчез наверху, как и не было. Но был. И есть. И вообще — везде его следы. Трупы с пустыми глазами. И гули, не трогающие чужаков из метро… Смотреть не хватало сил. Ужасное месиво растекалось по снегу чьим-то мыслями, надеждами и чувствами. Леон заметил среди них лицо той самой женщины, которая добросовестно привела их с Минджэ к стоянке Иоанна. Она вела за собой путников и не знала, чем обернётся её решение… Её жестоко избили, пообещав отобрать сына за непослушание установленным в общине правилам, а сейчас её грыз мутант, измазав морду кровью и кусочками потрохов. Невесёлое окончание большой-большой ошибки. Но ведь… если пасть открывают на тебя, разве не логично открыть свою в ответ и оскалиться? Иначе тебя съедят. Беззащитность — всегда неправильный выбор. — Ты была храброй. Мне очень жаль.***
— Тэхён, жду хотя бы краткой характеристики о мальчишке, за которого я вступился. — Леон вызвался идти к назначенному Чонгуком месту встречи и теперь пристал с расспросом. Всё делал правильно, ведь именно он посвящал Тэхёна в секреты белокожих. Поменялись ролями. — Он не похож на них. Внешне. Он человек. Может быть, немного не такой, как мы. Но всё же… не такой, как те, которые были в нашем городе. Кроме Леона с Тэхёном пошёл Юнхо. Только не проявлял интереса к беседе двух исключительных, особенных человек, которых природа случайным (или нет) способом выделила способностью общаться с новыми существами, рождёнными на пепелище жестокой войны. Сам не горел желанием быть причастным и даже откровенно высказал свою позицию «против», но шёл сейчас вместе с ними. Вопреки собственным чувствам. Подчинился решению большинства, поддался… ради того, за кого и жизнь отдать за бесценок не так уж и жалко. Приоритеты и работают подобным образом — ты просто понимаешь, что если сделаешь по-другому, то всё кончено. Так и наступают себе на горло — в погоне за мечтой. А что там за мечта? И сам понять не может. — Очень интересно. Иоанн и его жена… были в нашем городе во время взрыва. — Правда? — Ага. Тогда Чонгук ещё не родился. Я видел его мать с животом. Они стояли на входе в метро, но не успели до закрытия. Я не смог им помочь. Только лицо Иоанна навсегда запомнил, как если бы мне клеймо выжгли прямо в голове. — Леон поправил шапку, которая так неаккуратно сползла на бок. — Я до этого момента, до того, как снова посмотрел в глаза Иоанна… и не думал ещё и на том случае взрастить в себе чувство вины. — Ты не виноват. Этот выбор был необходим. Я уверен, что кроме них, ты спас очень много жизней. — Но я не спас их. Вот в чём соль, Тэхён. Слышал про Эффект бабочки? Бабочка может захлопать крылышками в одном месте, а на другом конце света вместо солнца польет дождь. Это теория, но смотри, как она себя оправдывает. Если бы я тогда спас Иоанна с его семьёй, то сегодня мы не решали бы судьбу Чонгука, не смотрели бы на трупы несчастных… тех, кто просто хотел жить. — Нашёлся бы кто-то другой. Не Иоанн. Нашлись бы другие — не мы. Так было суждено. — Думаешь? — Даже если нет. Это всё равно уже случилось. Мы можем только принять это. И идти дальше. Леон молча кивнул. Тэхён всё правильно свёл к неотвратимости уже сделанных выборов и их последствий. Его слова не нуждались в согласии и подтверждении. Просто Леон порой забывает об этом. Порой его мучают кошмары прошлого и он проводит очень долгое время за самоанализом и поиском других решений там, где уже ничего нельзя изменить. Такая простая истина нуждается в постоянном повторе, и очень повезёт если рядом будет человек, которому не надоест из раза в раз повторяться об одном и том же. Тэхён был рад закончить разговор. На самом деле, он тоже позволил себе усомниться в правильности своего решения. Прося Чонгука помочь, он вовсе не имел в виду устроить бойню, перемолоть местных в фарш и забрать на локомотив живой трофей. Нет. Нет! Он, конечно, бежит без оглядки на нравственность, но и не выступает за массовые убийства других людей. Даже не самых лучших — не в его положении судить о плохом и хорошем человеке. Но это уже случилось. Ружьё выстрелило. Чонгук тоже сделал выбор. И теперь Тэхён обязан исполнить своё обещание его забрать. Всё просто. — Осторожнее. — А Юнхо рядом. Привычно и так правильно. Поддерживает за локоть, помогает шагать тому, кто совсем недавно не мог стоять на ногах. Сам молчит, не торопится спорить, хотя всё его нежелание видно в каждом нервном жесте. Тэхён, наверное, впервые ценит это, ещё помня, как упал в его руки без чувств и какими эти руки показались ему уютными. Вот правда. Никто другой не сможет так, как может Юнхо. Поэтому хрупкий воин берёт его за руку и смотрит вдаль — там высокие пики старого замка тянутся прикоснуться к молочно-белому небу. Как они сами — тянутся к своему будущему. Возможно где-то «там» — за облаками — их что-то ждёт. Их мифический Золотой город. Их общая мечта… Их место, где обитают львы.***
Они оставляют на локомотиве Минджэ и Сокджина — в этот раз с оружием и запасом мышц когда-то служившего человека. Пограничников в метро готовили лучше всех — защита и страховка персонально для единственного медика в команде. Опустим, что бывший пограничник в последнее время находится не в самой лучшей форме. Других забирает Юнги, высказав, что время тратить больше не намерен, и они обязаны скорее решить всё с дополнительными вагонами, чтобы без препятствий продолжать свой долгий путь. Преграда из кучи электричек никуда не делась. Для локомотива дальнейший путь заблокирован — очередная проблема. Юнги пока не придумал, как её решить, а другие и не собирались думать. Точнее — не могли собраться. Только у механика получалось переключаться с сильнейшего потрясения на холодную отрешенность, когда от него этого требовала сложившаяся ситуация. На его плечи и упали ржавые поезда на железных путях. Будто ему так не хватало лишнего груза… — Отвлекись от всего. Расскажи что-нибудь. — От такой просьбы Чимин вздрогнул, чуть не споткнулся, увязнув в снежной куче. Сталкер вылупился на Агуста во все глаза, как будто увидел не старого друга, а мифический цветок папоротника или ещё что-то, что никогда не цветёт… — Ты… — Как прочитал мысли: не лезь. Но говори, пожалуйста. Говори. Заполни собой эту гнетущую пустоту. Иначе совсем иссякнут силы продолжать! — Разборка автомата может быть неполная и полная: неполная — для чистки, смазки и осмотра автомата, а полная — для чистки при сильном загрязнении автомата, после нахождения его под дождем или в снегу, при переходе на новую смазку и при ремонте. Излишне частая разборка автомата вредна, так как ускоряет изнашивание частей и механизмов… И Чимин говорил. Много говорил. Сборку и разборку калаша он знал так хорошо, что разбуди его ночью — расскажет без запинки. Юнги так и учил. Из училища сталкер всё равно дурак пришёл, а пожил с механиком и выучил. Элементарное и простое. Такое, что способно забить голову в момент, когда не хочется вообще хоть о чём-то думать. Юнги отворачивает лицо. Холодный ветер кусает мокрую дорожку на его щеке. Одинокую и неприметную, как он сам. Под ровный ритм заученных слов, добрались до вокзала. Впервые без приключений. В молчании и скрипе снега под ногами. Натягивалась струна отчаяния… хватит мелкого сквознячка, чтобы её разорвать. Вокзал встретил их запустением. Когда-то бывшие ровными рядами платформы, пересекают рытвины и ухабы. Перебитый железобетон некрасиво торчит обрывками во все стороны света. Только стены остались целыми, но и они не обошлись без своих дыр и трещин. — Ничего нет. Мы за этим сюда шли? — Хосок недовольно огляделся. — Нам ещё до депо топать. На самом вокзале ты ничего не найдёшь. Это у нас всё готовенькое было, потому что другие занимались перегонкой, а сейчас за нами вся работа. И желательно сделать её как можно скорее, чтобы убраться хоть куда-то из этого места. — Пошли-пошли, только не нагоняй жути ещё больше. Депо стояло в нескольких километрах от вокзала — пришлось миновать всё, что осталось от города и вновь выйти на пути в окружении леса. Где-то от ветра шелестели деревья, скрипели вековые стволы, шуршала и порыкивала невиданная живность — словно всё происходило у самого уха. Так далеко они ещё не заходили, впереди — чёрная местность, как на видеоиграх прошлого — неизвестность. Снова делать первые шаги… — Депо? — спросил запыхавшийся Намджун. До этого момента молчал, что для него непривычно. Переваривал произошедшее, обмозговывал и мирился. Прогулка до депо отрезвила, раз заговорил снова. — Там, впереди. — Небрежно показал пальцем. — Похоже на то. Стандартное раньше здание депо амбарного типа — половинчатый цилиндр на боку — под жёстким каркасом и лепестками железных листьев рифлёновой формы, надёжно сцепленных меж собой, крепящихся на каркасные балки. Повезло, что выстоял, иначе вся эта конструкция запросто бы осыпалась карточным домиком, похоронив под собой такие нужные сейчас вещи. — Не шумите. Ничего не трогайте, пока не скажу. Все поняли? Внутри царила полутьма, многорельсовые развилки покоились под слоем снега. Нетронутая целина вдохновляла новыми возможностями — была свалка ржавого металлолома, но были и цельные вагоны, прошедшие давнюю консервацию. Про эти вагоны и велась речь ещё тогда, когда они сидели в бункере и решали в какие стороны разойтись двум немаленьким группам. Упакованные в «чехлы» из сплава стали и свинца, за редким исключением разбитые, вагоны гордо стояли на специальном возвышении, наплевав на мирской катаклизм. — Хорошо. Мы их нашли. А дальше что?***
— Чонгук? — Высокая входная дверь заскрипела. Тэхён, как шкодливый ребёнок, осторожно глянул в щель, потом протиснулся головой, осмотрелся по сторонам. — Ты слышишь? Он помнил, как его тащили через эти двери — даже не все следы успело замести. Помнил дорогу, помнил стены бессмертной древности, пережившей человечество и Чонгука помнил. Тот смотрел на него зло, но злость эта была направлена на другого человека. Сын тирана, самого настоящего, наконец-то получил стимул взбунтоваться — пойти против поставленной с самого рождения цели. Замок окружал ров, когда-то выдуманный для защиты от нападения извне. Как в сказках. Наверное, когда-то там водились злые крокодилы. Сейчас был только лёд. А зайти можно было по откидному мосту. На нём и ждали, не спеша заходить внутрь. Тэхён попробовал позвать снова. Но ответа не последовало. Замок молчал. Чонгук тоже. И это пугало. Но не настолько, чтобы Тэхён передумал продолжать исполнения своей затеи. Пошёл дальше. Первые ворота вели в небольшой внутренний двор. Сейчас здесь пусто, а раньше, наверное, был какой-нибудь сад. Красивый — с зеленью и бутонами нежных цветов. Тэхён так живо рисует это в своей голове, потому что сейчас ему никто не мешает думать о своём — тоже повод насторожиться. — Чонгук? Юнхо и Леон молча шагают следом, как два стражника принцессы. Телохранители. Но не то, чтобы обязанные. По простому их можно назвать «друзья», а по сложному — «семья». Это значит, что ближе них никого нет. Тэхён так о том и другом думает. Ярко-ярко, как о цветах. «Не бойся». Но Чонгук не появляется и сейчас. Даже в голове. Двери открыты, как если бы их ждали. Только хозяева молчат, как если бы их не было. Тэхён дёргает ручку. Миновав внутренний двор они, наконец, попадают внутрь непосредственно самого замка. Большая куртка с барского плеча Минджэ всё болтается, мешая раскатывающимися рукавами. Тэхён поправляет шапку на голове и делает первый шаг по каменной кладке пола. Перед глазами почти сразу что-то резко мелькает, заставляя не слабо так испугаться. Тэхён не вскрикивает, но дёргается, и Юнхо с Леоном хватаются за свои огнестрелы. Это совершенно точно не Чонгук. Хрипящая кривоватая фигура стоит впритык и смотрит чёрными глазами, скаля пасть. У замка свои охранники. Про гулей так и говорили — они не обитают на открытой местности, а прячутся в домах. Замок не исключение. Пересилив первичный испуг, Тэхён выпрямляется. Ему вдруг не страшно, как в первый раз, когда нос к носу оказался с чудищем намного более страшным обычного гуля, превосходящего Тэхёна в росте разве что на полголовы. — Где Чонгук? — Думаешь, что он тебя понимает? — спрашивает Леон. — Меня понимает Чонгук. Гуль хрустит костями, дышит чем-то гнилостным и вдруг отходит. Шаг, два, три. И скрывается с глаз, как не было. — А-а. Так это дворецкий. Теперь всё ясно, — Леон шутит, опуская оружие. Юнхо убирает ваншот. — Не идите за мной. — Тэ? — Ю. Всё хорошо. — Даже не оборачивается. — Он не опасен. — И уходит вниз по главной лестнице, которую видно с самых парадных дверей. — У мальца всё схвачено. Расслабься, солдат. В конце концов, это благодаря ему мы всё ещё живы.***
— Где-то должен быть предохранитель. Здесь… почти полный баллон. На складе хуева туча топлива. Кто-то взял маску?.. — Юнги, постой! — Чимин первый решился перебить резкие перемены слов и мыслей механика. Другие даже не пытались. — Ничего не понимаю. Что это за штука? — А ты не видишь? Мать твою, Чимин! Глаза открой. Слышишь? Смотри. — Сталкер давно не видел друга таким воодушевлённым. Глаза горят, на губах улыбка. Он определённо видит больше остальных. Чимин смотрит, куда указывает рука в драной кожаной перчатке. Какая-то машина стоит прямо на главных рельсовых путях в центре ангара. Подъемный кран?.. Кажется, теперь медленно, но начинает доходить. Юнги уже взбирается вверх. Как определил объём газа в баке? Как с ходу начал искать предохранитель? Загадки механика. Наверное, он видит всё рентгеновским зрением — насквозь и наперёд. Издержки профессии. — Всё. Не поймаешь, — говорит Намджун, подходя к сталкеру. — Нам не понять этих фанатиков, — смеётся Хосок, приобнимая сестру за плечи. — Ну не скажи. Думаю, здесь всё ясно. Если до этого момента хотелось лезть в петлю, то сейчас вектор хотения явно сместился на продолжение борьбы. Нарастающим гулом дал знать о себе древний двигатель грузовой дрезины. Из разбитого окна выглянул Юнги и махнул рукой, призывая залезать… Продолжать мчаться вперёд!***
— Чонгук? — Тэхён идёт уверенно. Почему-то он точно знает, что думает в правильном направлении. Изначально оказался в том подвале не случайно, и теперь считал, что именно там должен искать пропащего нового пассажира. Знакомая дверь не закрыта. Внутри темно. Щёлкает кнопкой фонаря. Каждый шаг отражается эхом от стен и гуляет по пустующим комнатам, напоминая о продолжении жизни. — Пришёл. — Но внутри видит не только того, кого искал. Чонгук и Иоанн — против друг друга. От стены до стены пара метров, а между — пропасть недостроенных отношений отца и сына. — Тебя никто не звал, подземный червь. Рой свой тоннель дальше там, где должен. Тот, кто рождён ползать, никогда не отрастит крылья. Не слышал? — А как же бабочки? — Эта история не про тебя. Тэхён засмеялся. — Конечно, вам лучше знать. По внешнему виду Иоанна складывалось впечатление, что ему осталось недолго. Он был весь в грязи и крови. Чёрные одежды зияли дырками порезов. До него гули тоже добрались, но что-то (или кто-то) помешало его добить. Поэтому он всё ещё продолжал дышать. Сидел, вжавшись в стену и держась за бок, в полутьме сверкал глазами снизу вверх, но больше уже никого не мог напугать. — Что в тебе такого? Кто ты такой, чтобы приходить и рушить чужой монастырь?! Чонгук и мы все жили в спокойствии. Мы жили! Продолжали жить! А ты!.. Ты пришёл и всё сломал! Ах… — Закашлялся кровью. Тэхён посмотрел на Чонгука. Тот не поднимал глаз, смотрел на отца и не спешил выходить на связь. — Я ничего не ломал. Вы сами это сделали. — Ты — чертова ахиллесова пята. В обычной жизни и не заметишь, но только стоит ударить, и всему конец. Это даже смешно… какой-то крошечный червяк… — Это грустно. Я приму свою вину, но ваша вина в другом. Думаете, если бы вы хоть немного показали Чонгуку свою любовь, он бы сделал то, что сделал? — Мы живём не в том мире, где всё можно решить любовью, мальчик. И никогда не жили. Родители всегда хотят иметь выгоду с того, что произвели на свет другого человека. А Чонгук и выродился монстром. И мать убил — пока рос. Можно ли любить кого-то после всей той боли, которую он принёс? — Для любви не нужны причины, — Тэхён сказал холодно. У него нет желания сочувствовать этому типу. Он смотрит на Чонгука и спрашивает его: — Идём? — Это монстр, парень. Зверь. Ты думаешь, что он способен стать чем-то большим? Тэхён смотрит, как Чонгук отходит к ящикам, в которых, как уже понятно — сплошные пандорьи тайны. Достаёт сумку, чего-то полную. Ещё где-то роется, и Тэхён отвлекается, возвращая своё внимание Иоанну. Каким-то личным порывом он отстегивает с ремня на штанах кобуру с ваншотом и осторожно складывает рядом с истекающим жизнью мужчиной. — А разве человек — не зверь? И был таков. Чонгук замер в проходе. Тэхён решил оставить сцену прощания на двоих. Он там лишний. А Чонгук всё стоял. Молчал. И когда, наконец, отвернулся, вздрогнул от звука выстрела.***
Дрезина стала палочкой-выручалочкой для тех, кто совсем отчаялся найти выход. Юнги спустился в подвал, нацепив на лицо маску, чтобы не надышаться газа, если тот вдруг оказался бы на свободе замкнутого пространства после повреждения баллона для хранения. Так у них оказалась целая тележка топлива для машины способной помочь в вопросе по доставке жилых вагонов до локомотива и освобождения пути, чтобы осуществить долгожданное сцепление. Чимин вызвался открывать защитные короба вагонов. Им не нужно было много — один-два и по горло хватит жилплощади на всю команду, даже с учётом новых участников похода. Заказали один или два — получили. Чимин не знал, не думал о том — верующий он или нет, но в такие моменты сомневался в том, что нет. Словно их сверху реально слушают и порой дают то, что просят. Какие-то составы оказывались прогнившими даже под коробом, какие-то изначально были разбиты и разобраны местными — на мебель и стройматериалы. И только два предстали в идеальном состоянии. Открывая замок на последнем коробе, Чимин вместе с испариной смахнул с головы тёплую шапку. От сквозняка кончики его ушей мгновенно покраснели. — Кафа! Слезай давай! — закричал механик, возникший как-то до страшного внезапно. Где-то внизу. С шапкой в руке и с улыбкой… не в руке. По неосторожности, пока спускался, перебирая ногами-руками перекладины, не заметил одну ржавую, близкую к земле, но всё ещё высокую от неё. Сорвался вниз, но не упал. Попал в ловушку чужого добродушия. Очень редкого, но меткого. Сейчас оно очень к месту и времени пришлось. Юнги усмехнулся, помогая вернуть равновесие. — Рано ты с высоты сигать. У нас впереди большие дела. — Верю. — Открывай. — Возвращает сталкерское внимание на короб. — Последний остался. Может, ещё что-то нужное заберём. Чимин с усилием дёрнул за створку. Та со скрипом приоткрылась. Дёрнул ещё и ещё, пока свет проникающий снаружи не осветил грузовой вагон с двумя цистернами: вода и бензин. — Прости за слова про встречный пиздец невезучего. Теперь надо придумывать новую шутку… Есть огромная вероятность, что обе эти цистерны полны непригодной в употреблении воды и топлива. Но если всё наоборот, если случится чудо, то эта находка станет для всей команды сокровищем на колёсах… — Разве у газа, бензина и воды не мог закончиться срок годности. — В консервации время для них немного, но замедляется. Будет не критично обнаружить испортившуюся воду, а с бензином и газом надо бы аккуратнее… — Но мы рискнём? — У нас выбора нет, Кафа. Хождение по краю ебаной пропасти оно всегда такое неоднозначное.***
— Про Эффект бабочки кто-то слышал? Вечерело. За день, работая непрерывно, успели наполовину расчистить свалку на пути локомотива. Решили подогнать и сам паровоз ближе. Новые вагоны оставили в ангаре, выкатив их на одну полосу, чтобы на завтра осталось меньше великих дел. Продумали наперёд, как будет плохо вставать завтра после долгих часов работы и снова работать… Собравшись у спуска с локомотива, зажгли костёр. Вытащили из мешков запас картошки и сунули полугнилые корнеплоды в угли. В животах урчало у всех. Когда они все последний раз ели? — Это о том, что любая мелочь влияет на будущее? — Тэхён ещё не забыл про их дневной разговор на подходе к замку. — Сегодня бабочка трепещет крыльями в одном конце света, а завтра на другом это вызовет ураган… — Леон оглядел собравшихся кругом и нахохлившихся воробьями на жерди. Где-то вдалеке, отдельно от команды в темноте сидел Чонгук. Леон и его попытался разглядеть. — Так вот наше решение взять этого мальчика с собой — ураган. А всё, что случилось до этого — взмах крыла бабочки… — Иногда взмах крыла оказывается мощнее урагана, — первым догадался Намджун. Кэп тоже посмотрел на Чонгука. — Может быть, позовём его к нам? — В последнее время Давон часто решалась высказать своё мнение поперёк мужского многогласия. — Он там совсем один. Так нельзя. Мы же решили, что он с нами… — Это не станет проблемой, если Минджэ выпустит из рук ваншот, — хмуро заметил Тэхён. Ему не нравилось, что новый член команды вынужден оставаться чужаком. Как пришли к локомотиву, так Минджэ сразу раскричался, угрожая убить. Чонгук был в этом случае многим мудрее, отстранившись от общества, посчитавшего его лишним и самым опасным звеном. — Да, блять, пожалуйста! — Пограничник вскочил с места перепугав задумавшегося Хосока, сидящего рядом. — Тогда уйду я! Хрупкий воин встал следом, но многим спокойнее. Он сделал всего пару шагов, увязнув в глубоком сугробе по колено — сошёл с протоптанной тропы. И остановился. Замер. В ожидании. Хоть они и просидели у кромки леса вместе вплоть до возвращения ребят с вокзала, всё равно хотелось скорее встретиться вновь. «Не бойся». «Я им не нравлюсь». «Ты нравишься мне, а другое не так важно». Первые шаги всегда самые сложные. Чонгук идёт осторожно. Сугробы — ничто. Янтарные глаза горят во тьме. Тэхён протягивает руку, когда они оказываются совсем близко. — Больше не будет никаких сектантов. И использования твоих способностей не будет. Ты теперь свободен, слышишь? Добро пожаловать в новую жизнь.