Поезд — это такой вид транспорта, где люди капец как раскрывают душу. В поезде предельно откровенный разговор начинается через минуту после начала разговора. Кстати, знаете, почему в поездах такое запредельное откровение? Потому что вы едете в кроватях. Вы задумывались об этом? Вы едете в кроватях в другой город. Какие могут быть секреты?
Слава Комиссаренко
Тэхён свесил руку вниз, наблюдая за тем, как по бледной коже заскользили лучи солнца, тени высоких крон деревьев, как четко проступил рисунок синих вен. На верхнем ярусе — на полке под потолком — он играючи прячется от забот. На животе лежит книжка, раскрытая, распахнувшая свои страницы в стороны, словно крылья птицы. По корешку Тэхён гладит её второй рукой, но пока не может собраться с мыслями, чтобы продолжить чтение. Вагон шатается, стучат колёса по рельсам-шпалам, другая команда бегает где-то, даже Чонгук чем-то занят, а он лежит, закрытый в своем купе, и совершенно ничего не делает. Вчера снова скрутило приступом. Кровь пузырилась из носа, рта, а потом Чонгук цапнул себя по ладони и поделился собственной кровью, как единственным лекарством, способным остановить этот кошмар. Джин, прежде почти не участвующий в жизни команды, зарылся в свои справочники, пытаясь разобраться в происходящем, но объяснений так и не нашёл. А Чонгук был не против делиться с Тэхёном, поэтому расследование остановили — до того момента, пока не обнаружат хоть какие-то новые сведения о подобных Чонгуку существах. Тэхён бы вообще ничего не хотел находить. Просто бежать вперёд — достаточно. Он зажмурился. Сон, который мучил его так долго, обрёл все детали. Лицо отца, стёртое временем, вернулось, как объяснил потом Леон — где-то Тэ ещё помнил отца, просто человеческий мозг так и устроен, что некоторые воспоминания постепенно исчезают на подкорке. Эту «подкорку» Чонгук вскрыл, вернув кусочек недостающего пазла полноправному хозяину. Поэтому Тэхён не хотел искать причину, по которой ему скажут бояться Чонгука. Поэтому… этот мальчик стал ему ещё более необходимым, чем раньше. Лица родных в голове улыбались. Тэхён нашёл очень много общего с отцом, но от матери он всё равно взял больше. Вспомнил и последние мгновения, когда мужчина тащил их сквозь толпу к метро, но сам не дошёл. Люди вокруг, как поток бурной реки, унесли мать с сыном, не позволив даже попрощаться. Эта история не единственная в своём роде, и трагедия — только для Тэхёна. Каждый из них пережил свой кошмар. Каждый. И если бы в запасе было больше времени, то Чонгук тоже стал бы одним из них без лишних поисков в лесах. Леон рассказал. Иоанн с беременной женой были близки к метро, но просто не обогнали закрытие гермодвери… Не повезло. Поэтому Чонгук от них отличается? В метро их мутант считался бы уже почти достигшим зрелости. В четырнадцать детей отдавали в военное училище при столице, а в пятнадцать или шестнадцать они выходили из него полноправными взрослыми, способными строить семьи и работать на благо жителей метро. Мальчики всегда взрослели раньше, поэтому Давон ещё считалась младшей, в то время, как её одногодки-парни уже заступали на службу, например, в сталкеры или пограничники. Был бы Чонгук счастлив? Кем бы стал, будь у него выбор? Почему-то Тэхёна так взволновал этот вопрос, что он сел, сбросив с живота книгу и почти спрыгнул вниз, как дверь купе открылась, впустив внутрь Джина.***
Над завтраком, обедом и ужином Давон всегда старалась так, что засиживалась в столовой часами, умело мешая суп или рагу в кастрюлях на газовых плитках. За компанию с ней почти всегда сидел Минджэ, иногда приходил Чимин. Но сегодня сталкер с утра заступил на дежурство, поэтому только пограничник разбавлял скромное девичье одиночество. — Вот бы сейчас жареной свининки да столичного пива. Душу за них отдам. — Минджэ неторопливо резал не самого свежего вида картошку — для похлёбки. — Скоро запасы кончатся, и у нас не останется даже этой дрянной тушёнки из банки. Эх! Вот бы… — Разве от таких мыслей станет легче? Всё равно сейчас не найти ни свинины, ни пива. Осторожнее! Зазевавшись, Минджэ полоснул себя ножом по пальцу. Красные капли мгновенно запачкали доску для резки овощей. Давон подскочила к аптечке. Джин расставил их по всем вагонам — разложил в деревянные ящики самое необходимое: бинты, спирт и иголки с обычными нитками — на совсем уж серьёзные случаи. Девочка взяла уже початую упаковку с бинтами, бутылёк со спиртом, и со всем добром вернулась к горе-пострадавшему за столом. — Да ладно, Давон, не суетись, — пограничник попытался отвлечь и себя, и девушку собственной беззаботностью. Только сам же охнул от не сильной, но резкой боли, стоило капле спирта попасть на кровоточащий порез. — Чёрт… Спасибо. — Ничего. — Давон улыбнулась, когда закончила перевязку крохотным бантиком. — Просто пустяк, ты прав. Но даже такой пустяк стоит обработать по правилам. Чтобы заразу не занести. Минджэ усмехнулся последнему предложению, слетевшему с губ девчонки так легко. — Скажи, Давон, где в этом мире найдётся ещё одна девочка с такими же ангельскими крыльями за спиной, как у тебя? Давон не растерялась, ответив вопросом на вопрос: — С какой целью спрашиваешь? — Просто так. Ты же у нас уже влюблённая в другого, а мне тоже хочется влюбиться, раз в тебя нельзя. В этот раз слова от Давон разбежались по углам. Она встала, вернулась к плите, как робот. От смущения покраснели щёки, мысли взорвались фейерверками и спутались между собой. — Просто в голову пришло, — вновь заговорил пограничник позади. — Пива и свинины нет, но есть твоя похлёбка и варево Агуста. Ты права, что самое главное — у нас есть хоть что-то, да? — Он помолчал, а потом продолжил вновь: — Чимин сам давно и глубоко засел там, откуда нет обратной дороги. Это уже не ранимая влюблённость, а любовь. Понимаешь? Кому-то нравятся девочки, а кто-то без ума от грубых мужиков, от которых пахнет спиртом и бензином — на постоянной основе. Так случается. Давон сама не заметила, что плачет. Слёзы падают в бурлящую воду в кастрюле. Не придётся тратить соль… её теперь даже больше, чем достаточно. Вокруг хрупкой девичьей фигурки появились сильные руки, поймали в объятия, спрятали от мира. — Это пройдёт. Просто дай мне шанс. Первая любовь не у всех удачная, но не стоит забывать, что она — не единственная. А к похлёбке и самогону можно привыкнуть. Особенно если похлёбку готовишь ты.***
— Что ты говоришь? — Тебе необходимо быть осторожным с Чонгуком. Ночью я поймал его у вашего с Юнхо купе… — И что? Он пришёл проверить меня. Это плохо? Запрещено? Он переживал, вот и всё. Док неодобрительно покачал головой. — Не в ночь, когда тебе нездоровилось, Тэ. Будь это так, стал бы я на него докладывать?! Вытянувшись и прохрустев косточками, Тэхён сел на нижний ярус, подобрав под себя замёрзшие ступни и вновь посмотрев на Джина, который устроился напротив. — А когда? — Мне сказать прямо? — Ну и что плохого в том, что ты его поймал? — Ушёл от ответа. Его не смущали разговоры на тему секса. Все прекрасно знали, в каких отношениях состояли Командующий и Тэхён. Они этого не скрывали и не стеснялись. — Мы будто говорим о том, что ты застал его на месте убийства. Это, блять, совсем разные вещи. — Если дело в банальном любопытстве, то я соглашусь, что неправ, но… — Он просто подросток, Док. Тебе ли не знать? Мы с ним проводим много времени. Может быть, ночью ему не спалось. Вот он и пришёл. Ну а то, что я был занят — и вовсе не его вина. — Моё дело маленькое. Я просто рассказал. И, знаешь, Тэхён? — Док поднялся, закончив диалог, как всегда зашедший в тупик, стоило ему по поводу и без наговорить на мутанта. — Он не подросток. Думаю, что физически он сейчас даже старше тебя. Дикий мир развивает человека с большей скоростью, а он ещё и мутировал. Может быть, он и кажется младше, в нашем понимании, но в его среде обитания он старше нас всех вместе взятых. Подумай над этим. Тэхён кивнул. Дверь за гостем закрылась. Поезд продолжал двигаться, как двигался и пейзаж за окном. Лес, лес, лес. Дремучий. Непроходимый. Там вырос Чонгук? Среди зверья и психованных взрослых? Кошмар наяву, достойный книги. Кстати о ней… «Когда тебе что-нибудь втемяшится в голову, начинаешь лгать самому себе. Говоришь, что все остальные неправы, а ты прав.» — Прочитал, раскрыв на первой попавшейся странице. Тут же захлопнул обратно, положил на стол. Какие-то Марсианские хроники не знали о хрониках Тэхёна. Его личное — только его личное. Но все почему-то лезут к нему в душу. Даже чёртова книга! Вагон шатнуло на повороте, Тэхён еле устоял на ногах, схватившись за верхний ярус. Босые ноги начали замерзать, по спине поползли мурашки. Пришлось одеться. Тэхён поскрёб небритый подбородок, решил привести себя в порядок. Волосы тоже отросли и подвивались — он собирал их в хвост на затылке. Захотелось отвлечься. Вот Тэхён и отвлёкся, покинув купе и кутаясь в тёплую куртку Юнхо. — Простите! — Пройдя до столовой, чтобы добраться в душевую, Тэ застал странную парочку у газовой плиты. Давон чуть не обожгла руки об кастрюлю, когда они с Минджэ разбежались в разные стороны, разрывая объятия. Хрупкий воин сам вздрогнул от неожиданности — в его планы не входило ловить кого-то на лобзаниях или обнимашках. — Не хотел мешать. Ничего не видел. Мне надо в душевую. Парень закрыл глаза руками и постарался быстрее прошмыгнуть мимо, но вдруг остановился на полпути. — Давон, милая, я могу попросить тебя об услуге? — Он обернулся. — Конечно. — Безотказна, как всегда. Даже когда не знает, на что так просто соглашается. — С чем помочь? — Она забавно смахнула короткую чёлку с лица. — Да вот с тем же, с чем тебе помогла Иона в бункере. Хочу подстричь отросшие патлы. Никому, кроме тебя не готов довериться. — Честнее было признаться, что он просто не хочет просить помогать Джина, когда Док только что вывел его из себя своими подозрениями. — А у самого руки кривые, что ли? — фыркнул Минджэ, но Тэхён его успешно проигнорировал.***
— Как скоро доберёмся до «Ковчега»? — Чимин отвлёкся от созерцания бесконечной ленты путей, оставшейся позади последнего вагона. Он заступил на дежурство ещё ранним утром. То открывал, то закрывал дверь, которая вела в никуда — на ней заканчивался состав. Морозный воздух румянил щёки, а потом тепло газового подогрева в вагоне согревало их. И так по кругу. До самого вечера, пока сталкера не сменит другой дежурный. Сейчас его одиночество прервали. Пришёл Юнги. В руке — кружка с горячим чаем, а на лице — отсутствие строгости. О чём ещё можно мечтать? — Тебе в чём ответить? Чимин забрал кружку. Железо легко нагревается, поэтому ненароком можно об него обжечься. Но сталкер даже не поморщился. И глотнул кипяток разом, будто давно уже отбил себе все рецепторы. — В чём будет понятнее. — Время? Расстояние? Часы твоего дежурства? В чём ты измеряешь путь? — Юнги не смотрит в глаза, когда спрашивает. Он встаёт с другой стороны двери, тоже цепляется в вид железнодорожной полосы глазами. Скрещивает руки на груди. Его чёрные сальные волосы, не скрытые шапкой, игриво дёргает неугомонный ветер. — Давай в обычных часах. Можно в километрах. — Вот столько. — Юнги показывает на глаз сантиметров десять — между большим и указательным пальцами. — Если судить по карте. — И сколько здесь километров? — Два дня. Обычный человек бы, наверное, взбесился. Чимин просто улыбнулся. Они долго жили вместе, делили несколько квадратных метров, и подобные «шутки» механика стали привычны. — Думаешь, будет иначе? Не так, как… получилось там? — Боязнь назвать вещи своими именами — скверная зараза, Кафа. Избавляйся от неё. Хочешь узнать, на что я надеюсь? Так и спроси. А я так и отвечу: надеюсь, что не умрём. В аду бегают черти. А мы сами — чёрт-те что. Сектанты получили своё. Нам же повезло. А что до «Ковчега» — будущее я видеть не могу. — Ты стал меньше материться, — вдруг брякнул, не сдержавшись сталкер. Потом проглотил сразу все остатки чая, забив рот, чтобы больше не наговорить бессмысленных глупостей. — Настроение хорошее. И замолчали. Чимин считал, что самое комфортное время между ними — время, когда они молчат, будучи рядом плечом к плечу. Поэтому он ощутил в груди тёплое, мурлыкающее счастье. Хотя бы в этот миг его больше не беспокоило их будущее, в котором, как и прежде, обитают львы.***
У электрической бритвы, которую отремонтировал Агуст, нашлось несколько насадок в наборе, и стрижка стала удобным и быстрым удовольствием. Машинку для стрижки, взятую с собой Джином, брать не стали — опять же Тэхён на доктора немного, но злился. — Как будем стричь? — Хочу выбрить затылок, но оставить вот… сверху… ну… Понимаешь? — Мог сказать проще. «Хочу как у Чонгука». Тэхён засмеялся. — Раскусила. — На станции я стригла в основном брата. Опыт не такой большой. Но я постараюсь. — Спасибо, — он поблагодарил искренне. Пока щёлкали ножницы, Тэхён вновь позволил себе забыться. Его мысли, как паутина, прятали его в кокон, точно не самую умную муху, попавшую в смертельную ловушку. Здесь были и родители, и станция, и Чонгук. Всё подряд, да в одно мгновение — не сложно вывернуть голову наизнанку. «У тебя всё хорошо?» Чонгук откликнулся почти в тот же миг: «Да!» «А у тебя?» В голове голос не имеет эмоциональной краски. Просто звук, буквы, предложения, но Тэхён всё равно видит, как наяву, перед собой чужой взволнованный взгляд, блестящий янтарём. «Поможешь мне?» «Как?» «Я знаю, что ты умеешь управлять мыслями, не отрицай». «С тобой. Я научился этому с тобой». «Заставь меня не думать. Пусть мне станет всё равно на прошлое». «Это плохо…» «Пожалуйста, Чонгук. Я пообещал себе идти вперёд. Пообещал это маме… но я не могу… пока в голове так много прошлого!» «Хорошо». Тело, хранившее напряжение-натяжение, как струна гитары, расслабилось. Глаза закрылись, встретили тьму. С Чонгуком они, правда, определили, что тот мыслями всё-таки умеет управлять — не только у мутантов. Или всё проще — Тэхён хотел быть управляемым. Особенно — после того, как Чонгук успокоил его метания по причине невозможности вспомнить лицо отца. «Я хочу их помнить, но я не хочу страдать по ним». Чувствовал ли Тэхён то, как мутант шарился в механизмах его больного разума? Нет. Говорят, что наша голова — библиотека с множеством книг на полках, так вот Тэ представлял, что Чонгук просто строит забор в определённом зале. Забор без входа и выхода, но не каменную стену, выше которой не прыгнуть. Простой деревянный забор, через него всё видно, но невозможно добраться до полок, чтобы прочитать книги. Теперь стоит проходить мимо. Не забыть — не думать. Разные вещи, похожие лишь на первый взгляд. «Ангел мой, будь со мной. Ты — впереди. Я — за тобой», — напомнила мама в воспоминаниях, улыбнувшись сыну на прощание. Тэхён пообещал ей не забывать… Дыхание успокоилось. Шея зачесалась от мелких волосков, усыпавших её. На первый взгляд Тэхён не заметил разницы, но она была. Он попробовал подумать, но сразу расхотел. Будто мозг от этих дум напрягся до головной боли. «Спасибо». Чонгук не ответил. Дверь в душевую открылась. На пороге, конечно, стоит он. Высокий, одетый в чью-то заношенную военную форму метро, подтянутый, как если бы безвылазно занимался на полигонах училища и при этом ел всласть, а не голодал от недостатка воздуха, еды и света. Только ладонь за широким рукавом, да яркие глаза на симпатичном лице выдают в нём странности. А так… Тэхён готов обмануться, что статный юноша в дверях жил с ними уже очень давно. И они очень близки. Во всех смыслах? (Чьи это мысли?) — Гуки, смотри! Мне идёт?! (Уже без разницы…)***
Леон остановил локомотив до темноты. Снаружи уже растекались мутные сумерки — туман смазывал снежные очертания деревьев, превращая мир в одно сплошное молочно-белое облако. Вырубленная для путей просека постепенно зарастала кустами и деревьями, но пути всё ещё окружало свободное пространство, граничащее с лесом. Так команда останавливалась не первый раз, и всегда картина окружающего мира повторялась, иронизируя над желанием путников постичь свободу и многогранность мира. — Хочу пройтись, — Тэхён не спрашивает — оповещает, мол, я иду, если хотите, то можете присоединиться. Но останавливать его нельзя. Он — тот же поезд — не успеет затормозить, перерубит пополам. С ним идёт Юнхо. Чонгук — неизменное приложение. Комплект два в одном. Поэтому команда отпускает их, отмахнувшись. У бывшего Командующего в руках калаш, Чонгук способен управлять лесными монстрами. Наверное, Тэхён ещё в большей безопасности, чем те, кто остался у состава. Была бы хоть узенькая тропка, то Тэхён погнался за порывом снежного ветра, как ребёнок. Но ноги по колено вязнут в снегу, так что сил хватает только на то, чтобы выбираться из одной ямы в другую. Чонгук и Юнхо поддерживают: один идёт впереди, а другой замыкает, бесконечно оглядываясь по сторонам. В молчаливой скуке, нарушаемой лишь хрустом снега под ногами, Тэхён вспомнил строчки из детской сказки. «Снежная Королева». О чём ещё думать, как не о ней, среди её белого царства? — Сильнее, чем она есть, я не могу её сделать. Не видишь разве, как велика её сила? Не видишь, что ей служат и люди, и звери? Ведь она босая обошла полсвета! — Эхо его голоса заблудилось в непроходимой чаще. — Осторожнее. — Юнхо вовремя подхватил несчастного за локоть. Чонгук обернулся, уловив по звуку, что Тэхён запутался в собственных ногах. Он удержал хрупкого воина за вторую руку. Получилось, что Тэ потянули в стороны, как канат. Со своего положения парень и рассмеялся. — Ещё немного и пополам порвёте. Юнхо первым отпустил. Они с Чонгуком на мгновения схлестнулись взглядами, как два бойца на ринге. А потом мутант отвернулся, тоже отпустил тэхёнову руку. Он легко зашагал дальше. Его зверски тихой поступи можно было только позавидовать. — Чонгук, а ты чувствуешь кого-то рядом? — Да. — Опасность? — Нет. Ну хоть эти слова мальчик выучился говорить без запинки. — Было бы лучше, если бы мы вообще никого не встретили, — вставил своё слово Юнхо. Он прекрасно понял, что Тэхён заговорил с Чонгуком вслух только для него — для Юнхо. Без него они бы продолжили своё странное общение без слов. — Чонгук с нами. Опасность точно обойдёт стороной. Дальше в лесу шагать стало проще. Тэхён больше не запинался, шёл ровно, иногда комментируя то, что видит. Здесь он приметил кривые деревья, иногда забавно скрученные в узел, кустарники с острыми колючками или (ого!) красными ягодами (их набрали в карманы, когда знающий лес Чонгук, уверенно сказал, что они не ядовитые), ямы и подъемы. А потом они вышли к небольшому озеру — льдистому зеркалу, отражающему собой темнеющее небо. Юнхо присел на толстое поваленное бревно, чтобы перевести дух. Чонгук с Тэхёном подошли к кромке озера, где сталкивались друг с другом снег и лёд. Хрупкий воин провёл ладонью, покрытой тёплой перчаткой, по земле, обнажая мёрзлую почву, а потом и стекло льда, через которое можно было спокойно разглядеть завитки зелёных водорослей под ним. — А рыба тут водится? «Да. Но её лучше не есть». — Почему? — Гряз-но. Тэхён засмеялся. Чонгук насупился. В чёрной шапке, натянутой до бровей он снова выглядит ребёнком с мягкими щеками и большими глазами. — Брюзга. «В озёрной рыбе всегда много паразитов. Съешь, и будет плохо». Ноги от долгого сидения на корточках затекли, и Чонгук с Тэхёном поднялись почти синхронно, как по команде. В лёгких с каждым вдохом больше кислорода. Не привыкнуть так скоро к подобному, если жил в затхлости, вони помоев и навоза. Белый снег режет своей чистой непривычностью глаз — впору со вкусом ущипнуть себя, чтобы проснуться. Потому что если всё это вдруг окажется сном, вернувшись в подземелье жить не захочется в принципе. — Нет! — Чонгук закричал, не успев поймать и удержать на месте. Целина, никем не тронутая, местами заснеженная, зовёт к себе. Лететь раскрыв руки, как крылья, бежать, срывая дыхание. Снега меньше, чем везде, видимо его ежедневно сдувает со льда неспокойный и свирепый ветер. Тэхён будто не боится разбить стекло под ногами. Люди, как дети, страшатся лишь того, что уже успело напугать и причинить им боль. Тот же ребёнок — хрупкий воин — шагает по миру босоногим, слабым перед ним, но не боится, кажется самому себе великаном… Никто не имеет сил заглянуть за грань, дабы видеть наперёд все возможные несчастья. Никто. Это истина, которую не оспорит желание кого-то защитить. Лёд под ногами треснул, стоило остановиться. Тэхён добрался почти до самого центра озера и замер, наконец-то (!) испугавшись сделать новый шаг.***
Сокджин перебирает струны с каким-то ленивым и одновременно беспокойным мотивом. В вагоне он гитару никогда не достаёт, а стоило вынести фанеру и съестное на улицу — пришёл со всеми и встал к костру, заглядывая в его искры, набираясь вдохновения. Ничего не поёт. В голове только музыка без слов складывается. Она тоже умеет говорить. Иногда даже лучше всего остального. Хосок сидит между Чимином и Давон, жуёт свою порцию, молчит. Наверное, он единственный вслушивается в музыку. Другие расселись по парам да болтают. Ему в последнее время говорить не хочется. Грызёт нехорошее предчувствие в груди. Но он молчит. Пусть за него наговорятся остальные. Пока не хочется говорить о плохом, тем паче — о том, чего может никогда не случиться. Пока хочется вот так сидеть со всеми и смотреть вверх — там, где в чернеющем небе загораются первые звёзды. Первым задержавшихся гуляк у кромки леса замечает именно Хосок. С места он тоже вскакивает первым, а за ним уже все остальные. Ещё издалека видно, что третьего — самого неуклюжего и (будем честны) на голову отбитого — тащит на спине Юнхо, Чонгук — протаптывает путь. Удивительно, что они смогли найти компромисс в своих действиях. Как ураган они ломают домашний уют вечернего ужина. Сумерки давно сменились теменью, только луна и костёр остались единственными источниками света. Их хватало тем, кто жил впотьмах. Юнхо резво вскочил в вагон по ступенкам со своей ношей на спине и был таков. Чонгук дёрнулся за ними, но за плечо его успел удержать Леон. Ещё один человек, которому можно было без страха остаться калекой, трогать всклоченного мутанта и спрашивать: — Что случилось? — Упал. — Покалечился? — заспрашивал потемневший от переживаний Док. — Им нужна помощь? — Под в-воду. Упал. — Тогда, думаю, пока помощь не нужна. Уж Юнхо знает, что надо делать в подобных случаях. Наш балбес не первый раз попадает в такую передрягу. — Намджун сразу вспомнил один похожий случай ещё в метро. Команда успокоилась. Только Чонгуку спокойно не сиделось. Он тоже знал, что надо делать, он тоже… хотел помочь Тэхёну. Хотел его согреть!***
Когда хрупкий воин всё же рухнул под лёд, Юнхо замер в нескольких шагах от Чонгука. Стоять вот так — два крупных человека в метре от провала, в который угодил третий — не самое умное решение. Тэхён резко вынырнул, схватившись за обломки льда, в панике заскользил по ним мокрыми руками в таких же мокрых перчатках и снова ушёл под воду. — Не. Под-ходи. Сам. Я. — Чонгук обернулся на Юнхо, тот, сжав челюсти до выступивших желваков, кивнул ему. Осторожность, лёгкость движения — преимущество хищника, а мальчик в этом преуспел, легко игнорируя собственный немаленький вес. Он лёг на живот, так дополз до провала, рискуя с хрустом свалиться следом за Тэхёном. Но ему везёт до одури — лёд не трещит. Любимый плащ хрупкого воина расплылся по поверхности взбудораженных вод, как тело медузы, за него Чонгук и цапнул резко отползая прочь и утягивая за собой перепуганного недоутопленника. Юнхо, как эстафетную палочку, поймал кошмарно холодного и мокрого Тэ, всё ещё не осознающего, что он больше не под водой. Нужно срочно возвращаться к вагонам, срочно уходить с грёбаного озера, иначе парень получит целый букет проблем на своё и без этого поломанное здоровье. Чонгук нагоняет, помогает удобнее подсадить пострадавшего на чужую спину и следит за тем, чтобы Тэхён не свалился в снег, поправляет Юнхо, который порой терялся в повторяющихся видах леса: деревья, кривые деревья, кусты… — Дав-ай! Я. — Нет! Идём. Быстрее. Дрожь Тэхёна передаётся Юнхо. Сердце в груди бьётся, как сумасшедшее. Только бы успеть, не опоздать, спасти. Снова и снова спасти. Если придётся — сделать его спасение смыслом жизни. Шаг с каждым мигом тяжелеет, дыхание сбивается. Бежать невозможно, ноги по колено в сугробе. Снег. Чёртов снег, холод, желание прогуляться! Свет костра — путеводная звезда. От радости сил прибавилось. Как добежал, как взлетел по лестнице, ощутил тепло — не помнит. В прошлый раз, в метро он грел Тэхёна собственным теплом, пока в общем умывальнике грели воду. Сейчас горячая вода доступна в любое время, и хорошо, что Юнхо даже в таком состоянии вспомнил об этом. Он опустил дрожащего, мгновенно сжавшегося в комок Тэхёна на пол. Стал уговаривать помочь снять одежду, но потерпел поражение — у хрупкого воина от холода даже пальцы скрючило. Ни о какой «помощи» и речи быть не может. Обычно искусанные, красные губы стали синими — буквально. Кожа на щеках обморозилась нездоровым румянцем, ресницы слиплись льдинками. — Вот так. Всё снимем и будет тепло. — Очередной раз, когда строгий тон становится мёдом, льющимся в уши ребёнку. — Всё будет хорошо. — Слова лезут сами. Наконец, оставив Тэхёна без трусов, полностью обнажив то есть, Юнхо включил горячий душ и, обняв, вместе с Тэхёном шагнул под него. Тяжёлое снаряжение мокло, тянуло к полу, но бывшего Командующего волновал лишь пострадавший, промёрзший до костей парень в его руках.***
Во сне мир был чёрный. Как сквозь пробки в ушах, Тэхён слышал голоса снаружи, но больше ничего сделать не получалось. Тело ватное — не чувствовалось вовсе. Предало своего хозяина, ослабло. Под ударом холода и водной толщи хрупкий воин не выстоял. Последнее, что запомнил — ощущение полёта. Он сначала рвался вырваться, спрятаться от колючего холода, а потом устал, ушёл вниз с головой и впервые в жизни ощутил какого это — плавать. Или тонуть? Вот только почему каждое новое потрясение требует с него столь большие жертвы?.. Страшно заглядывать в будущее. Первое, что увидел, когда оцепенение сошло — глаза. Обеспокоенные чайные глаза — такие же горячие и пряные. Юнхо. Вокруг лавина теплоты, и он — бывший Командующий с его строгим лицом, которое сейчас всё же кажется мягче. Черты рисует беспокойство. Какой он… красивый — всё о чём получилось подумать, когда сознание пришло и снова покинуло Тэхёна. В следующий раз он проснулся в постели. Сзади к нему прижалось большое горячее тело. Тэхён узнал по запаху, что это вновь Юнхо. А потом кто-то ещё сжал хрупкого воина за руку. Тоже грея. Свернувшись комочком у нижнего яруса под столом сидит и сверкает глазами Чонгук. Шальная мысль отравила — теперь все на месте. Губы исказились улыбкой. Счастье для каждого разное, правда?