Этот мир полон вещей, которые ты не можешь изменить. Чем дольше ты живешь, тем больше осознаёшь, что мир состоит из боли, страдания и пустоты. Пока в этом мире существует свет, будет и тьма. До тех пор, пока есть победители, будут и проигравшие.
Наруто
Тэхён пришёл в себя только тогда, когда его кто-то коснулся. Осторожный жест, точно хрупкий воин разойдётся по швам, стоит тронуть его немного сильнее. Поднял взгляд. Чонгук, свободный от оков, сбросивший где-то смирительную рубашку, смотрит, заламывая брови, расставив руки по двум сторонам от связанных ног Тэхёна. — И правда. — Голос тихий, надломленный. — Освободился. «Я звал тебя». Пожав плечами, Тэ больше никак не отвечает. После слов Доктора, его мозг выключился, как нажали кнопку. Потрясение. Страх? Что чувствует подопытный, когда узнает о том, что он подопытный? Хрупкий воин застыл. Грудная клетка сжалась, как бывает во время приступа — не вдохнуть. Но Тэхён дышит. Просто шокирован. — Пой-дём? — Чонгук уже срезал верёвки (когтями, если это имеет большое значение), освободил, но не спешит трогать. Даже не говорит мыслями. Тэхён ему на них не отвечает. Стало быть сердится. На него. Но всё ведь совсем не так! «Если хочешь, я уйду потом, когда ты будешь в безопасности». По телу проскакал табун мурашек — не меньше. Тэхёна как током дёрнуло. Вот после этих слов он точно испугался. «Ты не слышал, что он сказал?» «Что я — монстр». — Нет же! Ты дурак? Он сказал, что я… без тебя не смогу. — Тэхён потянулся коснуться Чонгука, но от его рук отвернулись. Запястья болели из-за тугой верёвки, прежде накрепко их стянувшей, поэтому пришлось их опустить, растереть пальцами, возвращая нормальный кровоток. Без сбоев. И продолжить: — Я эгоист. Это все знают. А ещё я очень хочу жить. Твоя кровь… мне помогает. Чонгук, я, как уже говорил раньше, не боюсь тебя. Но теперь ещё и не могу отпустить. Не уходи, пожалуйста. Мне повезло встретить тебя до того, как я умер. Не оставляй. Будь рядом. Прошу. В карих глазах столько искренности и мольбы. Даже Чонгук проникся. Он ведь всем нутром чувствует слабость этого человека напротив. И тоже не хочет уходить. А сказал так, потому что испугался, что его прогонят — решил, что не больно будет уйти самому. Постойте… Больно? — Надо посмотреть его записи. Может быть, найдём что-то про нас. — Тэхён, совсем не соображая, резко поднялся. В глазах потемнело и ноги ослабли. Не упал только потому, что Чонгук рядом, как и всегда — крепко держит за плечи. — Всё, я в порядке. — А сам идёт и шатается, как неваляшка. Только очень даже «валяшка». Но не в этом суть. Взгляд тянет рука мутанта. Идеально-неидеальное. Наверное, в этом тоже кроется своё очарование. И то, что сейчас Чонгук, забывшись, прикасается к Тэхёну обеими ладонями — только распаляет интерес. Но хрупкий воин помнит, что первоначально хочет распахнуть завесу тайны над процессом опытов, поэтому идёт к столу, упирается в него руками и переводит дух. Стопки жёлтой от старости бумаги кашей забивают сетчатку глаз. Снова корявый почерк. Не разобрать. Пальцы легко касаются листов, цепляют один толстый корешок, покрытый потёртой кожей обложки (пусть она будет не человеческой!). Внутри много лишнего: между страниц застряли яркие листки с заметками на скорую руку, закладки, ручка без стержня, сухая ветка с зелёным, давно засохшим лепестком на кончике. Тэхён тяжело вздыхает, но не сдаётся, продолжая искать. Где-то в середине книги он видит знакомые слова на латыни: «Homo novus & Dimidia»; от радости хочется улыбнуться, но лишь на краткий миг — повод слишком мимолётный. Гораздо важнее содержание всех последующих корявых строк. Тэхён покажет это Леону, и они с ним вместе разберутся. Ведь их специалист по поездам тоже слышал «белых» мутантов из города. Что-то это должно значить… Хрупкий воин прячет книжку в кармане своей курточки, прежде вновь её на себя надев, и смотрит на выжидающего, молчаливого Чонгука. «Мне жаль». «Почему?» Тэхён всё-таки слабо дотрагивается до руки Чонгука — он верно стоит за плечом. Пока — до той, которая без когтей и твёрдой кожи, до той, которая самая обычная: с узловатыми суставами и длинными пальцами. Человеческая рука. Кожа. От Чонгука теперь пахнет, как от каждого в команде: мылом и костром, едой со стола, зимним ветром, что застрял в смольно-чёрных волосах, спрятанных под грязно-серой шапкой. Он… такой же человек, как они. И теперь Тэхён знает: их двоих объединяет нечто много большее, чем они могли себе вообразить. Поэтому — ему жаль. Поэтому он говорит: — Ты не виноват, что кому-то взбрела в голову сумасшедшая идея. Ты не виноват, что стал тем, кем стал. Ещё до твоего рождения всё решили за тебя. — Янтарные глаза в полутьме кажутся Тэхёну слишком яркими, но он не боится в них смотреть. — А теперь… — Он сжал своими дрожащими пальцами запястье Чонгука. — Теперь я хочу, чтобы ты навсегда об этом забыл. О том, что твои родители сделали с тобой. О том, что ты якобы не человек, о том, что было до того, как ты встретил нас, меня, сел в наш поезд и решил оставить прошлое в прошлом. Просто забудь. И перестань думать о том, что я в любой удобный момент захочу прогнать тебя. Не захочу. И не только потому, что не смогу без тебя жить. Просто — не захочу. Никогда. Стоит ли говорить, что Чонгуку ранее точно не приходилось слышать подобные слова. Тэхён единственный во всех смыслах. Человек с сердцем, которое всё время бьётся на износ, не умея вмещать в себя те огромные в объёме чувства, которые его хозяин хочет в него запихнуть. Мутант только (пока) не знает, что чувства хрупкого воина имеют странную особенность: появляться в момент, когда могут сделать кому-то больно и исчезать, когда могут сделать хорошо. Никогда — вовремя. Всегда — внезапно. Так приходит смерть. Так приходит жизнь. Так приходит любовь. Проще можно сказать: так приходит всё, что начинает и заканчивает смысл бытия. А Тэхён — просто ещё одна стихия, играющая свою недолгую роль в коротком списке чьих-то судеб.***
— Долго их нет, — заметил Хосок, когда устал сидеть на одном месте и слез с дрезины. — Молчат. Никаких сигналов. Празднуют или опять попали в передрягу? — Знаешь, судя по всему, второе. У нас с самого начала с удачей не срослось. — Ну не скажи. Там с ними Тэхён, у которого получается даже сквозь закрытые гермоворота вылезти наверх. А тут какой-то бункер. — Не он вылез. Ему помогли вылезти. — А какая разница, если результат один? Помолчали ещё. Пограничник не стал продолжать язвить. Хосок что-то насвитывает под нос, а потом говорит: — Пойдём. Надо узнать, что с ними. Что-то мне не нравится… Пока искали другой вход, кроме лифта (решили вместе, что если внизу их ждёт засада, то стоит попытаться найти более тихий способ спуститься), потеряли достаточно времени. Выход на лестницу надёжно спрятали в узлах коридора, устроенного за шахтой лифта. Дверь пришлось выбить. Не очень тихо. Но по кромешной тьме и тишине, царящей на лестничной клетке, можно было догадаться, что тут их станут искать в последнюю очередь. — Как же стрёмно, — заключает Хосок. — Блять, — ругается Минджэ, закрыв лицо маской противогаза. — Воняет мертвечиной. Лучше в маске. Хоуп не возражает, даже радостно закрывает нос своим противогазом. Минджэ делает первый шаг внутрь. Щёлкает кнопка ручного фонаря. Белый луч света врезается в стену. В цифру. Двадцать один. — Твою мать. Пограничник быстрым шагом прошёл до ограждения и направил свет фонаря вниз, и этот свет не дотянулся до нижнего уровня. Хосок тоже рядом ругнулся. За спинами хлопнула больше никем не удерживаемая дверь, оставив парней в компании друг друга и одного на двоих фонаря. — Ладно. — Минджэ, как прежде человек приученный сохранять спокойствие в любой экстремальной ситуации, собрался с силами быстрее своего компаньона. — Пошли. Смотри на стены. Где-то должны быть хоть какие-то указатели или планы этажей. Пришлось вспоминать жизнь в метро, вновь учить себя видеть в темноте. Глаза быстро привыкли. Гораздо сложнее было убедить самих себя — в том, что этот спуск не навсегда. Что они обязательно поднимутся вновь. — Забыл уже, как это — ждать, что тебя сожрут в любой момент. Какая-то тварь из темноты. — Тихо, Хоуп. А то реально прыгнет что-нибудь. Звук шагов кажется таким громким, что сердце замирает каждый раз. Место совсем не тянет на доброжелательный оазис посреди постъядерного мира. Будто не хватило костей по пути, поэтому фонарик выхватывает целый скелет в темноте — в углу следующего этажа. Кости выглядят серыми, с кусками недосгнившей плоти. Вот почему здесь так невозможно воняет. А сверху, над трупом надпись: «Ты — всего лишь мясо». — Очень… позитивно. Кажется, ты был прав, что нам не везёт. — Идём дальше. — Минджэ не сдержался. У него дрогнул голос. В голове появились мутные кадры из снежного леса, выстрелы и кровь. Пограничник дошёл до своей границы. И ему не нравилось смотреть за этот горизонт, где все подряд умирают. — Надо вытаскивать наших. Так миновали несколько этажей. Надписи, кровь, что-то ещё, как для общего антуража жуткого, до дрожи жуткого места. Кости, кучи неопознанной органики — в какой-то момент в желудках обоих парней дёрнулись остатки еды, чтобы вырваться наружу. — Блять, что за пиздец. Других слов не подобрать. Под подошвой сапога звучно хрустнула чья-то кость.***
Когда пытки прекратились, Юнхо вырубился на время, а очнулся уже от новых прикосновений, только с залитого кровью лица напротив, на него смотрел Леон. Бывший Командующий аж встрепенулся, слабо дёрнувшись. — Долго они нас мучили, но не уследили за тем, как я стащил у одного из них нож. Давай, просыпайся, парень, нам стоит торопиться. Леон быстро срезал верёвки с рук и ног Юнхо, последний успел подметить, что тот пользуется только одной рукой, а на другой неестественно выгнуты пальцы и отсутствуют ногти, посему кожа покрыта кровью, как густой бордовой коркой. Юнхо вот повезло больше — до него не добрались, а, возможно, посчитали немым или бесполезным, ведь он сначала долго звал Тэхёна, надеясь на ответ, а потом и вовсе замолчал. Леон же шёл на контакт вопреки боли, так и оказался самой пострадавшей стороной. — Что теперь? — Юнхо размял затёкшие конечности, поморщившись от боли, когда стремительно поднялся на ноги. — Мы всё ещё идём за этими… картами? — Сначала вытащим Тэхёна с Чонгуком, где бы они не… — Шелест рации в кармане отброшенной в дальний угол куртки привлёк внимание мужчин, перебив их диалог на полуслове. Впервые взгляд обрёл достаточно осмысленности, чтобы оглядеться. Пока Леон осторожно шагал к куче, в которой неопрятно лежат их вещи и снаряжение, Юнхо брезгливо рассматривал грязные стены, ржавую или просто сломанную мебель. Чан с тёмной водой — её привкус всё ещё ощущается во рту — именно в него их окунали головой, поливали, черпая из него, пытались выдавить слова нехваткой кислорода. Кривые надписи на стенах — из разряда набора слов сумасшедшего. Тусклый свет единственной лампочки под потолком. И шелест рации. Леон вытащил её на свет и просто чего-то ждал. Шелест повторился, а вместе с ним раздался голос, искажённый помехами, но всё-таки знакомый. Знакомый! — …ниже? Идём…? Блять, ну и дерьмо… — Приём! — Леон нажал на кнопку связи. — Хосок, вы слышите меня?! Мучительно затянулось время ожидания ответа. — …Что? — уже другой голос. Минджэ. Юнхо никогда не мог бы представить миг, что он обрадуется и тому, и другому так, как обрадовался сейчас. — Блять… просто… проверить? …Леон?.. — Да. Хорошо меня слышите? — Относительно. — Где вы? — Вас… не было. Мы пошли… лестнице. Мы… — Там есть указание этажей? — Да. …на седьмом. А…? — На первом. — …Блять.***
Чем ниже Хосок с Минджэ спускались, тем чаще им попадались кучи отвратительного, неопознанного, складывалось ощущение, что лестничную клетку использовали как выгребную яму, выкидывая на неё всё ненужное. — Замечательно. Сектанты хотя бы сами никого не жрали. — Каждый спасается так, как может, — философски подметил Хосок. — Вот только не надо умничать. Жрать друг друга — никогда не способ выжить. — А что бы ты делал, если кроме кого-то рядом нет никакой еды? — А ты? Хосок усмехнулся, поморщившись от вида нового трупа без головы. — Не знаю. Честно. Ходили слухи, что в самом начале на какой-то станции метро тоже этим занимались. От голода. У них даже было что-то типа гладиаторских боев. Соревновались не на жизнь, а на смерть. Побеждённого ели. По крайней мере это было… по-своему справедливо. Но, как в столице узнали, так и свернули их. Всех порешили. А станцию очистили и заселили заново. Минджэ промолчал. Он слышал эту историю не раз. И каждый раз его передёргивало от омерзения. Уж что-что, а каннибализм пограничник оправдывать не намерен. — В любом случае, нам не узнать, что бы мы делали, пока мы не оказались в их ситуации, — договорил Хоуп, не дождавшись ответа от напарника. Луч света выхватил единицу на стене, а Минджэ замер напротив приоткрытой двери (на всех остальных этажах выходы на лестницу были закрыты), Хосок же врезался в его спину и едва не выругался в голос, но сдержал себя и выглянул из-за плеча пограничника. Минджэ осторожно выключил фонарь, убрал его в карман и, прихватив рукой дверь, попытался приоткрыть её, не наделав лишнего шума и в штаны от страха быть пойманным в ловушку на минус двадцать первом этаже. Опять длинный и тёмный коридор, грязные стены, завалы мебели и мусора, какие-то мешки, стеллажи, обвитые паутиной, скрывающие в пыльных банках, стоящих на них, мерзости неизвестного происхождения. Под потолком мигает лампочка, тускло светит, оставляет углы тёмными, таинственными. Где-то кто-то ходит, кто-то шумит что-то перебирая. Они здесь не одни. Это на лестнице им повезло. А теперь остаётся уповать на удачу… которой нет. Ноги выучились не уставать от долгих нагрузок, а руки — стрелять без дрожи. Вот только Минджэ достаёт из кобуры на бедре ваншот и совсем не ощущает этой вбитой в голову уверенности в собственных силах. В прошлый раз рядом был Леон. А теперь… Хоуп до авторитета не дотягивает. — Надо идти. Ты запомнил дорогу, которую Леон указал? — Примерно. — Заебись. Дышать страшно, а уж идти вперёд — ужаснейший кошмар наяву. Сердце давно бьётся в пятках. Но делать нечего, где-то там, на первом этаже, запертые и едва живые друзья. Люди, которым ещё можно доверять многим важнее возможности сбежать, сохранив при этом собственные жизни. Что они скажут Намджуну и остальным? А самим себе? Смогут простить? Нет. И вдвоём бежать куда-то бессмысленно. Без припасов, средства передвижения, защиты — они те же трупы. Просто страдать будут дольше. Избавиться от шума нереально. Но пока им везёт не встретить никого. Пока Хосок не задел локтем те самые банки на том самом стеллаже с паутиной. Звон стекла эхом взрывается, проносится по кишке единственного коридора. Содержимое растекается по полу. Человеческие… мозги. Хосок едва успевает содрать с лица маску, чтобы всё-таки выблевать если не внутренности, то хотя бы остатки еды. Минджэ просто брезгливо отвернулся, не забыв о том, что шум мог привлечь к ним совершенно ненужное сейчас внимание, он оглядывался в обе стороны коридора, пока Хоуп застыл у стены, уперевшись в неё дрожащим кулаком и пытаясь отдышаться от приступа рвоты. Внезапно зашуршавшая рация подводит к краю истерики. Минджэ держится из последних сил, но нажимает кнопку для связи. — Это вы? — спрашивает Леон. Его голос уже не перебивают помехи. Значит они рядом. — Да. — Будьте осторожны. Нас сторожили несколько человек и они пошли на шум. Держите оружие ближе, Минджэ. Сейчас не время милосердия. Хосок, наконец, пришедший в себя, первым снимает ваншот с предохранителя и надевает на него самодельный глушитель. — Что? — спрашивает Минджэ. — Больше не хочешь узнать, по какой причине они друг друга жрут? — Если они хотят сожрать меня, то я точно не хочу вникать в их причину сделать это.***
Момо безжалостно разбудил звон стекла. На этаже, где обычно содержали обречённых на смерть пленных, редко так шумели. Поэтому девушка встрепенулась. Она встала, придерживая выпуклый живот и прошла к двери, где через небольшое окно с решёткой, она могла наблюдать за происходящим в коридоре. После того, как тощего мальчика по имени Тэхён увели, она пару раз обеспокоенно выглядывала, но оставила надежду его дождаться. Ушедшие из её камеры больше не возвращались — это Момо усвоить успела. Но в этот раз что-то пошло не по плану. Звук шагов, который она услышала совсем не был похож на шаги местных — громкий отрывистый топот и шарканья. Поступь кого-то ещё невидимого глазу Момо расценила осторожной, внимательной, стремящийся скрыть саму себя. Так не шагали рабочие бункера, так не шагал даже Доктор. И когда поступь раздалась совсем близко, а на повороте возникли две высокие широкоплечие фигуры с оружием в руках, Момо стала бить слабыми кулаками по двери, стараясь привлечь к себе внимание. Один из чужаков застыл, пока другой дёргал его за руку, призывая продолжить путь вперёд, не сворачивать в ненужный карман коридора, проигнорировать отчаянный женский крик и стук. Но Момо повезло. Застывший вторженец сделал пару шагов к её камере, а потом ещё шаг и ещё, и ещё, пока не оказался лицом к лицу. — Минджэ! — позвал молодой парень своего компаньона, оставшегося на повороте. — Тут… девушка. — Ты слышал, что Леон сказал? — Да, но она же тоже пленница. — Хосок! — Пожалуйста, — Момо решила перебить диалог мужчин, пока они не решили её оставить. — Пожалуйста, умоляю. Помогите мне. У меня… ребёнок. Пожалуйста! — Она заплакала, отошла немного, чтобы парень (Хосок) мог разглядеть её живот, обтянутый рваными обносками. — Хорошо! — На миг в глазах за решёткой Момо разглядела ужас и искреннее желание ей помочь. Спасти её. Впервые. Впервые она видела что-то подобное в глазах другого человека. — Хосок! — А вот второй парень явно не желал ей помогать и всё одёргивал друга. — Вы… те, кто пришёл с Тэхёном? — девушка решила воспользоваться единственной причиной задержать её возможных спасителей. — Я знаю, куда его отвели. Могу показать. Только помогите. — Ты знаешь, где достать ключ от камеры? — Хосок игнорировал оклики Минджэ, окончательно решив помочь девушке ещё до того, как она сказала про Тэхёна. Но он всё-таки ответил пограничнику, чтобы тот не терял зря время, застыв столбом на повороте: — Иди к Леону и Юнхо. Они тоже где-то здесь. Я вытащу её. Она знает, где Тэхён. Минджэ тихо выругался, но послушался и вскоре скрылся с глаз. — Ключ должен быть у сторожа, но его сейчас не найти… Я… — Понял. — Хосок усмехнулся, удивил Момо, подмигнув ей, и со всей силы ударил прикладом ваншота по ржавому замку, уже не беспокоясь о сохранении тишины. *** Минджэ прострелил две головы почти не задумываясь. Палец сам нажал на курок. Двое мужчин рванули к нему, стоило их взглядам пересечься. Запавшие глаза, заплывшее лицо, рваные движения тела и оскал, точно у гиен с жёлтых страниц старой энциклопедии, которую так любил читать Тэхён, показывающий Чимину и Минджэ красочные картинки на оборотах. Черепа взорвались, облив стены кровью и кашей мозгов. Пограничник выключил человечность, как нажал на кнопку и наклонился, обыскав карманы убитых, не обращая внимания на кровавую кашу вместо лиц. Он перешагнул трупы, миновал несколько дверей и завернул в следующий карман, подобный тому, в котором остался Хосок. Заглянув в небольшие окна в дверях, на третьей он всё-таки обнаружил внутри камеры знакомые лица. Замок на двери открыл ключом, найденным в кармане одного из трупов. Леон с Юнхо вышли наружу. Первый прижимал руку к груди, а второй прихрамывал на одну ногу — оба выглядили ужасно. Лица в садинах и синяках, кожа, свободная от одежды в крови. И одежда тоже… с бордовыми пятнами. — Пойдём. Там Хосок пытается вытащить бабу, которая заявила, что знает, куда делся Тэхён. Юнхо зашагал первым, не нуждаясь в повторении и словно забыв о боли в ноге, стоило Минджэ упомянуть столь дорогое сердцу имя.***
Когда дверь открылась, Тэхён приготовился драться, схватил в руки ржавый канцелярский нож и почти побежал навстречу двери. Чонгук удержал его, обхватив рукой за талию. Он точно почувствовал своих, задолго до того, как они подошли. Побитое лицо Юнхо — первое, что увидел Тэхён, когда пелена отчаяния и страха сошла с его взгляда лавиной. В глазах вскипели горячие слёзы облегчения. Чонгук явно почувствовал чужие чувства, поэтому отпустил, и хрупкий воин сорвался с места, бросаясь бывшему Командующему на крепкую шею. Чонгук подходит следом. За спиной Юнхо он видит девушку и Хосока. Тэхён тоже, наконец, отпускает Юнхо и спрашивает: — А где Леон и Минджэ? — Отвлекают. Нам надо выбираться. Они сейчас на несколько уровней выше нас, значит ближе всех к выходу. Заберём их по пути. Хрупкий воин кивает, а потом смотрит на Момо. Почему-то он очень рад видеть её здесь. Хосок помогает девушке шагать на её ослабевших ногах, придерживая за острые локти. Хищный взгляд, маска безразличия — куда-то делись с лица беременной пленницы. Она словно отпустила себя, расслабившись в присутствии тех, кто мог помочь ей спастись, вырваться из чёртовой клетки. — Сколько их тут? — спрашивает Тэхён у Момо, когда они уже идут к выходу на лестницу. — У нас есть шанс вырваться? — Обманом — да. Но Доктор здесь отвечает за разум. Он может догадаться о том, что происходит. Мы должны действовать быстро. — Что за Доктор? — недоумевает Хосок. — Доктор Смерть. Он… как Иоанн у сектантов. Чонгук замыкает их небольшую компанию. Ни на секунду не позволяет самому себе расслабиться, вслушиваясь в каждый шорох на уровне. И не пропускает момент, когда за их спинами открывается дверь, как из комнаты в коридор высыпает человек пять, шесть, десять… Мутант достаточно сдерживал себя, чтобы сейчас сорваться с места. Руку с когтями он боле не скрывает. Кровь фонтаном залила его лицо, когда он разорвал чью-то глотку. Время ускорилось. Пространство вновь стало красным.