Умереть за любовь не сложно. Сложно найти любовь, за которую стоит умереть.
Фредерик Бегбедер
— Назову малыша Шома. В честь его отца. Он был хорошим парнем. — Момо и Шома? Звучит до смерти мило. Уютно качается вагон, пахнет зажаренным парным мясом (Давон готовит обед из пойманных накануне зайцев) и молоком. Момо кормит сына грудью, тот причмокивает, сжимает и разжимает пальчики. Хосок умильно смотрит на эту картину. От веса чужой головы на плече ему совсем не тяжело. Наоборот, тепло — от близкого контакта. — Вот бы так до конца дней сидеть. И чтобы он всегда был маленький и счастливый. — Момо говорит тихо, её слова прячутся в складках застиранной почти до дыр рубашки Хосока. Но он её слышит. И не смеет перебить. — Пока мир не рухнул… я тоже считала, что счастлива. По-своему. Как ребёнок. Отец меня, правда, любил. Но мир таков, что даже любовь умеет и может уничтожить. Хочу, чтобы именно это обошло его стороной. — От всего не уберечь. — Да. Я знаю. Момо часто думает о том, как сильно ей повезло встретить Хосока и ребят. Думает о том, что если бы она не рискнула тогда закричать, то так бы и осталась сидеть в своей клетке. Страшно. Поверить незнакомцам? Довериться. Больше, чем родному отцу и его людям… Сила судьбы или случая? Момо было нечего терять, вот она и выставила все карты. И победила. Так кажется. Так хочется верить в это. Ведь если в этот миг окажется, что твёрдое плечо Хосока — лишь сон, Момо просто сойдёт с ума.***
— Поссорились? — Хосок подсел к Юнхо за обедом и спросил про Тэхёна, старательно не обращающего в их сторону своего внимания. Бывший Командующий без особого аппетита возит ложкой по дну железной миски. Кусок в горло не лезет. Казалось бы, жизнь налаживается. Что не так? — Он со мной не разговаривает, — ответил Юнхо, точно ему всё равно. Вот только Хосок прекрасно понимает, что это — ложь. — Без понятия, что произошло. — А ты спрашивал? С какой стати Хоуп вообще пристал? Да, они с Юнхо забыли о прошлом, где их разговоры начинались и заканчивались показательной поркой за нарушение порядка. Но это же не повод становится друзьями. Или — повод? Сложно вести холодную войну в невозможности остаться в стороне. Без чьего-то внимания. Найдётся небезразличный. И хрен этот небезразличный отвяжется — жилплощадь же общая. — Да. Он не разговаривает со мной. — Юнхо не ищет новых предложений, вторит сам себе. А что ещё говорить? Других данных у него просто нет, ведь с ним, ну правда, просто не разговаривают с самого утра. В потёмках Тэхён громко открыл дверь, переоделся, странно пряча свою наготу от глаз, давно привыкших к ней, и вышел. Больше не возвращался, не говорил, не позволял даже прикасаться, одёргивая от себя чужие руки. Юнхо решил, что лезть сейчас — не лучшая идея. Тэхён просто такой человек — он быстро вспыхивает, потом отходит. Просто нужно подождать, оставить его. Не трогать. С Чонгуком, к слову, Тэхён тоже не спешит садиться рядом, а парень как-то виновато ткнулся лицом в тарелку. Что Юнхо думает по поводу этих двух? Сказать сложно. Ревность? Наверное. Но не толкающая на преступления. Сначала была злость, желание делить и присваивать. Тот случай в лесу, когда Тэхёна пришлось с обеих сторон хватать за руки, но всё равно позволить ему провалиться под лёд, многое решил. Злость с собственничеством быстро ушли. Ведь они тогда чуть не потеряли Тэхёна. Да и, в конце концов, решать здесь не Юнхо, не Чонгуку. А уж в том, что последний показывает себя каким-никаким соперником на право «места под солнцем» — сомневаться не приходится. Но Тэхён должен сам определиться (принять мысль об этом определении?). А другим останется только смириться. Бывший Командующий свято верит, что и так задолжал судьбе за счастливые времена, когда в его жизни появился человек, желающий быть рядом и улыбаться по утрам вопреки подземной тьме. Бороться он не станет. Страдать? Только если незаметно для других. Выставить наружу израненное сердце, как причину для чужой ненужной жалости — преступление против собственной чести и гордости. Как так? Куда делся тот Юнхо из метро? Ведь под землёй волноваться, присваивать и мстить публичными избиениями тем, кто посмел подвергнуть любимого человека опасности (забудем, что любимый человек вперёд других лез в эти самые «опасности») — было обычным делом для бывшего Командующего. Да. Ключевое слово — «было». Важнее собственного счастья — чужое благополучие. И это тоже можно назвать любовью.***
Тэхён вновь читает книжку Доктора Смерть, а другой рукой лениво перебирает прядки волос на голове Чимина. Сталкер устроился на коленях хрупкого воина и дремал, забывшись в водовороте собственных мыслей. Давно они не проводили время вместе. Даже заскучалось. В купе Чимина их качает, как в колыбельке. Тишина прерывается только стуком железных колёс. — Что-то случилось? — Чимин говорит сонно. Его обычно высокий голос немного хрипит. Сталкер поворачивает голову и на чужой шее Тэхён краем глаза видит говорящий откровенной краснотой слабый след. — А у тебя? — спрашивает с улыбкой. Чимин даже глаза не открыл. Тоже улыбнулся. На душе будто кошка свернулась и мурчит, греет тёплым брюшком. За прошедшую неделю сталкер и не уследил, как изменился, точно расцвёл подобно весеннему цветку в букете, который Давон притащила с небольшой прогулки до пресного озера в лесу. — Быстро вы контакт наладили. — Тэхён заговорил, так и не дождавшись ответа друга. — Не наладили. Но идём к этому… со скоростью черепахи. У Юнги свои жирные тараканы в голове. — Как и у тебя. Идеальная пара. — У тебя тоже черти водятся. Не зазнавайся. — Не зазнаюсь. — Тэхён отложил книжку в сторону. Посмотрел в окно. — Не зазнаюсь, — повторил тише. Линия рта у него дрогнула. Уголки губ опустились. — Выкладывай. — Долго они шли к этому. Разговора по душам не избежать. Чимин сел, прижался к плечу друга и навострил уши. — Намолчались. Тэхён лопнул, точно мыльный пузырь. Раньше они со сталкером много сплетничали и вообще говорили. Обо всём подряд. В темноте или при свете тусклых лампочек, света костра. С алкоголем в крови или без него — говорили. Так легче. Так всего было и будет легче. Одному переносить многотонные мысли однозначно тяжелее. И Тэхёна разорвало от слов, так тщательно им сдерживаемых. Чем больше он говорит, тем обильнее влага стекает по его щекам. Дрожат губы, подбородок, руки, он весь — от макушки до пяток. Переизбыток чувств. А говорит, даже больше верит (хочет верить), что кроме эгоизма у него за пазухой ничего. Ложь. Какая удобная ложь. Ведь навоображать, нафантазировать собственное неумение чувствовать — значит освободить себя от ответственности за эти чувства. Тэхён так думал. А теперь ему больно. И эту боль не вытравить мутантской кровью, как болезнь из его лёгких. — Что ты к нему чувствуешь? — спрашивает Чимин, когда Тэхён замолкает. — Понятия не имею. Не знаю. Не понимаю. Он… иногда мне кажется, что половина из того, о чём я думаю — не моё. Он… в моей голове. Понимаешь? Сначала это было интересно, а теперь мне страшно. Я боюсь потерять себя, его… Ю. Мне до смерти страшно, Чим. Когда Тэхён сжался, схватился за голову, Чимин его обнял. Хрупкий воин заплакал, резко вздыхая из-за дыхания, которое сбилось. Сталкер гладил друга по плечам, спине, продолжал слушать обрывистые фразы. Спросил, жалеет ли тот, что привёл Чонгука? Тэхён отрицательно покачал головой. Нет. И всё. — Что ранит тебя больше всего? — Наводящий вопрос. Сложно ответить конкретно. Чимин это прекрасно понимает. Что ранит? Признание чувств? Факт того, что невозможно гнать одновременно двух зайцев? Нужда разбить чужое сердце? Тэхён и сам распадается на атомы, а тут ещё примеряет на себя чужие чувства! И винит собственное существование во всех возможных бедах. Когда всхлипы затихли, Тэхён внезапно задрал футболку, едва не порвав её по шву. На чужих тощих боках Чимин разглядел подсохшие раны. Не сильно глубокие, не смертельные, почти не кровоточащие. Сталкер уже видел такие. Когда Чонгук неосторожно едва не порвал хрупкому воину щеку острыми, как бритва когтями. — Я не заметил сначала. Пока в душ не зашёл, и водой их не защипало. Совсем не больно. Только дело не в этом. — Тэхён прикусил нижнюю губу. Чимин нахмурился. Царапины могли легко стать следствием игры, например. Но стал бы тогда хрупкий воин столь тщательно подбирать слова, говоря о какой-то игре? — Он… Мы… у нас был секс, — сдался. — Он хотел, чтобы это стало для меня сном, но не заметил или не рассчитал силы — непонятно. Моё тело его выдало. Я же знаю, что бывает после ночи с Юнхо. За всё это время он даже за крохотные синяки извинялся. А тут царапины, и задницу саднит. Чим. Что мне делать? — Ну и подробности. — Ещё бы найти ответ на все вопросы. Сталкер отвёл от хрупкого воина взгляд, тот опустил футболку на место. — Так вы с Чонгуком?.. — Да. И я бы ничего не понял. Если не эти следы. Ну. Я не знаю, что я должен чувствовать… Как реагировать? Это же изнасилование по факту. А на деле — нет. Я ведь переживаю не из-за этого. — Тебе понравилось? — Чимин закрыл лицо руками. Уж что-что, а услышать сейчас нечто подобное он точно не рассчитывал. От него же в прямом смысле ускользнул целый пласт из жизни его лучшего друга. — Боже, я ещё в чёртовом замке понял, что добром ваша связь не кончится. — Чим, ты не слышишь? Я не понимаю самого себя, не различаю, где мои мысли, а где — его. Он вертит моим разумом, как игрушкой. Наша связь. Я сам! Всё это даёт ему в руки пульт ебаного управления. И самое страшное — я не против. — Я запутался. Тебе страшно или нет? — Страшно осознавать. Не страшно — быть рядом. Когда он смотрит на меня, когда мы рядом, я счастлив. Правда. Но когда я начинаю думать. Мысли приходят просто ужасные. — Ты ведёшь себя с ним, как с младшим братом. Дай мне время свыкнуться с тем, что ты не возражаешь против перепиха с ним же. Тэхён отвернулся к окну. Он и сам бы хотел свыкнуться. Внезапная находка, улика почти свела его с ума. Почти. Остановился там, где все его спрятанные в дальний ящик мысли, вылезли наружу. Тэхён их не удержал. Устал. Чонгук своим рвением обладать надломил в нём последнюю стену терпения. Слишком много провокаций поступило со стороны мутанта, чтобы продолжать отрицать очевидное — Тэхён Чонгука хочет. Хотя бы телесно. Пока. Или как стоит объяснить реакции тела на вид упругих мышц мальчишки, желание касаться и банально быть рядом? Не отпускать. Дело даже не в спасительной крови, ведь о проблемах с лёгкими хрупкий воин успел забыть. А желание держать крепче и быть ближе никуда не делось. — Я буду гореть в аду. — Тэхён хрипло посмеялся. — Юнги говорит, что мы все в аду. Стоило только на поверхность подняться, — отозвался Чимин. — Раньше говорили иначе. Ад же был под землёй. — Времена меняются.***
Вечером Тэхён нацепил на плечи куртку и выбрался из поезда через окно. Ноги удивительно легко спружинили о мягкую землю и траву. Бросив за спиной проблемы и поиск их решений, хрупкий воин прошёл за черту леса и устроился на небольшой полянке под ветвями огромного дикого дерева. Ствол растения не получилось бы объять, даже если они всей командой сделают это, взявшись за руки в круг. Природа удивительна и сильна. Жаль, что она сделала людей столь слабыми при их неукротимых амбициях. Разговор с Чимином вытащил его на распутье. Раньше он бродил в поисках тропинки. А теперь та тропинка раздвоилась. Назло. Будто без человеческих сантиментов прожить невозможно. Тэхёну нравилось быть не связанным чувствами по рукам и ногам. До Юнхо он перебирал партнёров, как в игре на дурака — карты. Короли, валеты, десятки и девятки — выбор большой. Как уже говорил Чимин, отношения однополых пар никем не порицались. Перенаселение метро оказалось важнее, чем какие-то принципиальные взгляды прошлого. А молодёжь просто привыкла к мысли, что получить удовольствие можно в равных степенях от женских и мужских тел. С Юнхо Тэхён вытащил туз, конечно. Но на любой туз найдётся свой джокер. Да? Или речь идёт про козырь? Хрупкий воин покачал головой. С Юнхо вышло задержаться. На несколько лет. Ужасное обстоятельство для того, кто не хочет влюбляться и любить. Ведь Тэхён полюбил. Или думал, что полюбил. Во всяком случае, Юнхо стал слишком близким и родным человеком. Почему никто не объяснил заранее? Не предостерёг? Кажется, люди обречены быть связанными друг с другом. А каждого решившегося пойти против настигнет его личная кара. И да пребудет с ним сила, потому что кара эта станет бесчеловечно жестокой. Она привяжет смельчака так, что освободиться от связи — сорвать с себя кожу голыми руками наживую. Тэхён не заметил, как зима стала весной, теперь уже в двух шагах стоит лето. Сменяемость времён года — открытие. Живая зелень вокруг — дороже драгоценных изумрудов. Сейчас надевать маску почти не приходится. Лишь иногда до треска датчика повышается фон. Гораздо чаще всё спокойно. Под вечер в воздух натекла приятная прохлада. Тэхён почесал шею, а когда посмотрел на руку, застал на пальце жирного жука с перламутровым панцирем. Насекомое передёрнуло лапками и взлетело, затрещав крылышками. Темнеет, и с темнотой приходит больше звуков. Мир живёт, дышит, борется. Почему-то Тэхёну не страшно. К тьме он привык почти с рождения. Воображение рисует в свете луны тысячу опасных силуэтов, но хрупкий воин тихо закрывает глаза, обнимает свои колени и устраивает на них голову, продолжая слушать новый мир, впитывать его себя сквозь уши, ноздри, рот, поры. Чонгук и Юнхо. Два противоположных берега. У костра они держали Тэхёна за руки, как привязанную с двух сторон лодочку. Если подумать, то они друг от друга мало чем отличаются. Наверное, ребёнком Юнхо был хмурым и молчаливым, как Чонгук. Мутант тоже смотрит тяжело, но иногда у него проскальзывает огонёк какой-то детской непосредственности в глазах. Юношеская почемучка и любопытство, которым даже не дали шанса проснуться вовремя, а теперь они лезут из него наружу без предупреждений. Юнхо едва ли мог позволить себе подобное. В пятнадцать лет он уже попал в метро и был вынужден взрослеть, ломая своему внутреннему ребёнку тонкие кости и хребет. А ещё через два-три года вступил на должность наставника, обязанного натаскивать молодёжь в полевых условиях. Там они с Тэхёном и познакомились, а потом Юнхо стал Командующим и помог маме хрупкого воина перебраться в Столицу… Чонгук — без преувеличений — позволяет Тэхёну жить одним своим существованием. Их такими сделали. Сшили красными, пропитанными кровью нитями. Не порвать, не развести. Да и не хочется. Не можется. А ещё хрупкий воин не станет даже думать сбросить с себя ответственность проводника. Чонгук пошёл за ним. Бросить его? Ага. Что ещё сделать? Вспороть себе живот? Это ведь равносильно. Да и чувства эти… Откуда вообще взялись? Если бы влюблённость и любовь были точными параграфами в учебнике, всё упростилось бы в сотни раз. Но — нет. Жить — страдать. Тэхён должен или принять правила игры, или продолжать игнорировать их, пока обе стороны не станут пострадавшими в той или иной степени. Что такое влюблённость? Любовь? Чонгук понял раньше и так откровенно намекал. Тэхён думал, что эти вопросы связаны с тем, что мальчику просто интересно узнать почему Хосок так трепетно ухаживает за Момо, почему Давон с Минджэ на прогулках держатся за руки, и зачем пограничник собирает полевые цветы, чтобы потом Давон поставила их в старую хрустальную вазу, которую для неё тоже нашёл Минджэ. Возможно, отчасти так и было. Но Чонгук интересовался не чужими чувствовами, а своими собственными. И хотел получить внятное объяснение, какое раньше Тэхён мог дать, спроси у него мутант о причине смены дня и ночи, или что значат слёзы в его глазах. Влюблён ли Тэхён в Чонгука? Рядом с ним даже внутренности сходят с ума, совершая кульбиты, ускоряется пульс, кровь закипает. Рядом с Юнхо хрупкий воин чувствует покой, если они, конечно, не спорят и не ругаются, что в последнее время происходит крайне редко. Другой вопрос: принадлежат ли эти ненормальные реакции на мутанта именно Тэхёну? Вдруг он сам себе навязал привязанность? Или это внушение Чонгука? Голова трещит, черепушка не выдерживает. Столько противоречий, что не перебрать и до смерти, и после, и в следующей жизни, если она вообще есть. Хрупкий воин так ушёл в себя, что не услышал, как его покой оказался потревожен. Тёплое одеяло накрыло плечи, а рядом трава примялась и зашуршала, когда на неё сели. Запах знакомый, поступь — тоже. Чужак и не стал бы заботиться о тэхёновом самочувствии. — Мутантик сказал, что видел, как ты выбрался из поезда. Сидел тут рядом, а потом пришёл ко мне. Распереживался, но не стал спрашивать сам. Выпросил придти к тебе, а я и не против. — Леон выдал всё, как на духу. Пошуршал чем-то. Запахло горячим хлебом, который Давон делала из остатков муки, оставшейся ещё с метро. — Есть не хочешь? Тэхён отнял голову от колен и принял из рук мужчины свёрток с румяной булкой. В животе заурчало. Проголодался. Леон рядом ухмылялся и ждал, когда хрупкий воин съест всё до последней крошки, а потом попробовал завести диалог снова: — Поссорились? — Если бы. Всё очень сложно. — Мой мальчик, только не обижайся, но в твоём возрасте даже камушек на пути может показаться огромной скалой, которую надо покорять всю жизнь. Хотя бы скажи, в какой области мне копать, чтобы вывести тебя к свету. — Леон, ты влюблялся? Тот засмеялся от вопроса, взлохматил свои седые волосы, глубокие морщинки разрезали его лицо у уголков глаз и рта. Конечно, подобный вопрос взрослому человеку прозвучал нелепо. Но ведь нельзя сказать, что абсолютно каждый человек за свою жизнь влюблялся именно так, как подразумевает Тэхён — до умопомрачения. — Говорят, что первым засмеялся древний человек, который смог спастись от пасти саблезубого тигра. Он забрался в пещеру, в которую не смог залезть зверь и засмеялся, глядя на жалкие потуги тигра достать его. Так получается, что люди ещё в древности спасались от страха и стресса смехом. Это я к чему. Не обижайся, смеюсь не над тобой. Так я справляюсь с теми чувствами, которые вызывает во мне твой вопрос. Влюблялся ли? Не сосчитать, как много раз. Любил ли? Однажды. И до сих пор люблю. — Она умерла? — Почему «она»? Тэхён зарделся. Посмотрел краем глаза на собеседника и тут же отвернулся. — Нет. Он не умер, — продолжил Леон, не дождавшись ответа на свой вопрос. — Я хочу в это верить. Данные со спутника говорят о том, что в моей стране всё чисто. Наверное, и бомбами их почти не задело. — Ты ведёшь нас к себе домой? — внезапно осознал хрупкий воин. — Можно и так сказать. — А если бы мы не присоединились к группе Хаджуна, и не пришлось бы делить локомотивы? — Тэхён, мы же говорим не об этом. — Точно. Хрупкого воина понесло в другие дебри. Мозг схватился за возможность подумать о чём-то ином, не личном, но почти сразу получил отпор. Его дёрнуло в исходную точку. Леон вернулся к первоночальной теме: — Не знаю правильный ли я советчик в делах амурных, но из всей команды, думаю, я могу сказать, что имею самый большой опыт. — Как ты понял, что влюбился до уверенности, что потом обязательно полюбишь? — Тэхён, так не бывает. Сначала мы влюбляемся. Без причины или с ней. Люди цепляются за детали внешности или внутреннего мира, за повадки, походку, запах и прочее. Совместимость в постели, во взглядах на жизнь, привычки вредные и хорошие — тоже причина влюбиться. А любовь… она приходит со временем. В какой-то момент я проснулся и понял, что люблю. Тогда я сказал ему об этом, а он улыбнулся и ответил, как счастлив, что смог дождаться этих слов от меня. У нас с ним был общий дом. Раньше так жили, что дом делили пополам две семьи. Через стенку от меня всегда был он — так мы выросли. Можно сказать, что я не влюблялся в него. Просто всегда, сколько себя помню, я его любил, и люблю сейчас. — Но ты сказал, что влюблялся много раз. И что с этого всё начинается. — Люди обожают избегать очевидного и противостоять ему. Мы с тобой — прямые тому доказательства, — уклончиво заключил Леон.***
Ночью Тэхён прокрался в своё купе. За несколько месяцев стены стали родными, запах — обещанием защиты, тепло — обещанием уюта. На нижней полке спит Юнхо. Удивительно, что они могли помещаться здесь вдвоём, потому что уже сейчас мужчине некуда деть руки, а его ноги, выбившись из одеяла, торчат, загораживая проход. Тэхён хочет лечь рядом. Обнять эту спину и остаться так до утра. Точно также он хочет оказаться с Чонгуком уже утром, тоже его обнимая. Совесть царапает грудь изнутри облезлой кошкой. Так не должно продолжаться. Это неправильно. Тэхён измучает себя, Юнхо и Чонгука — вдвое и втрое хуже, чем страдать самому. Уходить, оставлять, бросать — кажется просто. Кажется. Тэхён вроде учится расставаться с прошлым без сожалений. Но пока не умеет. Он даже по метро тоскует. Что говорить про человека, который до сих пор рядом, но которого должно отпустить. Тэхён не знал, что однажды он захочет вырвать собственное сердце, только бы не выбирать и не дробить в осколки столь верную ему душу. Он укроет Юнхо одеялом, пригладит густые волосы, осторожно сядет рядом и засмотрится на луну. Чонгук, наверное, слушает его сейчас, но не спешит тревожить. Ребёнок… Нет. Хватит. После того, что он сделал, думать о нём, как о ребёнке — глупо. Разве что в контексте неопытности. Как странно. Раньше старшим в отношениях был Юнхо (уже в прошедшем времени…), и Тэхёну нравилось быть ведомым. А теперь. Сможет ли хрупкий воин взвалить на себя ответственность в виде здоровенного мутанта с пубертатным взрывом гормонов в теле на фоне скорого взросления? Можно только гадать. Тэхён просидит так до утра. А потом уйдёт спать в пустое купе сталкера. Тот удачно выйдет на дневное дежурство, оставив другу ещё теплую постель.***
Подобным образом прошла неделя. Тэхён не подпускал к себе ни Чонгука, ни Юнхо. Ему необходимо было время, как можно больше времени. И дистанция. Без прикосновений и тёплых объятий утром, вечером, ночью у него получалось думать. Юнги ругался, конечно, что у Чимина теперь нельзя зависать наедине, но в итоге махнул рукой. Сам ещё недавно мучился непонятками. В один из вечеров, Тэхён пришёл к Намджуну и завёл разговор про Леона. Спросил у Кэпа, знает ли тот про конечный пункт их путешествия? Ведь однажды они остановятся. Намджун кивнул, улыбнувшись. — Мы с ним говорили об этом, да. Считаешь, что это плохо? У него своя цель. У тебя она тоже была и есть, я думаю, когда ты рвался наружу. В данном случае его и наши цели совпадают — карты со спутников, правда, показывают в той области чистые территории. А разные страны… Какая сейчас разница? После их разговора Тэхён вышел в коридор и чуть не столкнулся с Юнхо. Бывший Командующий удержал его за плечи, а потом сразу же отпустил и немного отодвинулся. Они замерли. Хрупкий воин подбирал слова, уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но его оборвала открывшаяся позади дверь — из соседнего вагона с малышом на руках пришла Момо. — О! Тэхён, ты так кстати. Посидишь с ним? Тэхён не спросил зачем и по какой причине девушка хочет отлучиться от сына. Просто взял ребёнка на руки. Когда Момо скрылась за той же дверью, Юнхо предложил зайти к нему, но Тэхён отрицательно покачал головой и уже привычно направился в купе Чимина. Шома ведёт себя максимально порядочно для младенца, которому и месяца ещё нет. Мальчик почти не плачет, зато смотрит на всех бесконечно умными глазами. Иногда подобное даже пугает, но взрослые стараются не придавать этому значения. Чонгук с родов почти не контактировал с малышом, наверное, это связано с Тэхёном, всё время ошивающимся рядом. Иногда хрупкого воина нет-нет да посещали спорные мысли на счёт того, что стоило бы пообщаться с Чонгуком по поводу Шомы и его принадлежности к мутантам (от Доктора Смерть и не такое можно ожидать), но он успешно эти мысли откладывал. Тем временем, между ними — не холодная война, но похолодание — точно. Для принятия решения мозг нужен такой, чтобы мог думать и принимать решения. А не кисель, полный развалившихся извилин. Чувства так и действуют на человека — разум уступает сердцу. А Тэхён хочет не так. Тэхён хочет всё сделать правильно. Как держать младенца, ещё неокрепшего, чтобы не поломать ему хрупкие косточки, Тэхён прекрасно знает. Небольшая тяжесть в руках — символ продолжения жизни вопреки любым катастрофам. Этот маленький свёрток с чёрными глазами значит много больше, чем можно себе представить. И когда Тэхён смотрит на него, ему кажется, что все потери и поражения позади — всё было не зря. Улыбаясь, хрупкий воин невольно представляет такого же маленького Чонгука. Как долго его мама могла защищать его от отца? И как скоро Иоанн решил сделать из собственного сына настоящего хищного зверя? Тэхён прижал малыша к груди и зашёл к Чимину даже не постучавшись. Страшные мысли отступили, стоило Юнги вновь пошутить о том, что их с Чимином общий приживал научился размножаться. За общением время пролетело незаметно. В последнее время Агуст научился больше говорить, рассказывать о себе. Возможно, решил Тэхён, таким он был и со сталкером, раз они жили вместе. Сейчас механик не рисовался и перед хрупким воином. От этой мысли на душе становилось теплее. Спустя пару часов на пороге появилась Момо. Розовощёкая и лохматая она смеялась и держалась за руку с таким же неопрятным, но счастливым Хосоком. Всё понятно. Шома, заметив маму, заугукал и потянул к ней ручки. Пора менять пелёнки и кормиться. Тэхён осторожно передал малыша и засобирался выходить сам. В голове точно щёлкнуло, что надо срочно идти по одному конкретному адресу (его сегодня уже успели туда позвать). Срочно. Не требует отлагательств. И так набегался от ответственности. У Юнхо всегда приятная полутьма. Пахнет смородиновым чаем, вверх от кружки вьётся полупрозрачное белое облачко. Тепло. Как бы не было порой холодно, строго и грубо, бывший Командующий именно с Тэхёном становился вот таким — тёплым и нежным. Говорят, что люди, так яро доказывающие миру, что они ничего не чувствуют, на деле любят до беспамятства. Жаль, что такие сильные чувства не всегда могут найти достойный им ответ. Гипертрофировано — о любви, если брать в контексте привязанность Юнхо к Тэхёну. И последнему всегда было за это совестно (кто бы что не говорил) — за то, что просто не умеет также. Без слов хрупкий воин подходит, садится рядом, осторожно опускает голову на чужое крепкое плечо. Глаза тут же мокнут, моментально. Чонгук тоже готов рвать каждого, кто посмеет обидеть Тэхёна — в этом они с Юнхо очень похожи. Вот только не Чонгук вытащил маму Тэхёна из бедности, не Чонгук подарил ей возможность прожить немного дольше, не задыхаясь пылью и затхлостью предпоследней станции. Юнхо постоянно заботился о здоровье Тэхёна: витамины, посещения врача и лекарства — всё стоило приличных горстей патронов. И бывший Командующий не жалел для Тэхёна вообще ничего. Даже званием не жалел, ведь именно благодаря ему хрупкий воин впервые побывал наверху и понял, что за погибающий мир еще можно побороться. Это был Юнхо! Это всегда был Юнхо… — Спасибо, — вдруг сказал мужчина, осторожно взяв в обе руки дрожащую ладонь Тэхёна. Погладил по сухим костяшкам. — Спасибо, что позволил быть рядом, Тэ. Я знаю, я всё понимаю. Ещё буквально несколько месяцев назад, я бы ни за что не позволил произойти тому, что происходит сейчас. Но на всё нужно время, правда? Хочу, чтобы из нас двоих счастлив был хотя бы ты. Хрупкому воину даже не пришлось ничего говорить, тратить силы на подбор никому ненужных слов. — Ненавижу, — тихо прошептал Тэхён. — Ненавижу тебя. За то, что ты… такой. — Всхлипы полезли наружу, и говорить стало трудно. — Зачем ты вообще… на меня? Зачем? Я ещё тогда… был моральным уродом! Я хотел использовать… тебя. А ты! — Так будет даже лучше. Отсутствие любви — безразличие, а не ненависть. Зачем? Тэхён, ты умеешь лучше других говорить о себе плохо. Знаешь, что увидел я, когда тебя встретил? Свет в твоих глазах. И я всегда старался удержать этот свет, поймать тебя, сберечь. Но и понимал тоже — подобное невозможно. Оставалось ждать, наслаждаться временем, пока этот свет гуляет по моей улице. А дальше? Люди живут и после расставания, и находят новых людей. Теперь, когда мы вышли на поверхность, я, наконец, понял это. И я готов тебя отпустить, хоть и не буду скрывать, что подобное даётся мне непросто. — Я люблю тебя, — срывается с губ так устало и просто. Тэхён закрывает глаза, но слёзы продолжают течь по щекам, дрожат губы и под носом мокро. Почему-то именно сейчас внутри взросла уверенность, что нынешние мысли принадлежат одному лишь Тэхёну. Чонгук бы попробовал извернуть так, чтобы больно не было. Но Тэхёну больно. Как оторвать от себя кусок — вот так больно. Юнхо хмыкает. Больно слышать подобное, когда знаешь, что смысл слов для каждого говорящего их до ужаса разный. По его щекам тоже текут слёзы. Он больше не хочет их сдерживать.